Музыка славы. Повесть умолчания

Евгений Кузнецов

Музыка славы. Повесть умолчания

1

Слава!.. «Слава»…

Нет, это слово меня со стороны не раззадоривает и во мне ничуть не зудит.

Тем более и не терпится с этим в себе уладить.

Слава… Как будто она есть где-то и сама по себе…

Музыка славы! – Да. Власть её слышу. И оглядываясь вокруг, вижу: все, все участвуют в некоем танце под эту Музыку.

Уровень и громкость славы разная, потому само слово это пишу с маленькой буквы. Но звучание смысла этого слова, напев и мелодия, которое и делает звуки его складными и значимыми, – это, Музыка, слово невольно вот пишется с буквы с большой.

Не сама слава – мало ведь кто понимает суть и цену поприща, на котором она возделана (зачастую и сами-то славные)!.. – но именно Музыка её дирижирует… вскинутыми головами, горящими глазами, поднятой рукой или хоть единым указательным пальцем, ну и, конечно, ударами ладони о ладонь… Только и отличия в танцорах – разные фигуры: все смотрят на одного, а тот один смотрит на себя глазами смотрящих на него.

А я, если случается, просто стою или брожу среди танцующих…

Мне понятна и вся гармония той Музыки, и каждое па танцоров, но… Всё-таки я – смущённый и даже слегка испуганный – вне той, их, реальности.

Молчу-то я в такие моменты молчу, но, кто бы знал, – о прошедшем и о будущем!..

(Есть же у ораторов такая повадка: пауза умолчания…)

Русланову я под руку возводил на сцену – и молился… А молился лишь об одном: как бы не наступить на этот длиннющий подол!..

Был летний солнечный праздник, неважно какой, официальный. Я, молодой солдат, в «парадке», оказался в оцеплении на стадионе… Посередине была сцена высокая, неприхотливый деревянный помост, куда вела крутая, без перил, лестница – у которой я буквально и нёс службу. Вокруг всё гудело и шевелилось.

Все выступавшие, очень популярные артисты и певцы, – я смотрел на них, будто сию минуту нахожусь в кинозале, притом вплотную с экраном, – забегали на эту высокую, в человеческий рост, площадку шустро, охотно… и, прочитав или спев – в знакомых костюмах знакомые сцены и номера… на такой-то жаре, – так же быстро сбегали с неё вниз, вытирали носовыми платками лица…

Но вот к лестнице подплыла Русланова. И непроизвольно – даже несколько, говорю, покровительственно – я взял её под руку. Она ступила на ступеньку, на другую… Я должен был так же рядом ступать… Тут-то и стал я мыслить: лишь бы мне… своим казённым солдатским чёрным ботинком… не наступить на этот подол – ничего не видел, кроме этого подола!..

А потом, снизу вверх, смотрел смирно на неё… ну и, понятно, ждал…

Она была во всём тёмно-цветастом, старушечьем, – как я, родом деревенский, и привык видеть таких старых-старых.

Полная, тяжёлая; но на сцене, с первого проигрыша гармони, сделалась поворотливой, размашистой. Спела немного, но уж – и «Валенки».

…Разумелось само собою: где-то вокруг, на отдалении, рукоплещет и радуется весь стадион, весь, пожалуй, тот, где я служил, город… да и родители мои, хоть вдалеке, вся Родина моя… её-то!.. такую-то!.. любят и славят – а я просто за руку мягкую, возле локтя, держал, просто следил за каждой ступенькой лестницы… и ощущал, что в эти мгновения пребываю в настроении, в состоянии, которое, если одним словом, – рядом, близко к той сказочной связи, но – рядом.

Она – не только поёт… Они – не только слушают…

Я трепетал, да, но не от гордости и ликования (восторг перед нею, природной певицей, был во мне и до и после), а от внезапности случая… который меня разоблачал: ведь все происходящее вокруг я воспринимал как нечто игровое, забавное… наивное и простительное…

Славят, славятся – и пусть, раз им хочется. – Но не это, не это в жизни самое важное, самое главное!

Мелодии музыкальной хоть какой я никогда не сочинил сам, потому что, значит, к этому не призван. Но услышать и понять музыку всегда настроен – и даже иногда, забываясь, вживаюсь в тот внешний звучащий сон, фантом…

То же для меня – как густо пахучий, но совершенно прозрачный дым – и слава.

…Я не называю обязательно, кто в славе, всех, кого я видел вблизи. Лишь тех, кого я сознательно наблюдал как именно славных.

И – только их фамилии, только фамилии. – Потому что они и есть те славные имена.

Высоцкий.

Здесь ситуация интересна тем, что я наблюдал и героя славы, и славящих его.

Зима. Крытый спорткомплекс. В полумраке – теснота на рядах от пальто, курток, шуб…

Я, норовистый студент, – в каком-то ряду в переднем.

Сцена – настораживающе огромна и пуста… Микрофон одинокий на спице у края сцены…

Он.

Вышел торопливо, дисциплинированно.

Какой-то он тощий!..

Но – что и на всех фото самых ходовых – в «водолзаке» чёрной, с подтянутыми к локтям рукавами, в джинсах. И – гитара. Простая. Показалось, по его фигуре, – большая.

Поговорил что-то сбивчиво… тембром еле узнаваемым…

Запел. – Другое дело!..

Голос. – Хриплый. – Тот. – Свойский.

Песни – на реплики разобранные давно, конечно, всем залом… вообще – всей страной… они словно из магнитофона или с той гибкой маленькой пластинки.

–– А вот новая песня.

Это голосом опять как бы несерьёзным.

…К происходящему я чувствую в себе, опять же, и досаду, и снисхождение.

С улыбкой наблюдающего чьё-то лукавство… посматриваю на лица своих земляков.

Женщины – с вытаращенными, алчно-восторженными глазами: и правда он!.. – в тех самых «шапочках для зим»…

Как ему не наскучит петь одно и тоже по несколько раз в день?!.. Как всем не понятно его зажатое страдание?..

–– Мы в нашем театре…

И говорит, говорит… на удивление неинтересно… скованно водит ладонями…

Гитара тогда сама висит на его груди.

–– Высоцкий! Кончай болтать! (В матерной форме.) Пой давай!

Из тесноты – пьяный голос мужской грубый.

–– Да замолчи ты. Я знаю, что мне делать.

Ответил так простецкой скороговоркой, устало наморщившись.

Договорил своё… Потом уж стал петь.

Пел очень ровно: и без запинок, и без надрыва – радио и радио.

И, к тоске, всеобщее настроение – вот-вот конец концерта.

Мужичок в зимнем пальто, в шапке-ушанке… тесёмки дрягаются на макушке… семенит, покачиваясь… из полутёмной глубины зала по проходу… И тянет руку на высокую сцену, что-то подавая…

Высоцкий шагнул к нему, присел было…

Шариковая авторучка!.. (Тридцать пять копеек по тем деньгам.)

Высоцкий, замерев… исподлобья, сощурясь, пристально посмотрел в зал…

Да что тут плохого! – мысленно воскликнул я – солидарный с тем мужиком.

Бери, не обижай! Будь Высоцким!..

И я слышал… что он меня слышит…

Высоцкий взял авторучку, распрямился. Задрал немного свой чёрный свитер – под ним, в джинсах, широкой офицерский ремень! – сунул авторучку за ремень, накрыл свитером.

На улице была метель… темнота, огни и – метель…

А вот когда и где это было, и то и другое, – да в момент моего наблюдения, в чем и суть.

Ведь о славе я, ещё и ещё раз, не умею мечтать! – И, значит, увлечённо об этом распространятся. (Чего, я заметил, все кому не лень друг от друга только и ждут…)

Зато уж Музыку славы – тем более воспроизвожу точно: вплоть до того, каким меня она, загремев рядом, застала врасплох.

Лишь миг прикосновения для меня ценен: искренностью факта и искренностью моей.

Разве что биографическая последовательность случаев значима.

А что было со мной и со славными до и после – из-за этого и получается именно повесть умолчания.

2

На совещание только что съехались.

Я – не зная ни в лицо, ни по должности, ни даже по книгам вокруг ни единого – ощутил-таки всеобщее волнение и дрожь… И прямо сказать – вмиг ими отравился.

День был предосенний, сумрачный и прохладный.

И – новый для меня: почти северный.

Все – кто такие? – стояли разрозненно посреди той лесной спортивной базы.

Между нами, молодыми, по лугу ходил старичок: маленький, бледный, строгий… с колкими глазами, тонкими губами. В простом пальто, в небольшой шляпе.

Тихо и неуместно требовательно спрашивал:

–– Вы откуда?.. Вы откуда?..

Я, если признаться в самом-самом тайном, был максималист: да какая разница?..

Все, однако, отвечали ему скованно и бодрясь.

Подал и мне холодную и гладкую кисть.

Он, я остро ощутил, знал, как в подобном обществе себя вести.

Я спросил бесстыдно у нового знакомого о нём…

–– Залыгин!..

Шёпотом мне громким.

Лишь фамилия, звучная и зудящая, была мне известна.

Оказалось, что он – какая-то власть писательская высокая!..

Лишь тут я осознал всю солидность этого совещания. – И серьёзность для меня ситуации…

…На тот день звание писателя было для меня в жизни вообще самым достойным. Если только он – с большой буквы. А раз так, всех писателей, мне известных, я тогда мог бы перечислить по пальцам.

Жаждал я в ту пору о себе самом знать только… диагноз.

Влечение моё, ещё со школьной парты, к родному языку и к самоистязательной укромной стезе – лишь бы, да, одно это знать!.. – какова ему цена?..

О своих потугах – только истину.

И – чего бы мне это не стоило!..

Тут же на улице, чуть в стороне, стояло несколько моложавых мужчин, переговаривались как знакомые, о чём-то солидно посмеивались.

Это, оказалось, были руководители групп предстоящего совещания; и хоть московские, но и над ними Залыгин – главный.

Из них выделялся тот, фамилия которого, среди молодых, тоже звучала важно.

Крупин.

Чарующий обликом сразу. Статный, худощавый; в светлодымчатом вельветовом – явно: оригинальном, столичном – пиджаке, в светлых летних брюках. Держался прямо: сцепив пальцы опущенных рук, то роняя голову на грудь, то закидывая вверх… Порывисто куда-то взглядывал или шагал.

Лицо его – прямо лик – было вызывающе неординарно. Широко поставленные и глубоко вдавленные большие голубые глаза; приплюснутый на переносице нос; широкий лоб; светлорусые редеющие волосы закинуты назад; небольшая рыжеватая бородка.

Голос мягкий, теплый, нервный, откровенно задушевный. Речь торопливая, сбивчивая:

–– Я вятский!.. Вятский – мужик хватский!

Неожиданно смеется, закидывая голову; неожиданно грустнеет, роняя голову…

Каждое малейшее движение его, на глазах других, – явно от радости и тяжести недавно происшедшего с ним беспокойного события: свежей и несомненной известности.

Взгляд его был неизменно настороженный и проницательный: глаза смотрели всегда как бы с грустью в далекую даль… и даже когда с кем-то лицом к лицу – словно бы сквозь собеседника.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.