Легенды Древесных и Каменных Улиц

Иногда, в подступающих с запада фиалковых сумерках, мама стояла на крыльце, потирая гладкое золото кольца, обнимала себя за подрагивающие от сдерживаемых рыданий плечи, становилась прозрачной и невесомой, точно дымка. Воздух вокруг был насыщен ароматом ночных цветов, примятых трав, горечью корений, сладкой гнилью фруктов-паданцев, потрескивающей древесной корой, перекличкой птиц и лягушачьим хором с дальних озер. Магия природы струилась, искрилась, дышала всюду, но не одно волшебство не могло соединить расколотых отношений. Когда-то в древности невеста шила на свадьбу для жениха рубашку, тем самым сшивая единой нитью их союз. Увы, нить родителей Санни была разорвана, два полотна были вспороты беспощадными стальными ножницами недопонимания и ссор. Санни наблюдала за матерью-травницей с балкона, надежно укрывшись за шалями дикого винограда, оплетшего стены, и сгорала от терзающей её юное сердце ярости по отношению к отцу.

Пережившая три неудачных брака тетушка наоборот была резвой, хвастливой, горящей множеством идей, раздающей не прошенные советы, миниатюрной женщиной с вечно набитыми сумками продуктов, или же с переполненной кофе кружкой и каким-нибудь ярким ободком на голове, выстриженной аккуратной пикси. Восставший из пепла феникс, огнедышащий дракон и вездесущая мартышка разом. Такой Санни и её друзья знали тетушку, однажды пришедшую на порог дома разведенной старшей сестры, матери-одиночки, и оставшуюся на Улице Ив скорее всего навсегда. Хотя, кто знает, может, нагрянет ветер перемен, и тетушка Лизелотта вновь снимется с места. Она обожала драгоценные камни и густой, черный-пречерный кофе. На ежегодных ярмарках ради развлечения прикидывалась гадалкой и раскладывала с надменным, всезнающим видом перед малограмотными девицами карты Таро. Девицы и некоторые из парней обожали тетушку-гадалку, старшее поколение осуждающе вскидывалось, дети смеялись над её байками и не воспринимали всерьез, старшая сестра и племянница в душе были рады её приезду, так как появление еще одного человека в доме, да такого позитивного и легкого на подъем, избавило их от тягостного молчания, дум и душевных терзаний.

Санни погладила кошку Руну между ушками, зевнула и направилась завтракать. Мама хлопотала у плиты, тетушка сидела за столом в центре уютной, обставленной «по-деревенски» кухни и методично намазывала клубничный джем на хрустящий тост с тонким слоем сливочного масла.

– Ты уже обзавелась кавалером, Сан? – был нежданный вопрос с порога.

Девочка отодвинула стул, села, машинально расправила пышную юбку свободного длинного платья в мелкий цветочек и отвернулась к окошку, не желая поддерживать данную тему. Щеки её при этом слегка порозовели, как яблоки-ранеты.

Мама пришла дочери на выручку, поставив перед сестрой дымящийся паром заварочный чайник с чабрецом и листьями смородины, тем самым призывая отвлечься на разлитие чая.

– Оставь девочку в покое, Лизелотта. Ты её смущаешь.

При этом она сама заинтересованно вгляделась в нахмуренное личико Санни. Дочь её очень беспокоила в последнее время чрезмерной задумчивостью, одинокой мечтательностью, неразрывной связью с приблудившейся кошкой по кличке Руна. В Санни происходили перемены, такие же, что терзали её и Лизелотту в этом же возрасте. Они с сестрой гадали, кто из Санни получится по женской линии их рода – травница, как старшая сестра, или искательница-ювелир драгоценных камней, как младшая? Но еще сильнее их заботило её будущее женское счастье.

– Может, она пока не готова поделиться с нами, – тихим, журчащим мелкой тревогой голосом, добавила мама.

Девочка недовольно нахмурилась, принимая чашку горячего травяного чая от тетушки. Слова матери подводили четкую границу к тому, что они с сестрой давно в курсе тяжелых вздохов Санни, завороженных наблюдений за рассветами и закатами, перелистыванием любовных романов с пыльных книжных полок позабытого раздела в их домашней библиотеке. Кошка Руна, поселившаяся совсем недавно в их доме, спустилась со второго этажа, словно уловив какие-то незримые энергетические волны, идущие от юной хозяйки, и пришла поддержать её.

Тетка с мамой сразу отвлеклись на Руну, переглянувшись испуганно. Домашние феи, к каким их относила прабабушка, никогда не имели фамильяров. Мать тяжело вздохнула, хватаясь за сердце. Тетушка поджала губы, покачав головой. Дурные гены отца-колдуна перевесили в их девочке. С этим будет не просто справиться…

Санни перекинула косу на спину, впилась зубами в тост, не обращая внимания на нервные переглядки мамы и тетушки. То, что её вздорный, красивый отец обладал сильными магическими способностями было ей неизвестно. Она старалась вообще меньше вспоминать его, предательство, измену, хвастовство, широкие открытые улыбки, слепящие, будто солнце, странные амулеты, которые он делал в своей мастерской, тягу к авантюрам и вспышки гнева. В такие моменты Санни концентрировалась на кратких пересечениях-встречах с Филином, болтовне Мистики, глубинных морских глазах Руны и то, что в них удавалось увидеть…

Закончив завтрак, она подскочила к выходу, прихватив белую шляпку, и по-взрослому корила женщин за опоздание на рабочее место. Волосы, заплетенные в косу, горели солнечным блеском, красота Санни всё сильнее и больнее для её матери напоминала ушедшего так легко и просто мужа-колдуна.

***

Лавку мама с тетушкой переоборудовали из мастерской отца Санни. Это было прекрасным решением. Жители Улицы Ив с радостью поддержали затею двух сестер. Именно их дом, а теперь и лавка славились лучшими чайными, травяными сборами, пряностями, ароматическими маслами и прочим таким товаром, дарующим уют, душевное тепло, умиротворение.

Правда с наступлением знойных дней поток клиентов иссякал, но они не отчаивались и были неизменно приветливы с каждым заглянувшим к ним, даже если в итоге посетитель уходил с пустыми руками.

Оросив порог водой из большой жестяной лейки, Санни заприметила приближающуюся Мистику. Поставив у ног лейку, девочка заслонила сложенной козырьком ладонью глаза, другой рукой помахав. Мистика скромно подняла руку, точно просящаяся к доске ученица. На ней были черная майка с названием очередной любимой инди-рок группы, черная трикотажная кофта с растянутыми рукавами, черные же кюлоты и черные сандалии на липучках с массивной подошвой. На голове вселенский хаос, сплошная смольная нечёсаная копна.

Девочки поприветствовали друг друга и вместе вошли в лавку.

– Что ты сейчас читаешь? – с загадочным видом спросила Мистика, почесав кончик носа.

Над правой бровью у неё рдел новенький прыщ.

– «Тристан и Изольда», а ты?

– Откопала у недавней библиотеки на колесах редкий экземпляр Бестиария. Первая часть правда только, но уже хоть что-то. Закачаешься.

Санни неопределенно покачала головой, слегка улыбнувшись. Она убрала лейку на место – в угол на подставку к венику, совку и швабре, зашторила и прошла к стойке. Вид у неё, по словам подруги, был измотанный, синяки под глазами достигли оттенка индиго, лицо бледное, полупрозрачное, не схваченное загаром, зато волосы и глаза горели жарким пламенем тысячи солнц. Чтобы не зацикливаться на внешности, Санни вернула Мистику к разговору о книгах. Бестиарий, фамильяры, оборотничество – темы, взбудоражившие накалившееся воображение Санни. Она тут же стала озираться в поисках Руны, запоздало вспомнив, что кошка вздумала сегодня остаться дома.

Обычно Мистика задавала вопросы о прочитанном, когда хотела чем-нибудь впечатлить окружающих. Сейчас, она жаждала произвести впечатление на притихшую, мечтательную в последнее время подругу. И, похоже, ей это удалось. Санни отвлеклась и даже пару раз искренне посмеялась вместе с Мистикой. Они жарко проболтали около часа, чуть не забыв про заказ матери Мистики. Санни вдруг ощутила новую связующую их нить. Им вновь было о чем поговорить и что обсудить. Несколько вскользь упомянутых фраз о Филине производили на Санни дополнительный эффект слушать Мистику внимательнее, не упуская ни одной детали.

Под конец подруга сказала не без толики грусти:

– Вот бы вы лучше ладили.

Санни лишь неопределенно улыбнулась в ответ. Сердце её бешено стучало, как никогда прежде.

Как только Мистика скрылась из виду от их лавки, тетушка подошла к занятой исполнением заказа племяннице и завела свою обычную шарманку:

– Почему ты дружишь с этой Кладбищенской Вороной?

Санни сурово взглянула на тетку исподлобья.

– Не называй её так. Она… милая.

– Ага. Скорее жуткая и занудливая до нервного тика. Нудела тут про мрачные вещи. Тоже мне всезнайка-теоретик. Чур меня! Пусть остается теоретиком!

Тетушка косо посмотрела на погруженную в работу племянницу. «Ничем не пробьешь. А всё отцовские гены виноваты. Проклятый колдун. Говорила сестре, а она – любовь у нас, лю-бо-вь. Тьфу. Но девчонка складная и умная получилась. Может, удастся еще её направить в нужное русло…» После размышлений, она продолжила свою тираду, поджигая длинной спичкой самокрутку – «козлиную ножку»:

– Я думала, у меня кровь из ушей польется. Ну-ка, проверь. А? А? Нет? Фух. От одного её вида мурашки по коже.

Санни ухмыльнулась, запечатывая в пищевой пакетик чайный сбор от болей для матери Мистики. Весы качнулись, освобожденные от ноши. В воздухе стоял сильный запах трав, чая и дыма от самокрутки. Солнечные лучи проникали через решетчатые – слабое спасение от жары – окна преломленными спицами, играя и отбрасывая «зайчиков» с металлических и стеклянных поверхностей. День обещал быть долгим, тягостным, раскаленным и душистым особыми эссенциями. Санни отряхнула руки, поправила съезжающий набок фартук, потянулась за кувшинчиком с мятным лимонадом.

– Неужели, ты её боишься? – подначивая тетушку Лизелотту, выговорила приглушено девочка, отпив немного напитка из стакана.

Кружевным платком Санни промокнула лоб и виски от пота. Тетушка поперхнулась сизым клубком дыма, попросила и ей налить лимонаду. Зажатая между большим и указательным пальцем «козлиная ножка» мутно дымила. Паутины этого дыма зависали в застоялом нагретом воздухе лавки, не желая рассеиваться. Санни поудобнее устроилась на высокой табуретке, болтая ногами, чувствовала, что вот-вот уснет от тишины, знакомых запахов, жары и отсутствия потока клиентов. В голове кружили мистический танец новые знания, почерпнутые из разговора с Мистикой. Теперь она была уверена в том, что Руна – это её фамильяр. Ведь кошка сама за ней пошла и не покинула после того, как поела. Связь их усиливалась еще и тем, что тотем Санни был рысь. Значит ли это то, что сама Санни – ведьма?.. Пока думать об этом было рано. Ни особых проявлений, ни способностей. Лишь странные недомогания и внезапная влюбленность в Филина, которая вполне себе объяснялась всплеском гормонов и чтением романов.

Она вспомнила, как пренебрежительно однажды отец отозвался о домашних феях.

– А как же мама? Разве её ты не любишь? Она ведь домашняя фея.

Папа крепко задумался, тем самым издеваясь над дочерью, а затем изрек:

– Мама – другое дело. Ненавижу таких, как твоя тетка Лизелотта. Ей бы не высовываться, не то…

Он так и не договорил, переведя беседу в иное русло.

Тетка Лизелотта стукнула пустым стаканом о сосновый прилавок, затянулась, некрасиво щурясь, самокруткой, щелкнула пальцем с ногтем, покрытым кислотно-розовым лаком по кнопке вентилятора. Он загудел, набирая скорость лопастей.

– Ей меня не напугать, запомни это деточка, – продолжила крутить шарманку бессмысленного разговора тетушка, погасив в глиняной пепельнице окурок.

Янтарные глаза её, подведенные черным карандашом, внимательно следили за густым сизовато-седым локоном последнего дыма. Тотем тетушки был куница.

Вентилятор крутился со скрипом и гулом, барахлящий, покашливающий монстр, толком не мог разогнать ни дым, ни духоту помещения.

– Просто не люблю позеров.

Тоже самое имел ввиду и отец? Только вот оттенок сказанного был совсем уж… темным.

Санни подперла щеку кулаком, осознавая конец дурацких теткиных реплик, как в паршивом спектакле одного актера. Кто-кто, а главный позер Улицы Ив была прямо перед ней – её строптивая, импозантная, беспрекословная тетушка Лизелотта. И она не потерпит конкурентов! Свежая кровь в виде Мистики не задавит экстравагантность клоунады стареющей Лизелотты, когда-то в этом же возрасте наводящей страх и смех на всю округу.

***

Вечером закрытие лавки легло на Санни. Мама ушла к одной из многочисленных бабушек-клиенток с баночками мазей, бутылочками отваров, пузырьками масел, букетиками сушеных сборов и прочими снадобьями. Тетка по такому случаю ускакала в ближайший бар. Она любила потусоваться с молодежью – будущими и вчерашними студентами, молодыми мамочками, богемными завсегдатаями. Целый день Санни донимали предчувствия, связанные с Филином. Она пугалась чрезмерных мыслей о нем, гнала от себя, как пар от чашки с жасминовым чаем. Ничего не получалось. Чему быть, того не миновать, любил повторять её отец.

Руна сидела на мшистом камне около автобусной остановки. Она только что закончила методично намывать мордочку и принялась что-то пристально высматривать в длинных зарослях осоки. По этой же дороге с рыбалки направлялись домой к бабушке на Туманную Холмистость Филин и Ром.

Закат пылал пожаром, разбавленный коралловыми и фиолетовыми зигзагами. Руна повела носиком, ощетинилась усиками и шерсткой в сторону сачка Филина. Мальчик замер, поправил очки на переносице, метнул быстрый косой взгляд туда же, куда несколько секунд назад были устремлены голубые глаза кошки. Ром же направился прямиком к Руне. Кошка дала себя погладить, хотя до сего момента никому из незнакомцев не позволяла и пальцем прикасаться.

– От тебя сильно пахнет рыбой, – стараясь не обращать внимания на танцующие замысловатый танец радужные огоньки в осоке, сказал сухо Филин.

– Так мы сегодня герои. Вон, какого сазана выловили!

Ром снова, как открытый, беззаботный ребенок, продемонстрировал улов.

– Да-да. Идем отсюда. Сумерки надвигаются.

Ром поджал губы, еще раз почесал Руну по загривку и мрачно кивнул. Солнце стремительно закатывалось за горизонт. С каждым его визитом время ускоряло свой бег. А ведь товарищ предупреждал его об амплитуде.

Вдруг воздух повсюду завибрировал, накалился. Руна спрыгнула с камня, вальяжно засеменила от остановки к повороту, откуда спустя миг показалась уставшая, но какая-то вся сияющая нездешним светом Санни. Белая шляпка её порозовела от закатного света. Филин аж зажмурился, глаза его под стеклышками очков заслезились, дыхание сперло. Ром выпрямился во весь свой долговязый рост, подправил лямки рюкзака, широко улыбнулся.

– Отсрочка, – хрипловато выговорил он в пространство. – Вот уж не думал Фил, что на Улицах Ив обитает Рассветно-Закатная ведьмочка.

– Кто?

Филин попытался выровнять дыхание. Ему стало жарко, в груди кололо, от какой-то ранее неведомой, но сладостной боли, пульс участился от одного мимолетного взгляда на девочку в цветочном платье и бело-розовой шляпке, что с ним прежде не бывало. Санни взяла кошку Руну на руки, воркуя с ней, как молодая мамаша с дитём.

– Спасибо, – с благоговейным трепетом прошептал Ром, уставившись на девочку.

– Это всего лишь Санни. Дочка владелицы травяной лавки, – пробурчал недовольный, насупившийся мальчик.

Ему не понравилось, как Ром пялился на девчонку.

– Да-да, – копируя нетерпеливый тон Филина, сказал Ром и поспешил познакомиться с той, что своим появлением из-за поворота-горизонта дала ему отсрочку на пребывание на Улице Ив.

Филин остался на том же месте, издалека наблюдая за переполошившимся, общительным другом и девочкой с кошкой на руках. Радужные огоньки покатились по пыльной дороге куда-то к закатному горизонту. Руна и Филин следили за ними с одинаковым напряжением. Санни заметила это, хотя точнее будет сказать, почувствовала, что Руна и Филин видят что-то пока неподвластное ей и уж тем более задорному незнакомцу, сыплющему перед ней неожиданными комплиментами вперемешку с благодарностями.

Руна повела носиком, ощетинилась усиками и шерсткой, спрыгнула на землю и вальяжно семеня, подошла к мальчику-рыбаку. Он присел перед кошкой на корточки, протянул руку. Руна сама подставила голову под чашечку его ладони.

– Ну что, отныне друзья?

Кошка согласно мяукнула.

Филин поднял голову. Солнце больше не слепило взор, а мягко мерцало продлившимися часами. Ром надсадно смеялся какой-то шутке, Санни же в свою очередь лучезарно улыбалась Филину. Сердце мальчика пропустило удар, потом еще один и понеслось галопом. В закатных красках Санни была совершенно по-новому прекрасна. Свет и тьма, огонь небес и индиго сумерек. Как старинная памятная открытка. «Рассветно-Закатная ведьмочка, говоришь?..» – подумал устало Филин.

Мальчик впервые улыбнулся ей в ответ.

Сломать кокон. История третья

Подпаленные края вырванного из тетради листа чуть было не поглотили несколько быстрых строчек, но Мистика вовремя подула и пепел осыпался ей на колени. Это была такая странная традиция – выписывать красивые строчки отовсюду: в прозе или в стихах, неважно, а затем подпаливать края бумаги, мол, рукописи не горят… Только вот рукописями всё это с натяжкой можно было назвать. Мистика всего лишь цитировала, повторяла, зазубривала красивые строчки отовсюду.

– И умеют же люди такое создавать, – с нотками полынной горечи бурчала она себе под нос.

В долгие темные ночи, сидя на крыше дома, прячась и ища уединения от младенческих воплей многочисленных братьев и сестер, Мистика мечтала тоже что-нибудь красивое написать. Выходило коряво и косноязычно. Это нервировало, раздражало, сводило с ума.

Смеживая веки, морща нос от дыма подпаленной бумаги, Мистика вслушивалась в слова инди-рока, представляя себя прославленной поэтессой. Вот она в черно-синем, как одна из тех долгих прекрасных ночей на крыше, платье-ципао, с лаковым гребнем в густых волосах стоит перед толпой читателей-поклонников, получает премию, затем автограф-сессия и сияющие глаза родителей. Тогда-то они точно будут гордиться ею, а не использовать в качестве бесплатной няньки…

Замечтавшись о будущих высотах, Мистика не заметила, как по стволу, растущего рядом с домом вяза, вскарабкался незнакомец. Инди-рок в наушниках смолк, но не это заставило Мистику открыть глаза. Пристальный, какой-то блаженный взгляд незнакомца, словно ощупывал её бескровное лицо.

– Вот так-так, а я уж решил, что это громадная ворона устроилась на крыше переночевать. Ворона-одиночка, ворона-путешественница, давным-давно покинувшая родное гнездо и решившая, что не допустит ошибок своих сородичей. Ворона-мудрец…

Мистика вспыхнула. Подпаленные листки посыпались палыми листьями вниз. Незнакомец удобнее устроился на ветке, не снимая гадкой улыбочки с губ.

– Скорее это ты похож на ночного зверя, решившего устроить себе дупло-ночлег.

Незнакомец хохотнул, проведя нервно пятерней по волосам.

– Один-один.

Мистика напряженно вглядывалась, вытянув шею, в его силуэт, освещенный слабым сиянием дорожного фонаря. Восток-Запад был мрачным местечком. Сбои в электричестве доставляли столько хлопот жителям этого района…

– Я – Рóман или просто Ром.

– Мистика, – бесцветно выговорила она, сунув поглубже руки в карманы черной толстовки.

Холодало. Ветер шумел в вышине порывами. Поэтому она слегка съежилась, занавешивая спутанными волосами пятиугольное лицо. Девочка позабыла, напрочь, первое правило из Книги Древностей, что нельзя называть незнакомцам свое настоящее имя. Особенно незнакомцам, явившимся черт знает откуда в ночи. Вылетевшее слово уже не вернуть, вот почему она медленно выдохнула, отвела волосы от лица и приняла боевую позицию. Смелее. Если он и колдун, то она позже отыщет способ защититься.

– Значит, Мисти.

Либо он издевался, либо был обыкновенным бродягой, пришедшим на запах готовящейся еды с их кухни. Мистика выбрала второе. Так она вернула себе уверенность и способность ёрничать.

– Фанат сокращений. Ну-ну. И бесполезных выдумок.

Он вновь хохотнул и надолго замолчал, наслаждаясь атмосферой Улицы Ив. В этой части, как ему подсказали прохожие, Восток-Запада, было необыкновенно прохладно, местами даже влажно, тихо, атмосферно по-своему. Восток-Запад располагался в низменности, укрытый булыжниками, сохранившими в себе холод северных морей, являлся своего рода богемной коммуной. Здесь было небезопасно, но и временами довольно-таки весело, если вы, конечно, любитель острых ощущений…

Каждый сектор Улицы Ив был заколдованным местечком, но здесь это почти не ощущалось. Восток-Запад жил собственными водоворотами, в отличие от Юго-Восточного Базара с его статичными охряно-рыжими стенами и буйством садов, проламывающихся за границы участков, где проживала Санни с семьей и Туманной Холмистости, где обитал Филин с бабушкой. Восток-Запад дышал влагой и подземным холодком, здесь росли самые могучие виды ив, а дети свободно резвились на кладбище старых вещей. И хоть порой Мистика откровенно мечтала отсюда свалить в странствия по иным Древесным Улицам и прочим уголкам планеты, не признать факта, что ей дорог Восток-Запад она, увы, не могла. Район взрастил и выкормил её, сформировал как личность. И Ром это очень остро прочувствовал…

Было слышно только бормотание телевизора с нижнего этажа, да стрекот цикад. Звук пронзительный, как от наэлектрилизованных щеток и расчесок, какими пользовалась Ракель – подруга Рома. Разгоряченный за день воздух быстро простывал под натиском заволоченных тучами небес. Мистика решила, что ближе к полуночи может пойти дождь. В дождь ей лучше всего спалось. Небесные воды смывали налет навязчивых дум, хлопот повседневности, безумную суету семейства, в котором она жила и от которого мечтала иногда избавиться…

Мрачный кокон баюкал её в своей колыбели, и только красивые чужие строки просветляли разум. Сама она не была красивой, а её сплошь черные наряды и какой-то темный, безумный блеск в глазах сильнее подчеркивали это. Она сходилась в дружбе с теми, кто был ей откровенно любопытен, от кого она могла с легкостью что-то перенять без особого вреда для себя, что-то скопировать и коллекционировать, как проделывала с цитатами и поэтическими строфами. В общем, дружила с теми, кто принимал её такой, какая она есть, и с которыми она, на мгновение, забывала о трудностях взросления, плеяде характеров своего семейства, бытовых заботах и рутинных делах.

Из украшений Мистика носила лишь чокер, сделанный ей в подарок Санни из лески и фальшивых антрацитов. Читала, смотрела передачи, находила интересующую информацию быстро в журналах, пособиях, каталогах, но поверхностно, зацепляя лишь самые верхушки айсбергов-монолитов. В пристрастиях, к коим относились – цвет одежды, украшения, музыка, поэзия и проза, отличалась одним и тем же, не признавая ничего иного. И все-таки, иногда, глядя исподволь на мать и найденные на чердаке альбомы с пожелтевшими фотокарточками её юношеских лет, Мистика мечтала стать такой же красавицей, полюбить красный цвет, жемчуг, высокие прически и джаз. Но это были только мечты, и Мистика отбрасывала их как старые игрушки, заслышав рев бесчисленных младенцев и рык недовольного отца.

– Так, что ты там жгла?

Вопрос возник из ниоткуда, огорошив девочку. Мистика уже решила, что парень ей привиделся, но нет – он был настоящий, назойливый, словно муха. Она даже не знала, как он точно выглядит. Лишь голос в ночи, окрашенный различными интонациями, заинтересованностью, простым человеческим любопытством, клокочущим в горле смехом, желанием развеять скуку. Тебе не нравится быть объектом наблюдения, когда ты сам являешься еще тем наблюдателем. Поэтому он, никогда, не сможет стать ей другом, как Санни или Филин. И с какой стати ей с ним болтать? Нарушитель правопорядка, наглец, да и только. И все же?.. Мистика опустила плечи, нахмурилась. Кокон неуверенности, в который она себя загнала уже давным-давно, сжал тиски. Она даже почувствовала знакомую горечь на кончике языка, и хотела уже было проглотить заготовленный дерзкий, ядовитый ответ, как Ром произнес:

– Неудачные творения, да? Стихи или…

– Какая разница?! – вдруг вспылила Мистика. – Ты из-за этого сюда влез, чтобы допрос мне устроить?! Примчался на огонек, тоже мне!

– Спокойнее, леди. Не хотел задеть ваши трепетные чувства.

В его голосе слышалось веселье.

Мистика сжалась, уставившись на тучи. Кончики пальцев на руках у неё похолодели. На домашнем хлопчатобумажном белом носке обозначилась дырка на большом пальце. Мистика цокнула досадливо языком. Зрачок расширился, чуть не поглотив радужку. Она готова была агонизировать. Грозовые тучи – угроза, укор ей за всё. Мать твердила, что Мистика совсем отбилась от рук, а нужно помогать, прощать, понимать. Они – одна семья. Мистика тупо смотрела на мать – натруженные руки, пошедшее красными пятнами от волнения и тревоги некогда красивое лицо, тощая шея, обвислая грудь. Младшие братья и сестры – мелкие пакостливые зверьки, пьющие из неё прихлебывая все соки.