Праздник на выезде

– Да уж, родился в государственный праздник. – Оксана пожала плечами. – Сначала я радовалась, как хорошо, всегда можно будет гостей собрать, выходной же. А потом выяснилось, что двадцать третьего вечно все забито. И клуб детский, и игровое кафе… Как будто Новый год, честное слово!

– Не волнуйтесь, я посмотрю, есть ли у нас окошко. – Алина вытащила телефон и, убедившись, что клиентке не видно экран, некоторое время сосредоточенно листала ленту новостей в соцсетях. – Смотрите-ка, вам очень повезло!

– Правда? – Оксана аж расцвела, настолько обрадовалась, что на мгновение утратила бдительность. Этого хватило, чтобы словить снежок лбом. – Глебыч, осторожнее! – крикнула она ласково.

Алина опешила. Куда скатились современные родители? Устрой она нечто подобное в детстве, задница бы уже горела от отцовского ремня, а в углу на обоях были бы уже дважды пересчитаны все цветочки и завитушки. Причем сама Алина не назвала бы своих родителей жестокими. Скорее – справедливыми. И не то чтобы ее много били в детстве, – до курса лечения у психоаналитика не дотягивало, – но Алине хватило одного случая, чтобы усвоить правила игры и больше их не нарушать.

К примеру, как-то она стащила у отца чемоданчик с инструментами, а потом играла с соседскими мальчишками в доктора. Причем никакого сексуального подтекста в этом не было – так, аппендэктомия, трахеотомия понарошку и немного ампутации, – но отец тогда знатно всыпал ей резиновой трубкой от капельницы. А мать потом прочла лекцию об опасностях ранней интимной жизни и беременности, а заодно продемонстрировала слайды для своего рабочего доклада о последствиях ЗППП. Алине тогда было десять, и она бы лучше предпочла двойную дозу трубки от капельницы.

Вот сейчас этому Глебу – маленькому, не взрослому, хотя заслужили оба, – отвалить бы лещей по первое число, он бы мгновенно занялся чтением, арифметикой или чем там положено заниматься приличным детям. А что вместо этого? Ему планируют праздник на день рождения! Нет, Алина радовалась возможности подзаработать, но от несправедливости аж в глазах резало. Его ведь даже не отругали! «Осторожнее!» Какой ребенок станет обращать внимание на такие слова? Хорошо, если уж не орать и не ставить в угол, то хотя бы оставить без сладкого! А эта Оксана стоит тут и как ни в чем не бывало перечисляет, какие развлечения должны быть на празднике, только успевай записывать. Музыкальная программа, светомузыка, шары в зеленой гамме, аниматор, игры с призами на военную тематику… Серьезно?

Алине мама всегда говорила: «Я рожала тебя вперед ногами, мне наложили кучу швов, потому что твой отец бухал с моим врачом, бросив меня на акушерку! Так что запомни, детка, твой день рождения – это мой праздник». Нет, подарки и торт Алина получала исправно, но вместо ее друзей на день рождения приглашали только родню. Аниматором можно было считать только дядю Толю – и то с натяжкой. Будучи психиатром высшей категории, он, едва выпив, начинал травить забавные байки про пациентов, чем заметно скрашивал скучные семейные застолья.

– А главное, я бы хотела, чтобы праздник вел лично хозяин агентства. – Оксана еще не вытряхнула весь снег из-за шиворота и поэтому казалась особенно оживленной.

– Кто? – растерянно моргнула Алина.

– Ну Глеб! Глеб Рудаков, – улыбнулась клиентка. – Говорят, дети его просто обожают. Ну и потом, он же тезка моего Глебушки… Я решила, что это знак.

Да, это и правда был знак. Один из тех символов, что принято рисовать на заброшенных гаражах и в лифтах.

– Знаете, он очень занят… – Алина состроила виноватое лицо. – Кроме того, у нас есть и другие замечательные аниматоры.

– Поняла, – кивнула Оксана, и не успела Белкина выдохнуть, как не в меру добрая мамаша добавила: – Я готова доплатить на тридцать процентов больше. Скажем, вас устроит…

И тут она назвала такую сумму, за которую Алина согласилась бы получить не один и даже не два раза снежком в лицо от маленького чудовища. Да что уж там, теперь он казался Алине не монстром, а милейшим ребенком на свете.

– Мы что-нибудь придумаем, – горячо заверила она клиентку. – Но сначала – аванс.

Глава 7

Глеба Рудакова никогда не бросали девушки. Он их – да. Но чтобы его – ни разу.

Однажды он потерял визитку своей парикмахерши, – а той, надо сказать, было уже глубоко за сорок, – и нашел другую, так спустя месяц старая парикмахерша сама отыскала Глеба и умоляла его вернуться, как влюбленная восьмиклассница.

Он вообще всегда нравился женщинам. Умел отвесить правильный комплимент, заинтриговать, рассмешить, подержать в тонусе, не перезвонив. И позволял заботиться о себе, давая девушке почувствовать свою нужность. Словом, идеальный парень. Даже мама всегда так говорила, а уж она-то в жизни разбиралась.

И казалось бы, Алина должна радоваться, что ей достался такой обаятельный, креативный и терпеливый босс. А она взяла, украла его идею – и смылась, опозорив его перед маминой подругой. Вот и доверяй после этого людям!

– Плебейка, – отрезала Илона Ивановна, когда воровка чужих бизнес-идей нагло сбежала. – Запомни, мой мальчик, мещан всегда заботила и будет заботить одна лишь нажива. Homo homini lupus est. Так еще Плавт написал, и он был чертовски прав.

– Гомо… – попытался повторить Глеб. – Да не, она не из этих…

– Человек человеку волк. Латынь, – Илона снизошла до непросвещенного гостя. – Но это касается не всех, только людей низких. Ну, вроде этой нахалки или твоего отца. Без обид, конечно.

Глеб не обиделся, конечно, все-таки он мужские штаны носил, а не балетную пачку. Но Илона с этим ее своеобразием начала его порядком раздражать.

– Папа не такой уж низкий, метр восемьдесят или вроде того.

Веригина залилась раскатистым смехом и кокетливо царапнула Глеба по плечу, отчего ему стало не по себе.

– Обожаю твою непосредственность, – сказала она, взмахнув длинными ресницами. – Послушай, не переживай ты за этот несчастный бизнес. Так уж сложилось: кому-то суждено зарабатывать, кому-то – тратить… И из-за Кирилла не переживай, он побесится и охолонется. Все ж таки ты его единственный наследник. А пока можешь жить у меня сколько хочешь. Я даже рада такому соседству… – На этой фразе взгляд Илоны Ивановны медленно пополз по груди Глеба все ниже и ниже, пока он не вспомнил, что так и стоит до сих пор в одних трусах.

– Слушайте, мне очень надо заняться этим… В смысле, бизнесом, – Глеб попятился от Илоны, пока не уткнулся в спинку кровати. Просто #metoo какое-то, в самом деле! Что-то подсказывало Рудакову: если он сейчас прогнется перед этим Харви Вайнштейном в юбке, то потом ни одно публичное откровение не поможет ему отмыться. – Я хочу работать! – выпалил он. – Работать и одеться. – Он нащупал спортивные штанишки Макса и прикрылся ими, как «ночная бабочка» во время полицейской облавы.

– Господи, ты же не собираешься носитьэто? – Илона поморщилась с такой брезгливостью, словно он не одежду держал в руках, а дохлую кошку. – Постой, я принесу тебе что-нибудь из гардероба моего первого мужа. У вас с ним одна фигура.

Она ушла, но Глебу легче не стало. Для женщин ностальгия – штука пострашнее наркотика. Всякий раз, когда мама начинала вспоминать Глебово детство, то неизбежно пускала слезу, лезла обниматься, трогать его за щеки и норовила ворваться в спальню в неподходящий момент, чтобы подоткнуть одеяло. И тут как с зыбучими песками – чем сильнее пытаешься вырваться, тем сильнее затягивает. Поэтому если Рудаков-младший видел, что мама открыла ящик Пандоры, а точнее – сервант, где хранились фотоальбомы, детские рисунки и архивные видеокассеты, он бежал из родительского дома прочь так далеко, как только мог, а на телефоне включал авиарежим.

Весь ужас ситуации, в которой оказался Глеб теперь, заключался в том, что ностальгировать Илона Ивановна явно собиралась не по маленькому мальчику с локонами ангелочка – цитата из лексикона Татьяны Сергеевны Рудаковой, – а по своему мужу. И уж тут поди знай, как именно этой дамочке захочется тряхнуть стариной. Идти Глебу было некуда, а сколько он сможет держать Илону на расстоянии, учитывая, что в целом доме, кроме них двоих, никого нет, Рудаков не знал.

– Вот его домашний костюм. – Веригина возникла в комнате, когда Глеб прикидывал, высоко ли будет в случае чего выпрыгнуть из окна.

Поначалу ему было страшно даже смотреть, что там за костюм притащила его не в меру радушная хозяюшка. Учитывая, что сама она носила то шелк, то кружева, вполне возможно, мужу она тоже подсовывала нечто вызывающее. И хорошо еще, если не из кожи с латексом.

– Да что ты стесняешься, примерь! – Ее настойчивый голос заставил Глеба обернуться, и он выдохнул с облегчением: Илона кинула перед ним целую груду бархата.

– Может, вы дадите мне пару минут?

– Господи, ну все же свои, – раздраженно отмахнулась Веригина, но, к чести ее будет сказано, все-таки отвернулась.

Глеб торопливо нацепил мягкие длинные брюки и халат, который больше подошел бы какому-нибудь академику или хозяину журнала «Playboy». Как бы нелепо это ни выглядело, шмотье было хотя бы теплым и прикрывало все, что стоит прикрыть благочестивому юноше, когда тот спасается от харассмента.

– Ну вылитый Серж! – ахнула Илона, когда Глеб легким покашливанием дал ей понять, что сеанс переодевания закончен. – Знаешь, я тут подумала… – Она шагнула к Рудакову, чем вызвала у него новый приступ паники. – Есть у меня одна безумная затея… Как помочь нам обоим, – тонкие руки потянулись к поясу халата, и Глеб в ужасе отпрыгнул, больно стукнувшись о комод.

– Нет! – Это слово он собирался произнести грозно и мужественно, но вышел какой-то жалкий взвизг. – Я против!

– Если тебе не нужен крупный заказ… Как скажешь, я навязываться не стану. – Веригина разочарованно повела плечом.

– Нет! В смысле… Да… – Глеб потер ушибленную ногу. – Но не такой ценой.

– О чем ты вообще твердишь?! Моя знакомая писательница хочет устроить презентацию книги, думала, посоветовать ей тебя… Ты ведь ивентами планировал заниматься?

– Да, но… – Глеб слышал, конечно, что путь в шоу-бизнес лежит через постель, но надеялся, что хотя бы с агентством праздников обойдется. – Спать я ради этого ни с кем не буду, – и он поплотнее запахнул халат. Для надежности.

– Что?! – Илона как-то странно моргнула: один глаз задержался закрытым чуть дольше, чем второй, из-за чего она на мгновение напомнила Глебу сломанную советскую куклу. – Мальчик мой, уж не знаю, откуда у тебя эти безумные фантазии, но я – приличная женщина! И дети – не мой фетиш!

– Но вы… Вы ведь сказали, что я на мужа вашего похож… И это… – Он положил руку на пояс халата.

– Конечно, похож! Он так просил родить ему сына, так просил… – Илона прерывисто вздохнула и качнула головой. – Но моя поэтическая карьера… Сам понимаешь… – Глеб кивнул, хотя словосочетание «поэтическая карьера» звучало для него приблизительно как «инвестиции в радугу». – А это, – Веригина шлепнула Глеба по ладони, которой он сжимал пояс, – я собиралась завязать правильным узлом. Ты же не рубище босяцкое надел, а французский бархат!

Глеб сдался и виновато опустил руки, позволив Илоне Ивановне поколдовать над поясом. Чувство у него при этом было, как у дошколенка, который даже со шнурками еще не разобрался.

– Вот так! – Веригина отстранилась, удовлетворенно оглядывая результат своих трудов. – Другое дело! И запомни, мой мальчик, ни один бизнес не стоит того, чтобы торговать своим телом. Если это, конечно, не бордель.

Впервые в жизни Глеб прочувствовал, что такое стыд. То есть с испанской его разновидностью Рудаков был знаком и раньше, но терпкую русскую стыдобищу примерил на себя лишь сегодня. И приятного в этом было мало.

По-хорошему Глебу стоило бы залечь на дно, точнее, под одеяло, запереться на замок и не попадаться Веригиной на глаза, пока она не забудет о том, что он вел себя как пугливая старая дева, которой за каждым кустом мерещатся насильники. Но сделать этого Рудаков не мог: бизнесмен в нем был сильнее пристыженного мальчишки.

Умывшись как следует, словно это могло очистить пятно позора, Глеб спустился на кухню к Веригиной, отыскал турку для кофе и загуглил, как его варить. До сих пор пользоваться плитой ему особо не приходилось, он обычно уступал пальму кухонного первенства прислуге или девушкам, но как знать, быть может, все эти годы в нем дремал талант великого шеф-повара? Тогда он со временем откроет еще и ресторан с большим банкетным залом для свадеб. Чем не подспорье ивент-агентству? Правильно люди говорят: талантливый человек талантлив во всем.

Конечно, он мог бы сразу начать с каких-нибудь венских вафель, американских панкейков или французских круассанов, но справедливо рассудил, что и английского сэндвича, или, как его называют в Лондоне, сандвича, Илоне будет пока достаточно.

Прежде Рудакову не требовалось задабривать женщин, хватало голой харизмы, но ради крупного заказа Глеб был готов расстараться. Причем больше всего его грела мысль о том, как он утрет нос этой занозе Белкиной. Хвасталась тут все утро, что она якобы искала клиентов. Ха-ха! К Рудакову они приплыли сами, как бутылка с пиратской картой сокровищ. Немного умаслить Веригину – и вуаля!

Презентация книги… Подумать только, для настоящей писательницы! Они же сплошь звезды и миллионеры. Кто там есть… Роулинг, Донцова и этот еще, у которого куча драконов, и все либо сношаются, либо дохнут… Одним словом – классика. Как-то в Нью-Йорке Глеб собирался в ночной клуб и с трудом смог протиснуться через толпу литературных фанатов. Оказалось, что в соседнем здании выступает какой-то известный писатель, так там от репортеров отбоя не было. Наверняка организаторы мероприятия за это спороли нехилый куш, да еще и засветились в прессе. Да, такую бесплатную рекламу упускать было нельзя.

Когда Веригина соизволила спуститься на кухню, ее ждал кулинарный шедевр от шефа Рудакова, поданный на изящнейшем фарфоровом блюдце.

– Я тут подумал, – Глеб заботливо отодвинул перед Илоной Ивановной стул, – что мог бы взяться за то мероприятие… Что вы там предлагали? – Он сознательно изобразил забывчивость, чтобы Веригина не решила, будто ему этот заказ нужен как воздух, и не слилась из вредности.

– Да я уж и не помню, – коварная женщина зевнула. – Разве я вообще что-то предлагала? – Тут она заметила сэндвич и поморщилась: – А зачем ты положилэто на чайное блюдце?

– А это ваш завтрак, приятного аппетита, – Глеб стиснул челюсти: вот же мстительная старуха! Неудивительно, что Раскольников в свое время взялся за топор! – Кажется, вы говорили что-то про книгу…

– Ах да, точно, – Веригина расплылась в улыбке. – Презентация книги!..

Глеб воспрянул духом. Все-таки нет еще на свете женщины, которая не устояла бы перед его шармом.

– Плохая была идея, – отрезала Илона Ивановна, и у Глеба аж лицо вытянулось от неожиданности.

– В смысле?

– В прямом. – Она беззаботно взялась за сэндвич и придирчиво осмотрела его со всех сторон. Да, выглядел он кривовато, этот промах Глеб готов был признать. Но во вкусе он не сомневался, а именно вкус в кулинарии – самое главное. Вот попробует сейчас – и точно перестанет кочевряжиться. – На презентации книги не клоун нужен, а серьезный, воспитанный человек. Литература не терпит дилетантов, – и, смерив Рудакова презрительным взглядом, Илона откусила свой сэндвич.

То, что с выбором стратегии вышла промашка, Глеб понял сразу. Никогда еще он не видел, чтобы у человека были такие круглые глаза, только в мультиках. Илона Ивановна зажала руками рот, метнулась к раковине с прытью эфиопской бегуньи и выплюнула то, на что Глеб убил целых полчаса своей жизни.

– Есть шанс, что я сделал слегка островато…

– Слегка?! – прохрипела Веригина, промакивая уголком салфетки слезы, чтобы не размазать тушь. – Ты отравить меня решил, мерзавец?!

– Да там всего один перчик и немного горчицы…

– Матерь Божья, ты целый перец туда бухнул?! Воды, срочно воды! Ты же сжег мне весь пищевод!

Глеб суетливо заметался по кухне в поисках графина или бутылки с питьевой водой, но ничего подобного не заметил. К счастью, он вовремя вспомнил про кофе, решил, что хороший ароматный напиток исправит ситуацию. Схватился за турку, плеснул в первую попавшуюся чашку и протянул Илоне Ивановне. Та машинально пригубила – и фыркнула, окатив все вокруг россыпью коричневых брызг.

– Это еще что за ледяная дрянь?! – Она высунула язык и принялась ожесточенно тереть его салфеткой.

– Я кофе варил… Может, у вас плита сломана…

– А ты ее включил, враг рода человеческого?! – Илона скомкала салфетку и метко бросила в Глеба.

– Я думал, она сенсорная… – Он отвечал на автомате, барахтался, как рыба на суше, понимая, что с каждым движением губ только отдаляет себя от спасения.

– Газовая?! – Веригина, кажется, хотела сказать что-то еще, но передумала. Подняла руки, призывая к тишине, закрыла глаза и замерла как статуя. И только ее гневно трепещущие ноздри показывали, что она еще не впала в анабиоз окончательно.

Глеб честно ждал вердикта. И ему не требовалось прибегать к дедуктивному методу, чтобы догадаться: в лучшем случае он просто лишится заказа, в худшем – Илона прямо сейчас выставит его на мороз. Но что самое ужасное, ему придется добираться до Москвы в этом бархатном халате, рискуя оказаться либо в дурке, либо в обезьяннике по подозрению в эксгибиционизме. И в тот момент, когда Рудаков готов был уже уйти с кухни с позором, Веригина наконец открыла глаза.

– Ты устроишь эту презентацию, – произнесла она с поистине королевским достоинством.

– Серьезно?! – Глеб не знал, радоваться ему или бояться очередного подвоха.

– Серьезнее некуда. Если уж твоему отцу так сильно нужно, чтобы ты заработал эти несчастные деньги, я помогу. А кроме того, – Веригина налила себе воды из-под крана и прополоскала рот, – я ненавижу Минину. – И она сплюнула с таким видом, словно там, в раковине, сидела эта самая Минина.

Как выяснилось пятью минутами позже – когда Илона Ивановна заварила себе ромашкового чая для успокоения и похоронила Глебовы кулинарные начинания в мусорном ведре, – Елена Минина и была той писательницей, что задумала покорить литературный бомонд презентацией новой книги. Что-то там про тайные связи, наверное, детектив или шпионская история.

– Переговорами займусь я, – холодно заявила Илона Ивановна. – Твое дело – организация.

И Глеб не возражал. Ему хватило одной женщины из мира литературы, вторую бы он сегодня точно не вынес. К тому же он был рад, что самая неприятная работа свалится на хрупкие плечи Веригиной. В бизнесе всегда кто-то должен отвечать за идейное наполнение, а кому-то достается скучная монотонная возня, и пока Рудаков не нашел замену Алине, он готов был уступить ее обязанности Илоне Ивановне. Да и своей доли она вроде не требовала.

После завтрака и часа размышлений у окна – по крайней мере, так со стороны выглядело то, что Веригина гордо именовала поэтическим процессом, – Глебу наконец вручили полосатый деловой костюм из гардероба покойника, чтобы при полном параде навестить потенциальную клиентку.

Костюм был, надо сказать, отвратительный. Мало того что коричневый, так еще и пропах насквозь средством от моли. Но если уж Веригиной так нравилось ностальгировать, Глеб из чувства благодарности простил ей этот маленький каприз, внутренне смирился с ролью ее несуществующего наследника и позволил нацепить на себя чудовищный шейный платок. Илона Ивановна, конечно, утверждала, что это писк моды, но не уточнила, какого столетия.

Вообще, чем дольше Глеб общался с подругой своей матушки, тем отчетливее понимал, что окружение себе Илона подбирает по принципу фона для собственной персоны. Сама она всегда должна была находиться в центре композиции, остальным полагалось скромно гармонировать с ней, но ни в коем случае не отсвечивать и не перетягивать акцент на себя. Даже костюм Глеба она выбрала исключительно потому, что тот сочетался с ее сапогами и выгодно оттенял изумрудное шерстяное платье.

Елена Минина затесалась в число подруг поэтессы-аристократки тоже не случайно. Во-первых, она была старше Илоны, а во-вторых – толще. Ее дом после замысловатого жилища Веригиной показался Глебу вполне уютным, а главное – нормальным. Аккуратный светлый коттедж, окруженный заснеженными холмиками клумб и красными колпаками садовых гномов.

– Мещанство, – походя фыркнула Илона Ивановна, и Глеб, который уже собрался высказать Мининой комплимент за ландшафтный дизайн, прикусил язык.

Все время, которое Рудаков провел в доме писательницы, он гадал, что за странные отношения связывают двух этих женщин. К примеру, Веригина при встрече бросилась лобызать скромную пухлую Минину с таким рвением, словно та только вернулась из полярной экспедиции. Но не прошло и секунды, как Илона оглядела бежевое убранство писательского дома и наморщила носик:

– Я бы на твоем месте уволила домработницу. Жуткая пыль.

Глеб уронил челюсть: во дворце самой Илоны Ивановны пыль была неотъемлемой частью интерьера, словно хозяйка нарочно копила слой потолще, чтобы на нем записывать навеянные музами строки. У Мининой же царила идеальная чистота, даже бесконечные фарфоровые статуэтки на узких полочках сияли так, будто их канифолили по три раза на дню.

– Но у меня нет домработницы, я сама убираюсь, – писательница поджала губы, отчего ее бульдожьи брыли печально качнулись и повисли еще ниже.

– Да? – притворно удивилась Веригина. – Ну не обижайся. Наверное, ты просто подобрала неудачный цвет стен, и поэтому все кажется немного затертым и грязным. – На этой торжественной ноте Илона элегантным движением сбросила пальто с лисьим воротником, и Мининой ничего не оставалось, кроме как поймать его, подобно опытной гардеробщице. Да, Веригину Господь определенно наделил талантом. В особенности – по части того, как заставлять окружающих чувствовать себя ее прислугой.

И так продолжалось все время. Илона Ивановна вроде и нахваливала Минину, но при этом каждым своим иезуитским комплиментом загоняла самооценку «подруги» все глубже под плинтус.

– Какие чудесные булочки! – восхитилась Веригина, когда перед ней поставили блюдо с румяной выпечкой. – Жаль, не могу попробовать, я все-таки слежу за фигурой. Знаешь, иногда я тебе даже завидую! Как хорошо, наверное, когда тебе плевать, как ты выглядишь и что о тебе думают окружающие.

Или:

– Я так рада, что у тебя выходит новая книга! Третья за год, с ума сойти! Ты правильно делаешь, что не заморачиваешься с качеством текста, тут главное – встать на поток. Все равно среди твоих читателей мало настоящих знатоков литературы.

Глебу было отчаянно жаль бедную писательницу. Если он к чему и пришел, наблюдая за изощренной словесной поркой, так это к тому, что женская дружба – миф. То, что связывало двух жриц литературы, напоминало скорее странный симбиоз. Одна питала свой нарциссизм, вторая… Нет, Минину Глеб все же до конца не раскусил. То ли она и вправду была мазохисткой, то ли просто черпала вдохновение для книг, и сразу после бесед с Веригиной садилась писать про особо жестокие убийства.

Теперь-то до Глеба дошло, почему сбежала Белкина. Это было ясно как день: ее просто достала Илона Ивановна, ведь Глеб-то не сделал ничего предосудительного. И, дожевывая третью плюшку с корицей, – во-первых, они вышли и вправду чудесными, а во-вторых, только набив рот, Глеб мог удержать себя от вмешательства в разговор, – Рудаков решил, что даст Алине еще один шанс. Разумеется, только если она придет сама и извинится. Работать дальше с Илоной Ивановной Глебу хотелось все меньше и меньше. Возможно, с Мининой ее манера общения еще как-то прокатывала, но ни один другой клиент подобные завуалированные оскорбления терпеть бы не стал.

– Тебе нужно провести презентацию с помпой, – вещала Веригина. – Глеб как раз профи в таких вещах. По правде говоря, твоя книга для него – не тот уровень, но ради меня он согласился помочь, – и она небрежно потрепала Рудакова по коленке. Тот помнил, конечно, что домогаться она его не собиралась, но все же отодвинулся в угол дивана и потянулся за новой плюшкой.

– Илон, ну куда мне еще организатор… Тем более такой спец. – Минина робко покосилась на Глеба и смущенно притупила взор. – Я уж как-нибудь и сама могу… В прошлый раз вроде неплохо вышло… Издателям понравилось.

– Дорогая моя, ты ведь знаешь, как я тебя люблю! – Унизанные перстнями пальцы Веригиной сжали широкую ладонь подруги. – И только я всегда могу сказать тебе правду, в отличие от этих прихлебал из издательства.

– Ну, не такие уж они…

– Прошлый раз был ужасным. Библиотека! – Илона закатила глаза. – Туда ведь одни старухи ходят. Уж сразу бы пригласила всех в Пенсионный фонд!

– Зато там тихо… – Минина вжала голову в плечи, отчего ее шея, казалось, исчезла вовсе, а подбородок уперся в дебелую грудь.

– Леночка, в морге тоже тихо! А чья была идея подать вазу с карамельками?