Гроза над скудельницей… не стихнет

– Да! – здесь ведьма спохватилась, – нэт! Пусть Порфырыч, мне табачку своего на могилку положит и наливки бухнет, только чтоб стакан не забыл сполоснуть перед энтим. И кота убери своего, иначе на тебя же его и натравлю.

Угроза Чапы показалась Кате осуществимой, она, опасаясь перспективы быть расцарапанной, аккуратно подняла тяжеленое животное и бросила в соседнюю комнату, заперев за ним дверь.

– Умничка, – удовлетворительно кивнула баба Рита, – и остальное выполни, шо я тебе наказала. Подскажу як по справе поступить.

– Нет!

– Ты кому вздумала перечить?! Хочешь сама побачить, какого оно, лежать в гробу?! Тады по-иному запоёшь. Никто тебя не спасёт от меня: ни пень трухлявый Порфирыч, ни тупой валенок Миша!

Екатерине показалось, ведьма куда-то спешит, – «Рассвет скоро!» – обрадовалась дачница. Верно! Лето приближается, день становится длиннее, соответственно, власть нечисти уменьшается. Послав напоследок уйму матерных проклятий и, разодрав когтями стекло, призрак рассыпался мелкими искрами, оставив после себя на пару минут мерцающий зелёно-голубой дымок.

Ростовчанка, поняв – на сегодня «концерт» окончен, вернула кота, который умудрился заснуть и во второй комнате. Не найдя других занятий (на улицу выходить страшно пока) Раскова снова прилегла, но сон, ясное дело, до полного рассвета не приходил.

Катя задремала в шесть утра, и то – поверхностно. В семь часов её пробудил рыжий «нахлебник».

– Кисуля хочет кушать? – Поднялась «отшельница» и выпустила питомца на улицу, догадавшись: по утрам у животных есть и другие дела, помимо «завтрака».

Екатерина тоже выбралась из домика, приготовила скромный завтрак на костре, не позабыла и о вернувшимся к её ногам Рыжике – аппетит у того, не хуже, чем у Смирнова: ел всё подряд, даже овощи.

Долгожданного шума двигателя мотоцикла всё не слышалось, потому, чтобы скоротать время до приезда богатыря, дачница решила вернуться к чтению папки Порфирича.

Устроившись на кровати так, чтобы от окна падало больше света, девушка раскрыла скоросшиватель на вчерашней закладке и «перенесла сознание» на его пожелтевшие страницы.

12 октября 1942 – ой год. Станица Островная.

Последние «бои местного значения» отгремели месяц назад, сейчас здесь тихо, округа полностью под контролем немецких армий, бои ушли далеко, уже и в тихую погоду, не слыхать далёкой канонады сражений.

В станице Островной расположились тыловики и оккупационная администрация, возле неё сбилась «солянка» из отставших частей. Солдаты и офицеры грешили на осеннюю распутицу, конечно, она не чета прошлогодней и опыт борьбы с ней уже имеется, тем не менее.

Больше всего «потеряшек» скопилось из 16-ой танковой дивизии и 100 – ой лёгкой пехотной (егерской)4. Сюда же недавно прибыл специальный отряд из элитной части «СС», получивший странную задачу, – «Эксгумировать и переправить на родину останки штандартенфюрера Карла Бертхольда» – прославленного жестокостью и бесстрашием командира, награждённого железным крестом, близкого приятеля Гиммлера, бездумно павшего здесь, в боях с РККА. Карла похоронили с почестями на местной скудельнице, но… культ асов, развитый в рейхе, требовал доставки праха «легенды» домой.

Эсэсовцы тоже вынужденно задержались из-за распутицы: могилу командира пока не тревожили, «отдыхали» в штабе, со шнапсом, картами, барышнями и прочим. К слову, элитная группа настроила против себя практически всех «братьев по оружию», поведение их чересчур высокомерно: они ни с кем не водились, разве, за исключением танкистов из 16 – ой дивизии. Впрочем, «гиммлеровцы» не сильно переживали по поводу их скверной репутации.

Несмотря на разношёрстность контингента, большинство немцев оставались довольны своим нынешним положением, уж те, кто побывал в боях по-настоящему – точно. А чего? Лесов нет, так небольшая поросль, в остальном – степь! Партизанам прятаться негде, местное население, из уцелевших, вроде не дошкуряет, проявляя нейтралитет. По утверждению администрации: в окрестностях должны находиться недовольные советской властью, пострадавшие от большевиков казаки. Бои далеко, никто не тревожит, оно, в распутицу, да перед морозами – лучше не придумаешь. Комендант Ганс Клюге явный карьерист, по слухам, мечтает поучаствовать в создании Рейхскомиссариата Дон-Волга, ему покровительствует Розенберг, потому многие отставшие, планируют «под шумок» остаться под началом Ганса – навоевались уж вдоволь! Мало кому хочется попасть в направлении Сталинграда или Кавказа, и получить награду посмертно, как Бертхольд.

Островная представлялась едва ли не мирным местом, где можно отдохнуть, забыть о боях, не слышать клич – «Партизаны!» – развлечься в конце концов. Конечно, пьянство не поощрялось командованием, за него грозились суровыми карами, на деле же: применяли наказания лишь к совсем обнаглевшим личностям, а кто пил по-тихому, поигрывал в картишки бесшумно, тех не трогали. Благодать, да и только! Так продолжалось до середины осени.

18 октября 1942 – го года, эсэсовцы подняли вой: кто-то подверг местное кладбище мародёрству! Захороненный вчерашним днём сослуживец, погибший по трагической случайности (придавила собственная машина), оказался выброшен из могилы, порван на мелкие части и беспорядочно размётан по погосту, или по здешнему изречению – скудельнице. «Элиту» удалось успокоить с трудом, они обвиняли именно солдат вермахта, мол, – «Гражданские не ходят по ночам, комендантский час! Плюс Гарольд видел ночью издалека человека на кладбище, клянётся: тот был в немецком обмундировании!» – с горем пополам, решили инцидент мирно. Правда, ребята из СС поклялись: если кто посмеет тронуть останки штандартенфюрера Бертхольда, кровопролития не миновать… уж битых морд – точно!

В связи с этим Клюге решил пустить патруль на кладбище, во избежание возможного мародёрства и последующих недоразумений.

После полуночи, 19 октября, когда свободные от службы немцы вдоволь наигрались в карты, надулись шнапса и отправились спать, их подорвал с постели подзабытый в этих краях звук – шум беспорядочной стрельбы со стороны кладбища. Били сперва из винтовки, потом из пистолета-пулемёта, далее к ним подключился «МГ». Весь личный состав срочно подняли по тревоге.

Первыми к скудельнице прибежали эсэсовцы: противника не обнаружили, равно как и своего патруля (дополнительного к комендантскому, не доверяли). Однако преступление имело место, о нём свидетельствовали следы крови, части тела, поломанный карабин «Маузер 98к» и множество стреляных гильз. Принялись прочёсывать округу. К утру обнаружили первого часового: тот прятался в коровнике под кучей сена. Второй, патрульный из «СС» Гарольд, забрался вместе с пулемётом «МГ-34», снятым ранее с мотоцикла, в заброшенную часовню при погосте. Оба бойца находились в крайней степени психического возбуждения – напуганы до смерти: дрожали, смеялись, говорили невпопад. Командиров напугала мысль – «Русские что-то придумали в очередной раз!»

Когда медикам удалось успокоить солдат, те доложили полную несуразицу. Они, будто сговорившись, твердили одно и то же: на кладбище им явился – дьявол! Пули его не берут, бедолагу Отто, сатана схватил за винтовку и, порвав на куски, мигом принялся поедать. Именно это и спасло их двоих от неминуемой смерти, появилось время – бежать.

Прошёл день, второй, но помешанные бойцы, по-прежнему продолжали твердить: к ним явился – дьявол, они все уже покойники, они прокляты.

Здесь Раскову саму едва не довёл до белого каления внезапно появившийся Михаил. Зачитавшись, девушка не услышала шума мотоцикла – поразительно! А когда Смирнов постучал в окно, Катя чуть не умерла от испуга.

– Ох, когда ты перестанешь быть трусихой?! – Засмеялся богатырь, – с такой-то фамилией – стыдоба!

– Ну тебя! – Сделала обиженный вид Екатерина, – я тебя пораньше ждала.

– Та, дела свои… есть чего пожрать? – Погладил брюхо здоровенной ладонью Миша.

– Пошли к кострищу, – улыбнулась ростовчанка, она снова старалась не смотреть другу в глаза, он это приметил.

Молодые люди перекусили, поболтали о минувших днях, «принцесса» рассказала, утаивая больше половины, как она провела время в городе, отметила с друзьями и подругами День Победы и т.д.

– А у тебя? – закончив длинную историю, поинтересовалась девушка, – знатно праздник прошёл?

– Та, нормально! Кореш мой, помнишь, я про него рассказывал? Приезжал из Ростова, нормально покуролесили. Он уехал уже, пообещал приехать скоро, думаю, его «через недельку», сильно затянется, как и у тебя.

Подруга смерила богатыря недовольным взглядом.

– Что с чертовщиной здесь? Сегодня Чапа ко мне являлась. – И она поведала детально о ночной встрече с призраком.

– Не видал! – Почесал Михаил затылок, – у Порфирича надо спросить, думаю, ему есть что рассказать, не зря он о тебе часто спрашивал. Поедим к нему?

– Конечно. Только сперва генератор подключим, да?

– Годится! Показывай, чего и куда втыкать, я не силён в этом.

Задачу освоили быстро: с богатырской-то силой Смирнова – немудрено. Раскова попробовала «зажечь» вкрученную лампочку в новенький патрон – работает! Аж немного тоскливо от этого сделалось, получается, теперь она не совсем – «Робинзон», цивилизация добралась до дачи! А если папа договорится с другом и привезёт сюда хорошую, солнечную панель – то совсем сказка. Правда, тут спорно: сказка настанет или, наоборот, закончится?

– Катюх, – решился Миша затронуть волнующую его тему, – я парень простой, спрошу прямо: что с тобой? Ты изменилась, глаза прячешь от меня. А почему? Не пойму! Обидел чем? Надулась, что не звонил? Ну извини, говорю же: не люблю телефоны. Та и отвлечь боялся, взбесить тебя.

– Я?! – постаралась поискренней засмеяться «отшельница», – тебе кажется. Всё в порядке. Единственное, что меня тревожит – потолстела немного, посмотри, – она задрала майку, слегка обнажив чёрный бюстгальтер и, оттянув кожу живота, пропищала, – жи-и-ир!

– Та не знаю, вроде хорошо всё у тебя… не вижу изменений.

– Ох, спасибо! Осталось немного с тобой поработать, и ты станешь меня сводить с ума комплиментами. Ну, поехали к Порфиричу?

– Да. Слушай, а где Морковка?

– Какая морковка? – не поняла Катя, – ты не наелся?

– Та не! Я про кота, здоровый такой, наглый до жути! Ходит, орёт постоянно – по морде выпрашивает.

– Ахаха! – Развеселилась девушка, – ушёл перед твоим приездом куда-то, ночью со мной спал. Почему Морковка?

– Ну, как его ещё называть? «Рыжиком», что ли? Неоригинально.

– Нет, конечно! Кто такими стереотипными кличками сейчас животных зовёт – «Рыжик»?! Ладно, пусть останется Морковкой, прикольно! Только он мальчик же…

– Ты проверяла? – Хмыкнул богатырь.

– Сложно не заметить! – Округлила глаза Екатерина и наконец-то посмотрела прямо в серо-голубые очи приятеля.

– Та и пофиг, поехали. – Рассёк воздух крупной рукой Смирнов, отчего у подруги слегка колыхнулись волосы.

Глава 3. В могиле

Миша остановил красный «Чезет» на старом кладбище.

– Обязательно подлетать на кочках?! – Спрыгнув с седла, возмутилась Катя.

– Та я не специально! – Глуповато улыбнулся здоровяк, ставя «коня» на подножку.

– В пылюге вся! Новый костюм для чего напялила?! – Принялась Раскова отряхивать низ на резинке своих зелёных спортивных штанов от «Найк».

– Одеваться надо практичнее, пора привыкнуть, не первый день на селе. – Сделал богатырь резонное замечание подруге.

– Ага, щас! Предлагаешь мне тоже натянуть в такое пекло тяжёлые ботинки? Самому не жарко в берцах?

– Нормально!.. они у меня «термосы» – тепло внутрь не пропускают.

Разбухшая дверь сторожки с хлопком отварилась: ударившись о забор, пару раз отпружинила от него и, заскрипев, зависла в полуоткрытом положении – словно привлекала внимание к себе. Во двор вышел Виктор Порфирьевич. Седовласый старик лет семидесяти от роду, был одет в бессменный, полный комплект армейской формы старого образца – «Флора».

– Здравствуй, внучка! – Обнажил Бастраков целые, ровные и белые не по годам зубы. От улыбки его вытянутое лицо сгладилось, орлиный нос сделался ещё длиннее, – уж не ждал тебя, не надеялся встретиться, думал – забыла дряхлого хрыча.

– Добрый день! – Приобняла старшего товарища Екатерина, – я тоже рада вас видеть и ничего вы у нас не старый, клевещите на себя, – польстила «принцесса» хранителю скудельницы и сразу переменила тему, – Знаете, ночью…

– Погоди, внучка, – перебил Порфирич, – догадываюсь, об чём речь – успеем наболтаться. Дай, хоть посмотрю на тебя! – Сторож достал из верхнего кармана кителя кисет с табаком и бумагу: ловко сварганил самокрутку, присел на скамейку и, затянувшись крепачком, стал любоваться девушкой.

Смирнов продолжал глупо улыбаться, его радовала картина тёплой встречи подруги и старика. Здоровяк подошёл к Бастракову, пожал тому руку (аккуратно) и сказал:

– Ладно, вы пока языки почешите тут, я домой смотаюсь: мамке покажусь. Скажу, чтоб меня не ждала сегодня. Быстрее уеду – скорее вернусь! Нечего тянуть, закат не за горами, а ночью здесь, с вашими комилетками шарахаться я не собираюсь.

– Куда ты собрался?! – Встревожилась Екатерина, – ну, почему дома не будет?

– Дык думал, с тобой ночевать… сама жаловалась мне утром на ведьму. Я этого фантома быстро на место поставлю. Или неправильно тебя понял?

– Хах, – кокетливо усмехнулась дачница, – правильно! Давай, жду тебя. – В мыслях отметила: «А не такой ты и болван!» – Миш, постой! Забываю спросить: матушке твоей разве не интересно, с кем ты проводишь время? Ну, там… она не хочет со мной познакомиться?

– Нет! – Удивлённо пожал плечами Смирнов, – нафиг ей? У меня нормальные родители, без устаревших загонов, не парься. Я помчал.

Ответ друга вогнал Катю в краски, почувствовала себя дурочкой. Решила отвлечься беседой с Виктором Порфиричем: он превосходный рассказчик, таких приятно слушать и, в свою очередь, рассказывать им что-то.

– Баб Рита ночью являлась, – умостилась Раскова рядом со сторожем на лавочке, – просила, чтобы вы ей табаку на могилку положили и наливки плеснули в стакан, не…

– Не забыв сполоснуть – помню! – Засмеялся хранитель, – навоза ей лопату под нос! Хоть раз дай, чего просит, и-и-и – понесёт кобылу в щавель. Защита моя держится досель?

– Нет! – Качнула отрицательно Екатерина головой, – Чапа ночью вплотную к окну подходила, сказала: «Ветром сдуло твою преграду!» дополнительно её Миша повредил, когда щебень трамбовал. Поставите новую?

– Можно, чего ж не сделать…

– Это всё хорошо, – отогнала девушка рукой от глаз едкий дым самосада.

– Прости, внучка! – Вскочив, отошёл Порфирьевич в сторону.

– Ничего. Помните, мы говорили, что можно попытаться одолеть и коемифлетов, и призрак.

– Вроде я гутарил только про коемифлетов! И то, твердил: их победить нельзя, следует относиться к нежити, как к неизведанному виду эволюции – хищникам. Это ты, взбудоражилась идеей борьбы с нечистью.

– Да я не…

– Ладно, – отмахнулся старик, – понимаю всё. Сложно поверить теперь – я тоже молодым был. Для тебя – оно приключение. Хорошо, покумекаем, что можно сделать. Знаешь, много думал в одиночестве на сей счёт, очень много! Коемифлет донимал ночами – всё заманивает на трапезу; Чапа бродит по скудельни, табак выпрашивает с наливкой. Да, есть в твоих словах прок. Можно попробовать извести чертовщину. Только сам я ума не дам… поеду утром к товарищу в Водопьяновск, давно не видались: надеюсь, пень плешивый жив ещё – он знаток в подобного рода делах, ох и знаток! Я от приятеля скрывал всегда, что у меня во «владениях» твориться, а то припрётся сюда вместе с последователями, оно нам надо? Нет! А вот совет дельный, да литературу, подкинуть может. Поеду!.. завтра поеду. Только бы жив был.

– А защиту мне на даче, когда ставить? – Тоже поднялась Раскова с лавочки и подошла к хранителю: невзирая на его нескончаемую, чадящую самокрутку, ей хотелось приблизиться к старику, энергетика, что ли, у него хорошая?

– Ночь одну, может – две, если завтра не вернусь, переживёшь? С богатырём-то под боком! Чего у вас с ним, кстати, не научила дурака, девочек любить?

– Пока нет, – смутилась Катя.

– Ладно, не лезу в ваши дела. Пошли внучка в хату! Самовар поставлю, всё веселее Мишку ждать. Ты смотри, – предупредил дед, – если дотемна не успеете уехать – никуда вас не пущу.

– Помню, я и сама ночью из сторожки не уйду.

В доме у Бастракова, кажется, сделалось только уютнее! Хотя, на первый взгляд, вроде и не изменилось ничего за две недели: те же шкафы со множеством разных по тематике (и материальной ценности) книг, возможно, их порядок немного изменился, наверное, хозяин читал на досуге. Раритетные вещи вперемежку с относительно современными, ружьё «Фроловка», казачья шашка на стене. В чём же перемены? – «Ах, – поняла Раскова, – печь топить перестал, на улице же тепло стало. Убрал дрова, вёдра и мешки с углём, оттого здесь чище и просторнее!»

Хранитель скудельницы вскипятил воду, напоил гостью вкуснейшим чаем из собранных лично в прошлом году трав, ведь от предложенной настойки «за встречу» Екатерина отказалась, а в одиночку сторож злоупотреблять не стал. С позволения Кати дед вновь затянул самосад и, началась у них долгая, интересная дискуссия на тему разного рода нечисти: говорили о коемифлетах, привидении Чапы, порче; о вычитанном дачницей в скоросшивателе и т.п.

Смирнов задерживался, закат не за горами, а его всё нет – Екатерина сперва сердилась на друга, затем начала переживать. Около восьми вечера, послышался знакомый рёв «ЯВАвского» двигателя.

– Извините, – поставив пустую чашку из-под отвара на стол, поднялась девушка с мягкого, удобного кресла, – пойду «по делам» на улицу, то боюсь, с ездой Миши по кочкам, не дотерплю до дачи. Опасности же нет пока на скудельнице?

– Нет, нет, – махнул старик правой рукой, с пожелтевшими пальцами от многолетнего курения, – но не засиживайся там. Знаешь, куда идти? За сараем дальняк.

– Да, спасибо, я в курсе! – улыбнулась ростовчанка, подумав: «Мог бы вслух и не говорить».

Когда Катя открыла дверь добротного (уличного) туалета зелёного цвета, она услышала жалобное мяуканье, словно кот потерял хозяина и отчаянно старается того отыскать.

– Рыжик?! – Позвала Раскова и сразу поправилась, – эмм… то есть – Морковка! Морковка-а, это ты?

Екатерина двинулась в сторону звука, но своевременно вспомнила об угрозе, – «Коемифлеты! Они заманивают жертв различными имитациями, могут подражать собакам, птицам, людям! Но сейчас только закат, вроде рано для их «сезона охоты». Нет, не стоит рисковать: попасть на ужин к подземному зазывале не хочется!» Солнце-то скрылось за горизонт, но на дворе оставалось достаточно светло: окончательно стемнеет примерно через час, всё же, ставки слишком высоки – жизнь!

Девушка, позабыв о своей естественной надобности, решила вернуться в сторожку. Развернулась, сделала несколько шагов по тропинке к домику и… наступив на край старой могилы без памятника (поросший травой холмик) провалилась под землю. Дальше – темнота… принцесса потеряла сознание.

Катя очнулась – темно, положение тела – горизонтальное; сколько провела в «отключке» – не знает. Попыталась подняться – тщетно: тело плотно зажато со всех сторон. Воздух спёртый, будто упала в замурованный подвал, не открывавшийся десятилетиями; до обоняния доносится запах сырой земли и чего-то стороннего, неуловимого. Спину девушки больно закололо, вероятно, лежит на сучьях – развернуться не выходит. Отчаянный жест в виде рывка вперёд и здесь пришло убийственное осознание, которого страшились многие классики, – «Я в могиле – погребена заживо!» – паника не успела охватить разум, от неё спасли ощущение вибрации и едва уловимый шум откуда-то с поверхности, – «Миша! – заликовала дачница, – это его мотоцикл надо мной проезжает».

– Помогите! – Закричала до спазма в горле Раскова, – я здесь!

– Не ершись, дэточка, воздух истратишь последний. – Раздался проклятый голос мерзкой Чапы. За ним постепенно образовывался зелёный, переливающийся в голубой свет. После в ногах Екатерины замерцало отражение покойной ведьмы – лицо с пустыми глазницами, язвами от разложения и нечёткими образками на лбу. – Хочешь конфэтку?

Теперь, благодаря сиянию призрака, «отшельницы» смогла убедиться – она действительно в могиле!.. А под ней лежит распавшийся от длительного времени (вплоть до века) скелет, он и режет спину. Уровень паники достиг пика – Катя плавно теряла сознание.

Девушка услышала перед обмороком:

– Отсель негодница, скумекаешь баб Риту, какого ей лежать одной! Пособи мне – заклинаю рогатым! Выслушай внимательнее при следующей встрече.

Открыв глаза, Екатерина сперва увидела перед собой Мишу, затем и Виктора Порфирьевича: мужчины склонились над диваном, где лежала девушка – вид у обоих тревожный, очень они испугались за «принцессу».

– Что с тобой, Катюх?! – Облегчённо выдохнул Смирнов.

– Ты меня вытащил? – Приняла Катя от хранителя скудельницы алюминиевую кружку с холодной водой.

– Откуда?

– Я в могилу упала, – сделав несколько глотков, ответила ростовчанка, – Чапа там измывалась надо мной! Скелет в спину врезался, всю изранил, так больно.

– Голову напекло? Какая могила? Я подъезжал к сторожке, смотрю: ты возле сортира рухнула на землю – поспешил на помощь. Ты без сознания, повреждений вроде нет – на руки взял и принёс сюда.

– Давно?! – Возвращалась постепенно Раскова в реальность.

– Пяти минут не прошло.

Сторож, «хлопнув» половину гранёного стакана наливки, настоятельно попросил:

– Делись, внучка, что видала?

Катя изложила последовательность злоключения, хронометраж которого явно превышал те пять минут, проведённых ей на самом деле без сознания.

Старика встревожила история, он не сомневался: рассказанное «принцессой» – ни рядовая галлюцинация. Здесь крылось другое, потустороннее.

– Да! – Повторил Бастраков обряд снятия стресса путём опрокидывания в себя порции алкоголя, – творятся дела…

Богатыря, почему-то такой ответ разозлил, видимо, всё из-за «нервов» – переволновался за подругу.

– Что – «Да-а»? – Расхаживая по комнате, причитал и размахивал огромными ручищами Смирнов, – нельзя чётче сказать? Фантом ведьмы превращается во Фредди Крюгера, она научилась во снах пакостить? Или чего?

– Будешь? – Указал хранитель скудельницы на бутылку, – нет? А ты внучка? Тоже нет? Ну-у, тогда я один, с вашего позволения. – Он выпил, – сильная Чапа, точнее, отражение её, очень сильное… не ожидал подобного могущества от покойной калоши. Может, я бы и списал всё на переутомление Катеньки, да вспомнил одну историю, отец рассказывал: она ещё в войну, произошла с немцами. Ты не дочитала дотуда, внучка?

– Пока нет, остановилась там, где патруль «дьявола» встретил.

– А! Скоро дойдёшь, скоро. В общих чертах: тогда тоже появился властный призрак, боюсь, как бы Ритка до него ни дотянула, или того хуже – не переплюнула! Чтобы сразу после заката, навести морок на молодой разум, да настолько натуральный, с ощущениями, запахами – недюжинная энергия требуется, мощь. Пора принимать меры – это отныне не безобидное отражение, на которое можно не обращать внимания и тады она, разозлившись, сама взорвётся.

– Идеи есть? – Поднялась Екатерина с дивана.

– Скоро солнцестояние! – Радостно воскликнул Бастраков.

– И что? – Не поняла Раскова.

– Солнцестояние! – Повторил сторож, подняв жёлтый от курения палец к потолку.

Смирнов снова рассердился от поведения старика, влез в разговор:

– Та хоть писюнолежание! Нам-то от него что, Порфирич, можно яснее мысли излагать?

Хранитель усмехнулся:

– Надо вот тебе «красное словцо» втулить! Не знаю сам: важное нечто крутится в голове, а собрать папье-маше мыслей не могу. Ладно, завтра поеду к товарищу в Водопьяновск, надеюсь, жив он… с ним посоветуюсь. Ты пока, – обратился дед к богатырю, – береги её, глаз да глаз! Неспроста же, Ритка вцепилась в нашу Катеньку, ой неспроста. Вы у меня остаётесь или домой?

– Нет, мы поехали! – Накинула на плечи зелёную олимпийку Раскова, – нас же не сожрут по дороге?

– Полчаса точно есть. – Заверил Бастраков.

– Погнали. – Потянула Екатерина друга за правую руку.

Миша, с одной стороны, уже не очень торопился уходить: на улице стемнело, он хоть и не трус, всё-таки повторной встречи с коемифлетом категорически не желал; с другой – боялся показаться перед девушкой слабаком. Плюс хотел с ней наконец остаться наедине: посидеть напротив костра или печки, поговорить, возможно, обняться. Какой-никакой, а интерес к противоположному полу ростовчанка пробуждала постепенно в здоровенном во всех смыслах мужике.

Сторож вышел на улицу – провожать гостей. С заходом солнца, без «Фроловки» заряженной солью, Бастраков на кладбище не ступал – мало ли? Тем более сегодня произошёл нехарактерный для нечисти выпад в сторону Екатерины, вдруг припасли ещё сюрпризов?