Пётр Великий в жизни. Том первый

Дневник камер-юнкера Берхголъца, веденный им в России в царствование Петра Великого с 1721 по 1725 год. Ч. 1–4. М., 1902–1903. С. 139. С. 339

…В эту минуту вошёл Монарх, одетый в матросскую куртку; он возвращался из адмиралтейства, где он каждый день работает и отдаёт приказания.

Кампредон, Жак де. – Архиепископу Камбрэскому. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 176

Если же танцующие хотят после менуэта танцевать англез или польский, то объявляют об этом, и тогда кавалеры, желающие участвовать в танце, выбирают себе дам; но дамы не выбирают кавалеров, предоставляя это обыкновенно последним. В-пятых, всякий имеет свободу делать что хочет, т. е. может или танцевать, или курить табак, или играть, или разговаривать, или смотреть на других; равным образом всякий может спросить себе, по желанию, вина, пива, водки, чаю, кофе и сейчас получает требуемое. Но хозяин не обязан, да даже и не смеет, принуждать гостей пить или есть, а только может сказать, что имеет для угощения, и затем предоставить им полную свободу. В-шестых, и в-последних, собрания эти, начинающиеся около 5 часов, продолжаются не далее 10, и тогда все должны разъезжаться по домам. Что мне не нравится в этих ассамблеях, так это, во-первых, то, что в комнате, где дамы и где танцуют, курят табак и играют в шашки, отчего бывают вонь и стукотня, вовсе неуместные при дамах и при музыке, и, во-вторых, то, что дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними не только нельзя разговаривать, но не удается почти сказать и слова: когда не танцуют – все сидят как немые и только смотрят друг на друга.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 339

Музыка на ассамблеях была большею частию духовая: трубы, фаготы, гобои и литавры. Многие вельможи имели, однако ж, свои капеллы: лучшая принадлежала княгине Черкасской. Герцог Гольстейн-Готторпский Карл Ульрих, приехавший в Россию в 1721 году и который после взял в супружество великую княжну Анну Петровну, имел в своей свите капеллу, состоявшую из одного фортепиано, нескольких скрипок, одной виоль-д’амур, одного альта, одного виолончеля, одного контрбаса, двух флейт и двух валторн. Пленительная игра сих музыкантов и новость привезённых инструментов доставляли им частые случаи показывать своё искусство: говорили, что тот, праздник не в праздник, где не играли гольстинские музыканты…

Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. С. 89

Император ходил взад и вперёд и по временам являлся в залу, чтобы посмотреть на танцы; но большею частью оставался внизу, потому что распорядитель фейерверка, как говорили, выпил лишнее и государь должен был сам обо всём заботиться. В самом деле, он трудился изо всех сил

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 231

Вскоре пример двора перешёл и к частным людям. Русские вельможи, следуя законам сродного им гостеприимства, охотно исполняли государеву волю. Тогда не знали зазывных билетов: приглашали только самых знатных; прочие знакомые и незнакомые приходили в назначенный час, садились за стол и, покушав хлеба-соли, уходили, часто не заботясь о хозяине. Пирушки были часты. Вкусные обеды Меншикова, вина Шафирова, роскошное угощение Строганова и радушный прием Апраксина обратились в пословицу. Хозяин или хозяйка встречали гостей в дверях, при звуке труб и литавр, поклоном и рюмкою водки или вина. Обеды, начинавшиеся в 12 часов, были продолжительны и состояли из множества блюд. В частных собраниях, когда съезжались одни короткие знакомые, жребий назначал даме кавалера, который должен был вести её к столу, садиться рядом с нею и услуживать за обедом. В торжественные дни дамы находились в одной, а кавалеры в другой комнате. В конце стола подносили дамам сахарные закуски, к мужчинам же приносили ящики с винами: венгерским, рейнскими и некоторыми французскими.

Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. С. 89–90

…Одни курили табак или пили, другие разговаривали, третьи занимались игрою в шахматы.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 16

После обеда гости переходили в другую комнату к дамам, где ждали их чай, кофе и лимонад. Если общество было немногочисленно и нельзя было танцевать, то призывали домашнего козака, который тешил посетителей пляскою с припевом и игрою на торбане или на балалайке. В другое время, когда не случалось гостей, пред коими надлежало чиниться, садились играть: мужчины между собою в кости, шахматы или шашки, дамы с некоторыми кавалерами в короли, марияж, ломбер, ламуш или лантре.

Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. С. 123

Дамы сидят в отдельном апартаменте, куда к ним иногда призывают для танцев министров и других сановников.

Кампредон, Жак де. Донесения из России. С. 2

Во время стола государь уходил отдыхать и через час возвращался.

Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. С. 90

Если кто, когда Царь проходит по комнате, почтительности ради встанет, того подвергают штрафу, т.-е. заставляют выпить огромный бокал вина.

Кампредон, Жак де. Донесения из России. С. 2

Начинались тосты: обыкновенно предлагал оные сам хозяин. Когда случалось, что государь находился в числе пирующих, то первым тостом было всегда благоденствие семейству Ивана Михайловича Головина, то есть флоту. Пётр считал сей тост столь важным, что обещал шуту своему Лакосту 100 000 рублей, если бы ему случилось когда-нибудь пропустить оный.

Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. С. 90

Петербург, 14 Марта 1721 …Меня, от имени Царя, пригласили на большую ассамблею, долженствовавшую происходить в почтовом доме. Царь с Царицей прибыли туда, со всем двором, в пять часов вечера, по возвращении с катанья в санях, из коих в каждые помещается от 12 до 15 человек. Для Царицы и прочих придворных и просто приглашённых дам имелся отдельный покой, с довольно изящно накрытым столом, куда не входил ни один мущина, кроме тех, которые прислуживали Царице и ея детям. Вдоль стен залы, где собрались мущины, разставлены были три длинные стола, каждый в 60 кувертов, установленные холодными мясными блюдами. Царь поместился за тем столом, за которым сидели моряки. Распорядителем праздника быль кн. Меншиков. Он сидел на конце стола, за которым в перемежку и без всяких чиноотличий, разместились сановники в голубых лентах, прочие московские князья и иностранные министры. На одном из других концов сидел патриарх и с дюжину священников, в одеждах в роде кардинальских и которых единственная обязанность состояла в том, чтобы пить много вина-водки, и курить табак. Напротив этих мнимых кардиналов находились казацкпе депутаты, прибывшие сюда с подарками Царю. Кн. Меншиков несколько раз провозглашал тосты, обнося большие стаканы венгерскаго вина, которые надо было пить без милосердия, и самый большой – за здоровье флота, состовляющаго главную радость Царя. Выходить из-за стола не дозволялось; многие тут же заснули и я сам не вышел бы живым, если бы не начался великолепный фейерверк, отвлёкший внимание провозгласителей тостов. Я воспользовался причинённым им безпорядком и перешёл в покой Царицы, где происходили танцы. Там я увидал принцесс, которыя очень хороши собой и прекрасно сложены, также как и маленький принц, именуемый здесь великим князем. Во время ужина Царь нисколько раз вставал, провозглашал сам тосты то за тех, то за других, время от времени входил к Царице и подпевал певцам, голоса коих были не из самых приятных. Затем он протанцовал польский с Царицей, а принцессы танцовали с г.г. канцлером, Толстым, Долгоруким и кн. Голицыным. По окончании этого танца Царь совершил церемонию обручения сына канцлера с дочерью князя Ромодановскаго, вслед затем он сам обнёс вином всех родственников и друзей обручённых; Царицу он поцеловал в лоб, после чего все разъехались.

Кампредон, Жак де. – Архиепископу Камбрэскому. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 167–169

В орденские кавалерские праздники один из кавалеров (обыкновенно Меншиков) давал обед; все же другие угощали друг друга тремя кружками вина: одну выпивали за благоденствие флота и войска, другую за здоровье всех кавалеров, третью за здоровье хозяина. Число кавалеров в столице определяло число кубков, осушенных ими в таковые дни.

Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. С. 123

Когда государь вводил в обычай собрания, в которые долженствовали съезжаться чиновные особы вместе с жёнами и дочерьми, чтоб веселиться общею беседою, забавами и танцованьем, чего прежде не бывало, – то случилось некогда, что на одном бале любимец его Меншиков, пошёл танцевать в шпаге. Его величество, увидя такую нелепость, подошёл к нему, сорвал с него шпагу, бросил её в сторону и близ стоящим господам смеючись говорил: «Не осудите его – он всё думает, что он перед фрунтом на коне танцует со шпагою».

Некоторые сказывают, что государь, за сие будто бы рассердясь, ударил его в щёку, но оное взведено на государя от чужестранцев напрасно, которые по ненависти всячески старались приписывать монарху излишнюю жестокость.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 123

Я должен заметить, для удовлетворенья любопытства вашего преосвященства, что упомянутый мною выше патриарх, называемый здесь князь-папа, отъявленный пьяница, котораго Царь сам выбрал в это звание, для посмешища над духовенством. Он должен был жениться, и по этому-то случаю назначен был большой маскарад; но женщина, предназначенная ему в жены, упорно отказывается от этого брака, и потому маскарад отложен, его устроят на воде, когда разойдётся лёд.

Кампредон, Жак де. – Архиепископу Камбрэскому. С. 169

Вседержавные забавы и потехи

Между тем как внук Карла XI (имеется в виду заклятый враг Петра Великого шведский король Карл XII. – Е.Г.) добровольно покидал королевство своих предков, великий царь горько оплакивал потерю своего сына Петра Петровича, которого назначал себе в наследники; но, оставаясь верным обширным планам для упрочения величия и славы России, он в то же время изгонял из своих владений иезуитов, заподозренных в хитрых происках, клонившихся к водворению духовной власти (супрематии) папы взамен власти московскаго патpиapxa, уничтоженной уже много лет перед тем. Князь Куракин, во время своего посольства в Рим в 1707 году, намекнул на возможность такой попытки, но это только для того, чтобы отклонить Климента от признания Станислава (Лещинскаго) королём польским. Пётр Алексеевич не хотел признавать главою своей церкви никого кроме самого себя. Отважиться на такое предприятие и суметь привести его в исполнение было, конечно, делом, весьма не лёгким и требовавшим большой смелости. Почести, оказываемыя в прежния времена пaтpиapxy, доходили почти до обожания. Ежегодно, в память вшествия Мессии Иерусалим, он в сопровождении всего духовенства торжественно проезжал по улицам Москвы на богато убранной лошади, смиренно ведомой самим царём, который перед тем держал и стремя, когда патриарх садился на неё.

Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича, который жил в России, состоя при особе Голштинского герцога Карла Фридриха, женившагося на дочери Петра Великаго Анне Петровне. Перевод с французскаго И. Ф. Амона. Москва, 1866. С. 343

…В прежние времена в Вербное воскресенье цари сами водили под уздцы лошадь, на которой ехал в процессии патриарх, это известно из «Путешествия» Олеария и других книг; да и хозяйка моя рассказывала мне, что при последнем патриархе она собственными глазами видела такую процессию, в которой нынешний император и брат его Иван Алексеевич, царствовавший с ним в одно время, вели лошадь патриарха, именно один с правой, другой с левой стороны.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 375

Русские, ещё грубые, способны были поддаваться внешним впечатлениям гораздо более, чем влиянию разсудка. Зная это, царь старался делать смешным то, к чему хотел ослабить привязанность и уважение. По кончине последняго патpиapxa, он создал потешнаго патриарха, который, по вторникам на первой неделе поста, обязан был с своею свитою разъезжать, в шутовской процессии, верхом на волах и ослах, или сидя в санях, запряженных медведями, свиньями и козлами, нарочно для того приспособленными. Пaтpиapxy этому он придал титул князя папы и назначил штат из двенадцати пьяниц-дворян, которых называли кардиналами. Эта новая коллегия получила особый забавный статут, где, прежде всего, требовалось, чтобы никто из ея членов не ложился спать, не напившись пьяным. Таким образом, эксцентричность поведения князя папы и всей его обстановки, выставляемая при всякаго рода празднествах напоказ народу, доставляя последнему случай позабавиться, приучала его вместе с тем и соединять с презрением к грязному разгулу презрение к предразсудкам. Чтобы не пострадали достоинство и священныя права религии, царь не ограничился тем, что провозгласил себя верховным главою церкви: в некоторых случаях исполняя обязанности, сопряженные с этим саном: он уважал и обряды своего вероисповедания. Так напр. он обыкновенно становился перед олтарем, с непокрытою головою, в ряды певчих; даже часто, обладая сильным голосом и верным слухом, сам принимал на себя управление их хором. Распоряжение, сделанное им в то же время о переводе Библии на русский язык, окончательно убедило, что он никогда не думал касаться самой религии, а имел в виду только чрезмерность богатства и власти духовенства, которое злоупотребляло как тем, так и другим. В известных случаях он оказывал даже нечто в роде уважения к духовной юрисдикции. Так, по его указу, приговор над епископом Досифеем, замешанным в деле опальной царицы Евдокии Лопухиной, состоялся тогда только, когда Синод лишил его духовнаго сана и отдал в руки светскаго правосудия под именем Демида.

Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича… С. 343–344

Царь Петр I имел обычай держать при дворе несколько дураков или шутов, которые часто сопровождали его не столько для удовольствия, которое он получал от их выходок, сколько для того, чтобы с их помощью сказать придворным вельможам, а иногда и иностранным министрам, ту горькую правду, которую монарху не подобает произносить самому. Среди этих многочисленных шутов был один старый русский, которого звали Зотов. Все достоинства его сводились к умению хорошенько выпить, а царю он услужил тем, что научил его в детстве грамоте. Его глупость, которую царь в нём поддерживал, состояла в том, что он считал эту услугу столь значительной, что полагал, что за неё ему должны были давать титулы, звания и власть. Он уже устал этого ждать и всё время жаловался царю, который имел привычку одобрительно с серьёзным видом выслушивать все разглагольствования своих шутов и часто обнадёживал его, обещая сделать для него больше, чем для других своих подданных.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 145

Игривость досталась Петру по наследству от отца, который тоже любил пошутить, хотя и остерегался быть шутом. У Петра и его компании было больше позыва к дурачеству, чем дурацкого творчества. Они хватали формы шутовства откуда ни попало, не щадя ни преданий старины, ни народного чувства, ни собственного достоинства, как дети в играх пародируют слова, отношения, даже гримасы взрослых, вовсе не думая их осуждать или будировать.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 35

Однажды, когда Зотов после обильного обеда настаивал, чтобы царь сдержал своё слово, тот ответил ему: «Твоя жалоба справедлива, но, несмотря на такое долгое ожидание, ты ничего не потеряешь. Я делаю тебя князь-папой». Этот пьяница не был настолько лишён разума, чтобы не понять, кто такой папа. Он сообщал всем окружающим всё, что он мог узнать о звании папы из множества пасквилей и брошюр, напечатанных в Голландии, откуда они попадали к русскому двору, где имели обычай делать из них выдержки, чтобы выпускать их в форме приложений к газетам каждую неделю. О впечатлении, которое подобные чтения произвели в помутившемся разуме этого шута, можно судить по вопросам, которые он задал царю. Он сказал ему: «Значит, ты меня делаешь Римским патриархом и князем князей? Но ведь все иностранцы и даже русские будут смеяться надо мной! Они будут называть меня извергом, тираном и обманщиком». «Что за важность, – ответил царь, – лишь бы у тебя был хороший дворец, много денег и подвалы, всегда полные вина и водки, пива и мёда. Ты будешь назначать кардиналов, которые будут князьями, обязанными восхищаться всем, что ты скажешь, и подчиняться этому».

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 145–146

Пётр играл не в одну церковную иерархию или в церковный обряд. Предметом шутки он делал и собственную власть, величая князя Ф.Ю. Ромодановского королём, государем, «вашим пресветлым царским величеством», а себя «всегдашним рабом и холопом Piter’ом: пли просто по-русски Петрушкой Алексеевым. Очевидно, здесь больше настроения, чем тенденции.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 35

Поразмыслив, что совсем не свойственно шуту, Зотов спросил, кто ему даст этот дворец, эти деньги, и этот погреб полный вина. «Я, – ответил царь, – и в исполнение этих слов я даю тебе отныне такой дворец». Этот дворец находился на Сенном острове, который делит Неву на два рукава и является частью города Санкт-Петербурга. Дворец был расположен в квартале, называемом Татарским. «К этому я добавляю пансион в две тысячи рублей (10 тыс. франков) и за первые шесть месяцев заплачу тебе вперёд, утверждая тебя в твоей новой должности». Одновременно государь приказал, чтобы Зотов был провозглашён и признан в качестве князь-папы. Это провозглашение и признание произошло со стаканом в руке. Царь подал пример и заставил всех, кто присутствовал, выпить за здоровье нового князя. Каждый должен был подходить по очереди и приветствовать его. По мере того как все подходили, он благодарил каждого стаканом вина. Естественно, что так называемый патриарх лёг спать, основательно напившись, и это было для него обычным делом. На другой день царь в сопровождении всего двора, великолепно одетый, с помпой и триумфом отвёл этого шута в новый дворец, который он ему накануне пожаловал.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 146

Самое неприятное впечатление на нас производят потехи Петра, в которых заключалось подражание духовным обрядам, как, например, славление, церемонии при выборе князя-папы, в которых должны были разыгрывать важные роли сановники, как, например, Ромодановский, Зотов, Бутурлин и проч.

Брикнер А. Г. История Петра Великого. C.266

Проживающий в Петербурге монах по имени сир Кайо, который вёл беспутную жизнь, послужил образцом, чтобы одевать всех на его манер. Царь был доволен тем впечатлением, которое поведение этого монаха-католика могло вызывать у католиков. Он решил ввести этого монаха в состав шутовских кардиналов, но тот отказался от этого вследствие настойчивых просьб Кампредона, являвшегося полномочным министром Франции при русском дворе.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 54.

Что такое, в самом деле, всепьянейший и всешутейший собор Петра Великаго? Если бросим строгай, внимательный и испытующей взгляд на всепьянейший собор, то более чем неблаговидное название это, гласно данное Петром Великим потешному своему учреждению, наводит нас на вопрос: может ли быть, чтобы столь мудрый государь без всякой дальней мысли, или без тайной какой-либо высокой цели, дал такое позорное название публично учреждённому им заведению? Может ли быть, чтобы он гласно учредил таковое общество, будто бы для того единственно, «чтобы дать простор своему широкому разгулу» и не было ли это заведение смехотворною маскою или «харею» для сокрытия под нею глубоких политических видов?

Носович И. Всепьянейший собор, учрежденный Петром Великим // Русская старина, 1874. – Т. 11. – № 12. – С. 736

Этот комический праздник назывался Собором. Царь учредил его несколько лет тому назад по различным политическим соображениям и находил удовольствие в том, чтобы время от времени отмечать этот праздник. На празднике в виде гротеска изображалось то, что происходит в Риме в конклаве при провозглашении папы римского. Цели этого праздника сводились к одному. Первая и главная состояла в том, чтобы представить в смешном свете патриарха и вызвать презрение у народа к сану патриарха, уничтожить который в своей стране этот государь имел веские причины. Другая состояла в том, чтобы внушить своим подданным неблагоприятное впечатление о папизме и об основных положениях римского духовенства и тем самым подорвать авторитет папы с тем, чтобы высмеять тем самым и патриарха московского. Это вытекало из стремления этого умного и смелого государя подорвать влияние старого русского духовенства, уменьшить это влияние до разумных пределов и самому стать во главе русской церкви, а затем устранить многие прежние обычаи, которые он заменил новыми, более соответствующими его политике.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 147

Иноземные наблюдатели готовы были видеть в этих безобразиях политическую и даже народовоспитательную тенденцию, направленную будто бы против русской церковной иерархии и даже самой церкви, а также против порока пьянства: царь-де старался сделать смешным то, к чему хотел ослабить привязанность и уважение доставляя народу случай позабавиться, пьяная компания приучала его соединять с отвращением к грязному разгулу презрение к предрассудкам. Трудно взвесить долю правды в этом взгляде; но всё же это – скорее оправдание, чем объяснение.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 35

Есть основания полагать, что все эти комические церемонии содержали намек на какую-то из церемоний, которую хотели высмеять, соблюдавшихся при возведении в сан русского патриарха.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 146

Взглянем на самыя действия столь замечательнаго и забавнаго собора, на торжественное избрание новаго князя Папы, на шутовской брак одного из членов и на другия подобныя, публично совершавшияся, сцены. Хотя с изобилием истощались, свойственно пиршеству, разные увеселительные напитки, но и здесь нельзя найти ничего укорительнаго, что бы могло унизить Петра Великаго до «широкаго, грубаго разгула». Посмотрим на выдумку отважнаго пародирования римской иерархии, где Пётр Великий, среди всех лиц, как бы с намерением скрыть свою личность, избрал для себя низшую степень протодиакона. Эта черта ясно доказывает, что он избрал низшее для себя звание не для простора «своему широкому разгулу», а для того, чтобы незаметно следить за ходом действий мнимых иерархов, а вместе и за впечатлениями, какия сделал этот собор на зрителей, в особенности иностранных.

Носович И. Всепьянейший собор, учреждённый Петром Великим. С. 736

Его (Петровых) нововведений не смог бы оценить народ невежественный, суеверный и дикий, поэтому ему нужно было постепенно внушить отвращение к старым привычкам народа. И наилучший способ для достижения этой цели состоял в том, чтобы ловко представить народу в ложном свете некоторые стороны католической религии, так, чтобы она показалась ему смешной, и показать сходство её с той религией, которой так скрупулёзно поклонялись их отцы и они сами. Вот почему царь отмечал как можно чаще этот праздник, называвшийся Собором. Ниже будет дано описание этого праздника после небольшого введения, необходимого для того, чтобы показать читателю, чем могло быть вызвано учреждение праздника и его комической церемонии.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 147–148

Официальные празднества, часто организуемые Петром, были тяжелы, утомительны. Но ещё хуже были увеселения, тоже штатные и непристойные до цинизма. Трудно сказать, что было причиной этого, потребность ли в грязном рассеянии после чёрной работы или непривычка обдумывать свои поступки. Пётр старался облечь свой разгул с сотрудниками в канцелярские формы, сделать его постоянным учреждением. Так возникла коллегия пьянства, или «сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор». Он состоял под председательством набольшего шута, носившего титул князя-папы, или всешумнейшего и всешутейшего патриарха московского, кокуйского и всея Яузы. При нём был конклав 12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор, с огромным штатом таких же епископов, архимандритов и других духовных чинов, носивших прозвища, которые никогда, ни при каком цензурном уставе не появятся в печати.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 34

И так, что такое есть всепьянейший и всешутейший собор, открыто и гласно учреждённый Петром Великим? Всепьянейший собор не иное что был как маска, под которою скрывалась высокая цель великаго государя утаить пред соседственными сильными державами политическия силы своего государства. Самая шутовская свадьба Шанскаго, в 1702 г., имела эту же цель, чтобы в тогдашния времена самонадеянной отваги храбраго витязя шведскаго короля Карла XII, под маскою безпечнаго шумства, обмануть внимательный взор политических его агентов и дать всем иностранным наблюдателям понятие, что Пётр Великий, безпечно будто бы предавшийся шумству с своими «зачастую пьяными птенцами», нисколько не мыслит о приёме в отечестве своём страшнаго для всех, кроме Петра, гостя, собиравшегося к нему на кровавое пиршество. Кто же ныне дерзнёт осуждать величайшаго государя России за учреждение всепьянейшаго и всешутейшаго собора, приписывая таковое «широкому и грубому разгулу» его? Кто ныне не будет благоговеть пред Великим Петром, так прекрасно разыгравшем свой маскарад?