Non-stop – Не останавливаться

Ни с кем не поздоровавшись, с выражением лица, будто от нее сейчас зависит по меньшей мере жизнь всего человечества, не сгибая колен – шагом парадного караула, Людмила Михайловна промаршировала в родильный зал номер два.

– Сейчас вылетит и будет вопить, что нужно срочно бежать в операционную, – тяжело вздохнула Вера. – Я тебе, Кать, искренне сочувствую, и хоть нас еще не звали, я от греха подальше пойду мыться, – и она тут же скрылась в небольшом коридорчике, ведущем в оперблок.

Людмила вышла из родзала чуть раньше, чем предполагала Катя, и немного позже, чем предсказывала Вера. Была она тиха, тошнотворно деликатна и предупредительна. Отозвав Катерину в сторонку, Людмила, оскалившись в счастливой улыбке и с бесноватым огнем в глазах, всем своим видом старательно демонстрировала, как ей повезло, что именно сегодня ответственным врачом дежурит «лучшая из лучших» – Катерина Аркадьевна Шереметина. И понеслось. Ах, как она высоко ценит не только профессиональные, но и те человеческие качества, которые присущи только ей, Катерине. Те же «мелочные недоразумения», которые были между ними, это всего лишь недоразумения, и они «выеденного яйца не стоят», и вообще – даже если что‑то и было, то все в далеком прошлом, а кто старое помянет, тому глаз вон, они же все одна дружная семья. Жарким полуинтимным шепотом Людмила долго и нудно, перемежая свою речь льстивыми эпитетами доказывала, что родоразрешение девицы из второй палаты должно состояться именно сегодня.

– Люда, у меня к тебе три вопроса, – Катя холодно смотрела куда‑то поверх головы заведующей дородовым, потому что один вид ярких синих теней под блондинистой челкой и лихорадочный блеск глаз на искаженном нездоровым возбуждением лице вызывал у нее острую нехватку воздуха. – Первый: каким образом ты собираешься ее родоразрешать, учитывая, что у этой абсолютно здоровой девочки срок беременности чуть больше тридцати шести недель? Соответственно, к родам она не готова, так же как и ее ребенок, значит, только кесарево, тогда вопрос второй. За что и по каким показаниям ты пойдешь ее оперировать? И третий: кто будет оформлять историю родов? Ведь у тебя с ними, как я понимаю, нет официального договора на роды, и ты не являешься их индивидуальным врачом.

– Катя, ну мы же взрослые люди, неужели не договоримся? – Людмила двусмысленно закатила глаза. – Или мне звонить главному? Ты же не первый день работаешь и прекрасно знаешь, что здесь быстро теряют интерес к несогласным идти навстречу, а твое положение в роддоме и так весьма неустойчиво. Ну и?

– Звони главному, – произнесла Катя и, развернувшись, пошла в первую палату, откуда доносился хрипловатый голос Евгении Анатольевны, настойчиво призывавший кого‑то тужиться. Потом приехал главный, и они вместе с Людмилой сходили в операционную и достали незрелого ребенка, который никак не хотел кричать. Педиатры неинтеллигентно и от всей души, склоняя по матери всех и вся, яростно бились за его жизнь. Завершилось все предсказуемо – был выставлен диагноз «преждевременные роды», и с синдромом дыхательных расстройств малыша перевели в детскую больницу. Когда кто‑то из бригады спросил, чем была вызвана такая срочность, ему на полном серьезе ответили – «гороскоп»: если ребенок этого «статусного» папы выживет, то по гороскопу ему суждено стать великим человеком, так расположились звезды. Это ни у кого не вызвало ни удивления, ни возмущения, здесь бывало и не такое. Главный после операции вместе с Людмилой уединились в его кабинете и в четыре руки ваяли историю родов, потом тихо, ни с кем не попрощавшись, уехали, и никто из бригады по этому поводу не расстроился. Утро Катерина с Верой Васильевной встретили в операционной. Доношенная двойня, мальчик и девочка, и оба лежали поперек. Уже в конце, когда они наклеивали на послеоперационный шов асептическую повязку, Вера Васильевна тихо произнесла:

– Теперь тебя точно съедят.

– Да, – равнодушно согласилась Катя. – Да я бы в любом случае оказалась виновата. Раз ребенок «плохой», ответственный врач всегда виноват. Никого из «официальных лиц» не будет интересовать, что молодую здоровую девочку прооперировали раньше срока только из‑за того, что муж, чиновник какого‑то там департамента, решил, что его ребенок, этот двухкилограммовый мальчик, в будущем, если, конечно, начнет самостоятельно дышать, должен стать хозяином мира, и в этом ему помогут планеты Марс, Сатурн, Уран и черт в ступе, которые именно сегодня встретились в созвездии Овна или Стрельца или что у нас там по гороскопу…

– Весы, – хмыкнула операционная медсестра Зиночка.

– Вот-вот, – злясь на собственное бессилие, продолжила Катя. – И бывает это только раз в тысячу или две тысячи лет. А ведь эта девочка через месяц могла совершенно спокойно родить самостоятельно доношенного и здорового малыша. Эх, да пропади все пропадом!

– Ладно, Катюш, будем надеяться, что страсти к понедельнику улягутся. Ты когда снова дежуришь?

– Знаешь, Вера, напрасно они надеются, что я такой «зайчик-пушистик», которого можно съесть и не поморщиться. Случаются иногда сюрпризы, и не всегда и не для всех они бывают приятными… А дежурю в среду. С Ольгой.

– Это хорошо. С ней спокойно. И не связывайся с этим гадюшником – береги здоровье, – по‑доброму посоветовала Вера, стягивая испачканные кровью перчатки и операционный халат. – Всем спасибо, и пойдем чаю попьем, а «ребенок» все нам напишет. Правда, ребенок? – спросила она у бледно-зеленого от усталости клинического ординатора. – А то больше на операцию не возьмем.

Клинорд к завершению дежурства приобрела такой вид, что могла бы без грима сниматься в фильме ужасов: глаза запали, нос и скулы заострились, губы потрескались, но боевой пыл полыхал с неукротимой силой. Она активно закивала, демонстрируя готовность умереть, но ни под каким видом не оставить боевой пост и выполнить, даже ценой собственной жизни, все, что прикажет начальство, причем в наилучшем виде.

– Грамотный «ребенок», – проводила ее взглядом Катерина. – Жаль, если уйдет из акушерства.

– Молодец, если уйдет, – возразила Вера, переодеваясь. – Девочке нужно семью создавать и самой детей рожать, но, честно говоря, действительно будет жаль.

В ординаторской уже был полный сбор, пришла новая смена, на столе стояли чайник и огромное блюдо с разномастными бутербродами, отдельно громоздился кремовый монстр – торт в маслянистых розочках – его притащил счастливый отец толстого «тазовика», весившего при рождении без малого четыре килограмма девятьсот тридцать граммов.

Говорили все одновременно: отдежурившие делились информацией о прошедших сутках, вновь пришедшие рассказывали, «что нового в мире», и все дружно смаковали приезд главного и Людмилы, выдвигая разные предположения, чем эта история может закончиться для Катерины.

– «Наградят талонами на усиленное питание и путевкой в Крым», – войдя в комнату, Катя сразу закрыла тему будущих репрессий. То, что они последуют, и совсем скоро, сомнений у нее не вызывало, но это будет потом, а пока – дежурство закончилось и впереди радостно маячили выходные. – Лучше признавайтесь, у кого есть кофе? Пусть даже растворимый, я сейчас на все согласна.

– У меня есть, и даже в зернах, – красная, как переспелый помидор, почти шепотом произнесла Светлана. – Будете?

Катерина не ответила, схватив еще не зазвонивший, но уже отчаянно вибрирующий мобильник, лишь махнула рукой, что можно было расценить и как согласие, и как отказ.

– Катюшка, куда пропала? Я тебя не разбудила? – жизнерадостно завопила трубка Наташкиным голосом.

– Не сплю, еще на работе, только дежурство закончилось, – выскочив в коридор, ответила Катерина. – Ты чего в такую рань звонишь? Что‑то случилось?

– Ну прям! Не дождутся! Я сейчас за тобой в роддом заеду, адрес помню. Жди, подруга, буду минут через двадцать. Если задержишься, прямо в халате заберу. Все. Пока. Еду.

– Стой, малахольная! Куда?! – крикнула было Катерина, но трубка уже частила гудками. – Вот зараза, – незлобно и привычно обращаясь неизвестно к кому, произнесла Катя. – Я хочу спать… и горячую ванну…

Одиноко мигающий конвертик на экране сообщил, что есть непрочитанное сообщение. Открыв его, Катерина расплылась в самодовольной и наиглупейшей улыбке. «Привет, хочу верить, что вы не забыли «ниндзю» из кафе с ноутбуком вместо нунчаков. Срочно пришлось вылететь в Барселону. Предложили совместный проект. Вернусь дней через десять, или вам это совсем неинтересно? Но, может, встретимся? Позвольте вам позвонить. Может, что‑нибудь захватить из Испании?» «Тепла и солнца!», – тут же отбила она ответ, мобильный пикнул и блеснул новым конвертиком: «Заберу все!!! До встречи!» Через двадцать минут она сидела в машине рядом с Натальей.

– Ну у тебя и вид! – это были ее первые слова, а потом последовал словесный речитатив, в мельчайших деталях описывающий ее, Катину, «безрадостную и не внушающую оптимизма» внешность. Окончательным приговором прозвучало, что так жить нельзя. Катерина слушала вполуха, согласно кивая в нужных местах, будто дрессированный пони. По опыту она знала, что прерывание подруги на полуслове, когда ту несло, не только приведет к продлению обличительных речей, но и их усилению.

– А что это у тебя за странный блеск в глазах? – в специфической для нее манере резко перескакивать с одной темы на другую внезапно заинтересовалась Наталья.

– С Вини развожусь, – равнодушно ответила Катя, стараясь подавить зевоту. – Спать хочу. Всю ночь на ногах…

– Давно было пора, – не обращая внимания на ее физические страдания, холодно и категорично выдала Наталья. – Никогда не понимала твой выбор.

– Подожди, Наташ, – дремотное состояние у Катерины будто рукой сняло. – Ты же всегда им восхищалась, его манерами, «фактурой», интеллектом, «голубой кровью». С чего это такие кардинальные перемены во взглядах?

– Да ничего не произошло, мне было легче его терпеть, чем тебя потерять. Это был твой выбор. Что хорошего, если бы я тебе сказала, что он мне напоминает липкого, распускающего нюни по любому поводу паразита-неудачника? Ну какой он мужик? Так, ни рыба ни мясо. Сама его выгнала? С какой‑нибудь «привокзальной» застукала?

– Угу, – согласилась Катя. – Застукала… Ты бы ее видела… А как ты догадалась?

– Судя по его похотливой роже, этим и должно было все закончиться. С такими высокими запросами и малыми возможностями ему выше «уценённого секонд-хенда» не подняться. Наверняка из себя при этом миллионера корчил или будущего Нобелевского лауреата, которого никто не ценит и все зажимают.

– Так все и было… Слушай, а куда мы едем?

– К нам. Будем отмечать твое освобождение! Секс, наркотики, рок-н-ролл!!!

– ????!!! К-к-как‑к-кой секс?! К-к-к-как‑кие наркотики?! Наташ, ты о чем?

– Шутка юмора! Просто Никитос с мальчишками в гости к Виктору поехал. Ты его знаешь, они вместе работают, а потом своих трех богатырей у тебя рожал, – Катерина согласно кивнула. – Так там у младшего день рождения, – продолжила Наталья, не отрываясь от дороги, – пять лет исполнилось, вот они и собрались чисто «мужской компанией» с пиццей и мороженым для младшего поколения и пивом для старшего. Вот пока моих мужчинок дома нет, посидим по‑нашему, по девичьи… И гульнем! Такое событие! И не отметить?! Да ни за что… А мы пить будем, а мы гулять будем!.. – радостно заорала она.

– Натусь, я спать хочу …

– Катя, никаких возражений… Даже не надейся… Можешь расценивать это как похищение, – безапелляционно заявила Наталья и, допев «…а смерть придет – помирать будем», решительно вырулила на Выборгское шоссе.

Новый коттеджный поселок встретил их закрытым автоматическим шлагбаумом и амбалом-охранником. Его выраженные надбровные дуги с густыми, сросшимися в непрерывную линию бровями, которые терялись где‑то в височных областях волосистой части головы, нависали над глубоко посаженными глазами. Мощная квадратная челюсть двигалась в непрерывном, будто автономном, режиме, что‑то старательно перемалывая в пыль, и, казалось, существовала отдельно от хозяина.

– Новый Гамадрил Гамадрилович, – тихо прокомментировала Наталья, – внучатый племянник Аль Капоне, наверное, выписан из Чикаго наложенным платежом, – и тут же, расплывшись в самой обаятельной из всех возможных улыбок, обратилась к «гангстеру»: – Здравствуйте, Эдик, это моя подруга, она занесена в список постоянных гостей нашей семьи, так что постарайтесь ее запомнить.

Гамадрил Эдик, казалось, почти сломался пополам, когда, склонившись, чтобы заглянуть в салон машины, вперил в Катерину два немигающих глаза. «Сейчас скажет, что у меня камни в желчном пузыре, или еще какую‑нибудь гадость», – подумала Катя, поежившись под его пронизывающим взглядом.

– Здравствуйте, Наталья Николаевна. Проезжайте, я запомнил вашу подругу, – прочревовещал он, почти не раскрывая рта.

– Господи, страшный‑то какой, – пробормотала Катерина, видя, что они отъехали от охранника на приличное расстояние, и, не рискуя быть услышанной, добавила громче: – Я не то что сегодня, но и еще пару суток не усну. Это просто Кинг-Конг какой‑то.

– Ага, а я думаю, кого он мне напоминает? – хохотнула Наталья. – Точно, именно Кинг-Конга, только у того натурала шерсти больше. Ну, вот мы уже и дома.

Загнав машину в гараж, они рассредоточились по дому. Катерина отправилась в душ, предварительно заскочив в свою комнату, чтобы захватить сменную одежду. Наталья не первый раз таким образом «похищала» крестную мать своих отпрысков, поэтому ее гардероб здесь был представлен от купального костюма (у них был небольшой бассейн с подогревом) до старенькой дубленки, в которой можно было зимой без опаски получить простуду, кататься с ледяных горок и валяться в сугробах. Хозяйка дома отправилась в кухню-столовую, пытаясь объединить меню завтрака и обеда, создав при этом что‑то среднее. Когда Катя появилась на кухне, стол был накрыт с расчетом на двух женщин, которые периодически, не пытаясь довести себя до анорексии, следили за своими фигурами. Рядом с мясной нарезкой и соленьями стоял запотевший от перепада температур только извлеченный из холодильника небольшой хрустальный графинчик, заполненный прозрачной жидкостью.

– Это водка? – не поверила своим глазам Катерина. – Ты что, подруга, смерти моей хочешь?

– «Водка? Помилуйте, королева! Предлагать даме водку? Это чистый спирт», – сморщив нос и сведя глаза к переносице, Наталья почти дословно процитировала Булгакова. – Хотя нет, должна тебя расстроить – это действительно водка, ну, нет у меня спирта. Шампанское под селедочку, отварную картошечку с зеленым лучком и соленые огурчики не пойдет, а твою свободу мы просто обязаны отметить. Кстати, когда ты снова дежуришь?

– Еще не скоро, времени для доведения себя до белой горячки будет более чем достаточно, если, конечно, к тому времени не уволят.

– А что, уже есть повод? – поинтересовалась Наталья, одновременно разливая водку в крохотные, размером с наперсток, рюмочки.

– Был бы повод – меня бы уже перед роддомом под бой барабанов и ритуальные пляски аборигенов сожгли на жертвенном костре, – ответила Катерина, при этом стараясь так подцепить ломтик красной рыбы, чтобы с нее не свалился кружок слезящегося соком лимона, и, заполучив желаемое в свою тарелку, довольно, по‑кошачьи муркнула. – Но такие темы, как моя работа и мой бывший, это все неинтересно. Самое главное, я познакомилась с таким потрясающим мужчиной. Это Ален Делон, Бельмондо, Бандерас и Джонни Депп в одном флаконе. Умен, начитан, галантен, смел… Короче, это что‑то фантастическое…

– Момент, – не закусив после первой, Наталья наполнила по второй, – он что, иностранец? Насколько я помню, «фантастическое» у тебя уже было, и ты до сих пор еще это не расхлебала.

– Наташ, ну подожди, – Катерина почувствовала, что «поплыла» от первой рюмки, быстро затолкала в рот рыбу и горячую картофелину и по этой причине вынуждена была временно замолчать.

– И не собираюсь, – тут же заполнила паузу Наталья. – Я знаю продолжение: брутален, хорош собою, интеллигент до мозга костей и ко всему еще и интеллектуал. Ну и в чем я была не права? Да проглоти ты в конце концов эту несчастную картошку. На, запей, – и протянула ей стакан с водой.

– Горячая, зараза, – кое‑как проглотив еду, ответила Катя. – Это я про картошку. Да, он интеллигент, да, интеллектуал – у него свое издательское агентство, да, хорош собой…

– Читает Гамлета на английском, и зовут его Вениамин, – перебила ее Наталья. – У тебя шишки от прежних граблей не прошли, а ты уже по новым топчешься.

– Ну и при чем тут грабли? Ко мне в кафе с непристойными предложениями пристал нетрезвый олигофрен, а Марк меня от него спас… И вообще, я же не замуж за него собираюсь… И прекрати мне наливать, у меня и так перед глазами все плывет.

– Значит, рыцаря в сверкающих латах зовут все‑таки не Ланселот, а Марк, – вслух осмысливая полученную информацию, прокомментировала Наталья. – А не много ли достоинств для простого смертного? Ты там, случаем, над его головой светящегося нимба не видела? Со стороны – так это явный перегруз программы… Ну, ладно, жизнь покажет… А ты, подруга, ешь давай, ведь на работе наверняка в лучшем случае на голодный желудок бутерброд схомячила… Отдохнешь у нас, выспишься, а потом поговорим с тобой на светлую голову: о любви, о дружбе и как с этим бороться.

– Вот как у тебя все так получается – разложить по полочкам, и сразу все, ну, почти все становится понятным? – хмельно и искренне удивилась Катя. – Все знаешь, и ничем тебя не удивить. А вот если бы ты минут на пять задержалась, я бы еще на работе успела кусок торта съесть.

– Обойдешься. Торт бы она съела! Так, еще глоточек – и как раз мясо будет готово, – Наталья волшебным пассом руки извлекла из электрогриля говяжий стейк. – Аллле-опп – и триста граммов животного белка средней степени прожарки готовы к употреблению.

– Ну вы красавы! Только-только полдень, а они уже тепленькие, – прозвучал откуда‑то сверху мужской голос. Катерина оторвалась от мяса и, подняв голову, попыталась сфокусировать взгляд. В дверном проеме, практически полностью его заполняя, стоял мужчина.

– Э-Э-Эдик? – с трудом выдавила из себя Катя, пытаясь одновременно удержать в пойманном фокусе лицо гостя и собрать расползающиеся во все стороны мысли.

– Я не Эдик, – внезапно обиделся вновь прибывший.

«Ой, неужели все‑таки действительно Гамадрил?» – мелькнула у нее дикая мысль, которую она не успела высказать вслух, услышав голос Натальи: «Иван, это Катя, подруга и крестная…»

– Наслышан, наслышан, – мужчина склонился над Катериной и, взяв ее руку в свою лапищу, осторожно пожал.

– Катюш, это Иван, друг Никиты, он недавно приехал из…

Откуда приехал Иван, Катя уже не слышала: подперев голову рукой, она провалилась в здоровый спокойный сон, сквозь который просочились отрывочные слова «не спала», «сутки», «куда нести тело». Ей очень хотелось спросить, о чьем теле идет речь, но решила отложить это на потом.

***

– Ну и здоровы вы спать! – пророкотал подозрительно радостный мужской голос. – Просыпайтесь, уже утро, и только, пожалуйста, не называйте меня Эдиком.

Катерина, у которой не только сон, но и легкую полудрему как рукой сняло, поняла, что ей совершенно не хочется открывать глаза. Воспоминания накатывали урывками: горячая картошка, которой она обожгла язык, и мясо, которое не успела съесть. «Кажется, я хочу есть, нет, ну, я определенно очень хочу есть».

– Катерина, вы очень выгодный гость, всего двадцать граммов… и какой эффект. Проспать без перерыва почти семнадцать часов – это сильно.

Глаза распахнулись сами собой. Напротив ее кровати в огромном кресле сидел здоровый детина.

– Только не волнуйтесь, переодевала вас Наталья. Она сейчас повезла наследников в детский сад. Никита на работе. Я в вынужденном отпуске – и оставлен в ваше полное распоряжение. Кофе и легкий перекус будут готовы через пять минут. Я жду вас внизу.

Несмотря на свои габариты, он легко поднялся из кресла и бесшумно вышел из комнаты.

– И что это было? – резко сев, спросила саму себя Катя. – Как же его зовут?

– На всякий случай, если вчера это прошло мимо вас, – раздался голос за дверью, – позволю себе напомнить: меня зовут Иван.

Катя рухнула обратно в кровать и от стыда закрылась с головой одеялом. «Надо спуститься вниз и испить чашу позора до дна. Лучше сразу умереть, чем жить в мучительном ожидании», – решила она и, спихнув с себя одеяло, резко встала. Надев старенькие джинсы и мужского кроя рубашку, аккуратно приготовленные для нее Натальей, она постаралась привести то безобразие на голове, что называется волосами, хотя бы в относительный порядок. После нескольких попыток к ней пришло осознание тщетности прикладываемых усилий. Успокоив себя тем, что до этого было немногим лучше, она сделала вид, что именно в таком анархистско-демократичном стиле все задумывалось, и вышла из своего убежища.

На кухне витали ароматы свежемолотого кофе и еще чего‑то очень вкусного. Иван колдовал у плиты, и из‑за его спины было не видно, на каком именно этапе находился творческий процесс. Воспользовавшись удобным моментом, а женское любопытство сродни кошачьему, она рассмотрела его внимательнее, даже с определенной долей бесцеремонности. Он не был таким высоким и огромным, как показался ранее, скорее широким, не толстым, а именно широким, громоздким, хотя, возможно, и это впечатление было обманчиво. Большой белый свитер крупной вязки не давал возможности составить окончательное мнение о его телосложении, но поднятые до локтя рукава демонстрировали сильные предплечья и широкие, совсем не аристократические запястья и кисти рук. Иван двигался легко, быстро, и движения его были четкими, уверенными, без лишней суетности. Он прекрасно знал, где что находится и как со всем этим обращаться. Между тем кушать хотелось немилосердно, и разливающиеся ароматы способствовали тому, что желудок почти готов был переварить сам себя. Катя, потеряв интерес к «шеф-повару» и не выдержав пытку голодом, цапнула из хлебницы хрустящую горбушку багета.

– Что я вчера натворила? – поинтересовалась она и, почти не жуя, проглотила хлеб, стараясь по мере сил отвлечься от происходящего у плиты. – Буйствовала?

– Так, сразу поставим все точки над i, – заговорил он, не поворачиваясь и не отвлекаясь от процесса готовки. – Вы не устраивали стриптиз и не танцевали на столе, не приставали ко мне с циничными предложениями, вы не храпели, ну, во всяком случае утром. Перестаньте, пожалуйста, наедаться хлебом. Во-первых, завтрак уже готов, а во‑вторых, так можно испортить желудок.

До этого момента полностью уверенная в своей безнаказанности, она успела, как ей казалось, незаметно стащить еще кусок багета. Вздрогнув от его слов, Катя тут же вернула хлеб на место и, сложив руки на коленях, уставилась в окно, таким образом показывая всю абсурдность его подозрений. Яичница с поджаренными ломтиками бекона, бережно выложенная на огромную тарелку из демидовского фарфора, не только прекрасно выглядела, но и была очень вкусной. Катерина внезапно вспомнила, что последний раз ей завтрак готовила мама, и это было очень-очень давно, кажется, в другой жизни. Кофе был крепким и тоже очень вкусным.

– Я о вас очень много знаю. Наталья с Никитой только о вас и говорят… – намазывая масло на хлеб, начал Иван.

– Не верьте, они лица заинтересованные и поэтому не всегда бывают объективными.

– Не будьте к ним так суровы. Я давно и очень хорошо их знаю, поэтому ценю их мнение. Плохой человек не станет практически членом их семьи.

– Вы таким образом и себе характеристику даете?

– В какой‑то степени да, – произнес Иван, наливая себе кофе. – Но это не реклама, а, если так можно выразиться, информация из первых уст. Мне сорок два, я две недели назад вернулся из Англии, где прожил несколько весьма интересных лет. Был небольшой бизнес, связанный с компьютерной техникой, но бывшая жена при разводе смогла отобрать практически все, поэтому жизнь начинаю с нуля и в принципе этим доволен. Вы еще что‑нибудь хотите?

– Я бы с удовольствием выпила еще чашечку кофе. Кстати, а почему вы решили, что я по утрам не храплю?

– Я сидел с вами в комнате с шести утра… Вы во сне так громко стонали, что едва не перебудили весь дом, но я проснулся первым… Моя комната напротив…

– И что было дальше? – сразу забыв о еде, внутренне напряглась и как бы «между прочим» поинтересовалась Катя.

– Ничего. Я у вас поинтересовался, что случилось. Вы все спрашивали про чье‑то давление, ну, я сказал, что все хорошо. В ответ вы с облегчением вздохнули, перевернулись на другой бок и продолжали спать дальше, ну а я не рискнул вас оставить одну.

– Молодцы. Боялась, что вы без меня умрете голодной смертью, – врываясь на кухню, радостно сообщила им Наталья о своих опасениях. – А меня никто не хочет покормить? Дайте хоть кофе глотнуть.

– Сначала завтрак, а кофе потом, – решительно заявил Иван.

– А иначе желудок испортишь, – Катерина повторила недавние предостережения Ивана, искренне обрадовавшись возвращению подруги и возможности уйти от разговоров о минувшей ночи.