Гомеостаз

– А большая у вас семья? – неожиданно спросил Ян, пытаясь тактично поддержать разговор.

– Жена, три сына, две дочери и четверо внуков, – неспешно шевеля губами, ответил Захид.

– Родились вы в Афганистане или переехали? – продолжил интересоваться жизнью своего спутника Ян.

Проводник немного поджал нижнюю губу, наклонил голову влево, как будто осмысливал свой ответ. Он нечасто рассказывал о себе, да и не расспрашивал никогда никого. После небольшой паузы начал свою историю:

– Я сам из Таджикистана. Родился в небольшом селе Тезгар, которое находится неподалеку от Дюшамбе. Когда я был еще мал, столица Таджикистана носила название Сталинобод. Обод, по-нашему, – город. Сталин умер, и Никита Хрущев вернул нашей столице старое название – Дюшамбе. На таджикском дюшамбе – это понедельник. В старые времена там бозор, то есть рынок, большой был по понедельникам. Так кишлак и назвали. Потом меня забрали служить в армию и сразу после обучения отправили сюда, в Афганистан. Война была. Я уже женился к тому времени. Старший сын родился. Уже и не страшно было на войне, если что. Продолжение после себя оставил, – улыбнулся Захид и посмотрел на Яна, который в свою очередь слушал не перебивая. – Воевал я лет девять почти. Сначала срочником, два года. После службы остался. Наш стрелковый полк стоял в городе Газни, по дороге между Кабулом и Кандагаром. У нас работы не было. Да и вообще после срочной службы перевели в снабжение – хорошее время началось, скажу я. Не люблю войну вспоминать, – Захид вздохнул. – А… в этой стране всегда война. Одна радость была – домой ездил. Пока служил до восемьдесят восьмого года, жена моя еще двоих родила – мальчишку и девчонку, родителей за то время похоронил. Вернулся на родину, а там все поменялось сильно и стало чужим. Занимались с женой сельским хозяйством, скотиной в основном. Через несколько лет началась гражданская война уже в Таджикистане, и я решил семью увезти. Куда ехать? В Россию? Не знал я там никого, и сложно там тоже было в то время. Афганистан мне уже ближе был. Я здесь своим стал. Да и потом тут таджиков немало. Сначала жили в Мозари-Шариф – город на севере страны. Жена там еще двоих родила. Я работал. Денег скопил немного, и решили уже сельским хозяйством здесь заняться. Переехали в село на восток от Кабула. Там и живем, – завершил свою героическую историю Захид.

Неожиданно проводник вдруг стал разговорчивым, что было не в его правилах. «Может, воздух такой в пустыне, а может, таджик от всего просто устал», – подумал Ян, но не перебивал рассказчика, чтобы не спугнуть неожиданно проснувшийся талант оратора. «Пусть выговорится…» – решил он.

– И опять тут война, – констатировал Ян нынешнее положение дел.

– Да. опять. – выдохнул проводник. – Я, знаете, как думаю? – решился высказать свое мнение Захид, понимая, что его спутник не местный и рассказывать кому-то об этом ему нет никакого смысла. – К этой территории многие сильные страны проявляют большой интерес. В Афганистане будет всегда война между разными кланами и племенами до тех пор, пока большие державы не перестанут поддерживать того, кто им удобен. Я думаю так. И Советский Союз раньше, и Соединенные Штаты теперь имели свои цели: одни строили коммунизм, другие борются с Движением, – Захид встал и подошел к костру, отодвинул веткой прогоревшие поленца, повернулся к Яну и, увлекшись повествованием, продолжил. – А пока воюют иностранцы, они тут бизнес делают… на опиуме в том числе, – возмутился таджик.

– Расскажите. Интересно, – оживился Ян.

Захид не планировал рассказывать такие тонкости местной военной тактики, которую, видимо, хорошо понимал на своем уровне как местный житель, вовлеченный в сельское хозяйство. Однако решил сменить тему. Молча подойдя к верблюжьему одеялу, бросил на песок ветку и, посмотрев на Яна, начал новую историю.

– Вам шаманы были нужны? Только они? Я мусульманин, суннит. К древним традициям и другим религиям отношусь уважительно.

Ян не ожидал такого резкого поворота беседы и с интересом решил включиться в новую тему, которая его интересовала в большей степени, чем гражданская война в Афганистане:

– Да, – подтвердил он.

– Здесь был один сюжет не хуже. Очень древняя это тема, – начал таджик. – Когда мы жили в Мозари-Шариф в провинции Балх, там есть маленький городок, который называется так же, как и провинция, – Балх. Я слышал одну историю, которая может вас заинтересовать. Город этот очень старый. Там всегда развивалась торговля. В этих местах проходила большая торговая трасса из Китая на запад, а сам Балх был центром древнего царства, которое называлось Бактрия. Или рядом с ним была столица, которую разрушили потом. Не помню я, как говорили. Не так это важно. Люди там стали жить еще за тысячу лет до начала новой эры. Так вот. Есть легенда, что в этих местах родился и учил Заратуштра, который стал пророком веры огнепоклонников, – Захид остановился, чтобы подумать, как продолжить рассказ, потому как про этого пророка и его веру он в принципе-то больше ничего не знал и надеялся, что Ян задаст какой-нибудь вопрос для продолжения беседы. Но его спутник молчал и готов был продолжать слушать.

– Если будет интересно, я мог бы вам организовать поездку в Балх, – наконец, не углубляясь в детали, предложил Захид то, ради чего он и начал рассказывать эту историю, если не принимать в расчет его желание отвести разговор от темных дел иностранных военных.

Ян ничего не знал о зороастризме, кроме того, что это религия, в которую был посвящен легендарный певец Фредди Меркьюри, основатель и лидер британской группы Queen. Кстати говоря, о Ф. Меркьюри и причинах его выбора такого вероисповедания Ян тоже ничего не знал. Поэтому испытывать судьбу и лезть в неведомые дебри, которые могли не принести ему желаемого, он не стал.

– Интересно. Но все же я с этим культом не знаком. Давайте я подумаю, изучу вопрос. Если решусь, найду вас через отель в Кабуле, – Ян отложил свой ответ до выяснения всех обстоятельств.

– Хорошо. Если что, я с радостью вам помогу, – согласился Захид, понимая, что в случае возникновения у Яна интереса он сможет снова неплохо заработать.

– Так… Вот и сон мой вернулся. Пойду в палатку, – опьяненный пустынной дремой, сказал Ян и отправился отдыхать.

– Да сохранит вас Аллах, – пожелал Захид и продолжил рассматривать ночную даль.

Перед тем как уснуть, Ян, гоняя в голове уже совсем сонные мысли, почти за хвост вытащил из этого вороха одну очень любопытную, которая самым непосредственным образом была связана с зороастризмом. После того как Захид упомянул имя пророка Заратустры, наш герой с усердием старателя начал рыться в своей памяти, перемывая тонны бесполезной в этот момент, но в принципе золотоносной информации, хранившейся в его сознании, в поисках единственной, нужной: «Так. Фаррух Булсара, он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, а если в миру, то просто бриллиант музыкального мира Фредди Меркьюри. – замедлив темп своих поисков, завершил логический ряд Ян и продолжил. – Заратустра. Заратустра. Так. – и тут он вспомнил, что пытался вытащить из самых глубин своего интеллекта. – Точно. „Так говорил Заратустра“. Конечно же! Фридрих Ницше!» – обретя нужный ответ, удовлетворенный своими познаниями, отложил найденную информацию на самое видное место в коробке своих воспоминаний, успокоился и быстро уснул.

Итак, именно сейчас не смогу не остановиться на этом сюжете, предварившем сон Яна в эту ночь. Фридрих Карлович Ницше – немецкий мыслитель, один из ярких представителей такого направления философской мысли, как иррационализм. Долгое время, благодаря его родной сестре Элизабет Фёрстер-Ницше, с которой у философа были откровенно напряженные отношения при жизни, Фридрих Карлович считался одним из основателей идеологии Третьего рейха. В оригинальных трудах немецкого мыслителя на самом деле не было ни воинственных призывов к захвату чужих земель и созданию концлагерей, ни резкой критики «неарийских» наций, ни чего-то другого в подобном ключе.

Уже после смерти брата Элизабет завершила работу над некоторыми его незаконченными произведениями, одним из которых была «Воля к власти», и подкорректировала законченные, беспощадно изменяя все отрицательные комментарии, которые касались ее лично, а также критики антисемитских и националистических идей. Основные выводы она изложила в соответствии с задачами национал-социалистической партии Германии, к которой Элизабет и примкнула в конце 1920-х годов, ощутив возможность оказаться на коне в случае их победы.

Отпечатанные книги брата со своими редакторскими правками она преподнесла Адольфу Гитлеру, который нашел в этих работах ключевые идеи, нужные ему для обоснования исключительности германской расы, а следовательно, и притязаний Рейха на право обладания новыми территориями. При этом, по убеждению фюрера, которое подтверждалось научными работами великого философа, несовершенные этносы, занимавшие по своей преступной бессовестности жизненное пространство, предназначенное как раз для немцев, попросту должны были исчезнуть со страниц книги жизни или превратиться в обслуживающий персонал для истинных арийцев.

Книга «Так говорил Заратустра» вместе с двумя другими культовыми произведениями нацистов была даже торжественно помещена в склеп президента Третьего рейха Пауля фон Гинденбурга, почившего в 1934 году. И началась битва за новый мир для «нации сверхчеловека» под знаменем Ницше-Заратустры. Вначале декларировались общие с союзниками по Тройственному пакту цели. Однако на самом деле такой союз был результатом стратегической необходимости, и плоды приближаемой победы с ними делить в равной степени, как известно из документов, впоследствии не предполагалось. Что же в итоге? Нацизм побежден! Но какой ценой? Ценой разрушительной войны, которая унесла по средним оценкам до восьмидесяти миллионов жизней.

Важно помнить о том, что, когда в нашем мире нарушается равновесие, происходит концентрация максимального числа внутренних ресурсов этой саморегулируемой системы для преодоления хаоса и установления баланса. Развитие всего сущего происходит по восходящей спирали – от зерна к колосу, который повторяет зерно на более высоком уровне развития, рождая множество. Так и сегодня появляются государства и лидеры, которые заявляют о собственной исключительности и особом праве регулирующей силы, которое позволяет им вмешиваться во все, что происходит на планете, давать оценки политическим режимам и их лидерам, объявлять крестовые походы, манипулировать партнерами, судить и казнить неугодных им, венчая себя при этом лавровым венком спасителей мира. А цель все та же, что была у Гитлера и других, игравших в эти игры до него, – обеспечение исключительных прав на обладание природными богатствами, рабочей силой, территорией и… безнаказанностью. Только методики и технологии сегодня используются другие – совершеннее и в тысячи раз разрушительнее. Глобализация. Или все-таки диалектика?… Но всем таким товарищам, провозглашающим собственную исключительность в экономике, в политике и так далее, важно не забывать, что гомеостаз системы необратим: за хаосом неизбежно наступит баланс, а возмущающие элементы будут исторгнуты навечно. Это не мои слова. Таковы объективные законы мироздания, которые невозможно пересмотреть или подправить для своих нужд, как происходит сегодня, например, с нормами международного права.

В пустыне светает рано. Ян открыл глаза. Он поймал себя на мысли, что грязно-болотный купол полевой палатки уже неделю являл собой неизбежный пейзаж, который встречал его утренние взгляды. За этой оболочкой древняя пустота и дыхание пустыни, шуршание перекатывающегося песка, скрежет мелких камешков – Регистан.

Где-то вдалеке со стороны афгано-пакистанской границы почти стоическое спокойствие нарушили взрывы. Ян настороженно приподнялся. За все время своего пребывания в Афганистане первый раз он услышал звуки войны. В палатку вошел Захид.

– Опять взрывают. Вот зачем они там все время это делают? Ну не воюют же ни с кем. Раздражает уже. Это кочевники. Невозможно привыкнуть. Каждый раз, когда начинают вот это вот делать, внутри все вздрагивает. Уезжать надо, – недовольно и немного нервно произнес проводник пламенную речь, не поднимая глаз от пола, после чего обратился к своему нанимателю: – Дарда вам нашел? Хиндукуш показал вам? В пустыне побывали? Давайте уже хватит. Совсем неспокойно тут. Вы интеллигентный, приличный. Заберут и будут торговаться. А если не выкупит никто, убьют и даже не похоронят. Мне то что. Я старый и местный. Надо ехать в Герат. Переночуем, и потом переправлю к туркменам в Серхетабат, если доедем спокойно. Еще если Гулей потревожат, совсем нехорошо будет.

– А почему иностранные военные не реагируют? Я ведь читал, что они содействуют в патрулировании афгано-пакистанской границы, – удивился Ян.

– Может, кочевники, может, военные… Не знаю, кто взрывает, но от этого знания не легче, – отбрехался Захид.

– Все понятно. Давайте поедем. Только скажите мне, пожалуйста, кто такие эти Гули? – озадаченно и настороженно поинтересовался собеседник.

– Мы в селах еще верим в это. В городах уже не помнят. Они далеки стали от предков. А в том мудрость есть. Я тоже не видел сам, но точно знаю тех, кто видел. Это джины такие… – пояснил Захид и замолчал.

– Стоп. Джин. Это ведь тот, кто желания выполняет. Разве не так? – решил перепроверить свои познания Ян.

– Это в ваших мультиках они добрые и желания выполняют. У нас они бывают разные. Четыре основных есть. Например, Гуль. Это дух, который поедает умерших: может найти погибшего, где взрывают, например, а может не найти. А потом найти кого-нибудь живого, раз уж его побеспокоили, убить и позавтракать или пообедать. И живет он как раз в пустыне. Мы так верим, – очень напряженно, но при этом искренне разъяснил сущность джина Захид.

– А остальные какие, джины ваши? – из уважения к убеждениям проводника спросил Ян.

– Послушайте, давайте собираться. В дороге расскажу, – продолжая нервничать, сказал таджик и затем дополнил важной, как ему показалось, информацией, которая была призвана придать ускорение Яну. – Умар ждет моего звонка, чтобы выехать за нами. Я в Кандагаре должен буду с ним еще отлучиться ненадолго. Нужно успеть около часа или хотя бы двух после полудня. Это важно.

Путники собрали палатку и вещи, представленные в основном ветошью, которой Ян устранял с лица пот. Захид позвонил свояку. Договорились о встрече через четыре часа возле автозаправочной станции, расположенной на окраине города Спин-Болдак, вдоль дороги, ведущей к границе. Дошли чуть раньше. Ян успел немного привести себя в порядок, очиститься от песка. Умар прибыл вовремя, помог погрузить вещи в автомобиль. Поехали. Ян снова отметил для себя, что дорога не была оживленной. Нужно сказать, что основными пользователями этого пункта пропуска на афгано-пакистанской границе являются преимущественно местные жители, которые ходят в соседние населенные пункты к знакомым и близким, гоняют скот или привозят продукцию своих подсобных хозяйств на рынки, расположенные в селениях по обе стороны. В этот раз свояки разговаривали всю дорогу. Диалог был на таджикском или на пушту[6], а может, еще на каком-то из местных языков. Ян все равно не понимал ни одного из них. На подъездах к городу проскочили над рекой, которая на первый взгляд показалась Яну несколько болотистой. В центре поймы шириной километр-полтора вытянулся мутный ручей, из которого даже местные ослы и верблюды пить захотели бы исключительно в случае тотальной засухи. Все остальное пространство – песчано-глинистая смесь вперемешку с булыжниками. Иногда мелькали еще не просохшие лужи, символизировавшие остатки ушедшей воды. При этом Ян обратил внимание, что берега реки, возвышавшиеся на высоту до пяти метров, были укреплены бетонированным крупным камнем. Казалось бы, зачем? Кругом пустыня. В этот момент Захид отвлекся от беседы и как добропорядочный гид дал Яну короткую справку по этой местности.

– Сахиб Ян, это Тарнак. Очень коварная река. Летом она пересыхает. Но весной и осенью, особенно весной… Видите ее берега?

– Да, я как раз на них обратил внимание, – подтвердил Ян.

– Да, да. В ней гибнет много животных. Она берет свое начало в предгорьях Хиндукуш, на плоскогорье. Вон оно, немного видно справа. Эту дорогу, бывает, так сильно может искалечить, что проезд становится невозможен, пока не отремонтируют все полотно над рекой. Южнее Тарнак встречается с другой рекой, Каданай, или по-другому Дори. Та пошире намного. Вы видели ее. Она была слева. Недавно проезжали. В этих местах она еще маленькая совсем, узкая. А подальше на запад – резко разливается в очень широкую воду, – с удовольствием или, точнее сказать, с удовлетворением Захид делился со своим спутником информацией об Афганистане.

– Да, что-то такое я наблюдал. Но ведь это и есть подтверждение законов диалектики: все в нашем мире развивается по спирали от меньшего к большему, повторяя на новых этапах предыдущие, только в усовершенствованном виде, а периоды борьбы сменяются гармонией, – с чувством симметричного удовольствия Ян выдал эту философскую тираду, восхищаясь тем, что наше бытие в своем естественном проявлении существует в согласии с неизменными принципами и только сиюминутные частности имеют свою собственную траекторию, которая не всегда синхронизирована с законами вселенной. Но такие частности, скорее, исключение из общего.

Захид улыбался в ответ Яну на протяжении всего его короткого и очень заковыристого монолога, соглашаясь с ним полностью. Попросту он ничего не понял, и это было для него в принципе не самым большим огорчением. Главное, согласиться с работодателем, чтобы ему было приятно с тобой иметь дело. Кстати, это еще один закон, только уже из другой сферы знаний.

Наконец въехали в Кандагар. У развилки повернули направо по кольцу, а через пару минут возле парковой зоны снова свернули, но уже налево. Невысокие здания, ухоженные улицы. Сказать, что война? Скорее, нет, чем да. Машина продолжала двигаться еще пару кварталов. По левой и правой сторонам дороги Ян заметил по одной мечети в пролетах. После второго перекрестка с кольцевым движением машина остановилась возле аутентичного комплекса, оформленного в традиционном исламском стиле. Очевидно, что здесь присутствовал и ресторан, и гостиничные номера. Проводник обратился к Яну:

– Сахиб Ян, я хочу перед вами извиниться, мне сейчас очень нужно будет отлучиться с Умаром буквально на полчаса. Не будете ли вы так любезны подождать меня в ресторане на первом этаже. Если хотите уже пообедать, я вам помогу сделать заказ. Наша кухня не для всех может быть понятна. Я виноват, угощу вас, – извиняющимся голосом сказал Захид. У проводника наметилась еще какая-то работа, о чем он не хотел сообщать своему нынешнему нанимателю, и, чтобы не оскорбить его, а заодно отвлечь от своих частных планов, которые проводник вынужден был провернуть во время, оплаченное Яном, решил воспользоваться древним принципом «хлеба и зрелищ».

Часы показывали половину первого, и Ян, который был уже не прочь пообедать, в сопровождении проводника прошел в ресторан. Захид разместил его в дальнем левом углу большого зала возле колонны и позвал официанта. Других посетителей не было в обеденные часы. В это время местные жители как благочестивые мусульмане обычно выполняли намаз. Подошел юноша, одетый в темно-зеленую абайю[7] чуть ниже колен в сочетании с широкими штанами того же цвета. У него не было блокнота для записи заказов. По правилам ресторана официанты должны были запоминать все, сказанное посетителями, проявляя таким образом наивысшее внимание и уважение к гостям заведения. Захид не присаживался, так как собирался сразу покинуть Яна, высказал официанту пожелания по блюдам, отдал деньги за обед и отпустил юношу отдать заказ в работу.

– Я заказал вам шурпу, местный суп, и маш с бараниной. Маш с мясом – это что-то вроде плова. Похоже очень. Попробуете. Порции большие. Вам понравится, я думаю. Еще немного местного колорита. Это чисто афганская национальная кухня, – улыбаясь Захид сообщил своему спутнику о содержании обеденного меню. – В конце принесут чай. Не торопитесь. Я за полчаса, ну, максимум за час справлюсь и сразу к вам вернусь. Отправлю вас домой, – немного поразмыслив перед тем, как уйти, проводник высказал еще один комментарий: – Да, забыл предупредить. У нас в Афганистане не используют столовые приборы, если происходит совсем традиционный ритуал трапезы. Тут часто используют хлеб как совок для пищи. Но для вас я попросил: ложки, ножи и вилки принесут, – по-хозяйски сказал Захид и покинул помещение.

Через десять минут появился официант с большой миской шурпы на подносе. Оставил первую часть заказа, разложил приборы и удалился. Ян приступил к поеданию горячего. В этот момент в ресторан вошли трое мужчин. Двое из них в деловых костюмах, по внешним признакам напоминали людей с Запада, а третий явно был афганец, в меру плотный, с усами и седеющей щетиной на щеках и бороде. Последний был одет в классическую голубую рубашку и синие брюки. Поверх рубашки был надет синий жилет от костюма тройки, без пиджака. Обычная модельная стрижка, как смог разглядеть со своей дистанции Ян. Опять же, ему показалось, что этот товарищ, скорее бы, вписался своим внешним обликом и поведением в западный мир, нежели в восточный. Отдаленно он даже напомнил ему Руслана, которого Ян повстречал в Абхазии, но более ухоженного и интеллигентного. Спутники в костюмах о чем-то разговаривали между собой негромко. По артикуляции наш герой смог разобрать, что это был английский язык. Внешне они напоминали, скорее, англосаксов. Но в таких ситуациях с выводами лучше не торопиться. Ян продолжал не спеша потреблять свою шурпу и наблюдал.

Следом за мужчинами на расстоянии пары шагов шел афганец в белой классической рубашке, застегнутой под горло, и черных брюках. К нему подошел официант. Он остановился и о чем-то с ним переговорил. Скорее всего, как понял Ян, это был администратор ресторана или комплекса, который лично сопровождал деловую компанию. «Значит, товарищи важные!» – подумал Ян и продолжил наблюдать. К счастью, его место расположения не попадало в поле зрения небольшой делегации. Товарищ из администрации ресторана подошел к усатому афганцу, который, в отличие от остальных членов группы, еще не успел присесть на диванчик в противоположной части зала у стены, и что-то негромко спросил. Афганец повернулся к своим спутникам, но не успел открыть рта, как тот, что постарше, четко и громко на английском языке произнес два слова:

– Lunch only[8].

«Английский-то американский…» – мысленно предположил Ян. В рабочей обстановке в Казахстане он сталкивался с представителями разных стран и уже мог различать такие вещи даже по одной короткой фразе. Кроме прочего, английский язык он знал хорошо и акустика в помещении позволяла полноценно слышать говорящих при условии внятного произношения.

Человек в жилетке снова вернул свой взгляд к администратору, назовем его так в итоге, кивком головы подтвердил высказанное вслух пожелание, после чего присоединился к западным друзьям. Администратор ушел.

Ян, собственно говоря, не был удивлен появлением этой компании в ресторане, да еще во время часов намаза. Скорее всего, ставка была сделана на то, что в заведении никого не будет. На Яна, тихо сидящего в засаде, вообще никто не рассчитывал. Наш герой знал из разных информационных источников, которые периодически попадали в его руки, что в Афганистане находится международный контингент – силы содействия безопасности и несколько баз Североатлантического Альянса, включая пехотный корпус и базу военно-воздушных сил в Кандагаре. В Кабуле была расположена штаб-квартира командования объединенных войск. В этом случае, скорее, следовало бы ожидать увидеть людей в военной форме, но никак не в деловых костюмах, что и показалось Яну странным.

– Ваш брат теряет контроль над ситуацией. Чего мы добились за десять лет проведения операции? Мы топчемся на месте. Движение здесь слишком спокойно себя чувствует. Если бы не наши усилия, в этой стране до сих пор был бы Эмират под руководством муллы. А это, как мы понимаем, рассадник экстремистов, которые потом расползаются по всему миру, – с глубоким возмущением произнес старший по возрасту и, как ощущалось, по статусу человек в костюме. – Ахмед, вы должны понимать, что наши европейские партнеры на данном этапе не видят смысла дальнейшего присутствия в стране. В мае на территории Пакистана мы ликвидировали Льва[9]. Теперь наши друзья заявляют, что главная угроза международной безопасности снята и дальше это ваш внутренний вопрос. Но такая постановка нас не устраивает. Сейчас нужно прижать хвост Движению, зачистить его руководителей и сторонников и строить новый Афганистан! Только ваш! А с этим мы поможем. Конечно, вы меня понимаете. Ваши организации регулярно получают оплату за услуги через наших финансовых друзей в Пакистане. И на ваши дела в Чикаго никто не обращает пристального внимания, как следовало бы. Вы рассчитываете, что у вас есть пути для отхода, если что? У вас их нет. Идем до конца. А если ваш брат начал думать, что нам не по пути, то мы сможем ему показать, что у него нет шансов. Ни у него, ни у вас. Помните, что мы в одной лодке, – этот монолог звучал весьма угрожающе.