
Полная версия
Вторая жена. Некорректная жертва
Через десять минут мои фиолетовые пальцы радостно и благодарно сжимали в руках картонный стаканчик, напиток в котором стремительно остывал. Мы сидели вдвоем, словно старые друганы, и рассуждали о вероятности хорошего исхода этого дня. «А телефон он выключил, потому что ему жена звонит, беспокоится, бу-га-га! Шучу. Ну зарядка села, ну в сортир уплыл или за борт выпал. Ты не переживай!» – он пытался меня развеселить изо всех сил. Не знаю, зачем ему это было надо, но с ним и правда оказалось как-то теплее. Он своим огромным телом создавал какое-то ощущение защищенности. Я болтала с ним и думала – а ведь бывают же хорошими люди, хоть и выглядят очень грубыми. Вот эта глыба из мышц и жира обладает такой силищей, что при желании мог меня просто скрутить и закинуть на плечо, а я даже пикнуть бы не успела. А он проявил ко мне искреннее сочувствие, угостил кофе и сидит, развлекает. Интересно, Хасан какой? Может, то положительное впечатление, которое он произвел, тоже окажется неправдой? «Если че, можешь у меня переночевать», – продолжал бугай. – «Я вот не женатый. Живу с другом. Напополам однушку снимаем. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде же!» Я вежливо отказалась. И вдруг на мой телефон пришла смс: абонент Хасан доступен для звонка. И сразу же загорелся экран, на котором было написано его имя. Я взяла трубку: «Алло!! Май леди!!!»
5
«Алло, май леди. Ты где? Ты еще в Сочи? Ну, слава богу. Мы миновали нейтральные воды, там не было связи! Уже через часик увидимся. Потихоньку собирайся и езжай в порт».
Мое сердце забилось, как голубь в клетке. Синие пальцы, пронзительный ветер, отсутствие макияжа и прически, мокрые ноги в сапогах – да ну это все! Ведь, главное, что я не ошиблась! Я дождалась!
Мой товарищ по лавочке заботливо оставил свой номер телефона и после нескольких попыток затащить меня в кафе, сдался и ретировался, предварительно купив мне тост и шоколадку. Жизнь закипела. Или мне так показалось. Люди стали двигаться быстрее, фонари светить ярче, а на лице у диспетчерши разгладились носогубные складки и морщины на лбу. Она порадовала меня новостью о том, что корабль зашел в порт и ждет разрешение на отгрузку. К воротам стали подходить люди. Кто кучками, кто парочками. И я всю мощь своего близорукого зрения направила на огромный корабль, с которого редкими ручейками стекал народ и проходил в здание.
Прошел еще час. Людей потихоньку стали выпускать. Они проходили через ворота и улыбались. Кто-то тащил чемоданы, колоритные тетушки с клетчатыми сумками обменивались впечатлениями, усиливая громкими голосами суету вокруг. Турки выделялись из толпы своей растерянностью. И я «кидалась» на каждого, кто был приблизительно похож на мои представления о Хасане, собранные из обрывков, которые я видела через камеру и нескольких фотографий в полный рост, которые он мне присылал. Люди монотонно двигались потоком, толпа встречающих поредела. И из ворот стали выходить все реже и реже. И вот, появилась вроде знакомая мужская фигура. У меня замерло сердце. Я вглядывалась в нее, и на плечи мягко опускалось облако облегчения. Но вдруг вслед за мужчиной выбежала девица и бросилась на него с объятиями. Они прошли в обнимку до ворот, потом она звонко чмокнула его в щеку. А еще через мгновение слегка отстранившись, набросилась с новой силой и подарила страстный и долгий поцелуй.
Я смотрела на парочку с открытым ртом и к горлу подступил горький комок. Я не верила в происходящее. И высчитывала варианты, как выйти из положения достойно. Но ничего не придумала. Ничего. Дамочка, оставив мужчину, летящей походкой скрылась в темноте. А мужчина, пошарив по толпе нетрезвыми глазенками, выцепил меня и уверенно двинулся в мою сторону. Я замерла. На его лице по мере приближения ко мне постепенно растягивалась широкая улыбка. «Вы – Наталья»?
6
«Здрасьте!» – его чистый русский был настолько неожиданен, что я проглотила язык. «Да, – выдавила из себя я. А потом до меня дошло, что это не Хасан и мне полегчало. «Вы же Хасана ждете? Вооооот такой парень!» – он задрал большой палец верх и улыбнулся. Моя челюсть с грохотом шарахнулась на асфальт. «А я вас по фото узнал. Хасан так тепло о вас отзывался! Вот, говорит, девушка, приехала из другого города и с утра меня ждет!» «А… э… а где сам Хасан?» «А, он с капитаном чего-то перетирает. Говорю ж, вооооот такой чувак. Мне сто баксов подогнал. Но в долг, конечно. А то у меня даже на проезд нет, гы! Ща он будет. Жди. Приятно познакомиться!»
Мои чувства стали похожи на винегрет. С одной стороны, было приятно получить такой отзыв на моего знакомого, а с другой, в меня вцепилась картинка фабричного труженика, кормильца семьи и я, какими-то материнскими чувствами, которые у меня успели зародиться, поймала себя на внутреннем осуждении. Зачем он купюрами на корабле раскидывается? И еще обо мне всем рассказывает!! И фотки показывает. Хотя с другой стороны – ну, похвастался. Это ж хорошо. Вон, с капитаном подружился. И дальше поезд из мыслей увлек меня до тех пор, пока за стеклянными дверьми не погас свет. Я поморгала. Что? Пассажиров больше нет. Витринные стекла огромных окон отражали пустоту, которая образовалась на улице. Мне стало тревожно и неспокойно. В голове с шорохом стали сновать самые неприятные мысли. Как нет? Кааак? А где же… а он же рассказывал… и фотки показывал… как же?.. Но из темноты, которую пыталась прорезать тусклая мигающая лампочка, наконец-то вышел мужчина с сумкой наперевес и рюкзаком на плечах. И я его узнала. Я сначала очень обрадовалась. Но потом… я вдруг вспомнила, как выгляжу. Представила синий нос, панда-макияж, прическу из всклоченных волос, и моя самооценка резко нырнула в прорубь и болталась между поверхностью льда и равнодушными рыбами. А он, весь такой свежий и подтянутый, бодрой походкой подошел ко мне и протянул руку. «Хеллоу!»
Я улыбнулась. Он потянул мою руку к себе и нежно поцеловал меня в ледяную щеку. «Ну, вот и встретились! – словно с облегчением произнес он, – Пойдем». Мы пошли, и я даже не спросила куда.
Мы поймали такси. Таксист отвез нас через восемьсот поворотов до отеля Магнолия. (От Рэдиссона я отбрыкивалась как могла), в наглую срубив почти тысячу рублей, хотя утром оказалось, что от отеля до порта 500 метров пешком.
«Знаешь, я проголодался, и ты, наверное, тоже? Давай сначала поедим. Ох, 11 вечера!!! Все закрыто уже…»
Я заверила его, что не голодна, и попросила поскорее поехать в отель. Потом осеклась, сожалея о том, что мое предложение, скорее всего, выглядело очень непристойно.
Мы стояли на регистрации, пахло каким-то парфюмом, играла музыка, и я начала оттаивать от сырости и ледяного ветра. На ресепшене взяли наши паспорта. Тётушка с безразличным видом стала их изучать. Хасан держал меня за плечи, излучая дружелюбие и благодарность. От него веяло таким потоком бодрости и добродушия, что мне, он казался сильным и стабильным, особенно на контрасте с моими злоключениями. Я краем глаза наблюдала за ним и сканировала на предмет подозрительного поведения. Но он был сама галантность и великодушие. Кроме того, в нем не было ни капли наигранности или напряжения, и это очень подкупало.
Женщина за стойкой задала нам пару стандартных вопросов, обращаясь к нему на английском, Хасан отвечал, но на одном вопросе запнулся и серьезно мне сказал: «Если хочешь, ты можешь не селиться со мной в одной комнате». Эта фраза почему-то сильно меня задела. Мысли вихрем закрутились в голове. Неужели я ему так не понравилась? Почему он настаивает на отдельных комнатах? Или это намек на то, что «платите сами, дамочка?» Вот это я влипла! Наверное, пытаясь обуять свои мысли, я поменялась в лице, поэтому он поспешно добавил: «Но лучше со мной, я так буду знать, что ты никуда не убежишь!» Сразу после этих слов я внутри себя облегченно вздохнула.
Мы зашли в номер. Я пыталась разобраться в своих ощущениях. Конечно, перед глазами мелькали заезженные картинки из романтических фильмов, но хотелось прислушаться к себе, что именно я чувствую. Вообще, конечно, рассказать кому – никто ж не поверит, что все это случилось со мной в один день, в дождливом и промозглом городе Сочи, куда я приехала на свидание с турком, из всех данных о котором мне известно только его имя.
Номер был по-своему уютный, выдержанный в бежевых тонах. Его атмосфера успокаивала и сглаживала какую-то несуразность нашей встречи. Мы суетливо разложились и, хотя каждый старался вести себя непринужденно, все равно чувствовали себя неловко. Зачем мы решили встретиться, обоим нам было понятно. И эта понятность была настолько прозаичной, что сухой остаток этого факта хотелось хоть как-то замазать романтичным туманом. Поэтому Хасан пошел с козырей: «Винца?» – он хитро улыбнулся и достал из сумки роскошную бутыль, на которой красовалась надпись «Мерло 2001 года». «Вот! Купил у капитана корабля. Сказал, что французское». А потом он нырнул в свой огромный рюкзак и на столе чудесным образом появились фисташки, орешки, нарезка сыра и целое яблоко. «Ого, какой вместительный рюкзак!» – пошутила я, и он с радостью стал демонстрировать его содержимое, главной достопримечательностью оказался профессиональный фотоаппарат со штативом. Я потянулась к своей сумке и вынула из нее помятую, недоеденную шоколадку, припорошенную какими-то крошками. Он отложил фотоаппарат в сторону и пригласил меня к импровизированному столу. Мы долго сидели с бокалами в руках возле окна и на ломаном английском объяснялись в своих смешанных чувствах. Он рассказал, как перезнакомился со всеми на корабле, как участвовал в починке какой-то детали, как спас мир между делом и все равно приехал. А я рассказала о своих злоключениях в непогоду, и рядом с его подвигами все события казались мне такими жалкими и ничтожными. Мне так хотелось верить этому по сути незнакомому человеку, который искренне смотрел на меня и отчаянно хотел понравиться. Полночи мы смеялись над моим багажом без одежды и косметички, посочувствовали испорченным сапогам. И нам было хорошо вдвоем, вот так сидеть, держа друг друга за руки, как будто встретились после долгой разлуки. Тело наливалось приятным теплом, и атмосфера пропиталась ароматом романтики. «Сейчас я тебе кое-что покажу!» – он потянулся за фотоаппаратом и включил его. Встав с кресла, он жестом пригласил меня последовать за ним. Я аккуратно остановилась у него за плечом, наблюдая за экраном, где он стал перелистывать фотки, которые успел нащелкать. Замелькали пейзажи, море, но он остановился на снимке, где на компьютерном экране в наушниках улыбалось мое лицо. Я улыбнулась. «Помнишь?» Конечно, я помнила! он сделал этот снимок, когда я ему что-то воодушевленно рассказывала по скайпу, он слушал меня, и смотрел каким-то особенным взглядом. А в один момент он остановил меня, достал фотоаппарат и сделал снимок. «Это будет мой талисман», – сказал он. Я рассмеялась, и он щелкнул еще раз. От воспоминаний мне стало очень светло на душе. Он повернул ко мне голову и произнес: «Ты здесь такая беззаботная! Такая нежная!» Я немного смутилась, но, не успев ничего сказать, почувствовала, как его теплые губы прикоснулись к моим. По телу прошла волна, и ноги словно стали невесомыми. Он отбросил фотоаппарат на кровать, обнял меня и поцеловал еще раз. Мы долго стояли перед окном, обнявшись, наслаждаясь поцелуями. Огни ночного города светили для меня уже по ту сторону окна, капли дождя мирно стекали по стеклу, а ветер напоминал о себе веткой, которая непрошенным аккомпанементом стучалась в наше уединение.
7
Утро началось в 12 дня. Я долго стояла в ванной, и придумывала, чем бы накраситься. Волшебство вчерашней ночи по моим представлениям могло одномоментно разбиться от моего неухоженного вида. Шампунь в пакетике, мыло и бальзам для волос на полочке. В сумке только трусы и чашка для чая. Остатки вчерашней туши россыпью лежали на веках. И я была настолько напряжена, словно стояла перед самым важным выбором в моей жизни – смыть все нафиг или ватными палочками чего-нибудь подтереть в нужных местах. Остановилась на первом. От мыла лицо стянуло и щеки покрылись воспаленным румянцем. Ну почему я забыла косметичку! Волосы никак не ложились под расческой, они строптиво вырывались жесткими проволоками, словно были под электричеством. И я очень живо представляла себе, как выхожу из ванны, а он шлепается в обморок. Или я выхожу из ванны, а он в ужасе убегает. Прошлый день растоптал мою и без того некрепкую самооценку. Хасан постучал, я немного поколебалась, кинула в зеркало недовольный взгляд и открыла дверь. «Ты очень красивая!» – тихо сказал он и притянул меня к себе. Я еще раз посмотрела в зеркало, что бы найти хоть какое-то подтверждение его слов, но на меня удивленно-испуганным взглядом смотрела потрепанная бесцветная моль. Я отвернулась. Но вместо того, чтобы ему возразить, решила промолчать. Однако слова, которые уже почти были готовы, застряли в горле, и я кашлянула. «О!! Ты заболела! Наверное, вчера очень замерзла! Ну как же так!». Я клещом вцепилась в эту фразу, окончательно убедив себя, что он тоже считает меня уродиной, потому что без макияжа у меня болезненный вид. И решила первым делом во что бы то ни стало накраситься. Я жестом показала ему, что недовольна своей прической, и он посоветовал мне сходить в парикмахерскую при отеле и привести себя в порядок. В этом предложении я тоже увидела подтверждение того, что такую, как я есть, он видеть не хочет. Однако, собрав остатки своей разбитой вдребезги самооценки, согласилась пойти. В салоне я проторчала полтора часа, но, когда вышла оттуда, чувствовала себя гораздо увереннее.
Проблему с моими деньгами он решил взять в свои руки. Он приводил такие доводы, что, мол, он джентльмен и не позволит даме и бла-бла-бла. Я же отнекивалась и уверяла, что я не какая-нибудь там содержанка, а приличная девушка, хоть и с презервативами в сумке. Просто надо сейчас сходить в банк и получить перевод. Но он не сдавался. И для убедительности засунул мне в кошелек всю свою наличность. Потом он сказал – «Тебе не кажется, что этот отель немного простоват. Давай переедем в отель получше?» Я вспомнила ощущения своей раздавленности, которые меня накрыли в Рэдиссоне, и отказалась. Но он неумолимо потащил меня туда. По дороге я всеми силами старалась не вмешиваться, но внутри меня сверлил червячок, который считал, что Хасан зря сорит деньгами. Я намекнула ему, что отель Рэдиссон неприлично дорогой, и нам не стоит туда переезжать. Намекать на его скромную фабричную зарплату я считала невежливым, но именно этот факт растил во мне чувство вины, за то, что я доставлю ему в будущем столько неудобств. Мы вошли в холл отеля. Я старалась не смотреть по сторонам, однако Хасан держался так, словно всю свою жизнь провел в подобных местах. Он подошел к стойке, шутливо пожурил девушку, сказав, что из-за вчерашнего инцидента я подхватила грипп. Девушка сочувственно извинилась и сказала, что если бы вчера работала она, то такого бы точно не допустила и приняла бы все меры, чтобы решить вопрос с оплатой. Он попросил показать ему лучшую комнату, мы поехали наверх на каком-то удивительном лифте. Комната и правда оказалась с роскошным убранством, но меньше по площади. Хасан спросил про президентский номер, и у меня перехватило дыхание. Но к моему облегчению, номер был занят ближайшие три дня. «Ну, – спросил меня Хасан, – что ты думаешь? Этот отель намного лучше, есть бассейн, хороший ресторан». О, боже, подумала я! Бассейн! Еще не хватало, чтобы он узнал, что я плаваю, как утюг. «Он того не стоит, – неуверенно произнесла я. – Мы же в Сочи все равно ненадолго. Зачем тратить целый день на переезды и обустройство! Давай лучше погуляем!». Он пожал плечами, попрощался со служащими отеля и принял мои доводы, как разумные.
Я присматривалась к нему и немного побаивалась. Уж очень уверенно он держался. Его внутреннее ощущение своей силы и свободы резко контрастировало с моей неуверенностью и зажатостью. Я гадала, чем закончится наше приключение. Я смотрела на него и думала, что жизнь быстро проходит, а я так и не была ни разу настоящей. А очень хотелось, чтобы хоть одно событие в моей жизни прошло без напряжения, подбирания масок и перманентного желания всем понравиться. И я решила просто выбросить из головы все шаблоны и выпустила маленькую девочку, которая тосковала по обычной ласке и искренности.
Я прыгала от радости, вытащив синтетическую игрушку из автомата, смотрела на него как на супермена, когда он перестрелял в тире все банки, защищала от таксистов, которые вытягивали профессиональными фишками деньги, давилась косточкой от рыбы, ела руками шашлык, фоткалась с прохожими, гладила всех проходящих кошек и собак, кормила голубей. И мне было легко и хорошо. Он тоже смотрел на меня и смеялся. Одергивал куртку, из которой постоянно вылезало мое голое пузо. Застегивал молнию до подбородка и брезгливо щурился, когда я с нескрываемым удовольствием ела селедку.
Мы бродили по городу, обнявшись за плечи и болтали на своем тарзанском английском. Удивительно, но мы очень хорошо понимали друг друга. Любой англичанин мог бы нас просто застрелить, услышав наши диалоги. Но англичане в округе отсутствовали, а время бежало так быстро…
Мы не бередили друг другу души, рассказывая про бывших и неудачный брак. Мы не говорили о политике и кризисе. Не строили планов на будущее. А просто жили, вкусно ели и, как подростки, целовались за каждым ларьком. Я спрашивала его про старенькую маму и детей, он отмахивался. А я чувствовала себя немного неуютно, из-за того, что он тратит на меня столько денег. Но я не хотела портить настроение подсчетами. В конце концов, я не мужик, чтобы тягаться с ним в расходах. Но, заметив мое беспокойство, он показал мне свою пластиковую карту, на которой стояло имя фирмы. «Смотри, видишь, что написано?» Я прочитала и вопросительно глянула на него. Он улыбнулся: «Это моя компания». Я немного растерялась. «Но, ты же… сказал, что…» «Ну, да. Я работаю на фабрике. Генеральным директором» – он довольно улыбнулся. У меня снова смешались мысли в голове. Я не знала, то ли мне обидеться, то ли посмеяться вместе с ним. «Ну, да… Я немного слукавил. Но, знаешь, хорошо, что я соврал. Потому что, будучи „фабричным работником“, который получает маленькую зарплату, я точно уверен, что у тебя на меня не стоят никакие фильтры и предубеждения. Знаешь, современные девушки – это охотницы. Они красивы, ведут себя словно кошечки, а потом обдирают тебя как липку и скрываются. Я вижу, что ты не такая, что ты принимаешь меня таким, каков я есть, и неважно есть у меня деньги или нет». Мои мысли смешались окончательно.
С одной стороны, мне было неприятно такое сравнение, но с другой – оно мне очень льстило. К тому же в наших разговорах впервые появились третьи лица женского пола. Я стала в голове разбирать его фразу на составляющие. «Они красивы», «Ты не такая». И постепенно я полностью убедила себя, что не соответствую его представлениям о красоте. Поэтому решила блистать богатым внутренним миром. Я пыталась завести разговоры о прочитанных книгах, но он сказал, что не читает подобные глупости, а в его библиотеке только научные труды и журналы о технических новинках. Я пыталась возразить, что романы – это не пустышка, это жизнь и эмоции людей, но он разгромил мои доводы в пух и прах. И я снова почувствовала свою никчемность.
Несмотря на то, что всю наличку он поселил у мня в кошельке, я боялась ее тратить. Тем более, после слов о девушках-охотницах, мне совершенно точно не хотелось быть похожей на них. Поэтому если требовалось что-то купить, я спрашивала разрешения. Ему это безумно нравилось, и он каждый раз великодушно соглашался, непременно напоминая, что я и сама могу распоряжаться деньгами по своему усмотрению. У меня остро встала одна проблема, про которую я стеснялась сказать. Мои сапоги после того злосчастного дня пришли в негодность. Мало того, что они насквозь промокли, так еще и на левом сапоге некрасиво отошла подошва. Он вежливо предложил свои кроссовки, чтобы дойти до магазина и купить обувь. Его 42-й так хорошо пришелся на мой уставший и отекший 39-й, что я проходила в них все это время, потому что новые ботинки, которые он мне купил, предсказуемо натерли. Мы бегали утром на пустом пляже, фоткались с каждым деревом, и совершенно не замечали, как тикают часики. Оставалось еще два дня, и наша романтическая симфония постепенно заиграла в минорных тональностях.
8
В тот вечер зазвонил его телефон, и он, чтобы поговорить, вышел в коридор. Меня это насторожило. И хоть я ни бельмеса не понимала по-турецки, какая-то муха мне шепнула, что это все неспроста. Его не было минут 20. И когда он зашел, у меня уже был накручен многосерийный фильм, от которого испортилось настроение. Я ругала себя за то, что мозг записывал плюсики и минусики в свой дневничок, что я стала смотреть на Хасана не как на приключение, а как на собственность, что я слишком счастлива и за этим счастьем обязательно последует холодный ливень. Он заметил мое настроение. Но ситуацию никак не прокомментировал. Вечер прошел немного напряженно. И мы легли спать, решив, что завтра поедем на Красную поляну.
Ночью я не могла уснуть. Я боролась с собой как Мцыри с барсом, и приводила доводы, которые отскакивали от сердца словно горошины. Я уговаривала себя, что не могу контролировать жизнь малознакомого мужчины. Но все эти голые аффирмации стыдливо прятались, когда из груди вырывалась с крысиным оскалом непрошенная ревность. И когда ядовитый туман полностью застлал мой разум, рука сама потянулась к его телефону, сняла блокировку и стала шарить по файлам. Я чувствовала себя преступницей, но ничего не могла с собой поделать.
Первым делом я полезла в галерею. На фотографиях я нашла его детей, какие-то бурильные установки, мужиков в касках, детали от машин, черный мерседес во всех ракурсах. Парочку голых отфотошопленных красавиц. Залезла в сообщения. Их было очень много и все на турецком. И имена все были такие, что не поймешь с первого раза, женщина это или мужчина. Я заглянула в журнал звонков и увидела ее. Это имя я возненавидела сразу, и присвоила ей статус стервы. Имя из 4 букв впилось в мой мозг стальной пиявкой и давило из него самые черные мысли. И когда акт самопожирания был закончен, я аккуратно положила телефон на тумбочку и продолжала наполняться ядом, черным, как чернила осьминога. Кто это? Эта женщина… любовница? Или такая же как я – дурочка, ищущая романтику? Какая же я глупая!.. ну ничего, Хасан, я отомщу тебе по самые помидоры!!!
Утром я долго мучилась, ковыряя в тарелке овсянку за завтраком. Он выглядел равнодушным и слегка задумчивым. Он задавал мне какие-то вопросы, на которые я старалась отвечать с улыбкой. Но этой гудящей натянутости я не выдержала и посередине его предложения резко спросила: «Кто такая Anne1? (сейчас все, кто знают турецкий, улыбнулись, но мне было не до смеха)
Он, отставил чашку с молоком в сторону. Слегка поперхнувшись, сказал: аннэ – это моя мама, а почему ты спрашиваешь? Вообще, если б мой вопрос прозвучал не так агрессивно, он был бы вполне невинен, и я поняла, что в свете последних событий и пережитых за ночь эмоций, выгляжу по-идиотски.
Мой мозг стал работать на пределе, чтобы придумать какую-нибудь подходящую сказку, но транзисторы искрились от напряжения, а в кровь выделился проклятый адреналин, из-за которого я покраснела, как сваренная креветка. Мама? Он что называет маму по имени?! Он меня, что, за дуру держит!?! Мама – это универсальное слово, которое на всех языках звучит примерно одинаково. Откуда это дурацкое «аннэ»? У меня почти валил пар из ноздрей, когда я озвучила свои мысли. Он опешил. Или скорее не ожидал от такой миленькой птички вороньего крика. А потом стал объяснять, что аннЭ – это «мама» по-турецки. Я не поверила. И он гордо протянул мне экран своего айфона, где было открыто приложение с русско-турецким переводчиком. Аннэ – мама… Краска залила лицо новой волной до самых ушей. Неловкость, а точнее тупость момента съела мою непринужденность. А он продолжал есть свой бутерброд, с выражением лица, от которого у меня толпами бегали холодные мурашки по спине.
Он ничего не сказал мне по поводу телефона, не высказал про личное пространство и частную жизнь, не унизил, что я шпионю, не обвинил в заносчивости и даже не поставил на телефон новый пароль. Он просто нарисовал у себя в голове галочку, которую теперь я видела у себя на лбу при каждом его взгляде. Какая же я дура! Как можно вот так по-идиотски все испортить!
Мы ехали в автобусе на Красную поляну, но уже без предвкушения приключений и с горьковатым привкусом, что нам пора расходиться. И мне даже хотелось ускорить это событие, потому что я чувствовала себя отвратительно.
9
Выехав сразу после завтрака на обычном рейсовом автобусе, мы всю дорогу неестественно молчали. Настроение было подавленное, и я не знала, как себя вести. Я держалась натянуто и напряженно, за что ненавидела саму себя. Но извиниться за вторжение в личное пространство, придумать сказку или признаться в собственнических чувствах оказалось выше моих сил.