Страж

– Перед обрядом посвящения тебе надлежит ответить на некоторые вопросы. Готов ли ты, сын мой?

– Да.

– Является ли добровольным твоё решение о посвящении в ряды рыцарства? И действуешь ли ты без принуждения и без всякого злого умысла?

– Да.

– Согласен ли ты впредь жить в строгости и почитании Законов Божьих?

– Да.

– Согласен ли ты посвятить себя превознесению слова Божьего и борьбе с врагами сына Девы Марии, не жалея жизни своей?

– Согласен.

– Готов ли ты помогать страждущим и обездоленным на всём пути, что уготован тебе, не в угоду честолюбия своего, но только лишь во имя Господа?

– Да, – прошептал Дамас одними лишь губами.

– Твои слова честны, а помыслы чисты? – продолжил вопрошать монах, – ибо всё сказанное тобой, сказано пред лицом не нашим, но перед Богом.

– Да.

– Надень эти одежды, сын мой, – священник указал на, стоявшего рядом Гуго, – и пусть будут они тебе напоминанием об этом дне и произнесённой тобой сегодня клятве.

Дамас молча облачился в белую тунику, предложенную ему Великим Магистром.

– А теперь, – подытожил священник, скидывая с головы капюшон, – помолимся Господу!

Странная то была утреня: священник проводил литургию в практически пустом зале. Из прихожан здесь были только двое: рыцари, облачённые в белые длинные плащи. Будто растекающиеся пятна крови, на груди каждого из них алели большие ярко-красные кресты.

Глава 3

Монсегюр

Несмотря на довольно ясный день, в помещении царил полумрак – солнечные лучи с трудом пробивались сквозь небольшие окошки-бойницы. Посреди комнаты стоял тяжелый деревянный стол. За столом, напротив друг друга, сидели двое. Один из них (явно только что с дороги) с аппетитом уплетал деревянной ложкой наваристую горячую похлёбку. Второй, улыбаясь, смотрел на него, немного подавшись вперёд.

– Рад тебя видеть, брат Годфруа! – вставил Гуго, не переставая улыбаться.

– Угу-угу, – закивал тот в ответ (набитый рот не располагал к велеречивости, а оторваться от трапезы и вовсе уж было невозможно).

– Ешь-ешь! – засмеялся Гуго, – не обращай на меня внимания!

Годфруа что-то промычал в ответ и ещё усерднее налёг на еду. Минут через пять, расправившись с содержимым миски и огромным куском хлеба, поданным ему к обеду он, с шумом выдохнул и, блаженно закрыв глаза, отвалился от стола.

– Наелся? – усмехнулся Гуго, – иль ещё распорядиться?

– Ну нееет! – замотал головой Годфруа, – а то так и лопнуть можно. Премного благодарен, господин Великий Магистр! – он, не вставая со скамьи, поклонился, прижав руку к сердцу.

– Не стоит, брат. – Усмехнулся Гуго, – ну, теперь выкладывай: что тебя ко мне привело? Да ещё в такой спешке?

Годфруа кивнул и вытащив из-за пазухи письмо, протянул его собеседнику.

– Вот это.

Гуго взял из рук свиток, перевязанный грубым льняным шпагатом и, сломав печать, углубился в чтение.

«Сын мой! От всего сердца приветствую тебя. Отметаю все лишние слова и немедленно сообщаю тебе свою просьбу: мне срочно необходимы трое, наиболее искусно владеющих мечом, воинов. Не спрашивай меня зачем – объяснимся при встрече. Более сообщить ничего не могу, потому как доверять пергаменту такие сведения недопустимо. Поторопись, молю тебя! И да поможет тебе Бог!

Аббат Бернар из Клерво

1129, 10.III

– Что это? – спросил Гуго, подняв хмурый взгляд на Годфруа.

– Не спрашивай, – замахал руками тот, – я знаю не больше твоего. Я-то письма не читал.

– Небольшое преимущество, – задумчиво проговорил Гуго, протягивая ему свиток, – на вот – прочти.

– Что скажешь? – спросил он, когда Годфруа поднял глаза, изучив пергамент.

Тот, непонимающе помотал головой.

– Где он его тебе вручил?

– В Тулузе, – ответил Годфруа, – а ждать он будет нас в местечке под названием Лавлане. Так он сказал.

«Три дня», – мысленно прикинул Гуго. – Сержант!

Дверь распахнулась и в келью ввалился перепуганный стражник.

– Сержант! Вызови ко мне братьев Роланда, Дамаса и Жака де Онье! И поторопись! Стой! – Гуго окрикнул, уже метнувшегося выполнять приказ, стражника, – передай, чтобы подготовили…, – он вопросительно посмотрел на Годфруа, – ты с нами?

Тот утвердительно кивнул.

– Чтобы подготовили десять самых лучших лошадей и провизию на три дня пути на пятерых путников. Живо!

Стражник поспешил удалиться.

– Может тебе лучше отдохнуть? Выспаться? – поинтересовался Гуго.

– Отосплюсь в могиле, – отмахнулся Годфруа.

***

Дорогу, которой отводилось три дня, удалось осилить чуть раньше – к исходу второго дня пути на горизонте показалась очередная его веха – Фуа, а уж оттуда и до конечной цели рукой подать. Впрочем, это было и неудивительно, потому как пыли ещё не было (а надо ли говорить, как утомляет пыльная дорога!), но и распутицы особенной не отмечалось. Свежий весенний воздух (ночами, надо сказать, чересчур свежий) располагал к скорейшему завершению их неожиданного путешествия.

Все всадники, несмотря на явную усталость держались неплохо и не роптали. Даже Годфруа, проведший в седле почти всю последнюю неделю не подавал виду (ну, или по крайней мере, старался), что ему уже давно требуется отдых.

«Пора отдохнуть», – отметил про себя Гуго, в очередной раз критически окинув взглядом Годфруа, – Привал! – скомандовал он, натягивая удила и замедляя ход разгорячённого коня.

Всадники, спешившись, принялись располагаться на отдых.

– Дамас – разведи костёр, Жак и Роланд – напоите лошадей, – распорядился Гуго, привязывая своего скакуна к дереву, возле которого было вдоволь сочной, весенней травы. Тот сразу принялся её щипать, от удовольствия фыркая и потрясывая гривой.

– А мы займёмся ужином! – негромко проговорил Гуго, – Так ведь? Брат Год…

– Хрррр…, – перебил его раскатистый храп.

– … фруа, – усмехнулся он, – Что же. Придётся, видимо, Великому Магистру самому накрывать на стол. Что вы! Что вы, господин Годфруа! Не стоит беспокоится! Извольте отдыхать! – он театрально поклонился спящему.

Сзади раздались сдавленные смешки.

– За работу! Бездельники! – «грозно» сверкнул глазами Гуго и принялся расстилать на земле грубую льняную скатерть и раскладывать на ней нехитрую дорожную снедь.

Через некоторое время на месте стоянки полыхал костёр, а путники, рассевшись по кругу, с аппетитом ужинали. Годфруа продолжал сладко храпеть на том же месте и в той же самой позе, где его свалила усталость. Насытившись, путники расселись вокруг костра, попивая из дорожных фляг вино.

– Куда это мы так торопимся? – спросил Роланд, не отводя взгляда от скачущих языков пламени, – не скажешь нам, брат Гуго?

– С радостью бы поделился с тобой, – потянулся тот и зевнул, – конечно, если бы я знал. Скажу только, что нас срочно призвал к себе аббат Бернар из Клерво. Более ничего не знаю. Сам понимаешь: ему я отказать не могу.

Роланд кивнул.

– Всё! – подытожил Гуго, – всем спать! На рассвете выдвигаемся! На охране – Жак, затем Роланд, его сменяет Дамас, последний – Я! Спокойных снов! – Он поплотнее завернулся в тёплый плащ и моментально уснул.

***

В Лавлане они прибыли ближе к полудню. Уточнив у горожан, где находится ближайшая церковь, Гуго направил коня прямиком туда (где же еще быть аббату?). Только де Пейн ухватился за массивное кованое кольцо на воротах храма, как по другую их сторону лязгнул тяжёлый засов, и створка нехотя приоткрылась. В образовавшемся проёме появилась фигура монаха. Лицо его было скрыто низко свисающим капюшоном.

– Проходите, вас ожидают, – скрипучим голосом прокаркал монах и посторонился, пропуская путников внутрь.

– Лошади…, – начал было Гуго.

– О них позаботятся, – бесцеремонно оборвал его монах, – проходите…

«Ворон, – подумал Гуго. – Очень похож. И внешне и голосом», – и шагнул за ворота. Вслед за ним последовали остальные.

– Стой! – монах преградил путь Годфруа (он шёл последним). – Тебе надлежит вернуться в Тулузу. Немедленно!

– Это ещё почему?

– Таковы указания аббата Бернара, – бесцеремонно отрезал священник и закрыл ворота перед самым носом изумленного Годфруа.

– Что здесь происходит? – нахмурился Гуго, провожая взглядом странного монаха (тот, словно ничего не произошло, проследовал мимо путников по направлению к тёмному тоннелю, ведущему во внутренний двор храма).

– Немного терпения, – проскрипел тот в ответ, – скоро вы всё узнаете…

Гуго готов был поклясться, что монах усмехнулся, а потому, сделав знак держаться на некотором от него удалении, осторожно двинулся вслед за ним, ни на мгновение не спуская глаз с тёмного силуэта в проёме. И как оказалось – не зря.

Едва различимое движение возле стены заставило Гуго схватиться за рукоять меча, но было уже поздно: что-то твёрдое ударило его в живот, заставляя дыхание застрять в груди. Второй короткий удар, нанесённый по шее уже откуда-то сбоку, заставил его рухнуть, как подкошенному…

***

Резкий запах нюхательной соли, пронзая нос и лёгкие тысячами игл, бесцеремонно вытряхнул его из тумана забытья. Гуго, вспомнив последние события, резко вскочил на ноги, но тут же упал: голова кружилась, всё плыло перед глазами будто он был изрядно пьян.

– Не вставай, сын мой, – произнёс знакомый голос, – сейчас всё пройдёт, – и, уже обращаясь к кому-то другому, добавил: – Говорил же вам – поаккуратнее!

– Простите, святой отец! – словно ножом по стеклу проскрипело в ответ.

«Ворон», – узнал Гуго голос недавнего знакомого, и потряс головой, возвращая себе зрение.

Он сидел на деревянной кровати в небольшой, аскетичного убранства, келье. За маленьким деревянным столиком сидел аббат Бернар. В дверях, переминаясь с ноги на ногу, стоял с виноватым видом высокий мужчина в монашеском одеянии. Он был и вправду похож на большую черную птицу: маленькие черные глазки, большой крючковатый нос и черные, как смоль, короткостриженые волосы полностью оправдывали прозвище, данное ему Гуго.

– Как ты себя чувствуешь, сын мой? – обеспокоенно спросил Бернар.

– Терпимо, – поморщился Гуго. – Что это было?

– Прости меня! – сокрушённо покачал головой Бернар. – Это моя вина. Я поддался его уговорам проверить вас в деле. – Он бросил хмурый взгляд в сторону монаха.

Тот виновато опустил взгляд.

– Познакомься, кстати, – аббат взмахом руки указал на него Гуго, – Тибо Перье. Урождён сарацином, но Божьей Волею пришедший ко Христу. – Бернар перекрестился.

– Гуго де Пейн, – Гуго кивнул новому знакомому, – всех наших положили?

Тибо замялся.

– Ну, чего засмущался? – улыбнулся Бернар, – говори, как есть.

– Почти, – проскрипел Тибо, – одного не успели. Зато он раскидал всех наших…

– Кто? – просиял Гуго, – Дамас?

– Он, – ухмыльнулся аббат. – Ладно! – он, хлопнув себя по коленям, встал, – Приходи в себя и иди в трапезную. Расскажу, зачем вы здесь.

Умывшись (чья-то заботливая рука оставила в комнате таз с водой и полотенце) и сменив дорожные одежды на более легкие Гуго закончил приводить себя в порядок. Прислушался к себе: немного гудела голова и ныла тупой болью шея (последствия пропущенного удара), но в целом, самочувствие было нормальным, а потому Гуго, затянув потуже ремень, проверил, достаточно ли свободно двигается в ножнах меч (мало ли чего), вышел за дверь. Без труда найдя в кулуарах часовни трапезную, он решительно отворил дверь и вошёл внутрь.

Все были уже в сборе.

Дамас, Жак и Роланд сидели за столом у дальней стены. Внешний вид Жака и Роланда являл свидетельства недавней стычки: ссадины и синяки щедро украшали их угрюмые лица. В углу, напротив входа, облокотившись на стену и сложив руки на груди с задумчивым видом стоял Ворон-Перье. Во главе стола сидел аббат Бернар, возложив руки на кожаный переплёт Библии.

– Проходи, садись. – Аббат указал на свободное место. – Итак, – начал он, дождавшись, когда Гуго усядется, – приступим. Что вы слышали про ткачей, или как их ещё называют германцы – катар?

Он, прищурившись, обвёл взглядом всех присутствующих.

– Добрые люди? – осторожно уточнил Гуго.

– Это не так! – Вскричал аббат, – Видит Бог – это не так! Да! Они себя так называют, но доброго в них ни на грош! Это еретики! Самые злостные из всех, что мне доводилось встречать! – Его глаза горели гневом, – и прошу, при мне их так не называть! Никогда! Потому что нет ничего доброго в том, что дурить людям головы и переворачивать Святое Писание с ног на голову!

Все сидели притихнув – таким аббата видели впервые.

– Простите меня, дети мои! – Бернар шумно выдохнул. – Вспылил. Итак, продолжим. Катарская ересь появились в этих землях совсем недавно и пришла, я полагаю, откуда-то с юга. Они отрицают власть Церкви и не признают таинство брака. Больше того – они не признают человеческой сущности Иисуса Христа, – Бернар перекрестился, – они отказываются от крещения и поносят сам символ христианской веры – Святое Распятие! – Аббат на мгновение прервался, с удовлетворением отмечая, что присутствующие начали возмущенно переглядываться меж собой, – Святая Церковь уже второе столетие ведёт борьбу с этими опасными еретиками, попирающими основные догматы Христианства. Но ересь распространяется быстрее, чем можно было ожидать. Уже весь юг Франции и почти вся Германия охвачены этой заразой. Они уже в открытую называют Папу Римского наместником Дьявола на Земле, ибо считают весь наш мир творением рук Нечистого!

Роланд попытался что-то сказать, но Бернар остановил его взмахом руки.

– Еретики, – продолжал Бернар, – делятся на две категории: мирян, их называют «credentes»11 и клириков, эти зовутся «perfekti»12. Мирян не заставляют отказываться от своих привычек и привязанностей, но требуют лишь признавать истинность своей ереси. Клир же – совсем другая история: эти полностью отвергают всё мирское. Начиная от рождения детей, заканчивая употреблением в пищу мяса и птицы. Распространению ереси особо способствует их непреодолимая тяга к проповедям: они ходят по городам и сёлам и говорят о «спасении души». Их легко узнать: они носят на своих пуговицах и пряжках ремней изображение пчелы, коею символизируют непорочное зачатие, – аббат замолчал, задумавшись.

– А зачем нужны мы? – осторожно вставил Гуго, прерывая размышления священника, – ты просил прислать троих искусных воинов, – напомнил он. – Зачем? Насколько я понял, катары не приемлют силы оружия…

– Perfekti – да. Их оружие – слово. Но от этого они ещё опаснее. – Хмуро кивнул Бернар, – зато, ничего не мешает брать в руки оружие credentes, обычным еретикам. А вот к ним уже относятся и многие дворяне, к сожалению, тоже впавшие в ересь. Которым, как вы понимаете, военное искусство – не в новинку.

– И что же? Нам нужно с ними сразиться? Троих воинов для этого явно недостаточно! – воскликнул Гуго.

– В трех льё отсюда, – продолжил священник, не обращая внимания на его возглас, – есть небольшое селение – Монсегюр. Рядом, на горе возвышается замок. Замок этот – цитадель еретиков. Там они служат свои литургии и проповедуют своё богомерзкое учение. Но не в этом суть. Там же, в замке, они хранят величайшее Сокровище, которым владеют не по праву. Это Сокровище и есть Ваша…, – священник запнулся. – Наша цель! Надлежит отобрать его у еретиков во что бы то ни стало! Если придётся – силой оружия! Если придётся – ценой жизни! Вот для чего мне понадобились воины.

– Что за Сокровище? – осведомился Гуго прищурившись.

– В это будет трудно поверить, – аббат доверительно наклонился поближе к собеседникам, – но это Святой Грааль, сын мой.

***

Слова аббата поразили Дамаса до глубины души (ровно, как и всех присутствующих в трапезной Лавланской часовни) и до сих пор звучали в голове, заставляя сердце колотиться, словно куропатку, попавшую в силки. Подумать только! Чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран распятого Спасителя! Здесь! В двух шагах! Поневоле воображение рисовало картину того рокового дня: ливень, безумный ветер, стремящийся смести всё на своём пути, сверкающие ослепительными зигзагами молнии, озаряют призрачными вспышками Голгофу и кресты на её вершине…

– Дамас! Эй, ты чего – уснул что ли?! – кто-то настойчиво тормошил его за плечо.

– А? Что? – очнулся от наваждения Дамас.

– Ну и чего скажешь? – осведомился Жак, указывая на крепость, разместившуюся на, сравнительно невысокой (не больше трех десятков туазов), но совершенно неприступной скале.

Неприступной потому, что стены её были абсолютно отвесными и любые помыслы о штурме крепости, расположившейся на её вершине (если таковые и придут кому-нибудь в голову), неизменно отметались как бредовые.

– Даже если гарнизон крепости будет состоять из десятка-другого воинов, – ответил Дамас задумчиво разглядывая скалу, – всё равно её силой не взять. А уж если запастись провизией и водой, то и осада – довольно бесполезное занятие.

– Пожалуй, – кивнул Жак, – и что же нам делать?

– Ехать обратно, – вздохнул Дамас, – сдаётся мне, что кто-то уже знает, как попасть внутрь.

До стоянки, где они оставили лошадей под присмотром Перье (сам он идти отказался, заявив, что уже «тысячу раз видел крепость и изучил её окрестности, как свои пять пальцев») было недалеко и скоро они вышли на небольшую лужайку, спрятавшуюся в тени скал. Стреноженные лошади мирно паслись, пощипывая травку. Снаряжение, сложенное ими возле большого, поросшего мхом, валуна лежало нетронутым. Но вот Перье… Его нигде не было. Как, собственно, и его лошади.

– Куда это он запропастился? – оглядывался Жак, – сказал же, что будет нас здесь ждать.

– Не знаю, – сквозь зубы процедил Дамас, пристально вглядываясь в зелёные заросли небольшого, но весьма густого перелеска, – руки подними…

– Что? – непонимающе переспросил Жак.

– Руки, говорю, подними, – вздохнул Дамас, – и улыбайся.

Тотчас, подтверждая его опасения, в воздухе что-то просвистело и в землю, прямо возле их ног, вонзился арбалетный болт.

– Уххх, – только и смог сказать Жак и руки сами медленно поползли вверх.

Через некоторое время (надо полагать, необходимое для перезарядки оружия), от кромки леса отделились три фигуры в легких кожаных доспехах. Двое держали наизготовку арбалеты (оружие слишком дорогое для простых разбойников), третий, идущий по центру с важным видом, придерживал левой рукой меч.

Подойдя поближе, старший (важный вид не обманул) сделал знак, и арбалетчики взяли под прицел Дамаса и Жака. Сам же он, подбоченившись, спросил:

– Кто вы и зачем вы здесь?

– Я – Дамас Бонне, он – Жак де Онье и мы странствующие рыцари, не сделавшие ничего дурного.

– Ну, конечно! – засмеялся старший, – а шпионить это значит благое дело!

– Мы вовсе не шпионили…, – начал оправдываться Жак.

– Ну да! – фыркнул старший, – а я – король Франции! Ты, – он бросил Дамасу моток верёвки, – Вяжи его.

Дамас, молча принялся связывать Жака.

«Где же Перье?» – вертелось в голове, – «неужели убит?»

– Жаль третий ушёл, прохвост! – разглагольствовал старший, явно упиваясь своим положением. – Убежал, что твой заяц! Но ничего! Подранить я его всё же успел.

«Ушёл значит!», – мысленно обрадовался Дамас. – Всё! – сказал он, – Я закончил.

– Ну, – кивнул старший, разматывая второй моток верёвки. – Теперь твоя очередь…

***

Дрожащий огонёк масляной лампады лишь слегка разбавлял полумрак трапезной. Задумчиво постукивая пальцами по отполированной сотнями локтей, поверхности стола, сидел аббат Бернар.

– Значит, сын мой, стражи в замке не так уж и много? – спросил он, не сводя глаз с танцующего лепестка пламени (вездесущие сквозняки, живущие в часовне, уже порядком надоели священнику).

– Да, святой отец, – ответствовала непроглядная темнота у дальней стены трапезной, – Если быть точным 40 человек. 10 дворян и 30 бойцов. Остальные приняли consolamentum13 и к оружию не притронутся даже под страхом смерти.

– И ты гарантируешь, что выведешь наших людей из замка целыми и невредимыми? – не выдержав, спросил Гуго, появляясь из затемненного угла рядом со входом.

– Я приложу ВСЕ усилия, чтобы вывести ваших людей из замка ЖИВЫМИ! – хмыкнула темнота, – насчёт невредимости не обещаю. Разумеется, я буду трудиться гораздо усерднее после получения задатка.

– Вот, держи! – Гуго снял с пояса увесистый кошель и небрежным броском отправил его скользить по столу.

Темнота, выпростав руку, ловко сцапавшую кошель, вновь стала непроглядной.

– Надеюсь, здесь всё, о чем мы договаривались? – поинтересовался голос.

– Не волнуйся, – небрежно усмехнулся Гуго, – там всё, что тебе причитается по договору. Вторую половину получишь по завершении дела.

– На том и порешили, – вздохнул голос (судя по звуку кто-то встал из-за стола), – засим, позвольте откланяться.

– Как тебя найти, – требовательно спросил Гуго.

– Я сам вас найду, – обронил голос, – когда придёт час – будьте готовы, – дверца чёрного хода слегка скрипнув, закрылась.

– Скользкий тип, – едва слышно пробормотал Гуго.

– Выбор небогат, – вздохнул священник, – довольствуемся малым за неимением лучшего.

В дверь кельи постучали.

– Прибыл Перье, святой отец, – возвестил вошедший монах. – Просит принять.

– Пригласи его, – кивнул аббат и посмотрел на Гуго. – Надо полагать первая часть плана удалась, Магистр де Пейн?

– Время покажет, святой отец, – покачал головой Гуго, – время покажет.

***

Пленников по крутой узкой горной дороге доставили в замок и бросили на ночь в тесную клетку в подвале, не удосужившись даже развязать их. Это было очень плохо, потому что руки под утро ужасно затекли и уже вообще ничего не чувствовали.

«Что-то в последнее время слишком часто я оказываюсь в темнице, – подумал Дамас, – как бы это не вошло в привычку».

– Эй! – крикнул он в полумрак подземелья, – стража!

– Чего тебе? – послышались чьи-то недовольные шаги и из-за угла выглянул стражник с факелом, – чего орёшь?

– Разрежь верёвки! – потребовал Дамас, – а то уже руки отнялись!

– Руки – это не беда! – захохотал стражник, – скоро у тебя голова отнимется. Скоро будешь отдельно ты и отдельно – голова! – не переставал потешаться он и совершенно не заметил, как тяжёлая дубовая дверь в подземелье неслышно отворилась и на пороге появился чей-то силуэт.

«Сейчас кому-то влетит», – подумал Дамас, злорадно улыбаясь.

Некоторое время вошедший наблюдал за продолжавшим как ни в чём не бывало веселится охранником, но вскоре его терпение лопнуло, и он гаркнул:

– Солдат! Что тут происходит?

От неожиданности стражник выронил факел и едва не упал сам.

– Я! Я…, – заблеял он. – Он просил его развязать! Ваша Светлость… Я… ничего такого…

– Будешь наказан, – прошипел тот, вплотную приблизившись к лицу горе-караульного. – Открыть клетку!

Стражник, беспрестанно кивая, поспешно выполнил его указание и застыл, вытянувшись в струнку.

– Выходи! – хмуро приказал он Дамасу, – тебя ожидает Епископ.

Дамас, с трудом поднявшись на ноги, вышел из тесной клетки и с наслаждением выпрямился (размеры узилища позволяли либо стоять в полусогнутом состоянии, либо сидеть скрючившись).

– Вперёд, – указал на дверь странный визитёр.

Дамас послушно направился к выходу.

Выйдя за дверь темницы, они не пошли прямо (этот путь вёл во внутренний двор крепости), а свернули налево и вскоре оказались перед крутой винтовой лестницей, ведущей куда-то наверх.

– Вперёд, – повторил команду конвоир и слегка подтолкнул Дамаса.

«Так, – размышлял Дамас, поднимаясь по ступенькам, – лестница довольно крутая и если лягнуть его ногой посильнее, то он упадёт и неминуемо расшибётся. Затем развязываем руки и в темницу – спасать Жака».

– Даже не думай! – пробасил конвоир, каким-то чудом разгадав его мысли, – не успеешь дёрнуться и Епископу не с кем будет разговаривать.

«Дьявол!» – мысленно выругался Дамас, но уже за следующим поворотом лестницы понял, что его «план побега» был заранее обречён на провал – ступени упирались в небольшую, огороженную железными перилами площадку, на которой нёс службу очередной стражник.

Конвоир, видимо, был из людей явно «не простых» (одно «Ваша Светлость» чего стоит), потому что и этот стражник по примеру своего «нижнего» товарища тоже сразу вытянулся по стойке «смирно» и угодливо открыл перед ними дверь.

Пройдя по тёмному коридору, открывшемуся их взору за дверью, не более двух десятков шагов, они оказались в небольшом, но всё же довольно просторном зале. В центре стояла большая железная чаша-жаровня, выполняющая, по всей видимости, две задачи: освещение комнаты и борьба с вездесущей сыростью (извечной спутницей замков и крепостей). В чаше, потрескивая и забавляясь затейливым танцем искр, полыхал огонь. Вдоль стены, один возле другого, стояли три стула (простых, без каких-либо изысков) с высокими спинками. На них восседали три человека в длинных тёмных одеждах. Цвет одеяний, как, впрочем, и лица сидевших, разглядеть никак не удавалось, по причине тусклости освещения.