Аллоген. Книга вторая. Сын Аллогена

Андрей Антоневич

Аллоген. Книга вторая. Сын Аллогена

Глава1

I

Мама называла его – Яритэ, а все остальные жители их города звали его просто – Юрка.

Конечно, городом назвать их подземный бункер, по сравнению с теми городами, которые существовали на планете до нашествия архонтов, было трудно. На уроках истории им рассказывали об огромных поселениях, в которых люди жили до вторжения. Он и остальные ребята его возраста не верили, что люди могли так просто и беззаботно жить, но когда из очередного рейда Никита Сергеевич привез несколько ящиков с различными книгами, они убедились, что это правда. Чуть позже разведчики привезли несколько телевизоров с накопителями информации и на уроки в школу стали приходить взрослые. Они смотрели довоенные видеозаписи и улыбались восхищенным возгласам детей, когда на проекции экрана возникали огромные небоскребы и шикарные автомобили.

В этих фильмах не было ни кровожадных акремонцев, ни злобных архонтов, про которых рассказывали разведчики, возвращаясь из рейдов…

Переводить фильмы с одного языка на другой не требовалось – в многонациональном городе говорили на многих языках, когда-то существовавших народов, но преобладал русский язык, потому что славян все-таки было большинство. Если между взрослыми разных национальностей еще некоторое время просматривался определенный языковой барьер, то дети нового поколения прекрасно понимали друг друга, используя универсальный язык, основой которого являлась кириллица, впитавшая в себя отдельные слова и фразы из других языков.

В свои двадцать лет о себе он знал не много. Мать звали Йоко, поэтому фамилия у него была Икин, а по отчеству он – Максимович. Про отца он знал, что тот погиб во время восстания, когда акремонцы пошли против архонтов и уничтожили их корабли-матки. Мама ему всегда говорила, что он не обычный, потому что в его жилах течет кровь ее народа, погибшего рук архонтов, а отец его был особенным, но что она имела в виду он так и не узнал…

Она, вместе с его сводным младшим братом, которого она родила спустя два года после рождения Юрки, погибла после массированной атаки акремонцев на город, когда ему было пять лет. В тот день, лицеклювые, бродившие до этого небольшими разобщенными группами по тайге, объединились в один большой отряд и совершили набег.

Из двух тысяч людей в живых осталось только чуть больше половины…

Погибли в основном дети и слепые. Из бывших узников, бежавших из лагеря архонтов, располагавшегося до этого недалеко от Патомского нагорья, ослепли те, кто вместо того что бы смотреть себе под ноги, рассматривал сияние всполохи в небе, появившиеся после взрыва одного из кораблей-маток архонтов.

Поначалу ослепшие люди были обузой. Однако после первого урожая капусты, пшеницы, гречки и картофеля, который собрали с плантаций разбитых возле города после лютой зимы, длившейся всего лишь несколько недель, их стали задействовать для заготовки продовольствия.

Работы им хватало… Холода больше не возвращались, и поэтому урожай собирали два раза в год.

Похоронить после боя удалось не многих…

Человеческие тела являлись для акремонцев одним из основных источником пищи. Два дня они вытаскивали из бункера людей, которые не смогли от них скрыться и уводили в сторону своего лагеря – бывшего места содержания людей, основавших город. Так продолжалось до тех пор, пока бойцы из числа самых крепких мужчин их не контратаковали, уничтожив в результате значительную часть отряда акремонцев. Трупы погибших врагов жгли в кострах возле города на протяжении пяти суток. Благо бензина тогда еще было в достатке.

Черный смрадный дым от костров, стелился над лесом плотной завесой на многие километры вокруг несколько суток подряд.

После этого столкновения установилось относительное спокойствие. Дабы избежать подобных инцидентов в дальнейшем, на Совете было принято решение раз в полгода отводить несколько десятков оленей, коз и овец, которых успешно разводили скотоводы, в лагерь акремонцев. Больше крупных сражений, не считая постоянных небольших стычек на границе территорий между людьми и акремонцами, не было. Добровольцы, отводившие животных на нейтральную территорию, не вернулись только однажды – после того как волки загрызли половину стада еще на подходе к лагерю лицеклювых. Скорее всего, людей захватили взамен недостающего количества животных.

Тем, что в тот день, когда погибла его мать и брат, Юрка остался жив, он был обязан Никите Сергеевичу.

В момент атаки Юра с несколькими десятками детей находился на складе продовольствия, где они перебирали проросший картофель. Когда началась паника, Никита Сергеевич схватил Юрку своей единственной рукой и так бежал с ним в полной темноте по переходам бункера до резервного выхода, где, согласно заранее разработанного плана на случай внештатной ситуации, собрались спасшиеся жители. С тех пор Юрка хвостом ходил за Никитой Сергеевичем и считался его любимчиком.

Впрочем, жизнью Никите Сергеевичу были обязаны все жители их города…

Именно он собрал выживших беглецов, бродивших в окрестностях бункера, после того как акремонцы подняли восстание и привел их сюда. Накормил, обогрел и раздал оружие, которое верой и правдой служило им до сих пор.

Из его рассказов Юра знал, что тот до восстания акремонцев сражался в отряде сопротивления, базировавшегося в этом бункере до того момента, пока их не уничтожили акремонцы и люди – шпионы архонтов. Из всего отряда чудом выжил только он, отделавшись лишь потерей левой руки. Его брат близнец, спасая жизнь Никите Сергеевичу, тоже погиб в том бою. И именно Никита Сергеевич привел в бункер вездеход, на котором осуществлялись первые вылазки людей в разведку.

Спустя несколько лет в автопарке города появилось с десяток танков на воздушной подушке и несколько импульсных противовоздушных пушек.

Так как запасных блоков с водородным топливом для танков было мало, их вкопали по периметру территории на подступах к городу. Импульсные пушки установили на склонах горы, в которой располагался бункер, но пользовались ими только однажды, когда истребитель архонтов слишком близко приблизился к их поселению.

До этого они прилетали, но находились на почтительном расстоянии. Каждый раз, зависая над лесом, корабль транслировал в течение получаса гимн, который, бывшие узники городов-поселений архонтов, пели в «Доме радости» по выходным. Жители города, находившиеся снаружи бункера, каждый раз, как только раздавались заунывные цикличные звуки, впадали в транс и стояли, как вкопанные, беззвучно шевеля губами…

Если бы не Никита Сергеевич, никак не реагировавший на эти звуки, который в это время бегал и хлопал по щекам, застывших людей, то неизвестно еще чем бы это закончилось.

Видимо, бывшие хозяева не хотели так просто отпускать своих рабов…

В тот раз, получив несколько снарядов, черный корабль, неуверенно ныряя, ретировался восвояси. С тех пор корабли архонтов лишь изредка проносились высоко в небе над городом, а последние два года их вообще не видели.

По рассказам Никиты Сергеевича, раньше во время нашествия, сбить их было невозможно, потому что они генерировали защитное поле. Однако, после того как акремонцы уничтожили корабли-матки, защитное поле на технике архонтов исчезло и они стали уязвимыми.

В своих историях, которые большинство жителей их города считали сказками, Никита Сергеевич часто упоминал таинственного человека, которого у них в отряде сопротивленцев называли «Фокусником». Однажды этот человек чем-то воздействовал на корабли-истребители, преследовавшие их отряд, и те разбились в неуправляемом полете о землю. По его мнению, именно этот человек как-то повлиял на развитие событий, в результате которых акремонцы начали восстание. Видел Никита Сергеевич «Фокусника» всего лишь один раз – в день, когда их отряд уничтожили… Тогда «Фокусник» с каким-то мужчиной, имя которого Никита Сергеевич, как ни старался вспомнить не смог, собирался взять их вездеход, что бы добраться до какого-то очень таинственного места и, по-видимому, это ему удалось.

Добился он своей цели или нет было неизвестно, но через несколько часов, после того как, истекающий кровью, Никита Сергеевич спасся из атакованного бункера, началась битва в небе между акремонцами и архонтами.

Именно этот вездеход Никита Сергеевич потом и пригнал обратно в город…

II

Поначалу население города жило скучено, так как помещений пригодных под жилые комнаты в бункере было мало. После отражения атаки акремонцев, отобранное в бою трофейное оружие, приспособили под собственные нужды.

Предмет в виде черного полумесяца удобно ложился в человеческую ладонь и при надавливании на небольшую выемку посередине, он с обоих концов излучал направленный поток ультразвука, который с легкостью разрезал пополам, как человеческое, так и вражеское тело на расстоянии до двадцати метров. За свою форму оружие получило название «серп» и стало использоваться для отвоевывания нового жизненного пространства у скалы.

С расстояния в два метра серп с легкостью вырезал из горной породы массивные куски камня. В течение трех месяцев непрерывной работы, город внутри скалы разросся на несколько километров. Из высвободившейся горной породы соорудили сторожевые посты, обозначив тем самым территорию между землями города и владениями акремонцев.

Однако плата за добытые блага была высока…

Все триста мужчин из бурильной бригады, после окончания основных работ утратили слух, а затем в течение двух месяцев умерли в страшных мучениях. Как впоследствии выяснилось, в результате различных экспериментов, легкий свист, сопровождавший серп, при его применении в закрытом пространстве разрушал не только барабанные перепонки, но и другие человеческие органы.

Были неоднократные попытки разобраться в устройстве серпов и как-то их отрегулировать, но после того, как один из грамотеев, устроил взрыв – эти эксперименты прекратили.

Эти грамотеем был Гленн – американец с польскими корнями…

Первоначально он претендовал на роль одного из лидеров Совета. Так как, с его слов, до вторжения он являлся ведущим военным аналитиком своей страны, но когда выяснилось, что каждый раз возвращаясь из дозора, Гленн приходил в засцанных от страха штанах, его решили задействовать только на сельскохозяйственные работы, сэкономив тем самым запасы обмундирования, хранившегося в бункере с оружием. Ведь испоганенные штаны Гленн не стирал, а прятал в укромных уголках и, втихаря, брал со склада новые.

На сельхозработах он тоже себя проявил…

Вместо того, что бы заниматься делом, Гленн только ходил и покрикивал на слепых, к которым был приставлен, что бы оказывать им помощь. После того, как один из слепых китайцев не выдержал его оскорблений и одним четким ударом выбил ему несколько зубов, Гленн был переведен в уборщики. В его обязанности входило следить за наполняемостью пустых бочек от бензина, приспособленных в качестве резервуаров в отхожих местах внутри бункера.

Однако и с этой работой он справлялся отвратительно…

Вывозя из бункера наружу тележки с испражнениями, использовавшимися в дальнейшем в качестве удобрений на полях, Гленн умудрялся расплескивать их содержимое на всем своем пути по ходу движения. Закончилось тем, что Гленн однажды упал в бочку с фекалиями и если бы не Камила, зашедшая в это время по нужде, то…

С тех пор его величали просто – дурень…

От греха подальше Гленна отправили в помощь скотоводам. После случая со старым самцом оленя, который поднял дурня на рога из-за того, что тот ничего лучше не придумал, как, от нечего делать, тыкать рогачу веточкой в глаза, ему определили простейшую работу – носить с козьего пастбища молоко.

Но и на этом поприще Гленн опростоволосился…

Когда выяснилось, что молока, предназначавшегося детям, до пищеблока систематически стало доходить в два раза меньше, скотоводы за ним проследили. В итоге, поймали Гленна за руку, когда тот преспокойно сидел в кустах и отпивал по несколько глотков из армейских котелков, приспособленных для переноски и так скудных надоев.

Кара наступила тут же…

Лишившись последних зубов, Гленн приобрел право ничего целыми днями не делать. Он шлялся по коридорам города и давал всем дельные советы, как нужно делать ту или иную работу.

В последний раз Гленн дал совет в мастерской…

На то, что он что-то шамкал беззубым ртом, давно уже никто не обращал внимания. Техники в это время занимались починкой вышедшего из строя генератора. Последними словами Гленна были: «Я разобрался». Дурень приставил два серпа рожками друг к другу и активировал оружие.

Результат не заставил себя ждать….

Организм Гленна в буквальном смысле слова «разобрался» на отдельные составляющие. Благо, мужчины в это время находились в другом углу мастерской и никто не пострадал.

С тех пор его имя стало нарицательным и если, кто-то допускал какие-то промахи в работе, его в шутку обзывали Гленном.

III

Гленн был исключением. Все остальные представители его нации, проживавшие в бункере, были прекрасными людьми. А в темнокожем Дастине вообще души не чаяли все без исключения жители города от мала до велика. Высокорослый и худощавый Дастин, был мастером на все руки и с его лица никогда не сходила приветливая улыбка, глядя на которую при встрече невольно хотелось улыбаться самому. Лишь изредка его лицо омрачало печаль – когда он вспоминал своих, погибших во время нападения акремонцев, двоих сыновей и тогда, когда его вторая половина – Камила, выпив самогонки, кричала матерными словами.

Камила была из какого-то Африканского племени. Приняв на грудь, она обожала распевать национальные песни своего народа, которые, почему-то, разбавляла русскими матерными словами. Она искренне считала, что чем громче петь, тем красивее песня.

Дастин рассказывал, что когда они еще жили в одном бараке у архонтов, Камилу часто наказывали акремонцы, используя нейростимуляторные браслеты, потому что та слишком громко кричала гимн в «Доме радости».

Казалось, что спокойный и скромный Дастин не пара маленькой и плотно сбитой хохотушке Камиле, но души они друг в друге не чаяли. Раз в два года Камила рожала девочек, поэтому Дастин так и грустил, вспоминая своих погибших сыновей.

Женщин в городе было намного больше, чем мужчин, хотя мальчиков и девочек рождалось одинаково. Однако много мальчишек умирало еще в младенчестве, из-за многочисленных болезней, периодически гулявших по городу. Из медикаментов в городе были только запасы, в основном, устаревших антибиотиков, иммуностимуляторов и перевязочных материалов.

В связи с нехваткой сильной половины, Юрка стал мужчиной в четырнадцать лет…

Его к себе в комнату завлекла латиноамериканка Джессика, которая когда-то в лагере архонтов, жила в одном бараке с его мамой. В ту, одну единственную зиму, наступившую после восстания акремонцев, Джессика серьезно простудилась. С тех пор не могла иметь детей, поэтому свою навязчивую любовь она дарила мужской половине бункера налево и направо. Со временем взрослые мужчины бункера перестали ей интересоваться, и она перешла на более молодое поколение. Как ни пытался Юрка сопротивляться умелым ласкам Джессики, природа все-таки взяла свое…

Получив свой первый сексуальный опыт, Юрка начал во всю практиковать со своими ровесницами. То, что девочки рожали в четырнадцать – пятнадцать лет, было нормальным явлением и каким-то преступлением, как когда то до нашествия, не считалось. Пар в городе, постоянно проживавших вместе, было немного и иметь разных половых партнеров зазорным не считалось.

Образ жизни, навязанный архонтами, людям нравился, и менять его на семейные ценности им особо не хотелось…

Поэтому жители города, в своем большинстве, жили как большая семья. Где был, чей отпрыск известно не было и только со временем, когда ребенок подрастал, определяли условное отцовство по схожести с кем-либо из мужчин, при условии, что он еще был жив. Детей похожих на Юрку, пока что не рождалось, хотя недостатка внимания со стороны прекрасной половины человечества он не ощущал.

Высокий и широкоплечий брюнет, со слегка просматривающимися азиатскими чертами на славянском лице, с ясными лучистыми темно-синими глазами, пользовался определенным успехом среди женщин. Он выделялся среди одногодок своим обаятельным взглядом, скромной улыбкой и манерой разговора, выражавшейся в уважительном отношении к собеседнику. Даже невзрачное форменное обмундирование, давно уже не существовавшей страны, в котором ходили почти все жители города, смотрелось на нем элегантно и ладно.

IV

Всех мальчиков и девочек с детства готовили быть воинами.

С шестнадцати лет парни были обязаны заступать на патрулирование границ города наравне со взрослыми мужчинами. Поэтому науке единоборств, стрельбе из земного оружия и серпов уделяли больше времени, чем грамоте и арифметике.

Историю человечества изучали на мониторах компьютеров по фильмам, хранившихся в памяти устройств. Однако набор фильмов, из которых можно было бы подчерпнуть хоть какую-то полезную информацию, был ограничен, так как добыта техника была в здании администрации небольшого поселка, который чудом остался не разрушен при вторжении. Как в последствие выяснилось, большинство фильмов в памяти накопителей информации были порнографией и могли только использоваться, как наглядное пособие на уроках анатомии.

Юре этот предмет был интересен. Особенно – на вскрытии тел мертвых акремонцев, захваченных после стычек на границах территорий. Разбирая вонючие внутренности синих трупов, Юра пытался понять, каким образом в них держалась жизнь и какой из внутренних органов у них самый важный.

Заметив его тягу к медицине, Советом города было определено, отдать Юрку в ученики главному врачу города – Вазгену Ашотовичу.

В случае необходимости, оказать первую медицинскую помощь мог каждый, так как этому учили наравне с боевой подготовкой, но квалифицированное медицинское образование имел только он. Вазген Ашотович являлся единственным человеком в городе, который мог прооперировать раненного человека без наступления летального исхода. На учебу к Вазгену Ашотовичу направляли многих детей, но в течение нескольких дней они выбраковывались из учеников, получая от него на прощание емкое определение их умственных способностей.

– Имбицил, – выносил вердикт Вазген и уходил снимать стресс…

На роль ведущего врача, еще до массированной атаки акремонцев на бункер, претендовал иранец Фируз, со слов которого он был ведущим специалистом в области медицины в своей стране, а точнее в иранской части бывшей Бельгии. Однако на первых родах Фируз опростоволосился… Заглянув в лоно роженицы, он потерял сознание. С того времени Фируз оказывал медицинскую помощь только пострадавшим домашним животным.

Юрка и его сверстник Давид прилежно помогали Вазгену Ашотовичу, перенимая с этим его опыт. Они были и на перевязках, и на операциях, и на родах. И если Юрка тяготел к оперативному лечению, то Давид проявлял способности в области фармакологии, используя для опытов небогатый набор медицинских препаратов из загашников бункера. В бункере была законсервированная лаборатория, которая стала полигоном для создания Давидом различных вариаций лекарств из подручных материалов. Сам Вазген Ашотович был очень брезглив и считал «храмом», достойным его внимания, только человеческий организм. Поэтому в любимчиках у него был Давид, который всегда был в идеально чистом халате, в отличие от Юрки, с халата которого акремонская внутривенная жидкость не выстирывалась.

До них, у Вазгена были два ученика подававших большие надежды, но они погибли в разное время в стычках с акремонцами во время планового патрулирования границ.

С тех пор специалистов в области медицины отправляли в дозор лишь в случае крайней необходимости.

V

С пятнадцати лет Юрка стал замечать за собой странные особенности…

Во сне он стал видеть причудливых созданий и слышать чей-то голос, который ему о чем-то рассказывал, но что именно Юрка, каждый раз, просыпаясь, вспомнить не мог. Видения посещали его изредка, поэтому он не обращал на это особого внимания.

В день своего шестнадцатилетия, он проходил возле вещевого склада и случайно заглянул в щелку слегка приоткрытой двери…

Слепой и безногий Жан, заведовавший выдачей и стиркой белья, кружился с закрытыми глазами по комнате склада, ловко переставляя обрубки ног.

Жан был сорокалетним потомственным французом с приятными чертами лица, семья которого эмигрировала с территории бывшей Франции в Россию в середине последнего века старой истории человечества. Он происходил из семьи потомственных виноделов, в которой секреты изготовления благородных напитков передавались из поколения в поколение. Именно поэтому Жан в городе был еще и официально ответственным лицом, отвечавшим за изготовление спиртных напитков.

Зрение он потерял, как и многие другие, при бегстве из лагеря архонтов, любуясь всполохами в небе, а ноги чуть ниже колен ему отсекло серпом во время атаки акремонцев на бункер. Именно искусство виноделия было тем фактором, повлиявшим на очередность оказания Вазгеном Ашотовичем, большим ценителем вина, медицинской помощи Жану, что и спасло ему жизнь.

Калека кружился по комнате и что-то напевал…

Внезапно с Юркой что-то случилось и он испытал чувство падения с высоты, которое испытывал не раз в своих странных снах…

Он увидел глазами Жана, что он высокий и стройный юноша… Он кружится в танце с прекрасной девушкой по имени Женевьева… Его руки лежат у нее на талии, а ее у него на плечах… Ее черные, как смоль, волосы слегка щекочут ему ноздри и это его радует и волнует… Вокруг них стоит много людей, которые восхищенно смотрят на них и одобрительно кивают головами… Прекрасная переливчатая мелодия аккордеона кружит их в объятиях, и они… наслаждаются друг другом… Они великолепны и у них будет прекрасное будущее, не смотря на жизнь на чужбине вдали от родины… Внезапно Женевьева исчезает в черной вспышке оружия архонтов и у Жана в груди остается одна пустота… Слезы льются у него из глаз от горечи невосполнимой утраты… Теперь он просто слепой обрубок человека, которому посчастливилось выжить…

Видение оборвалось, и Юрка пришел в себя…

Жан стоял посреди кладовой. По его, изрезанному морщинами, лицу крупными виноградинами скатывались слезы.

– Кто здесь? – спросил Жан и, не дождавшись ответа, поковылял на культях к двери.

Юрку как ветром сдуло. Стараясь не стучать подошвами армейских ботинок, он несся по коридору в сторону центрального зала бункера. Вбежав в центральный зал, он пулей пролетел мимо своих товарищей, ждавших его, что бы подарить праздничный пирог и выбежал по центральному ходу на поверхность, где долго стоял и жадно вдыхал знойный вечерний воздух…

Его испугало не то, что он мог видеть чужие мысли, а то, что чувствовал при этом эмоции этих мыслей… и их сопереживал.

Немного успокоившись, Юрка вернулся обратно в зал и принял поздравления от своих друзей в честь дня рождения.

Как следует, подумав, Юра, благоразумно решил об этом инциденте ни кому не рассказывать, тем более подобного с ним больше не приключалось. Только слепой Жан иногда как-то подозрительно на него поглядывал своими, затянутыми мутной белесой пеленой, глазами…

Глава2

I

Погода была такая ненастная, что, как говорил, обожаемый всеми детьми, учитель истории дед Миша – пятидесятилетний белорус, один из немногих оставшихся в живых, после побега из лагеря архонтов: «В такую погоду, даже акремонца на улицу не выгонишь».

Дождь лился нескончаемым потоком уже третий день, что в принципе было понятно, так как стояла зима, но столько жидкости обычно выпадало с неба за весь месячный зимний период. Влажность стояла такая, что камуфляж Юры намок еще до того, как они с напарниками добрались до сторожевого поста на границе территорий.

Юрка злился сам на себя…

Он должен был идти в наряд только через месяц, так как он и Давид, будучи медицинскими специалистами, дежурили на сторожевых постах раз в три месяца, но за последнюю неделю вылазки акремонцев активизировались и участились их нападения на посты наблюдения. Именно вчера в бою было ранено несколько разведчиков, из-за чего патрули были усилены в два раза. Соответственно очередь дежурств сдвинулась и в дозор должен был идти Давид, который, сославшись на срочные дела, попросил Юрку его заменить.

Юра знал, что его срочные дела зовут Мелисой. Шестнадцатилетняя смазливая китаянка дарила свою любовь всем мужчинам без разбора, но Давид испытывал к ней определенные чувства и взял над ней опеку, пытаясь вылечить от алкоголизма, к которому ее приспособила Камила.

Та, часто ее угощала, но, в отличие от крепкой здоровьем негритянки, Мелиса была худосочной и от маленькой дозы самогона, изготовленного той же Камилой, сразу падала под стол, что очень забавляло ее собутыльницу.