Каждому аз воздам! Книга четвёртая. Кошмар в Чанчуне.

– И что же это будет за подготовка? Кого идём выручать на этот раз и как это будет происходить?

– А выручать мы будем наших однополчан, братьев-калмыков!

– Кого? – почти одновременно спросили Влад и Гиви, – они разве не продолжают службу в Особом отделе фронта, после операции по освобождению Глории Риччи? Вот это номер!

– К сожалению, после нашего рейда, их, не привлекая особого внимания, тихо ночью арестовали и, чтобы они слились с местными, отправили в Казахстан, как ни бились на самом верху за них Григорьев и комиссар 2 ранга Олейников, ничего им не помогло. Есть Постановление СНК СССР № 1432/425сс «О выселении всех калмыков, проживающих в Калмыцкой АССР», изданное ещё 28.12 1943 года. Генерал Григорьев, пока братья находились у нас, как мог прикрывал их, сменил в документах национальность, но как только они вернулись в свою часть братьев уволили с военной службы и арестовали.

– Но ведь они калмыки-сарты, уроженцы Киргизии и никогда в Калмыкии не жили!

– Верно, – поддержал Влада Гиви, – я же их кыргызами звал!

«Калмыков-сартов реабилитировали на 10 лет раньше, чем титульных калмыков, реабилитация всех титульных калмыков произошла только в 1956 году. (А. Хан-Р)

– Тут всплыло ещё одно вонючее обстоятельство, на основании которого, наш Дед получил негласное «добро» на эту операцию! После твердого заверения Григорьева о политической стойкости братьев, одно высокопоставленное политическое лицо, заявило, что поможет нам, но инкогнито. Его имя нигде не должно фигурировать и произноситься. О ком я говорю, вы прекрасно знаете. Дело в том, что в приграничном Китае нашими разведчиками было зафиксированы прояпонские настроения со стороны калмыков, живущих в этом районе, которые призывали всех «ожидать японского наступления с востока» и приветствовать последующий разгром РККА, а также настойчиво подчёркивали расовое и религиозное родство калмыков с японцами, но к счастью, распространения среди прочих калмыков эта бредовая идея не получила. Братья должны устранить руководителей, пресечь эти разговоры и поговорить с живущими там калмыками.

– Мы им в этом поможем, – оживился Гиви.

– После долгого совещания с генералом Григорьевым, решили, что силовым и методами мы их не освободим, а только накличем беду на себя и на братьев. В деталях, обеспечение транспортом, гражданской и военной одеждой, нам поможет генерал Григорьев и еще одно высокопоставленное лицо, имени которого Дед мне не раскрыл, но обещал, что нам никто препятствий чинить не будет.

– И на этом спасибо, – недовольно буркнул Гиви, – ведь как чувствовал, что не дадут порезвиться!

– Не ной грузин, – Влад натянул ему пилотку на глаза, – в Китае мы с тобой с удовольствием ещё порезвимся. А братьев надо выручать, тем более, что они жуть как похожи на китайцев, а это нам на руку! Шульга одобрительно похлопал Влада по плечу, – Мы не будем учинять маленькую войну, как мы поступили при штурме немецкого концлагеря, там был враг идейный и жестокий, здесь же будут кругом советские люди, которые в силу военного устава, призваны охранять и следить за порядком в ИТЛ. Мы поступим другим образом, нам придётся действовать нагло и дерзко, но без смертоубийства. Мы легально, при полном параде, приедем в Актюбинск по подложным документам, коих нам предоставит Григорьев, вывезем братьев-калмыков на новое следствие по якобы вновь открывшимся обстоятельствам.

– Сколько у нас времени, до Актюбинска почти полторы тысяч километров?

– Полетим туда и обратно самолётом, Дед уже договорился, самолёт нас будет ждать на военном аэродроме, который находится в нескольких километрах от города, куда посторонним входа нет, нам с братьями, надо добраться туда как можно быстрее. На всё про все, у нас будет всего час-полтора или чуть больше. Пока администрация позвонит куда надо, уточнит легальность наших документов, пробьёт наши имена и естественно, уличив подвох, тут же вышлет вооруженную команду на наше задержание. Всё понятно, давай, дуйте в свои комнаты и собирайтесь. Да, шепните Вике и Раечке, что я их здесь жду. Они поедут с нами.

– Командир, вызывал? – первой показалась в дверях Виктория, она, как чувствовала, что ей предстоит дальняя дорога, пришла при параде, золотом блестели погоны, на приличной груди, громоздили награды разного достоинства.

– Что вырядилась как на парад?

– Начальство, в такое позднее время, просто так не вызывает.

– Где эта неугомонная, какие черти её задерживают?

– Вы про Раису, она стирает своё бельё, сказала, что будет с минуту на минуту. Прибежала запыхавшаяся Раечка, беглым взглядом Шульга окинул фигурку девушки, точно, белья на ней не было, торчковые груди смотрели под гимнастёркой в разные стороны, а на ядрёных ягодицах не было характерного рубца от трусиков. У Колымы заныло всё внутри, так хотелось её тут же прижать и совершить плотское безобразие прямо тут на столе, но времени было в обрез, во дворе их уже ждала машина.

– Собирайтесь девушки, мы срочно выезжаем, все разъясню позже. Личные вещи не брать, сменить одежду на гражданскую, но парадные мундиры прихватите с собой. Всё, вперед. Через несколько минут группа, переодетая в гражданскую одежду, уже мчалась по расхлябанной дороге в сторону аэродрома. Говорить никому не хотелось, все прекрасно понимали, чем им это может аукнуться.

В пыльный Актюбинск группа прибыла на рассвете, несмотря на утренней время, было душно, поднялся ветер и пыль дружно заскрипела у всех на зубах. Перед посадкой, пилот молча сунул в руки Шульге увесистый пакет, заклеенный сургучом и козырнув, вернулся в кабину. Быстро вскрыв пакет Шульга, мельком взглянув на фотографии, раздал удостоверения личности с гербом СССР и большими буквами «НКВД», на развороте, перед порядковым номером красовались буквы «ЮД», такие удостоверения выдавались только офицерам по специальным поручениям лично Лаврентием Берия. Воинские звания были указаны у всех настоящие. Шульга хмыкнул, подивился расторопности Григорьева, ну что же, игра началась и надо соответствовать. Прямо у самолёта их ждал потрёпанный тентованный Студебеккер, натружено урча мощным двигателем он тут же выехал через КПП аэродрома и резво покатил в пустыню.

В лагере уже сыграли подъем и зеки, припираясь и сквернословя, потянулись в столовую на скудный завтрак. Впереди, как всегда, шагала разномастная «шерсть» – так называли здесь блатных воров и их шестёрок. Братья, проклиная все на свете, с трудом, еле передвигая ноги, шагали в колонне таких же бедолаг. Им выдали очень тесные ботинки, которые за ночь, высыхали от местного жаркого климата так, что по утру их невозможно было надеть, не смочив холодной водой. Но утром этот поход в столовую ещё можно было стерпеть. Хуже было, когда после завтрака, так называемая зона специального назначения №105, начинала готовиться к утреннему разводу на работу. Тот ещё был цирк. Староста лагеря, с красной, откормленной мордой, выкрикивал номера работяг и выстраивал их в неизменные четвёрки. Почему-то в лагерной жизни староста всегда был из проштрафившихся воров, да и администрация лагеря к блатным всегда относилась снисходительно. Старшой лагеря представлял собой огромный кусок сала, только по великому недоразумению, снабжённый конечностями и головой, словно прилепленной к кадушкообразному туловищу.

И уж совсем было худо, когда их, построив в четверки, скопом знали за три километра на работу по специально построенному, узкому, огороженному колючей проволокой, проходу, проход был настолько узок, что иногда зеки плечами задевали шипастую проволоку, летом это оставляло на плечах рваные раны, а зимой на проволоке висели вырванные клочки ваты. Останавливаться в проходе было категорически нельзя, сразу следовал звериный окрик и в небо, предупреждающе, противно жужжа, летели пули из автомата, следующие выстрелы незамедлительно были направлены в замешкавшийся зека. Братья прибыли в лагерь полгода назад, и благодаря отменному здоровью не перешли в разряд доходяг, но уже чувствовали, что надолго их не хватит и очень скоро они выдохнуться и окончательно выбьются из сил. Изнурительная работа и скудный рацион местной столовой, делали всё, чтобы здоровый мужчина, превратился через некоторое время, в ходячий скелет. Этому всячески способствовала администрация лагеря.

В каком лагере бы ты не находился, ты будешь там всегда один, людей вроде дофига, кипит жизнь, если это можно назвать жизнью, но ты все равно один. Спасало лишь то, что братьев было двое и они всегда друг за друга стояли горой, лагерная жизнь их очень скоро научила незыблемому правилу, что рассказывать о своей непутевой жизни и делиться своими бедами и невзгодами здесь не принято, в этих тюремных джунглях расслабляться смерти подобно, здесь ты должен быть волком и жрать себе подобных, иначе сожрут тебя.

Нельзя о себе рассказывать больше положенного, не давать пищу для размышлений, это считается слабостью и при случае, все твои рассказы про праведный образ жизни на воле, при случае, тебе обязательно припомнят, но в негативном ключе. Надо искусно врать, врать и врать, но так, чтобы твои небылицы невозможно было проверить. По твоим россказням о твоей «кучерявой» жизни на воле, о твоей бесшабашности и загульных пьянках, бесконечных половых актах в извращенной форме с очень молодыми давалками, будут судить о тебе, как о человеке, который вел свой разудалый образ жизни без оглядки назад и невольно ты в их глазах будешь подниматься до невообразимых высот. Не всем это дается, надо иметь прекрасно подвешенный язык и широчайший кругозор, где в первую очередь почитается начитанность и правильный русский язык. Так братья и поступали, но дозированно, опуская имена и место действия, они, где откровенно врали, а где пересказывали целые главы из прочитанных книг.

Братьям давно осточертело смотреть на проволочные заборы лагеря, звереющую на вышках охрану, стреляющих по любому поводу в толпы голодных и измученных людей. В голове роилась лишь одна мысль – бежать, иначе они здесь долго не протянут и обязательно подохнут. Климат здесь был резко континентальный, летом невыносимая жара до +45, а бесснежной зимой, убийственный холод до – 45, при сумасшедшем ветре.

Вдруг в колонне пошло что-то не так, голова колонны резко остановилось, задние, подгоняемые прикладами автоматов, начали напирать, народ повалился на землю. Тут же раздалась команда начальника караула: «Всем сесть на землю» и зеки мигом повались на землю. Медлить нельзя – в ответ прилетит пуля. Начальник караула бегом отправился в голову колонны. Через несколько минут, вернулся и заорал во всё горло, – Заключенные Аршан и Бадма Цеденовы есть в колонне? Сзади Бадму толкнул в спину один из приблатнённых зеков, —Эй, убогие, это не по вашу ли душу, весь этот кипеж? В колонне больше нет никого с такими чудными погонялами.

Аршан схватил руку Бадмы и обе поднял вверх, —Да здесь, осуждённые Аршан и Бадма Цеденовы по ст. 58-1г к 10 годам соответственно.

– Вернуться срочно в лагерь, остальным встать и продолжать движение. Живо!

От общей группы конвоиров отделились два солдата и стали по обе стороны колючки, – Повернуться, руки назад, малейшее неповиновение стреляем на поражение. Вперёд!

– Да понятно-понятно, что там говорить, – пробормотал Аршан и двинулся вслед за братом. Они терялись в догадках, что случилось и зачем их неожиданно вернули с работы? Такое здесь было редкостью, обычно, с работы волокли зеков или ногами вперёд, или в холодный карцер.

Неизвестный грузовик лихо подкатил и резко затормозил у главных ворот лагеря. С двух вышек, стоящих по обе стороны ворот их с интересом, стали разглядывать два солдата, автоматы ППШ были направлены на грузовик. Шульга с отвращением окинул взглядом ряды колючей проволоки, поправил парадный китель, с погонами подполковника, где красовались два ряда всевозможных наград и спрыгнул с подножки на землю.

– Всем оставаться на своих местах, старшему офицеру подойти, – раздалось из-за забора, в окошке показалось усатое лицо начальника караула. Предъявите документы. При виде удостоверения с литерами «ЮД» и красной полосой на двух сторонах удостоверения, лицо начальника караула вытянулось и мгновенно превратилось в заискивающее. С этими людьми перечить – себе дороже.

– Какими судьбами, товарищ подполковник в наши края?

– Тебе это необязательно знать капитан, немедленно вызовите мне начальника спецчасти и начальника режима лагеря. Он небрежно махнул рукой, группа быстро спрыгнула с грузовика и построилась.

– Васильева и Бродская, – в приказном порядке, по вымышленным фамилиям, обратился Шульга к лейтенантам, – приступить к охране автомобиля, остальным, передать лейтенантам автоматическое оружие и подойти ко мне. И уже вполголоса, – Личное оружие держать наготове, не глазеть и не задавать лишних вопросов, здесь этого не любят. Но на мужчин уже никто не обращал внимание, все солдаты на вышках во все глаза стали разглядывать девушек. Такое здесь не всегда увидишь. А девушки, с распущенными волосами, в коротких защитных юбчонках, в парадной форме и в изящных хромовых сапожках, стали подыгрывать им, схватив автоматы, они, расстегнув верхние пуговицы парадного кителя, застывали в разных эффектных позах, что вызвало у солдат восторженные цоканье и одобрение. Загремели засовы и показался упитанный майор в общевойсковой форме и капитан спецчасти, увидев Шульгу, они подобрались и чеканя шаг, двинулись к нему.

– Предъявите документы товарищ подполковник, – обратился к нему майор. Колыма неспешно вынул из нагрудного кармана удостоверение и в развёрнутом виде сунул ему в лицо. Увидев литерные буквы в начале номера, майор стал еще стройнее и все пытался безуспешно втянуть свой необъятный живот, что у него получалось весьма плохо.

– Отожрался урод на зековских харчах, – зло подумал про себя Шульга. За удостоверения он не беспокоился, они были у всех подлинные, но с другими фамилиями и именами. Все, кроме него, на время, стали лейтенантами.

– Прибыли мы из Москвы с специальным заданием, о котором я не уполномочен распространяться. По вновь открытым обстоятельствам нам нужны два ваших осуждённых. Вот документы о передаче нам Аршана и Бадму Цеденовых, для этапирования их в Москву. Вперёд выступили Гиви и Влад и встали по обе стороны от Шульги. Майор быстро пробежал глазами требование, более внимательно прочитал подписи, его лицо перекосилось и, как от приговора о собственном расстреле, он трясущими руками, быстро передал документы начальнику спецчасти.

– Немедленно выполнять, – рявкнул он и заискивающе взглянув в глаза Шульге, стал приглашать на территорию лагеря, где сходу предложил помыться в бане со всеми сопутствующими деталями кино, вино, домино и водка с бабами. Всё это он объявлял довольно громко, при этом Шульга заметил, как неприятно дёрнулось лицо Раечки.

– Майор, окстись, мы в эту жопу мира, за полторы тысячи километров, приехали засвидетельствовать вам почтенье и водку с бабами пить? Нам этого добра и в Москве хватает. Где зеки, майор? Поторопитесь! Начальник спецчасти стал что-то шептать на ухо майору, но Шульга жестом грозно остановил капитана, – Так капитан, что это за фамильярность, или вы устав забыли? Как вы обращаетесь к майору в присутствии офицера старшего по званию? Или вам помочь сменить место службы на более подходящее, где устав превыше всего, а белые медведи будут составлять вам единственную компанию?

– Виноват, товарищ подполковник, но осужденные Цеденовы сейчас на промзоне и вернуться только к вечеру.

– Немедленно вернуть в расположение лагеря.

– Есть, сейчас будет исполнено.

Через двадцать минут в проходе показалась процессия, братья шли внутри проволочной галереи, а снаружи их сопровождали два сержанта с автоматами на перевес. Шульга отвернулся и чуть согнул ноги, он не хотел, чтобы братья его сейчас узнали, такой удар судьбы, эмоционально не каждый выдержит. Он сам, в своё время, чуть не потерял сознание, когда пришла бумага о его освобождении. Девчата тоже отвернулись, но как не скрывай, а красоту и фигуру не скроешь. Бадма впился глазами в лицо Раечки и ноги стали самопроизвольно подкашиваться, ничего не понявший брат, обладавший не таким хорошим зрением, быстро подхватил его и почти волоком потащил к выходу из галереи. Только вблизи он узнал Гиви и Влада, но виду не подал и еще крепче стал держать Бадму, при этом он отворачивал ему голову в противоположную сторону от бойцов. После определённых формальностей, идентификации личности, подписи, ничего в действительности не значившие, скомканное прощание с лагерными офицерами, Шульга торопливо отдал честь и быстро сел в кабину грузовика. Братья калмыки обвели взглядом проволочные заборы лагеря, вооружённую охрану, толпы голодных, измученных заключённых, плюнули одновременно в сторону запретки и направились к грузовику

Гиви и Влад вынули наручники, защелкнули на руках братьев и тычками погнали их к машине. Бадма пытался что-то сказать, но Влад незаметным тычком в область солнечного сплетения, перебил ему дыхание, Бадма задохнулся и потерял сознание. Безвольное тело быстро закинули в кузов, Аршан взобрался сам, все погрузились, и машина тронулась. Пятнадцать минут гонки, если это можно назвать гонкой по разбитой в хлам дороге и автомобиль остановился в низине возле скудной речушки.

– Ну, сидельцы, здорово что ли? Ещё не окочурились на казенных харчах? Значит будете жить долго, – по верху борта кузова показалось довольное лицо Шульги, – хорошо, что вас не отправили на Колыму, там сейчас непроходимые болота и мрак от гнуса и комаров. Так Симонова, приведите в чувство своего боевого товарища, что он такой квёлый? Раечка жестом стукнула щелчком по горлу, Гиви и Влад поняли, откупорили фляжку со спиртом и поднесли братьям, —Давай генацвале, пейте за своё благополучное освобождение и пожалуйста, больше в такие заведения – ни ногой. Ослабевшие братья быстро захмелели, они всё ещё не понимали, что с ними произошло, без сил они опустились на пол кузова и вид у них был весьма ошарашенный.

– Времени у нас в обрез, быстро переоденьте братьев и в путь. Раечка с Викторией, без малейшего стеснения, содрали с них зековскую робу, выкинули за борт уродливые четозы (ботинки из грубой кожи, без шнурков), не забыли про исподнее, быстро переодели их в чистую, не бросающийся в глаза, одежду и автомобиль ходко двинулся к аэродрому. Уже в самолете, нервное напряжение у всех спало, и Шульга решил расспросить братьев.

– Ну бедолаги, давайте рассказывайте. Надеюсь не пытались бежать?

– Командир, куда мы пойдём без документов и денег, когда кругом лагеря, посты и патрули, мы и десяток километров не смогли пройти, как нас схватили бы и отняли последнее здоровье, вы же знаете, что при поимке, нас могут расстрелять на месте и будем мы растерзанные лежать возле вахты много дней, в назидание другим. Нас заключенных по 58-й статье, здесь не очень жалуют и при малейшем неповиновении сразу расстреливают. К таким как мы снисхождение не полагается, а только усугубляют нам жизнь с каждым днём. Здесь, нормальная жизнь почти невозможна и по сравнению с тем немецким концлагерем, который мы разгромили в начале 1945 года, почти такое же гиблое место и вдвойне обидно, что нам такую жизнь устроили не немцы, а свои русские люди. Братья ещё не до конца верили, что их кошмар уже закончился.

– Мне это очень хорошо знакомо, сам провел в таких местах несколько лет.

– А нас не поймают? За нами следом ведь пойдёт формуляр, где черным по белому будет написано: совершили дерзкий побег из ИТЛ105 и к не отсиженному сроку, в десять лет тюремного заключения с последующим поражением в правах на последующие пять лет по ст. 58-1г, добавят ещё десятку за побег…если доживём конечно до суда. А вы понимаете, чем вы рискуете? Недонесение и пособничество со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенном побеге, влечет за собой лишение свободы до десяти лет. Это не шутки!

–Так вот сука, на ком он смог отыграться, – заскрежетал зубами Шульга, всё-таки он отомстил мне за Глорию и Дрона. Ну дела!

– Ваши опасения напрасны, мы не выдумывали вам вычурные имена и фамилии, а выбрали первые попавшиеся, теперь вы военнослужащие особого отдела №4 СМЕРШ 48-й армии, которая дислоцируется в Забайкалье, старшие лейтенанты Аркадий и Борис Петровы, по национальности вы тувинцы.

– Извините, кырзызы, но мы никак не могли вам дать грузинские фамилии – носом не вышли, да и глаза у вас почему-то зажмуренные, – заржал Гиви и похлопал их по плечу. Все нервно засмеялись, это был итог их опасной операции. Вдруг, как по команде, все затихли и незаметно всех сморил сон. Лететь было еще четыре часа…

Глава третья 16

За три дня до этих событий. Москва

Генерал Григорьев опаздывал на встречу с агентом, который прибыл из Северного Китая и торопил своего водителя, —Давай-давай Паша, кто тебя водить учил – черепаха Тортила, что ты как столетний дед еле-еле гладишь акселератор?

– Да еду я, товарищ генерал, еду, давно я вам говорил, что карбюратор пора менять, двигатель захлёбывается и не развивает полную мощность.

– Будет тебе карбюратор, не трынди, я… но его прервал громкий зуммер автомобильной радиостанции, – Генерал Григорьев? – раздался голос в наушнике, – Да, я вас слушаю, – Вас ждёт заместитель наркома, генерал-лейтенант Олейников.

– Через пятнадцать минут буду в управлении, – и отключившись, ругнулся.

– Черт возьми, как же это некстати, – посетовал в слух Григорьев, – на самом интересном месте. Ничего не поделаешь, к начальству опаздывать нельзя.

– Давай Паша разворачивайся, едем на Лубянку в Управление спецопераций, в 6-й отдел.

–А этим хитрожопым интриганам, что от нас вдруг понадобилось? Это же не наша епархия!

– Так старший лейтенант, за такие вопросы, тебе никогда не быть капитаном.

– Молчу, товарищ генерал, молчу, – сразу сник Павел Буйнов. Генерала он знал давно, еще с фронта, и если он перешёл на официальный тон, то не стоит усугублять и лучше промолчать. Эмка, завывая, дышащим на ладан, двигателем, рыкнула в последний раз и остановилась у главного входа в Управление. Предъявив удостоверение дежурному, он поднялся на второй этаж и вошёл в приемную, где вышколенная секретарша, немедленно, проводила его к комиссару.

– Здравствуйте, Андрей Семёнович, – из-за стола поднялся генерал-лейтенант Олейников – крепкий пятидесятилетний мужчина с резкими чертами лица, – проходите и устаивайтесь поудобней, разговор наш будет не из приятных, но он не терпит отлагательств, – Валечка, принеси нам по стакану чая с лимончиком и нас не беспокоить, все встречи перенеси на вечер. Григорьева он знал давно, однако, учитывая его жесткий и бескомпромиссный характер, дружбы с ним не водил, но уважал за профессионализм и способность выкрутиться из любых щекотливых ситуаций.

– Ну что генерал, разрешите вас поздравить с Победой, сколько же мы не виделись?

– С августа 1944 года, если мне не изменяет память.

– Точно, я командовал ещё Особым отделом 54-й армии.

– Товарищ комиссар, может быть мы перейдём сразу к делу?

– Узнаю ершистого Григорьева, вы не меняетесь, ладно, к делу так к делу.

– Что вы знаете о надвигающихся событиях на Дальнем Востоке?

– В рамках того, что мне положено знать, политика не моё дело, я человек военный, прикажут буду действовать, а пока, война закончилась и пора видимо мне снимать погоны и уходить на покой. Устал я воевать, двадцать пять лет под погонами, пора и честь знать. Уеду в деревню, разведу кур, сад высажу, я ещё не безнадёжно стар может быть найду прекрасную деревенскую женщину и буду жить поживать, да добра наживать.

– Прекрасная перспектива для боевого генерала, прошедшего три войны. Такими специалистами как вы, мы не можем разбрасываться, на, читайте приказ наркома НКВД СССР.

– Я уже давно, с дня образования СМЕРШ в 1943 году, не состою в рядах НКВД, а приписан к Министерству Обороны и мои командиры кадровые военные, а не… – Григорьев запнулся, подыскивая слова, но вовремя опомнился и замолк.

– Ну продолжайте, продолжайте, что же вы примолкли? Сейчас придётся забыть все разногласия и недомолвки, которые происходили между нашими ведомствами и сплотиться для одного немаловажного события для нашей страны. Надеюсь вы в курсе, что на Дальнем Востоке зреет ещё одна война, но на этот раз с союзником Германии, с милитаристской Японией? Мы подозреваем, что Япония является главным организатором в подготовке бактериологической войны на советской территории и ряде других стран. Что скажете, генерал?

– Пока ничего определённого, я сегодня собирался получить информацию от одного человека, но вы меня перехватили.

– Вы торопились на встречу с агентом, прибывшим из Северного Китая? Не стоит его светить, всю информацию вы сейчас получите от меня. Вести более чем тревожные. Нужна ваша группа в полном составе.

– Что в окопы решили послать мой диверсионный отряд? Так у меня не пехота и даже не танкисты, душно им будет в окопах-то. Им простор нужен, риск и мозговой штурм на грани срыва, а нажимать на курок у нас для этого людей предостаточно, вон, десять миллионов опытных бойцов под ружьём.