Шоу толстушек

Когда журналисты вышли после планёрки из кабинета редактора, Юля предложила:

– Пойдём сегодня кофе пить вдвоём, без Марины. Есть к тебе одно необычное предложение.

– Давай, – согласилась Дарья. – Люблю необычные предложения. Обычные – тоже.

Они разместились в подсобке с чашками и пакетиком маленьких печеней, и Юля без обиняков заявила:

– Я хочу сделать интервью с Мазаем.

– Так он же сейчас вроде в Донецке, – удивилась Даша, припомнив, что Мазай – это лидер кубанской «волчьей сотни», прославившийся во время «Крымской весны», тогда он с сотоварищами прибыл защищать полуостров от бендеровцев, а теперь воюет в Донбассе.

– Вот именно. Я хочу съездить туда на несколько часов, уже договорилась встретиться с Мазаем в следующую пятницу. Значит, выехать надо в четверг. Но одной как-то неуютно. Составишь мне компанию?

– А как ты с ним договорилась? – снова удивилась Дарья. – Где ты его нашла?

– ВКонтакте, естественно. Ополченцы сейчас все там общаются, и друг с другом, и с внешним миром, – пояснила Юля. – Ну что, поедешь со мной?

– Поеду, конечно. Надеюсь, за неделю оклемаюсь от своего бронхита.

После обеда позвонил сын, сообщил, что приехали его тесть с тёщей, и пригласил к себе на ужин. Повидаться с сочинскими сватами, которые бывали в Краснодаре всего пару раз в год, очень хотелось. Но подвергать риску заражения целую семью, тем более, шестимесячную внучку, было бы безответственно. После долгих раздумий Дарья поужинала в одиночку и отправилась в гости к сыну в соседнюю высотку в медицинской маске. Посидев с полчаса за общим столом, Дарья позвала сына на лоджию и сообщила:

– Я собираюсь в четверг вечером в Донецк.

– Что? – опешил Дмитрий. – Ты вообще понимаешь, что говоришь? Я даже слышать не хочу об этом.

– Не поняла. Ты что, запрещаешь мне служебную командировку?

– Это, конечно, твоё личное дело. Но если ты отправишься в Донбасс, считай, что тебя у нас нет, ясно?

– Что за тон, Дима! Мне вообще-то уже полтинник стукнул, ты не забыл?

– Если ты поступишь так с нами, значит, мы тебе безразличны. В таком случае, ты нам тоже станешь безразлична, и общаться мы больше не будем.

Дарья вышла с лоджии, и, попрощавшись с родственниками настолько сердечно, насколько позволило угнетённое моральное состояние и тканевая маска на лице, поспешно ушла домой. Чего она никак не могла ожидать от сына, так это любого запрета, а уж тем более, касающегося её профессиональной деятельности. Вырастила, называется, юридическое образование дала, на престижную работу пристроила!

Впрочем, «спорить с Близнецом, что черпать воду решетом», припомнила она пословицу, перефразированную ещё во времена семейной жизни со вторым мужем, который, как и её сын, родился в июне. Леденёва в очередной раз решила последовать своему давнему принципу: львы с мужчинами не спорят, а поступают по-своему молча.

Отлежавшись в выходные дни дома, добросовестно принимая препараты от бронхита, Дарья надеялась в понедельник явиться в редакцию «как новенькая». Но в начале рабочей недели болезнь отступать не собиралась, и в среду она огорчено сообщила Юле:

– Боюсь, я тебя подведу. Что-то мне всё хуже и хуже. В таком состоянии перескакивать с ночных поездов на предрассветную электричку как-то чревато.

– Ничего страшного, я на всякий случай подготовила запасной вариант. Предложила съездить со мной другу, и он страшно обрадовался. Говорит, давно мечтал посмотреть, что на самом деле происходит в Донбассе.

– Что за друг?

– Его зовут Тимур. Это, скорее, старый друг моей сестры, он из её дозамужней компании, мне достался по наследству. Парень надёжный, двухметровый такой, так что буду под защитой.

– Эх, Юльчик, высокий рост ещё никого не спас от пули. Скорее, наоборот. Мне жаль, что так получилось.

– Ну что ты, Даш! Выздоравливай.

Огорчённая тем, что не сможет поддержать в опасной поездке более молодую и неопытную коллегу, измученная неизвестностью в отношениях с любимым мужчиной, Леденёва решилась ещё раз первой выйти с ним на связь и написала: «Как проистекает твоя Болдинская осень?». Ответ был мрачным: «На букву Х».

«А я что-то приболела», – пожаловалась она.

«Это осень» – «Это бронхит» – «Это осень».

Увы, и эта переписка, как и предыдущая, оказалась печально-бессмысленной. Дарья уже собралась покинуть сайт, когда от Егора пришло ещё одно сообщение. В нём стояла просто точка. Сначала она подумала, что он случайно нажал на кнопку, но тут же осознала: это действительно точка в их отношениях. На какое-то время сознание отключилось, потом она почувствовала, что всё плывёт перед глазами и порадовалась тому, что сидит в кресле, и только потому не грохнулась на пол, как это однажды случилось в аналогичной ситуации с бывшим мужем.

Через несколько минут Дарья, стараясь держаться ближе к стенам, осторожно добрела до приёмной и попросила у секретаря разрешения померить давление. Хранящийся в комнате отдыха тонометр показал сто восемьдесят на девяносто. «Надо же так себя, любимую, гробить из-за недостойных мужиков», – раздражённо думала только что покинутая женщина в то время, как встревоженная секретарь выдавала ей таблетки и наливала в стакан воду из кулера. Вскоре верхнее давление упало до ста шестидесяти, а с этим уже можно было как-то жить. Дарья вернулась в кабинет, подойдя к столу коллеги, слегка качнулась и решительно произнесла:

– Юль, я еду с вами.

– О! Решилась? Тогда давай скорее паспортные данные. Тимур как раз сейчас оформляет электронные билеты на поезд. Только что ты скажешь Славе, если в пятницу тебя не будет на работе? Меня он официально в командировку не отпустил, заставил написать заявление на один день в счёт отпуска. Не хочет рисковать и брать на себя ответственность за сотрудников, пока редактор в отпуске.

– Юльчик, ты молода и неопытна, – невесело улыбнулась Дарья и мрачно добавила: – Если я чего-то очень хочу, я это обязательно сделаю. И никто меня не вычислит. У меня же криминальное мышление, забыла?

Она принялась ожесточённо наводить порядок на рабочем столе, перебирая ворох бумаг, разрывая на несколько частей и выбрасывая в корзину исписанные листы.

– Что-то случилось? – догадалась Юля, наблюдая бурную деятельность, развёрнутую подругой. – Егор?

– Ага, опять решил исчезнуть, – тихо ответила Леденёва, швыряя одну за другой в корзину исписанные шариковые ручки.

– А потом он объявится, как ни в чём не бывало, и ты опять его примешь?

– Там видно будет.

В том, что он объявится, сомнений у Дарьи не было. К утру четверга у неё родилось несколько стихотворных строк.

Точка. Самый конкретный знак.Никаких запятых, многоточий.Ты решил попрощаться так.Объяснять ничего не хочешь.Я же думаю, что сказатьВ день, когда по снегам и росамТы вернешься ко мне опятьС восклицанием и вопросом.

Самой смешное, что так оно и вышло. Пару месяцев спустя Егор написал ей ВКонтакте с восклицанием и вопросом: «Привет! Как дела?» И она, конечно, сразу же отозвалась, и опять давление подскочило, когда мчалась к нему в офис выслушивать очередные причины его отдаления.

Но в тот четверг, вернувшись с работы, Леденёва выбрала из своих многочисленных дамских сумок самую большую и мягкую, чтобы не таскаться с пакетами. Что могло понадобиться в поездке, которая не продлится и двое суток? Она приготовила блокнот, запасные носки, трусы, влажные салфетки, зубную щётку и пасту в маленьком дорожном тюбике. Больше всего места в сумке занял полупрофессиональный фотоаппарат, который пришлось взять, чтобы Юлька не тащила свою тяжеленную камеру с огромным объективом. К тому же имелось опасение, что с таким подозрительным предметом в военное время не пропустят через границу.

Аппетита не было, но Дарья, насильно впихала в себя бутерброд с сыровяленой говядиной. Сейчас главное было исчезнуть незаметно. Она включила в спальне свет, вышла на лоджию, с которой были видны окна сына, стало быть, и он сможет увидеть, что она дома, и набрала его номер.

– Привет, Дим. Как вы там?

– Нормально. А ты как? – спросил Дмитрий настороженно-подозрительно.

– Да что-то никак не выздоравливаю, температуры нет, но кашель мучительный, – Дарья постаралась придать голосу побольше хрипоты, что при простуде не слишком сложно сделать. – Лягу я сегодня, наверное, пораньше спать.

– Ладно, отдыхай.

Леденёва взглянула на часы. Почти десять вечера, пора выходить из дома. Надела джинсы и лёгкий джемпер, выдернула из розетки зарядку для сотового телефона и погасила в спальне свет. Через несколько минут, радуясь тому, что её подъезд из окна сына не просматривается, она уже бодро шагала в сторону железнодорожного моста. У входа в здание вокзала её встречали Юля и Тимур. Он и правда оказался очень высокого роста, как и говорила подруга, но о том, что этот мужчина в возрасте «под полтинник» – отчаянный бабник, она не предупреждала.

Билеты в поезд «Краснодар – Ростов» в целях экономии были куплены в плацкартный вагон. Тимур торжественно извлёк из рюкзака бутылку красного сухого вина, одноразовые стаканчики и плитку шоколада. Они выпили за удачную поездку, а потом за любовь, о которой постоянно пытался говорить Тимур, подменяя понятие высокого чувства рассказами о своих сексуальных приключениях.

Дарью это крайне раздражало. Она пыталась урезонивать не в меру загульного и хвастливого мужчину и переводить разговор на другие темы, но он неизменно садился на свой любимый конёк. Пришлось применять испытанный приём: слушать, не слушая.

Им удалось пару часов поспать, перед тем, как в пять утра, разбитыми и помятыми, выйти на станции «Ростов Главный», и оказаться на морозном ночном воздухе, а позже – в холодном зале ожидания. До электрички в село Успенское надо было продержаться здесь три часа. Дарья ёжилась от холода в лёгкой стёганой куртке, отхлёбывала из пластикового стаканчика невкусный кофе и мысленно ругала себя на пренебрежение к собственному здоровью. Как показывала практика, следующая стадия её бронхита – температура под сорок. И когда это случится, хорошо бы оказаться дома, а не на территории сопредельного государства, где ведутся боевые действия.

В груди пекло, но она осознавала, что это жжение пока не от бронха, это из-за Егора. Может, и у него печёт, только не из-за неё, а по другим, неприятным или надуманным причинам.

Звонить заместителю редактора, чтобы предупредить, что она не выйдет сегодня на работу, до девяти утра не подобало. А в девять они уже ехали в электричке, и по звукам, которые могли донестись до собеседника из трубки, будет нетрудно догадаться, что абонент находится вовсе не в собственной постели. Она отправила сообщение: «Слава, у меня совсем пропал голос, температура поднялась. Хочу денёк отлежаться», и получила ответ: «Хорошо. Лечись. Ты нам здоровенькая нужна».

– Ну вот, вопрос с работой решён, – сказала Леденёва, показав Юле переписку.

– Даш, ты думаешь, Слава не догадался, что ты отправилась со мной? Он у нас перестраховщик, конечно, но далеко не дурак.

– Чужие догадки не могут являться подтверждением моей вины, – возразила женщина с криминальным мышлением.

Выйдя из электрички, авантюрная троица устремились к скромному КПП, похожему скорее на временный вагончик, нежели на фундаментальное здание. Они добросовестно отстояли в очереди, но оказалось, что здесь пропускают лишь жителей Ростовской и Донецкой областей, которые курсируют туда-сюда по несколько раз в день по делам, на работу и к родственникам.

Крупный пункт перехода границы располагался в километре от железнодорожной станции. Российские пограничники тщательно проверяли документы и личные вещи. Леденёва первой подошла к окошку и протянула паспорт. На вопрос о цели визита выдала заранее придуманную легенду:

– У нас сестра в Донецке живёт, и вот уже неделю на связь не выходит, телефон вне зоны доступа. Мы просто с ума сходим от беспокойства, даже не знаем, жива ли она, или что-то случилось, – Дарье стало так тревожно за несуществующую сестру, что голос задрожал, и на глаза навернулись слёзы.

В этот момент главным было не то, чтобы поверили, а чтобы не потребовали открыть сумку. Фотоаппарат вызвал бы подозрение, тогда могли проверить всё содержимое и обнаружить запрятанное в запасных носках редакционное удостоверение. В случае непредвиденных обстоятельств оно послужило бы дополнительной страховкой безопасности, но на границе с ним могли развернуть обратно, ибо аккредитации для работы в самопровозглашённой Донецкой республике у ходоков не имелось.

Майку с надписью крупными буквами на русском и английском языках: «Не стреляйте, я журналист», Даша по той же причине в поездку брать не стала. Да и кто собирался в них стрелять? Они же только перейдут границу и буквально на виду у российских таможенников пообщаются с героем будущей Юлькиной публикации. И всё. И сразу же назад.

Сумку открыть не попросили. Стоящую позади и скорбно кивающую в подтверждение Дашиной легенды Юльку пропустили без проблем. Тимур сообщил, что сопровождает и оберегает девушек, и тоже беспрепятственно прошёл вслед за «девушками» тридцати восьми и пятидесяти двух лет.

На той стороне у них бегло просмотрели паспорта и ни о чём спрашивать не стали. Вдоль трассы тянулась длинная вереница автомобилей, водители и пассажиры которых намеревались выехать в Россию. В обратном направлении практически никто не двигался.

Юля написала ВКонтакте Мазаю, что перешла границу и стоит с друзьями у дорожного указателя. Казак ответил, что за нами скоро приедут. Только в тот момент Дарья запоздало сообразила, что человек, который в России числится в розыске за совершение преступлений, и за голову которого в Украине назначена награда, лично на встречу к границе не явится.

Через полчаса подъехал чёрный джип с двумя мужчинами в камуфляже, вооруженными автоматами, на переднем сидении. Путешественники представились и втроём уселись на заднее. Ополченцы ждали, пока ещё один человек пересечёт границу и присоединится к ним.

Пассажир джипа рассказал, что его позывной «Горец», он земляк и друг Мазая, а в данный момент и его командир. Водитель Сергей, как оказалось, приехал воевать из Одессы, там у него осталась семья, потому о своей биографии распространяться не стал и заранее предупредил, чтобы его не фотографировали.

Увлечённая общением с сопровождающими, Дарья не заметила, как у джипа внезапно возник худосочный мужчина лет сорока, и обнаружила его в тот момент, когда он легко запрыгнул в просторный багажник. Одет он был по-граждански, назвался Митяем и принялся простосердечно рассказывать, что в Харькове у него живет тётушка, он хочет забрать ее к себе в Тимашевск, затем и приехал.

«У тебя в Харькове такая же тётушка, как у меня в Донецке сестра», – сердито подумала Дарья, достала блокнот и спросила у Горца:

– Как вам тут живётся во время перемирия?

– А его и не было. Это всё условности для политической верхушки ради получения дотаций. В районе аэропорта Донецка бомбят двадцать четыре часа в сутки. Фронт сейчас вроде есть, а вроде его и нет, вспыхивает очагами. С начала войны украинская армия потеряла шестьдесят процентов своего вооружения.

– А ваше оружие откуда? – спросил Тимур.

– Полностью трофейное, отвоеванное. Есть новенькие пусковые установки, прямо в смазке, гранатометы, минометы, мы приводим своими силами в порядок и восстанавливаем даже недействующее, или разбираем его на запчасти. Но сейчас первыми не стреляем – только в ответ.

– Вы численностью в пятьдесят восемь человек взяли четыре города. Прямо-таки подвиг трёхсот спартанцев, сдержавших в ущелье нападение целой армии! Как это делается? – продолжила расспросы Леденёва, которая перед поездкой прочла об ополченцах всё, что успела найти в Интернете.

– Сначала взяли городские отделы, окружили, штурмовали, довооружились.

– Это работа спецназа?

– Никакого отношения к нему не имеем, – уверил Горец.

– Как же так происходит? Украинские военные так плохо обучены?

– На войне за один месяц всему научиться можно, если сразу не убьют. Хотите знать, в чём дело? Разница в том, что мы за идею воюем, а не за деньги.

Джип ехал вдоль убранных полей пшеницы и подсолнечника, мелькали частные домики, во дворах – куры, гуси. Мирную картину сельского бытия искажали застывшие на обочинах обгоревшие грузовые машины и искореженная бронетехника.

На одном из участков дороги, в районе лесополосы, джип разогнался до предельной скорости, о чём возмущённо сообщил навигатор.

– Так по нам сложнее попасть снайперам, – пояснил Сергей.

– Откуда они здесь? Ведь это же подконтрольная вам территория, разве нет? – Дарья не переставала сыпать вопросами, с трудом пытаясь делать различимые заметки в блокноте, потому как из-за тряски вместо букв выходили закорючки.

– Тут котёл образовался радиусом километров в десять, где застряли остатки батальона «Айдар». Это те, кого отбили от Иловайска, командование их бросило.

– Сколько человек?

– А кто их считал? Может, тысяча, может, больше. Сейчас нет смысла никого ловить – только силы и средства тратить. Выйдут на местных ополченцев – будут уничтожены.

– А если кто-то захочет сдаться?

– Под суд пойдут. Свидетели из окрестных деревень расскажут, кто из военных что делал.

– Как к вам относится местное население? Не считают вас виновниками бомбежек и гибели людей?

– С пониманием относится. Пирожки для нас пекут. Деньги брать у жителей – строжайший запрет, а продукты питания можно.

Водитель сообщил, что в машине заканчивается солярка, но на ближайшей заправке её не оказалось, а если бы и была, не смогли продать – нет электричества. Горец позвонил кому-то по сотовому и принял решение доехать до ближайшего блокпоста, куда ему пообещали подвести канистру с горючкой.

У бетонного ограждения все, кроме Митяя, вышли из машины. Мужчины и Дарья закурили, Юля принялась делать снимки. Вскоре подкатила легковушка, из которой вышел парень в яркой вязаной шапке с большим помпоном и широкой улыбкой на гладком мальчишеском лице.

– «Красная шапочка» приехал, – радостно сообщил Сергей.

«Очень подходящая экипировка для района боевых действий, – неодобрительно подумала Дарья. – Осталось только светоотражающие элементы на куртку спереди и сзади нацепить, чтобы уж точно никто не промазал».

Парень поздоровался за руку с мужчинами, приветливо покивал женщинам, выставил на бетонную плиту полную металлическую канистру, забрал взамен пустую и уехал.

Заправленный джип снова отправился в путь. Заплутав на одном из поворотов, Сергей обратился к навигатору:

– Ты что меня дуришь-то?

– Только русский человек может разговаривать с навигатором, – рассмеялся Тимур.

– Русский человек разговаривает и с телевизором, и с лесом, и с Богом, – многозначительно заметил Митяй из багажника.

Горец и Сергей упорно искали какой-то конкретный съезд на лестную дорогу, перезванивались с кем-то по рации, но несколько раз сворачивали не туда и убеждались, что очередной поворот опять не тот.

Уверенная в том, что находится под надёжной защитой, Дарья ничуть не волновалась о собственной безопасности и пребывала в состоянии познавательной расслабленности. Тем не менее, именно она первой заметила прозрачную леску, натянутую меж стволов двух тонких деревьев, и вскрикнула: «Растяжка» раньше, чем водитель успел осознать опасность и нажать на тормоза…

Могла ли она себе представить, когда год назад проходила курсы «Бастион» по теоретическому обучению журналистов выживанию в военных условиях, что эти познания ей в скором времени пригодятся в реальной жизни? Конечно, нет. Тогда просто хотелось на целую неделю вырваться из стен редакции, пожить в воинской части в Анапе, пообщаться с четырьмя десятками коллег из ряда изданий Юга России.

Довелось пострелять на полигоне Раевский, полетать на вертолёте, покататься на танке и даже побывать «заложницей», когда бравые спецназовцы «захватили» целый автобус с журналистами и погнали их в гору, нацепив на головы мешки и подталкивая в спины прикладами. Но тогда Дарья была уверена, что никогда не окажется в горячей точке. И вот это случилось.

Ополченцы всё же нашли нужную им тропинку и ушли по ней вдвоём в лес с автоматами. Юлька собралась было выйти из машины, чтобы размять затекшие ноги, но хотевшая того же Дарья строго возразила:

– Сказал командир в машине сидеть – значит, сидеть.

Она знала, что идя наперекор предостережениям военных, журналисты зачастую гибнут сами и подвергают опасности жизни тех, кто отвечает за их безопасность. Ждать сопровождающих пришлось больше часа. Вернулись они сосредоточенно-мрачными и молча уселись на свои места в джипе.

Леденёва рассчитывала, что после перехода границы они уже часа через три пересекут её в обратном направлении и сядут на электричку до Ростова. Однако целых пять часов ушли только на то, чтобы добраться до базы кубанских казаков и местных ополченцев, располагавшейся в подземном бункере на территории полуразрушенного завода алюминиевых профилей. Ясное дело, о возвращении домой в тот же день речь уже не шла. Бункер делился на рабочие кабинеты, спальные отсеки, оружейные комнаты, кухню-столовую и санитарный блок. По крайней мере, именно эти помещения, показали краснодарцам.

Фотосессию на улице Горец настрого запретил. В этой необъявленной войне Мазай с его бородой-лопатой и лучистыми синими глазами был символом казачьих побед, за ним охотились вражеские снайперы, и потому его особо берегли. На камуфляже «символа» – георгиевская ленточка, на стене кабинета – флаги терских казаков и Новороссии.

Юля принялась задавать Мазаеву заранее подготовленные вопросы, но их осталось не так много, потому как ответы на многие уже были получены по дороге от его соратников. А сам он рассказывал, что воевать пошёл за идею, а вовсе не потому, что вынужден скрываться от российского правосудия, желающего впаять ему реальный срок по уголовной статье «угроза убийством». Поведал также о том, что в Крыму под Балаклавой уже выделена земля, где вскоре будет основана станица Вознесенская. Казаки станут жить там автономно по Божьим законам и охранять, как при царской власти, южные рубежи.

Дарья, склонившись над блокнотом, машинально продолжала делать заметки, хотя это было не её интервью. За годы работы в различных изданиях она провела их сотни. С известными персонами и обычными гражданами, с официальными лицами и осуждёнными преступниками, с интеллектуальными реалистами и блаженными фантазёрами. К какой категории отнести казака белореченского войска Мазаева, она ещё не определилась. Преступный освободитель? Воинствующий мечтатель?

Горец провёл журналисток и Тимура в большую общую комнату, явно бывшую ранее сборочным цехом, где находились около тридцати мужчин. Ополченцы играли в шахматы, переговаривались друг с другом, общались с близкими ВКонтакте и по видеосвязи. Усадив гостей за отдельный столик, Горец принялся рассказывать, что в локальных войнах периодически участвует с девяностых годов. Была у него в Белореченске солидная фирма, которую он разделил на несколько более мелких и поставил руководить ими управляющих. Доходы идут на поддержание казачьей сотни. Ещё часть денег поступает из фонда, созданного Мазаем.

Дарья смотрела на этого симпатичного мужчину лет сорока пяти с военной выправкой, и точно понимала, что никакой он не бизнесмен, скорее, сотрудник ГРУ. И когда он вернётся на недолгое время домой, вовсе не детей наконец-то заведёт, как якобы мечтает, а вскоре отправится в очередную «горячую» точку. Он болен войной и не способен к мирной жизни, и ни у какой женщины не хватит сил вечно его дожидаться. Да и стоит ли ждать тех, кто постоянно тебя бросает? И всё равно, почему: за идею или из-за стресса.

Дарья подсаживалась то к одному ополченцу, то к другому, записывая их рассказы о боевых действиях, и тут у неё зазвонил сотовый. Увидев на дисплее фото сына, она неожиданно для себя самой звонко и тревожно воскликнула на всю комнату:

– Пожалуйста! Минутку тишины! Это очень важно.

Разноголосый гул вмиг стих, словно по мановению дирижёрской палочки, и бывалая авантюристка хрипло отозвалась на звонок:

– Да, Дима… Мне уже лучше… После работы Юлька забрала меня к ней в гости. Так что сейчас сидим у неё в кухне, выпиваем… Ага, коньячком лечусь… Пока, до завтра.

Нажав на кнопку отбоя, Дарья порадовалась тому, что успела поговорить, пока на телефоне не закончились деньги, она ведь не рассчитывала, что окажется в роуминге, после чего в полной тишине смущённо произнесла единственное слово:

– Сын.

И большая комната взорвалась дружным мужским хохотом. Все эти парни были чьими-то сыновьями, и многие скрывали от мам, где они на самом деле находятся. У Дарьи вышло наоборот – врать пришлось сыну.

Горец предложил поужинать, и только тут Дарья вспомнила, что за последние двенадцать часов она и её спутники не выпили даже глотка воды – не до того было.