Синяя звезда

– П-п-прошу п-п-прощения, Оля, – он внезапно покраснел. – М-м-можно?

Мне всегда казалось, что взрослый мужик не способен смутиться до помидорной окраски в принципе, но Роман как-то ухитрился это сделать. Очень мило, конечно, но при первом знакомстве он не произвел на меня впечатления особо робкого человека. Я пожала плечами и впустила его.

– Я в-в-взял в-в-ва-ваш ад-д-дрес у В-в-ваньки, – после неловкой паузы выдавил он из себя. – Ч-ч-честно г-г-говоря, мне оч-ч-чень т-т-трудно г-г-говорить п-по т-те-те-телефону, еще т-т-руднее, чем т-так.

Боже, как невыносимо трудно слушать подобную речь, начинаешь мучительно страдать вместе с ним!

– Ох, – не сдержалась я. – Мне тоже трудно с вами разговаривать. Чаю, может быть? Или кофе?

– К-кофе, – Роман повесил плащ на вешалку, а шарф обмотал вокруг шеи. – С-со м-мной н-не т-трудно р-разг-г-говаривать, м-меня т-т-тяжело слушать, я знаю.

– Башмаки можете не снимать, если хотите, – заметила я, когда он наклонился к своему ботинку.

Не люблю утруждать своих гостей, во-первых, а во-вторых, у мужиков регулярно приключаются носки с дырками, то на пальце, то на пятке, это всегда мешает нормальному общению. Сидят, ноги под себя поджимают, стесняются.

– С-спасибо, н-но на улице в-все-т-таки г-грязновато, – откликнулся Роман. Стаскивая с ноги башмак, он заметил себе под нос:

– Я т-только с-сейчас с-сооб-б-бразил, что р-р-азбудил в-вас. У в-вас на щ-щеке отпечаток от к-к-офты.

Я повернулась к зеркалу, пригляделась. И в самом деле, красноватое пятно от воротника, на котором можно различить даже отдельные петли. Черт, опять забыла, что мне снилось! Вздохнув, я остервенело потерла щеку. Ну почему обстоятельства вечно складываются таким гнусным, противоестественным образом?

Выковыряв из-под полки тапки сорок последнего размера, принадлежавшие старшему сыну, протянула их гостю.

– Влезайте. Пойду, чайник согрею. Проходите…

И все-таки, где я могла с ним раньше встретиться? А, собственно, чего страдать попусту? У шефа, небось, и видела, как-нибудь, мельком, увидела и забыла. Бывает, чего уж там. Я ведь вечно бегом бегаю, людей не успеваю по дороге замечать, пока за ногу не схватят, чтобы поздороваться. Могла на периферии какой-нибудь конференции встретить, да мало ли где, чего меня так заело?

Поставив чайник, метнулась в ванную, сполоснуть сонные глаза. Пятно по-прежнему сидело на щеке. Ладно уж, переживу как-нибудь. В экспедиции этому типу еще и не такое доведется увидеть на моей чувствительной физиономии. Нос, к примеру, краснеет при малейшем похолодании, а все остальные части лица пухнут от ветра и дождя при любой температуре.

– Выпить хотите? – спросила я своего будущего начальника.

– Т-только н-не в-водки, н-не люб-блю я ее, н-невкусная она, – поморщился он.

– Я сегодня сухого вина купила, – и поставила бутылку на стол. – Подругу ждала в гости, но она внезапно разболелась. Правда, у меня есть почти нечего, опустошаю холодильник перед отъездом.

– У м-меня в х-холодильнике п-почти в-всегда п-пусто, – грустно заметил Роман. – К-как т-только нак-куплю еды п-побольше, обязательно п-притащится какая-н-нибудь с-сволочная с-са-саранча и в-все п-пожрет.

– Ну, – я задумалась, – в принципе, можно до магазина слетать, если очень есть хотите.

– Л-лень, – отказался он. – Я н-набегался по л-лужам, з-з-замерз, устал, х-хочу п-посидеть с-спокойно.

Я вытащила из холодильника остатки сыра, в хлебнице обнаружился черствый кусок булки. Украсила скудный натюрморт шоколадкой, припасенной для Натальи, вздохнула:

– М-да, негусто, даже неловко.

– Б-бросьте, Оля. Не м-мельтешите из-за м-меня, я этого н-не люблю, – Роман начал намного меньше заикаться, его уже можно было слушать почти без напряжения.

– Не буду, так и быть, – я поставила на стол бутылку. – Только штопора, у меня, к сожалению, нет. Старый сломался, а новый все забываю купить.

– Это не п-проблема, – гость вытащил из кармана складной нож, извлек из него штопор. Пробка сопротивлялась недолго, он разлил вино по стаканам. Почти сразу забурлил закипевший чайник.

Я спросила Романа:

– Может, сначала кофе, чтобы согреться?

– Лучше и т-того, и д-другого… М–можно?

Пошарив на полке, достала банку с кофе:

– Будете растворимый или вам нормального сварить?

– Оля, п-перестаньте н-нервничать, – попросил Роман. – Н-не надо н-ничего варить. Выпью и р-растворимый, я к в-вам п-поговорить п-п-пришел, а не к-кофеи распивать. Д-давайте з-за з-з-знакомство.

– Д-давайте, – я осеклась. – Черт, простите меня, я не дразнюсь.

– Уже п-привык. Особо в-п-п-печатлительные н-натуры р-рядом со мной ч-часто начинают з-з-за-заикаться, – он улыбнулся.

Улыбка преобразила его некрасивое лицо, и передо мной оказался совершенно другой человек, совсем не та злюка, которая злобно фыркала днем в кабинете шефа. На распухшем от насморка носу Романа я разглядела бледные веснушки. Наверное, летом станет совсем пестрым. Рыжий, рыжий, конопатый… Не рыжий, конечно, но определенно рыжеватый.

– Я, п-пока сидел у В-ваньки, п-посмотрел инст-титутский сборник, обратил в-внимание на п-пару ваших статей. П-пишете вы, к-конечно, по-женски, но м-мыслите по-м-мужски. М-мне п-понравилось…

– Не могу сказать, что воспринимаю ваши соображения, как комплимент. Все-таки мне кажется, что женщина должна быть женщиной, а мужчиной должен быть только мужчина.

– Д-да? П-пожалуй, я с вами соглашусь. Мне к-кажется, что вы к мужикам не очень хорошо относитесь, я п-прав?

– Не задумывалась, если честно, – усмехнулась я. – Думать мне, в основном, некогда.

– М-да, вы н-настоящий д-дип-пломат, – ответил он. – Я, собственно, чего п-приперся… Мне д-действительно трудно разговаривать п-по телефону с н-незнакомыми людьми. Р-раз уж с-судьба нас с вами свела, н-надо п-познакомиться п-поближе. Х-хотя д-думаю, что В-ванька, п-подлец, мог бы и мужика подыскать для меня. Я, ч-честно, не люблю смотреть на женщин, замученных работой. М-мне кажется, ч-что у них несколько д-другое предназначение. …Ч-чего-то меня в сторону п-повело. Так вот, В-ванька сказал, что в-вы можете не б-беспокоиться, он все оборудование для в-вас соберет. И д-деньги з-завтра будут.

– Вы знаете, Рома, я и не собиралась беспокоиться, – голова моя начала медленно, но верно косеть, только этого мне еще и не хватало. – Я вообще редко этим занимаюсь. Не то, чтобы я была совершенной пофигисткой, но… Как бы вам это объяснить? У меня обычно получается все, что я хочу, поэтому поводов для беспокойства у меня не так и много.

– Н-но все-таки они есть? – уточнил Роман.

– В общем, у меня их всего два, – мне стало смешно, – это пара моих сыновей. Оба редкостные обалдуи, но мне нравятся. Все остальное меня мало колышет. Я надеюсь, кто-нибудь среди ваших людей умеет сети ставить? Одной трудновато…

– Д-да что там, сети наши мужики умеют ставить, все классические б-браконьеры, и я в том числе, так что м-можете не переживать. Я, н-наверное, п-показался вам сегодня н-невежливым?

– Мягко сказано, – я захохотала.

Что-то моя голова совсем поплыла. Как там Шуба выразилась? Против симпатичного пиджака можно и не устоять? И чего я в нем симпатичного нашла?

– П-приношу в-вам свои извинения, – Роман снова улыбнулся. – Н-на самом деле я не то, чтобы с-совсем з-злодей, но изредка с-случается. В общем, т-так. П-послезавтра, в ш-шесть утра, з-заеду за в-вами на машине. В-все ваше оборудование я беру на с-себя. А с-сейчас п-прощаюсь. Спасибо за кофе. Р-рад был познакомиться.

Что мне оставалось делать? Я пожала плечами, проводила его и в грустях брякнулась на диван.

– Шуба!

– Что случилось? – встрепенулась она.

– Мне встретился симпатичный пиджак. И я не знаю, что делать.

– Ничего не делай, – деловито посоветовала она. – Плыви по течению.

– А если пороги попадутся? – мне неожиданно захотелось заплакать.

– Утонуть-то всяко не утонешь, – успокоила она меня голосом любящей бабушки, – в худшем случае промокнешь, в лучшем – обойдется Кто знает, что нас ждет впереди? Иди-ка ты спать, голубушка.

***

Заснув, я проснулась, как обычно. Вернее, начала уже привыкать к этой двусмысленной ситуации. Но до сих пор, кажется, просыпалась оттого, что меня будили… или нет? Что-то у меня в голове полная каша образовалась. Так! Я проснулась. Где?

Вокруг меня светло-серые глухие стены. Впрочем, не совсем. На одной стене висит картина, вполне абстрактная, что-то желто-черное, вызывает ассоциации с летом, осами… и болью. Почему? Не знаю, может, оттого что я боюсь ос, пчел и всего желто-черного? Может быть… а может и не быть… Нервы раздражены… почему? Что-то не так идет, что-то неправильно. Почему? Не понимаю…

Кое-как выбралась из постели. На привинченном к полу, хилом от изящества стульчике висит моя одежда. Я с подозрением рассмотрела светло-серый комбинезон. Мой? Или не мой? Ощущение, как будто и я не совсем я… Что со мной происходит? Влезла в комбинезон, выползла наружу.

И здесь светло-серые металлические стены, вдаль уходит полуосвещенный коридор. Навстречу сразу же попался седоватый дядечка. На макушке изрядная лысина, горбатый нос, пышные седые усы и гордая, величавая походка. Механик, как его… Герберт. Вспомнила, от этого слегка полегчало на душе.

Он с сочувствием взглянул на меня.

– Что, не по себе, милая? Может, тебе покушать? Мне обычно помогает, – и улыбнулся.

Истинно мужской подход к жизни. Может быть, и поможет, не знаю. Зато почему-то уверена, что мне нужно с ним поговорить, совершенно точное ощущение, что он многое может рассказать. Волокусь за ним следом. В уже знакомой кают-компании (неужели Шуба права, и сны повторяются?) меня усадили за стол, перед носом немедленно возникла тарелка с кучей еды. Я мужественно улыбнулась.

Еще бы, спросонья (или во сне?) в меня кусок обычно не лезет ни при каких условиях. Засунув в рот что-то непонятное на вкус, я вздохнула, вернее, тяжко вздохнул мой желудок:

– Герберт, вы давно летаете с капитаном Макмилланом?

– Давненько, – он сунул в пасть очередной кусок и задумался, пережевывая.

Если этот дяденька будет выдавать информацию такими микроскопическими порциями, я могу треснуть от несвоевременного избытка пищи и неудовлетворенного любопытства. Попробовать, что ли, подтолкнуть его к более интенсивным воспоминаниям?

– А чем вы занимаетесь вместе с капитаном?

– Мы, собственно, его только возим, а делами он занимается сам, – под благородные седые усы степенно отправился следующий кусок.

Я вздохнула. Таким способом мне ничего не узнать. Как же его разговорить? Я поднапрягла мозги и осведомилась:

– Герберт, капитан сказал мне, что он колдун. Это правда?

– Ага, – честно ответил он.

Елки зеленые… нет, погодите, это цитата из другого времени… или других обстоятельств? Время показалось мне тягучим, как жвачка. Как же мне его расшевелить?

– Герберт, а мой шеф сказал, что ваш капитан – страшный человек. Это правда?

Усы задумчиво пожевали, остановились, снова пожевали.

– В основном нет…

Черт, при первом знакомстве он показался мне более живым. Я решила, что пора рассердиться, и нахмурила брови.

– Герберт, вы всегда так немногословны?

– Вообще-то я люблю поболтать, Холли, – виновато отозвался он. – Но, если вы хотите узнать что-нибудь про капитана, лучше спросите его сами.

Возможность спросить самого капитана тут же подвернулась под руку, потому что Макмиллан внезапно плюхнулся на стул рядом со мной, обращаясь при этом к Герберту:

– Что, приятель, тяжко держать язык на поводке? А?

Герберт выразил на своей жующей физиономии нечто среднее между облегчением и чувством вины.

–Ну, – нечленораздельно буркнул он, – ты же понимаешь…

– А как же, – фыркнул тот. – Холли, прекрати изводить моего коллегу. Все, что тебе хочется узнать, можешь спросить непосредственно у меня. От него ты все равно ничего не добьешься, так уж у нас с ним принято.

– Что, ты можешь ответить на любой мой вопрос?

– Запросто, – он подтащил к себе тарелку и начал быстро жевать.

Воспитанный Герберт моментально испарился из-за стола, от греха подальше. Я повернулась и внимательно поглядела в бессовестную капитанскую физиономию.

– Зачем я тебе понадобилась, признавайся?

Расмус тяжело вздохнул, отодвинул тарелку и пристально посмотрел на меня.

– Мне понадобилась Синяя звезда. А раз ей оказалась именно ты, тебе некуда деваться. Вот я и сгреб тебя в охапку.

Все, приехали, подумала я. Теперь еще и Синяя звезда! Тихо, детка, без нервов, это только сон, почему бы и нет? Только что все это значит? Что за Синяя звезда такая, пропади все пропадом?

– Что такое Синяя звезда?

Я в упор посмотрела ему в глаза. Расмус Макмиллан, конечно, нравился мне, но не до такой степени, чтобы позволять ему пудрить мне мозги, пусть даже и во сне.

– Холли, я тебя умоляю, дай мне спокойно позавтракать. А после я тебе постараюсь объяснить, что к чему. Но лучше бы ты не стремилась узнать про себя все, потому что это можно только почувствовать, а ты еще не готова.

Хорошенькие дела! Что еще за это такое? А как я это почувствую, если ничего не знаю? Я с подозрением воззрилась на треклятого колдуна.

– Расмус, я начинаю сердиться!

– Это ничего, – спокойно возразил он. – Пока ты не знакома со своей силой, можешь сердиться, сколько угодно. Потом, возможно, у тебя возникнут проблемы с твоими негативными эмоциями. Или, наоборот, исчезнут.

Все, приехали! Я поняла, что уже не сержусь, отнюдь, зато начинаю беситься. Этот тип меня достал! Пытаясь сдержать неодолимое желание разъяриться, я наморщила лоб и запыхтела:

– Расмус! Черт тебя дери! Я хочу знать, зачем тебе понадобилась?

Он кротко вздохнул:

– Холли, потерпи полчаса, хорошо? И тогда я постараюсь все рассказать. Только толку от этого все равно не будет.

Мне захотелось размазать этого невозмутимого злодея по ближайшей стенке. Сколько можно меня изводить самым натуральным образом? Но этот редкостный мерзавец оставался бесстрастным.

– Может, чаю? А?

– Не хочу, – злобно фыркнула я. – Ненавижу быть пешкой!

– Ты не пешка, – бесстрастно ответил Расмус, поднимая на меня свои сверкающие глаза, – ты – ферзь. Ты Синяя звезда, и этим все сказано.

И тут мне стало так не по себе, просто ужасно! Мне показалось, что мой сон не совсем сон, совсем не сон, что-то большее, чем сон… И я крепко зажмурила глаза.

***

Будильник надрывался, надрывался, надрывался… Не понимаю, что случилось? Не должен он так безобразно долго звонить. Заткнулся, наконец, скотина! Но блаженная тишина недолго услаждала мои уши, звонок снова завопил. Какой, к черту, будильник, я же не заводила его вчера! И тут до меня дошло, что трезвонит телефон. Кому я понадобилась ни свет, ни заря? Не пойду, пусть они все треснут! Я отважно перевернулась на бок, натянула одеяло на уши.

Только злая судьба совсем не хотела дать мне выспаться. Телефон грянул в третий раз, после чего мои нервы окончательно сдались. Злобно отшвырнув одеяло в сторону, я пошарила ногой по полу в поисках тапок, одной ногой попала, другой промазала. Но стоило мне доползти до проклятого аппарата, как он замолк. С-сволочь! Я поймала себя на том, что слова внутреннего монолога произносятся с напряжением, так и хочется з-з-затормозить на первом звуке. Только этого мне еще и не хватало!

Мозги, обильно политые кофе, наконец, начали со скрипом проворачиваться. Я выглянула в окно. Снова серенький дождик… В такую погоду и просто бывать на воздухе совсем не хочется, а уж работать – особенно. Выкурив сигарету, я прижалась лбом к прохладному стеклу, забрызганному снаружи мелкими каплями, предчувствуя, как мое лицо вскоре станет таким же влажным, как это окно.

В тот же момент телефон осознал, что ему больше не стерпеть молчания, и незамедлительно сообщил об этом. Вздохнув, я взяла трубку. В ней захрипело, следовательно, это была моя несчастная больная подруга.

– Привет!

– Привет! Ты еще жива?

– Да как тебе сказать, – проскрежетала Наталья. – Отчасти и местами. То есть временами кажется, что отдельные части моего организма еще способны функционировать. А ты как? Как твоя говорящая кофта поживает? Передавай ей от меня привет.

– Обязательно, – я засмеялась. – Теплая такая, уютная, просто чудо. Так ведь тебе толком спасибо и не сказала. А бутылку твою я вчера выпила.

– Одна, что ли? – сквозь хрип прорезались удивленные ноты.

– Еще не хватало, – гордо ответствовала я. – С мужиком!

– Не верю, – от удивления подруга почти перестала хрипеть. – Этого не может быть! Где ты его взяла?

– Сам пришел, – я расхохоталась от удовольствия.

– И что? – Наталью, по-моему, начало трясти от любопытства, потому что трубка ощутимо завибрировала в руке.

– А ничего! – злорадно ответила я, но потом мне стало грустно. – Знаешь, что? Он мне понравился. А может, и нет.

– Это как? – Наталья встревожилась. – Я снова начинаю подозревать, что у тебя с головой не того… Мужик или нравится, или не нравится, третьего не дано.

– Боюсь, во мне просто материнские чувства бушуют, – вздохнула я. – Он такой… как бы это сказать? Не то, чтобы неухоженный… Но женской руки на нем не чувствуется, хочется приложить.

– В общем, – подытожила Наталья, – ты просто еще не поняла, чего тебе хочется больше – самой стирать ему носки или запрячь его в стиральную доску.

– Я совершенно точно знаю, что мне не хочется ни того, ни другого!

– Третьего не дано, – с мрачной торжественностью повторила подруга. – И ты это прекрасно знаешь.

– Хочу третьего! – уперлась я.

– И черт с тобой, хоти дальше, – разрешила Наталья. – Слушай, в дверь звонят, наверное, врач пришел. Пока. Звякни перед отъездом.

– Обязательно, – пообещала я брошенной трубке, возвращая ее на место.

Щелкнув зажигалкой, чтоб прикурить, я задумалась, заглядевшись на пламя. Как Наташка ловко ухитрилась сформулировать мои проблемы с мужиками… И в чем заключается то самое третье, которого мне хочется? И как его найти? И где?..

Но мои раздумья снова прервал телефон. На этот раз звонил шеф:

– Ольга, я тебя умоляю, не тяни до конца дня, зайди пораньше! Меня кассирша уже пообещала прибить, если ты до обеда не появишься. Ей ребенка надо к врачу вести. И командировку не забудь у Лидии забрать.

– Зайду, не забуду, – пообещала я и вдруг неожиданно для самой себя спросила: – Слушай, а Роман женат или нет?

– Все, я сейчас в обморок рухну, – Ванька принялся истерически ржать. – Вот уж от кого не ожидал матримониальных вопросов, так это от тебя. Ромка тебе что, понравился?

– Не твое дело, – огрызнулась я. – Так женат или нет?

– Кому нужен человек, которого невозможно слушать? – печально вздохнул Иван. – Он застарелый холостяк. Ты довольна?

– Ага, – я и в самом деле была довольна.

– Слушай, – оживился Ванька, – а, может, ты его подберешь? Носки он сам себе стирает.

– А другие достоинства у него есть? – ядовито поинтересовалась я. – Или ты полагаешь, что стирка собственных носков автоматически возвышает мужика до степени идеала?

– Тьфу на тебя, – оскорблено фыркнул шеф. – От твоего сарказма моему чувству собственного достоинства становится не по себе. Иди, давай, собирайся и быстро вали сюда. Жду!

Только успела отвернуться от телефона, как проклятый аппарат снова взвыл. Я раздраженно рявкнула в трубку:

– Да!

– Оля, – озадаченно произнес знакомый голос, – д-д-доб-б-брый д-д-день!

– Добрый день, Рома, простите за рычание, – я судорожно завиляла хвостом. – Телефон меня затерроризировал сегодня. Я вас сразу узнала.

– М-м-меня т-т-тр-рудно не уз-з-знать, – невесело усмехнулся он, шмыгнув носом. – Оля, м-м-можно я в-в-веч-ч-чером к-к-к в-вам с-с-снова з-з-зайду? Ч-ч-часов в-в-в-восемь…

– Заходите, почему бы и нет? К восьми я уже вернусь, а сейчас, простите, убегаю, меня Ванька ждет – не дождется.

– С-с-сп-пасибо, – Роман повесил трубку.

Я с размаху брякнулась в кресло. Шуба, мирно висевшая на спинке, охнула:

– Что с тобой? Ты меня напугала!

– Он снова придет сегодня, представляешь?

Она мелодично засмеялась:

– А как насчет порогов? Уже не беспокоишься?

– Посмотрим, – беззаботно ответила я. – Поживем – увидим! Все, убегаю, убегаю, убегаю…

Пока я общалась с телефоном, дождик успел закончиться, на подсохшем асфальте темными пятнами выделялись оставшиеся мелкие лужицы. Из некоторых выходили мокрые следы невнимательных пешеходов. Приподнятое настроение несло меня, все казалось прекрасным. Между домами на противоположной стороне улицы было видно, что тучи начали расходиться, и между ними появился синий клочок чистого неба.

Правда, зазевавшись, я не убереглась, отчего институтская дверь смогла нанести мне небольшой моральный ущерб, чувствительно лягнув в спину. Я ответила ей тем же, больно пнув ее ногой в ответ. Отведя душу и успокоившись, бегом вознеслась на третий этаж в приемную. Выхватив из рук секретарши оформленную командировку, дунула на первый этаж, в кассу. Кассирша Аллочка, подпрыгивая на стуле от нетерпения, всучила мне пачку бумажек и горсть мелочи, заставив все тщательно пересчитать. Так и не сообразив, насколько больше денег стало валяться на дне моей сумки, я устремилась к шефу, кабинет которого располагался как раз посередине между кассой и приемной. Влетев к нему, плюхнулась на стул и, еле дыша, поинтересовалась:

– Кофе дашь или придется самой возиться?

– Чайник не очень горячий, – заметил Иван, рассеянно потрогав пластмассовый бок. – Подогреть?

– Не надо, иначе я успею умереть от жажды, – схватив банку, я тряхнула ее над чашкой так, что та наполнилась чуть не наполовину. Озадаченно пытаясь понять, можно ли будет пить кофе такой концентрации или лучше отсыпать, плеснула в чашку воду. Отсыпать поздно, поняла я и попробовала, что получилось. В общем, смиренный и очень терпеливый человек в состоянии пить такое маленькими-маленькими глотками. Отхлебнув полчашки, я протараторила:

– Я все сделала, как ты велел! Деньги получила, командировку взяла. Что-нибудь еще? Ты чего так глаза таращишь? Со мной что-то не так?

– Не хватайся за зеркало, – захохотал Ванька. – Не так у тебя не снаружи, а внутри. Ольга, ты что, втюрилась, что ли? У тебя же глаза бешеные, я тебя еще никогда такой не видел.

Я на всякий случай все-таки взглянула в зеркало.

– По-моему, так замечательно я не выглядела уже давно, лет этак сто или все двести. И глаза у меня вовсе не бешеные, ничего ты в женских глазах не понимаешь! Они у меня сияют!

– Сияют они… бешенством, – Иван скептически хмыкнул. – Программу будем обсуждать или сама разберешься?

– Ты что несешь? Я ведь не маленькая Танька. Программу обсуждать, ишь ты, чего удумал! Обидеть меня хочешь или оскорбить? Что там с оборудованием?

– С этим все в порядке, Ромка уже отправил барахло на судно, можешь не переживать.

– Как не переживать?.. Ты запасных веревок сунул? Формалин не забыл? А спирт?!

– Все есть, уймись, а то я тоже обижусь. Сборы по стандартному списку. Спирт из твоего сейфа, и своего еще оторвал немного от сердца, литра два. Думаю, хватит вам, тебе если только команду поить придется, Ромка мало пьет. А, черт, с ним же химик едет!

– Этих ни в жизнь не пропоить, – категорически отрезала я. – Сам будет добывать, в случае чего. Ну, все? Я побежала?

– Слушай, подруга, – шеф неожиданно встревожился. – У меня такое странное ощущение, что ты вот-вот взлетишь. Воспаришь, как птичка! Поосторожней, смотри, с неба падать больно. Не расшибись…

– А, ну, тебя! – отмахнулась я. – Что ты такое несешь? Не маленькая ведь… Пока, пишите письма на небеса! Все, все, все!

Вихрем я пронеслась через магазины (хлеб, сыр, масло, печенье, новая зубная щетка, мыло, набор иголок), почту (пачка конвертов), аптеку (пластырь, анальгин, зеленка). Парикмахерская притормозила меня на пару томительных часов. Влетев домой, выдернула холодильник из розетки, швырнула все, что нужно, в рюкзак, остальное свалила на подоконник в кухне. Произвела судорожные раскопки на рабочем столе в поисках чистой бумаги, настрочила письма детям, слетала до почтового ящика на углу соседнего дома.

Только после этого я несколько поуспокоилась. Натянула на себя Шубу, села на кухне в компании с чайником, закурила. Тихо, спокойно, уютно… Куда меня несет? Мне так хорошо здесь… Зачем? Какой ветер приподнял меня над землей, лишил чувства времени и пространства, поднимая все выше и выше в небо? Я положила руку на край стола, опустила на нее голову… и снова провалилась.

***

Задыхающиеся легкие, раздираемые нестерпимым желанием вдохнуть, из последних сил требовали воздуха. Высоко надо мной сквозь зеленоватую поверхность воды мягко просвечивало маленькое смутное солнце. Рванувшись вверх и последним усилием вынырнув, я принялась судорожно хватать воздух ртом вместе с соленой водой, текущей по лицу. Кое-как отдышавшись, повертела головой вокруг, в попытке осознать происходящее.