Игры с разумом

Хотя как-то странно: зачем тест на груди? Чтобы проверить сердце? Но пульс и так прощупывается. Голову проверять надо, не сердце…

«Подожди, а что там этот специалист про моё сердце спрашивал? Нет, не может быть! Что, уже? Как же так?»

Не сильно церемонясь, его перенесли на каталку, переключили системы жизнеобеспечения и вывезли из палаты.

Лёгкие толчки от каждой неровности на пути, проносящиеся мимо голоса, смешавшиеся запахи лекарств, хлорки и людей, тонких ароматов изысканных духов и выхлопных газов – и снова резкая волна уже цветочных духов. Перед глазами мелькал свет, льющийся с проплывающих над головой ламп.

– Что же вы делаете? Куда вы его? – раздался голос бабы Кати. – Он же живой! Он…

– Он просто живой труп, – перебил её голос врача, ведающего донорами, – не мешайте, женщина.

– Подождите, – раздался издалека голос лечащего врача, – мы же планировали подождать ещё сорок восемь часов, чтобы провести дополнительные тесты. Может, у него всё-таки вегетативное состояние.

– Григорий Владимирович, у меня три пациента готовы для трансплантации, один в критическом состоянии сейчас в операционной. Токсикологическое исследование не показало следов интоксикации, поэтому нет оснований продолжать наблюдения.

– Всё равно остаётся шанс…

– ЭЭГ вы уже делали, правильно?

– Да, при поступлении, – Григорий Владимирович приблизился к каталке, – зарегистрировали изоэлектрическую линию, но…

– И на основании результатов тестов консилиум установил диагноз. У меня есть заключение реаниматолога, утверждённое заведующим реанимационным отделением, где черным по белому написано, что оснований для продолжения наблюдения нет. С родителями я тоже провёл беседу, и они дали письменное согласие. Думаю, что всё ясно.

В голосе незнакомца звучало нетерпение. Повисла пауза. Потом он продолжил:

– Хорошо, я вас, как лечащего врача, понимаю… Последние тесты, чтобы у всех совесть была чиста.

Он поднял Михаилу веко и посветил фонариком, потом чем-то дотронулся до роговицы глаза.

– Зрачок не реагирует, корнеальный рефлекс отсутствует, – сказал он.

Взяв голову двумя руками и оттянув веко пальцем, он повернул её несколько раз в сторону.

– Окулоцефалический рефлекс отсутствует. Что и требовалось доказать. Я думаю, дальше тестировать нет смысла. Или вы хотите продолжить терять время и поставить под вопрос жизни, которые ещё можно спасти?

– Хорошо, я подпишу бумаги.

– Вот и отлично.

– Но он всё чувствует! – вмешалась в разговор баба Катя.

– Вы, собственно, кто?

– Катерина Ивановна я, санитарка.

– Не переживайте, Екатерина Иванова, я вам обещаю, что он ничего не почувствует, – сказал трансплантолог.

Кто-то из команды, стоящей у каталки, громко хмыкнул и что-то прошептал напарнику.

Каталка продолжила движение.

Лифт, длинный коридор. Остановились.

Похоже, приехали: своей стерильностью и сложностью запахов комната сильно отличалась от коридора. Приборы и оборудование монотонно гудели, некоторые попискивали звуками разной тональности, словно разговаривая на своём особенном языке.

Операционная.

Его перенесли на холодную поверхность стола, накрыли другой материей.

– Всем приготовиться. Пациенты готовы?

В глаза ударил поток света.

Михаилу присоединили несколько датчиков, и звук одного из приборов подхватил ритм его сердца.

– Давление, пульс в норме.

– Пациент готов, – прозвучало в другой стороне операционной.

Укол иглы в руку, звон инструментов.

– Приготовиться к отключению. Скальпель.

Раздалось несколько щелчков, мотор одного из приборов замедлился, к какофонии звуков добавился писк. Поток кислорода иссяк, лёгкие заныли от боли.

Прежде чем поплыло сознание, он почувствовал, как еле заметно по груди заскользил метал. Совсем не больно.

Нечем дышать.

Волна адреналина как цунами ударила в мозг, отдавшись сильной болью в голове, и вызвала цепную реакцию, которая и закончила серию физиологических изменений.

По телу волной прокатились судороги. Глубоко вдохнув, Михаил зашёлся в приступе кашля.

Он открыл глаза, мощный поток света ворвался прямо в мозг. Михаил снова зажмурился.

Руки плохо слушались. Он потащил из горла дыхательную трубку, перевернулся на операционном столе и вместе с хирургическими инструментами с грохотом рухнул на пол. Голова и всё тело разрывались от боли.

Раздался пронзительный девичий крик. Кто-то схватил его за руку, придавил ноги к полу и скомандовал:

– Анестезию, срочно!

Отбиваясь, Михаил неуклюже поднялся на колени. В глазах калейдоскопом мелькали нечёткие картинки. Разноцветные пятна складывались в причудливые, ничего не значащие формы.

Не понимая, что он видит перед собой, он встал на ноги и сделал несколько шагов. Споткнувшись, он упал, снова поднялся, оттолкнул врача, и пошёл, качаясь из стороны в сторону и волоча за собой свисающие со всех сторон трубки и капельницы.

Михаил со всего маха врезался в стену и упал. В глазах потемнело.

Глава 5

Отодвинув стопку папок в сторону, Дмитрий присел на свой письменный стол и оглядел присутствующих.

В небольшом кабинете, рассчитанном на двух следователей и похожем на сотни таких же собралась основа следственной группы: Костик ковырялся в папках за своим столом, эксперт-криминалист Никитин, прислонившись к сейфу, просматривал что-то на телефоне, и только одна Юлия скромно стояла у вешалки и, хрустя от нетерпения бумагами, была готова поделиться результатами.

«Хорошо, с тебя и начнём».

– Так, по Соколову. Юлия Анатольевна, какие у вас результаты?

Девушка приосанилась и расправила плечи.

– Согласно результатам токсикологической экспертизы, в крови и содержимом желудка следов ядов и сильнодействующих лекарств не обнаружено. Покойный находился в состоянии лёгкого алкогольного опьянения и должен был полностью контролировать ситуацию. В содержимом бутылки и стакана также ничего подозрительного не нашли. Результатов вскрытия ещё нет, – на одном дыхании выдала Юлия.

– Понятно. Я всё-таки надеялся, что будут следы яда или снотворного. Подождём результатов вскрытия. А как насчёт наркотиков?

– Следов наркосодержащих веществ в крови нет. Также нет следов уколов или других признаков приёма наркотических веществ.

– Кстати, в пакетиках находился героин, – перебил её Никитин, скучающим голосом.

– Героин? Интересно, зачем ему героин? – Ярцев задумчиво посмотрел в пол. – Что с пальчиками?

– Пока результатов мало, – с сожалением сказал Никитин. – Как и ожидалось, на внутренней и внешней ручках двери я нашёл отпечатки секретарши, но кому принадлежат остальные пока неизвестно – отпечатки неполные, и нужно ещё время для идентификации.

– А что с камерами наблюдения и распечаткой звонков?

– С камерами нам не повезло, – ответил Костик. – Как раз в этот день после обеда начались работы по обновлению системы наблюдения – заменяли на камеры с более высоким разрешением. Смонтировать успели, а подключить нет.

– Замечательно, как же могло быть иначе? Другого я и не ожидал, – Дмитрий удручённо покачал головой. – Интересно, а убийца знал, что камеры в этот вечер не работали? Надо выяснить, кто занимался установкой и сопровождением видеонаблюдения, и кто был в курсе планируемых работ.

Он сделал пометки в блокноте.

– Значит, причину смерти мы так и не установили, способ убийства тоже. Да ещё нет никаких следов и видеозаписей.

– Я придерживаюсь первоначальной версии. Причина смерти – аспирационная асфиксия. Все признаки на это указывают, – сказала Юлия.

– Подождём результатов вскрытия, – без особой надежды в голосе сказал Дмитрий.

Он перевернул несколько страниц в блокноте.

– Что можно сказать о месте преступления? Похоже, Соколов знал убийцу и чувствовал себя в безопасности.

Дмитрий осмотрел присутствующих. Возражений не было.

– Судя по времени убийства, скорее всего, Соколов ожидал убийцу или они пришли вместе. Затем они общались в довольно непринуждённой манере, попивая коньяк. Секретарша подтвердила, что было четыре бокала, но один так и не нашли, поэтому полагаю, что Соколов налил коньяк в два бокала. Убийца трогал бокал, поэтому и забрал с собой, чтобы не возиться с отпечатками пальцев. Посетитель наверняка был один, и именно он и есть убийца.

– Однако нашлось время, чтобы стереть отпечатки пальцев с других мест, – возразил Никитин.

– А может, убийца был изначально аккуратен, чтобы не оставить никаких отпечатков? – ответил Дмитрий и прошёлся по кабинету. – И ещё неизвестно, пил ли посетитель. У Соколова было налито коньяка чуть больше, чем положено, к тому же он уже успел приложиться. Думаю, что посетитель вообще не пил, а прежде чем забрать свой бокал, вылил содержимое в бокал Соколова. То есть Соколов чувствовал себя более расслабленно, нежели убийца. Возражения? – Дмитрий снова осмотрел команду. Возражений не было.

– Что ещё? – продолжил он. – Убийцу легко могли застукать. В любой момент кто-нибудь мог войти в кабинет или он мог столкнуться с людьми в коридоре – офисное здание большое и достаточно людное. Причём чем дольше они сидели, тем больше был риск. Отсюда вывод: посетитель не собирался убивать. Вероятно, они поссорились либо Соколов владел какой-то информацией, и убийца об этом узнал. Возможно, Соколов решил кого-то шантажировать. Какие ещё есть возможные мотивы? Что-то связанное с наркотиками?

Ярцев опустил блокнот, показывая, что закончил.

– Костик, а ты что думаешь?

– В принципе логично, но что-то всё равно не так. Если он боялся быть застуканным, как успел так педантично стереть отпечатки и забрать бокал? Не совсем вписывается в картину импульсивного убийства.

– Согласен, не вписывается. Похоже, убийца обладает отменным хладнокровием… Что ещё? Что со звонками?

Дмитрий с надеждой посмотрел на Костика.

– Со звонками тоже пока особых результатов нет. Но! – Костик поднял вверх указательный палец, показывая важность момента. – Я просмотрел Wi-Fi подключения на его телефоне и нашёл кое-что интересное.

Он сделал многозначительную паузу.

– Ну давай, не тяни!

– Когда пользователь смартфона запоминает точку доступа для автоматического подключения в будущем, у каждой записи сохраняется дата не только первого, но и последнего подключения. Так вот, примерно за час до смерти Соколов был около кафе, неподалёку от офиса.

– Наверное, просто заходил перекусить.

– Не заходил. Телефон сохраняет ещё и силу сигнала. Сигнал был слабым, поэтому я подумал, что внутрь он не заходил. Но и не просто прошёл мимо – телефон не успел бы подключиться. Для подтверждения я также проанализировал файл с геолокационной информацией…

– С какой информацией? – непонимающе прищурился Дмитрий.

– С информацией о местоположении телефона и, соответственно, владельца. iPhone ведёт геолокационную базу с самого момента регистрации. Так вот, по этой базе тоже получается, что дальше этого места Соколов не уходил. Тогда я поехал посмотреть, что же там такого интересного. Ничего, кроме телефонов-автоматов, не увидел. И тут я подумал, что, может, он не хотел светиться со своего телефона и позвонил кому-то оттуда. Я запросил распечатку звонков, и по времени подходило только два звонка. Первый был мимо, а вот второй…

Костик снова остановился.

– Да рожай уже! – не выдержал Дмитрий.

– Звонок Виталию Евгеньевичу Пичугину 1985 года рождения, кличка Прыщ. Неоднократно судимый за распространение наркотиков.

– Какой толковый ты у меня! – Ярцев подошёл к нему и потрепал по волосам. – Что же ты раньше молчал?

И, не дожидаясь ответа, достал ключи:

– Выезжаем прямо сейчас. Адрес, надеюсь, у тебя есть?

– Обижаете… Дмитрий открыл сейф, убрал в него папки с документами, достал пистолет и положил его во внутренний карман пиджака.

В бытность свою, работая старшим оперуполномоченным в отделе УБОП, и даже после расформирования, перейдя в Центр по противодействию экстремизму, пистолет он носил редко, в основном полагаясь на интуицию. Дмитрий считал, что оружие притупляет чутье и вселяет ложное чувство спокойствия. К тому же намётанный взгляд преступника мог легко определить пистолет даже в наплечной кобуре, и тогда не только вся конспирация коту под хвост, но могли из-за этого напасть.

Однако после встречи лоб в лоб с известным авторитетом взгляды Дмитрия поменялись. Во время отработки одного из подозреваемых он открывал дверь довольно сомнительного заведения, и в него неожиданно чуть не врезался известный вор в законе Валера Сухумский, которого он лично задержал два года тому назад. Мысль: «Тут что-то не так, он должен ещё сидеть!» – пронеслась мгновенно. Сработала реакция: первым нанеся несколько точных ударов, Дмитрий быстро скрутил скорчившегося авторитета. Прохлопав его по бокам, извлёк из-за пояса преступника пистолет ТТ. Как потом выяснилось, вора в законе выпустили раньше срока за примерное поведение.

Потом, уже работая следователем, Дмитрию пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить начальство, что не только ручка – главное оружие следователя. Теперь он практически не расставался с ПСМ: лёгкий и плоский пистолет легко помещался во внутреннем кармане пиджака, практически не вызывая неудобств.

Дмитрий, задумавшись, постоял несколько секунд, отрешённо смотря в чрево открытого сейфа. Наконец собравшись с мыслями, он закрыл дверцу и повернулся к Костику:

– Полетели!

Глава 6

– А если они нас и сегодня не пустят? – спросил Александр друга, открывая дверь в отделение интенсивной терапии.

В нос ударил резкий запах лекарств, перемешанный с вонью хлорки и озона. По светлому коридору брели двое больных, которых обгоняла спешащая медсестра. Мужик, явно посетитель, вёл под руку заплаканную бабушку.

Сердце учащённо заколотилось – Александру вспомнилось время, проведённое в больнице, когда он подхватил воспаление лёгких – отвратительная еда, ещё более отвратительные лекарства – и уколы, уколы…

– Не пустят, – передразнил его Виталий. – У них сегодня смена другая.

Виталий уверенно пошёл вперёд, лавируя между людьми и кадушками с цветами. Как всегда, стильно одетый (хотя на первый взгляд казалось, что одет довольно просто) и уверенный в себе. Как это у него получается?

Александр посмотрел на свои штаны с обвисшими коленками, заправил выбившийся край рубашки и подтянул висевшие мешком джинсы. Надо было сегодня новые надеть.

Пройдя по коридору, они подошли к стойке дежурной сестры.

– Добрый день, барышня! – обратился Виталий к миловидной медсестре, сидящей на регистрации. – А мы по душу Михаила Рыбакова пришли. Не подскажете, в какой он палате? И как он, в целом?

– Добрый день, – ответила девушка, – Михаил Рыбаков лежит в семнадцатой палате. Состояние у него стабильное, только к нему нельзя.

– И даже родственникам? Мы с ним братья… как бы. А может, как-нибудь можно?

Виталий сделал наигранное, полное печали выражение лица.

– И даже родственникам как-нибудь нельзя… А вот, кстати, и его лечащий врач, видите? – девушка показала вглубь коридора. – Григорий Владимирович. Спросите у него – может, и разрешит.

Недалеко от дверей лифта какая-то девушка оживлённо общалась с врачом, размахивая руками.

– …конечно, уверена! Миша… Рыбаков мне сам позвонил и сказал, что нашёл формулу. Вы поймите, ситуация в любой момент может выйти из-под контроля, и весь Дальний Восток накроет эпидемия.

– Но и вы меня поймите. Ещё неделю назад ваш Рыбаков находился в коме и не отвечал ни на какие раздражители, я уже был готов констатировать смерть мозга, – Григорий Владимирович повернулся к подходящим парням. – Чем обязан?

– Мы тоже по душу Рыбакова, а тут, оказывается, уже очередь…

– Я вам ещё раз объясняю. Вам всем, – он повернулся и выразительно посмотрел на девушку. – Ваш друг неделю назад был в плачевном состоянии, а когда очнулся, у него начались конвульсии. Он не мог контролировать тело, не мог говорить. Он просто не понимал, где он, что он видит и слышит. Несколько панических атак. Сначала у меня даже были подозрения, что его мозг повреждён необратимо.

– Но вы же сказали, что он сейчас разговаривает… – теряя надежду, сказала девушка.

Врач отвёл взгляд в сторону.

– Да, он ходит, разговаривает и в целом адекватно реагирует на ситуацию, что уже само по себе удивительно. Даже физиотерапевты удивлены, насколько быстро он прогрессирует. Единственное, что не пришло в норму, – это зрение. Фактически пропало периферическое зрение, но для него это, похоже, норма и никак его не удивляет, – Григорий Владимирович посмотрел на часы. – Да и складывается у меня такое впечатление, что находится он в какой-то своей реальности, но это уже вопрос не по моей части. Он практически ничего не помнит, а то, что он «помнит», звучит, так скажем, странно. Кстати, скажите мне, он служил?

– Мишка? – у Виталия поднялись брови. – Нет, конечно. Он у нас академик, в универе постоянно пропадал.

– Вот и я так же подумал… Он мне рассказывал, как бродил по каким-то катакомбам с автоматом наперевес, про какие-то задания, а когда я его копнул глубже, то он сразу «поплыл». Другие его истории тоже рассыпаются, стоит спросить. Кстати, он и про формулы говорил, – Григорий Владимирович на секунду задумался, принимая решение. – Хорошо, вам, Анна, я разрешу визит, чтобы могли спросить про эту вашу формулу. Только сразу предупреждаю, на многое не рассчитывайте. Несколько дней назад его пришлось обучать элементарным вещам. Показывали ему предметы первой необходимости, он не знал, как выглядит ложка, стул и стол. Особенно же он удивился, когда увидел Кубик Рубика. Крутил его в руках с детским интересом, спрашивал, где какой цвет, а потом уже меня удивил, когда собрал его минуты за две. Много странностей. Поэтому я не ожидаю, что он вас вообще узнает.

– А нам можно? – подал голос Александр.

– Мы же друзья детства, – поддержал его Виталий.

– Ну хорошо, идите толпой, только, – врач предупреждающе поднял палец вверх и сделал паузу, – пациента сильно не беспокоить, в стресс не вводить. Про его нахождение в больнице не спрашивать. Мне не нужна ещё одна паническая атака.

Радостно переглянувшись, все трое направились к палате Михаила.

Подойдя к двери, Александр тихонько постучал, открыл дверь и, пропустив вперёд Анну и Виталия, протиснулся за ними, упёршись им в спины.

В небольшой, но аккуратной и хорошо освещённой трёхместной палате Михаил был один. Он стоял посреди комнаты к ним спиной и ритмично махал руками. Наконец он повернулся и уставился на гостей, пытаясь понять, кто это и что им нужно.

Виталий закрыл разинутый рот.

– Мишка, а что это сейчас было? – удивлённо спросил он.

– Да взлететь пытался, – спокойно ответил Михаил.

– Ну и как? – автоматически спросил Александр.

– Сегодня не получается. Обычно получалось. Главное – найти точку опоры в воздухе. А сегодня вот никак.

Наступила гробовая тишина.

– Привет, Миша! – нарушила тишину Анна. – Как ты себя чувствуешь?

В воздухе снова повисла тишина. Если нагрянувшая тройка явно чувствовала себя не в своей тарелке, не зная, чего ожидать и, переминаясь с ноги на ногу, они делали вид, что осматривают палату, то Михаил стоял совершенно спокойно и безмятежно. Он с интересом их разглядывал, затем переключился на Анну.

– Аня? – наконец спросил он.

– Да, Аня, Аня! – обрадовалась она.

– Странно, я тебя помню немного другой… Глаза у тебя необыкновенные, – он опустил взгляд вниз, – и груди мне твои нравятся.

Улыбка сошла с губ Анны, и по её лицу было видно, что она пытается понять, комплимент это или издёвка.

Если сейчас не вмешаться, то может произойти всё, что угодно, вплоть до панической атаки. Александр незаметно толкнул локтем в бок Виталия.

Виталий немного улыбнулся, ровно настолько, чтобы обозначить, что это была шутка, подошёл к Анне и взял её под локоток.

– Анечка, это у Михаила аллегории такие, – он ещё раз улыбнулся. – Он у нас всё ещё вспоминает, как делаются комплименты… И как летать. Верно, Михаил?

Она расслабилась и смущённо улыбнулась.

– Аня, расскажите лучше, как дела у вас в лаборатории, – перевёл разговор Виталий.

– Ах, да! – взмахнула руками Анна, показывая этим, что вспомнила что-то исключительно важное. – Все так рады за… тебя, что у тебя все хорошо, передавали привет. Вот только мы застряли на формуле. Мы перелопатили все твои записи, но пока ничего не нашли. И не придумали.

Анна достала из сумочки записную книжку и неуверенно протянула Михаилу. Он уставился на неё с каким-то странным выражением лица, на котором играла улыбка, и было непонятно, понимает ли он, о чём идёт речь.

– Как хорошо, что ты пришла, – он, казалось, даже не заметил записную книжку. – Я бы чаю предложил…

– Да, чай, конечно, хорошо, но сейчас важнее формула. Ты её помнишь? – она сунула записную книжку ему в руку. – Вот твои записи, может, они тебе помогут.

Михаил безучастно полистал книжку, продолжая улыбаться.

– Какая формула? – без особого интереса спросил он и огляделся по сторонам. – А давайте в шахматы поиграем. Меня Григорий Владимирович научил, так я теперь всех обыгрываю.

– Какие шахматы? – Анна начала терять терпение. – Ты же сам ночей не спал… Так ты совсем ничего не помнишь?

– Я не знаю, о чём ты говоришь, да и записи эти мне ни о чём не говорят, – Михаил ещё раз полистал записную книжку. – Хотя подожди, здесь написано про какого-то китайца. Китаец. Да, я помню китайца.

– Да-да, нелегальный иммигрант из Китая. Мы обследовали его в Хабаровске, когда нашли очаг заражения.

– А что там случилось? – не выдержал Александр. – Мишка нам так ничего толком и не рассказал. Исписал салфетку и умчался как ошпаренный.

– Под Хабаровском начал распространяться неизвестный вирус, – затараторила Анна. – У заражённых наблюдались странные симптомы: от бессонницы и сомнамбулизма до серьёзных отклонений в психике, похожих на шизофрению. Мы знаем, что вирус поражает нервные клетки головного мозга, потом начинает менять нейронные связи так, что человек становится невменяемым и, продолжая распространяться, в течение шести-восьми месяцев фактически уничтожает ткани мозга.

– А нас Минздрав ни о чём не предупреждал и ни о какой эпидемии не сообщал, – вмешался Виталий.

– Заражение происходит избирательно, но по каким именно критериям, мы ещё до конца не понимаем, поэтому Минздрав держит это в тайне. Один из больных доходился – вывалился с балкона – таким образом у нас появился материал для исследования. Мы определили, от каких генов клетки зависит размножение вируса, и работали над препаратом, который выключал бы один из генов, чтобы вирус не смог размножаться. Мы были уже так близки – осталось только доработать этот препарат, чтобы он также регенерировал старые связи между разными областями мозга. Над этим, Миша, ты и работал. Никто не знает, когда может начаться массовое заражение.

– К сожалению, я в этом ничего не понимаю. Абсолютно, – Михаил протянул записную книжку Анне и повернулся к Александру. – Саня?

– Да, я! А вот и Витек, мы вместе пришли. Ну хоть нас ты помнишь, – Александр похлопал Михаила по плечу. – А ты, кстати, за кота своего не переживай, я его кормлю и за квартирой слежу…

Открылась дверь, и в палату вошёл Григорий Владимирович.

– Ну всё, свидание окончено, Михаилу надо отдыхать, – он посмотрел на Анну. – Вы узнали, что хотели?

– Нет, он практически ничего не помнит. Но хотя бы нас узнал…

– В самом деле? Интересно, – Григорий Владимирович замолчал, уставившись в пол. – Значит всё не так плохо, – пробормотал он себе под нос. – Ну всё, освобождаем помещение.

Они попрощались и одновременно направились к двери.

– После вас! – сказал Виталий, пропуская Анну вперёд, и оценивающе посмотрел на её бюст. – Разрешите вас проводить, – он был само почтение. – Вы на него не обижайтесь, сами понимаете, он столько пережил. Он, можно сказать, только говорить снова научился…

Виталий попытался взять Анну под локоть, но она с лёгкостью увернулась.

– Да что вы, нисколько… Я же все понимаю! – ответила она.

Они молча прошли по коридору больницы. Выйдя на улицу, Александр с удовольствием глубоко вдохнул свежего воздуха, пытаясь освободиться от запаха больницы.

– А Мишка-то ничего, – нарушил тишину Александр. – Странноватый, конечно, но по сравнению с прогнозами…

– Да, я ожидал худшего, – согласился Виталий. – Но он отжёг, когда пытался взлететь. Я понимаю, что он многие вещи не может вспомнить – мозг всё-таки получил повреждения – но откуда он взял, что может летать!

– Анна, тебя домой подбросить? У меня здесь машина за углом, – предложил Александр.

– Нет, спасибо, я на метро, – ответила она, поворачиваясь в сторону дороги. – Хорошо, что у него такие друзья. Пока!