Убрать свидетеля

Абдул-Малик Межидов

Руслан (Хамзат) Гелаев

Завершая свою речь, я объяснил Гелаеву и Межидову, что их появление на территории Грузии резко изменило ситуацию и может свести на нет только-только установившееся взаимопонимание между нами и грузинами. Именно поэтому, пояснил я им, меня и прислали из Тбилиси с поручением «разрядить обстановку».

Гелаев к сложившейся ситуации отнесся с пониманием. Он тут же написал письмо президенту Грузии Эдуарду Шеварднадзе, в котором пояснил, что прибыл в их страну с добрыми намерениями и не собирается препятствовать работе силовых структур Грузии по наведению конституционного порядка в Панкисском ущелье.

В этом же письме Гелаев заверил грузинского президента, что при необходимости поможет Грузии в поимке преступников, скрыва-ющихся в Панкисском ущелье и занимающихся похищениями людей. Более того, он заявил о своей готовности всеми силами содействовать решению грузино-абхазского конфликта вплоть до прямого участия в боевых действиях, поскольку, по мнению Гелаева, «абхазы не оправдали того доверия и тех надежд, которые чеченцы возлагали на абхазов, идя добровольцами в Абхазию во время грузино-абхазского конфликта в 1993 году».

Далее в тексте документа указывалось, что Руслан (Хамзат) Гелаев как главный эмир чеченских «моджахедов», находящихся в Грузии, уполномочивает меня вести политическую работу от своего лица в этом направлении и полностью одобряет те шаги, которые мы к тому времени уже предприняли в рамках налаживания диалога между абхазами и грузинами.

Проработав в Грузии больше года, я уже многое знал о межведомственной борьбе, происходящей среди силовых структур Грузии, равно как и о вынашивании частью силовиков планов по свержению Шеварднадзе. Понимая, насколько важный документ предстоит мне доставить в Тбилиси, я заранее попросил Гелаева подписать его в нескольких экземплярах. По возращению в столицу один экземпляр я передал, как и планировалось, ведомству Автандила Иоселиани, второй – Надериишвили, третью копию письма – Вахтангу Колбая.

Спустя день режим чрезвычайного положения вокруг Панкисского ущелья был отменен.

Несмотря на то, что эта моя поездка принесла очевидный успех, позволив избежать назревавшего обострения обстановки, лично мне она не принесла никакой пользы. Скорее наоборот: успешно выполнив свою посредническую миссию, я оказался безвозвратно втянут в «тайные операции», совместно планировавшиеся и проводившиеся грузинскими силовиками и чеченскими боевиками.

У меня появились новые задачи: встречать и сопровождать в Панкисское ущелье журналистов, которые проявляли интерес к разворачивавшимся там событиям, а также эмиссаров различных гуманитарных организаций, помогавших беженцам. По правде сказать, они помогали не столько беженцам, сколько чеченским боевикам, которым в больших количествах требовались продукты

питания, медикаменты, теплая одежда.

Часто по просьбе Межидова или Гелаева мне приходилось встречать и провожать добровольцев, стекавшихся в Панкисское ущелье со всех концов света. Все это, естественно, делалось с ведома властей Грузии, которые вскоре после моего визита к Гелаеву организовали тайную встречу с ним. Имен и должностей участников той встречи я не знаю, но доподлинно известно, что в этих переговорах приняли участие представители всего силового блока Грузии: министерства обороны, МГБ, МВД, пограничных войск.

Отказаться от выполнения порученных мне задач в той обстановке было бы подобно подписанию себе и своим близким смертного приговора. Тем более, что мне все чаще стали передавать, что некоторые из боевиков давно «точат на меня зубы» и призывают расправиться со мной как с человеком, который уже слишком много знает. В их глазах я выглядел ненадежным элементом, который уже однажды бежал с «поля боя». Одного этого с избытком хватало для реальных опасений за свою жизнь…

«Абхазский рейд» Гелаева

Между тем, сотрудничество грузинских властей и чеченских командиров, базировавшихся в Панкисском ущелье, набирало обороты. В ходе одной из очередных наших встреч с Тамазом Надериишвили, он поинтересовался: не согласятся ли чеченцы организовать партизанскую войну в Абхазии? Со своей стороны, он обещал оказать им всяческую поддержку, включая документы, оружие и деньги. При этом Надериишвили выдвинул всего лишь одно, но обязательное условие: все должно выглядеть так, будто это грузинские беженцы из Абхазии ведут войну. Я пообещал, что передам его предложение командирам, находящимся в Панкисском ущелье.

Оказавшись в очередной раз в Панкиси, я передал наш разговор Абдул-Малику, который ответил довольно категорично: «Я не буду выступать против абхазов. Мы переждем время и, набравшись сил, вернемся в Чечню. Второй раз на абхазскую авантюру мы не пойдем».

Он также добавил, что не доверяет грузинам, так как они двурушничают, и посоветовал мне быть осторожным с ними. Видя мое недоумение, Межидов пояснил, что есть вещи, которые по своей наивности и молодости я не понимаю; что те, кто меня посылает с поручениями к нему, могут подставить меня в любой момент. Зная об осторожности и подозрительности Абдул-Малика, я не воспринял тогда это предупреждение всерьез. Дальнейшие события показали что зря.

Амжет (Абу Хавс)

Теперь, задним умом, я понимаю, что надо было прислушаться. Ведь у Абдул-Малика Межидова к тому времени уже имелся большой опыт общения с грузинскими «спецами»: в свое время, в 1998 году, именно он со своими подручными устроил покушение на Эдуарда Шеварднадзе. Ответственность за эту акцию взял тогда на себя Салман Радуев, хотя единственный его представитель в составе «диверсионной группы» только отвечал за связь с грузинскими спецслужбами. Остальные же члены группы были участниками «Грозненского Джамаата», напрямую подчинявшегося Абдул-Малику Межидову. И у Абдул-Малика навсегда остались причины не доверять грузинским силовикам – тогда, в девяносто восьмом, их просто «подставили»: погибший при попытке покушения чеченец Мустафа был убит грузинами выстрелом в спину, а грузинского президента и вовсе не оказалось в машине… Да, надо было прислушаться…

Но я не прислушался. Не добившись результата от Межидова и Гелаева, я отправился с предложением Надериишвили к арабам, которые пытались вести самостоятельную игру, хотя формально и подчинялись чеченским командирам. Амжет (Абу Хавс)5, которому я передал замысел Надериишвили, согласился на данное предложение, выдвинув в ответ свое условие: предоставление ему и его людям полной свободы передвижения по Грузии.

Вернувшись в Тбилиси, я передал ответ «чеченской стороны» Тамазу Надериишвили, буквально засиявшему от радости. Он пообещал встретиться со мной после того, как все доложит Э. Шеварднадзе. Однако время шло, а сведений о результатах этого доклада все не было. Не дождавшись ответа, я связался с Зазой Цурцумия. Заза долго мялся, но потом выдавил из себя: «В верхах есть мнение, что если Абхазия к нам вернется с помощью чеченцев, то она нам не нужна».

– Ну так передай тогда туда, «наверх», что если она вам не нужна, то нам она тем более не нужна, – в сердцах выпалил я в ответ.

Однако, через какое-то время я понял, что согласия в верхах, о котором я думал, нет и в помине. Каждый чеченский силовик играл или пытался играть в свою игру, а игру самого Шеварднадзе и вовсе невозможно было понять. Про него сказано: «говорит одно, думает другое, а делает третье». Тысячу раз прав был Абдул-Малик, когда предупреждал меня о хитрости грузин. Нужно отдать им должное: они виртуозы многоходовых комбинаций!

Довольно скоро я вновь оказался в Панкисском ущелье у Абдул-Малика Межидова. Каково же было мое изумление, когда мне сообщили, что грузинская сторона предложила чеченским командирам помочь в проведении военной операции в Абхазии.

Обсуждался вопрос, насколько грузинам можно верить, и каковы гарантии успеха данной операции. Я же был приглашен по другому вопросу: полевых командиров интересовала возможная реакция на эту операцию черкесской диаспоры Турции, с которой у нас сложились хорошие отношения: они были одними из тех, кто поддерживал чеченское сопротивление, помогая добровольцами, деньгами, и необходимым снаряжением.

Я ответил, что черкесская диаспора, куда входят и абхазы, не в восторге от действий официального Сухуми; что они отчасти согласны с мнением, что абхазы предали чеченцев, а значит, предали и общекавказские интересы. Я также рассказал присутствующим, что особых протестов со стороны наших турецких друзей ожидать не следует, поскольку нам уже удалось к тому времени заключить с абхазской диаспорой тайное соглашение: «потомки мухаджиров» обещали участвовать в лоббировании проекта воссоединения Абхазии с Грузией. Лидеры диаспор согласились на это после обращения к ним Зелимхана Яндарбиева, который лично попросил их поддержать данный проект ради чеченцев и будущего всего Кавказа.

– Однако, полностью гарантировать, что они поддержат эту затею, я не могу. В особенности, если пойдут затяжные бои с народным ополчением, – подытожил я.

Внимательно выслушав мои пояснения, «штаб чеченских моджахедов» поручил мне продолжить работу по информационному обеспечению предстоящей операции. Насколько я смог понять, окончательное решение командиры принять тогда были не готовы.

Прошло совсем немного времени, и вот я снова в срочном порядке вызван в департамент Автандила Иоселиани (внешняя разведка). Встретившись с Ливаном К., я понял по выражению его лица, что произошло нечто неординарное.

– Ты в курсе, что Гелаев находится в Абхазии? – безо всяких предисловий спросил меня Ливан.

– Нет, – удивленно ответил я, ибо я действительно был не в курсе.

– Сверху пришло распоряжение: срочно наладить связь с Гелае-вым и вернуть их обратно, – приказным тоном заявил Ливан.

– Ну, а я здесь причем?! – вспылил я. – Если они сами договари-вались, то пусть сами и отмену дают!

То, что переговоры о совместных действиях в Абхазии между грузинскими властями и Гелаевым велись, для меня, конечно же, новостью не было. А вот тот факт, что они до чего-то все-таки договорились, а я не знал об этом, меня, честно говоря, разозлил. Получается, мне действительно не доверяют!

– Нет, с Шеварднадзе такой договоренности не было, – буркнул в ответ Ливан. – Это Жвания, Барамидзе и Таргамадзе6 договорились в его отсутствие.

Я только криво усмехнулся в ответ:

– Не будьте таким наивным, Ливан, ведь вы генерал госбезопасности! Неужели Вы действительно думаете, что Таргамадзе без ведома Шеварднадзе решился бы на такую операцию?

– Чеченцев перебросили в ущелье без ведома Шефа, – продолжал настаивать он, и, похоже, сам был уверен в том, что говорил.

– Это наверно Вам сам Шеф так сказал, зная вашу «любовь» к Таргамадзе? – насмешливо спросил я. И продолжил:

– Просто он, как водится, передумал, или это ему в США подсказали во время его поездки, – предположил я, силясь понять причины столь непоследовательных действий президента Грузии.

– Это не важно, их нужно возвращать, – оборвал мои рассуждения Ливан, не пожелавший обсуждать со мной решения вышестоящего руководства. – Тебе следует срочно выехать в Кодорское ущелье и наладить нам связь.

Конечно, ни в какую Абхазию я не поехал, но сумел выполнить данное мне поручение – связь c отрядом Руслана Гелаева была налажена. Однако вернуть ушедших в боевой поход чеченцев оказалось не так-то просто: Гелаев отказывался бросать начатое дело на полпути. По словам Ливана К., сам Автондил Иоселиани лично вылетал в Кодорское ущелье, чтобы убедить чеченских боевиков отказаться от продолжения рейда.

Так или иначе, но грузинским властям удалось вернуть Гелаева и его бойцов обратно на территорию Грузии. В честь их удачного возвращения в одном из тбилисских ресторанов, рядом с метро «Исани», было организовано застолье, на котором мне и удалось узнать все подробности проведенного похода, так сказать «из первых рук».

По замыслу организаторов операции, чеченцам в качестве аван-гарда и ударной силы предстояло захватить плацдарм, на котором впоследствии должны были закрепиться подразделения Министерства обороны Грузии.

Упомянутые Ливаном К. высокопоставленные лица действительно принимали в этой операции самое активное участие: переброску в Кодорское ущелье чеченских боевиков осуществляли сотрудники МВД, переговоры с Гелаевым вел один из приближенных Зураба Жвании – Барамидзе. Вместе с чеченцами в операции в Кодорском ущелье принимала участие группа спецназа Министерства обороны Грузии, подчинявшаяся напрямую командующему сухопутными войсками Кобе Кобаладзе. Не последнюю роль в подготовке и проведении операции играл и полномочный представитель грузинского правительства в Кодорском ущелье Эмзар Квициани.

Такое, на первый взгляд, необоснованное расширение круга лиц, осведомленных об этой операции, объяснялось просто: в тот период попасть в Кодорское ущелье без помощи официальных силовых структур Грузии было попросту невозможно. Даже для того, чтобы попасть в Западную Грузию, в город Зугдиди, нужно было миновать два поста российских миротворцев, и только затем подняться по ущелью в Сванетию. Никаких других окольных путей там просто не существует. Просочиться через миротворческие посты группе вооруженных людей, не имеющих официального статуса, просто так не удалось бы. Пропускались только официальные колонны силовых структур, имеющие необходимые документы. Вот чеченцев и провезли на машинах с грузинскими военными номерами под видом спецподразделения, направляющегося в Сванетию. Точно так же, на машинах МВД и Министерства обороны Грузии, их и вернули потом обратно, на грузинскую территорию.

Оружие и боеприпасы, в том числе и ПЗРК «Стрела» (переносной зенитно- ракетный комплекс), из которого чеченцы сбили вертолет ООН в Кодорском ущелье, были предоставлены Гелаеву грузинской стороной7. Вооружение было переброшено к ожидавшим его в ущелье боевикам старым испытанным способом – гражданским вертолетом8.

В операции участвовали около 500 человек из числа чеченцев, арабов, турков и других членов НВФ. Передовому отряду удалось дойти почти до фуникулера на подступах к Сухуми, однако поддержки со стороны грузинской армии они так и не дождались. Проведя несколько боестолкновений, и наведя переполох в Абхазии, Гелаев вернулся в Грузию.

Как я и предполагал в беседе с генералом, Шеварднадзе был в курсе операции, и она проходила с его одобрения. Однако, во время его визита в США, представители американской администрации предупредили его о возможных негативных последствиях такого шага, после чего он отменил операцию.

Впоследствии я стал догадываться, почему Шеварднадзе вдруг поменял свое решение. Дело в том, что сведения о планировавшемся рейде чеченцев в Абхазию просочились задолго до того, как началась эта операция. Приблизительно за месяц до моего разговора с Ливаном К. пошли упорные слухи, что чеченцы во главе с Гелаевым уже переброшены в Кодорское ущелье. По этому поводу в Чеченско-Кавказском Комитете Грузии, которым я руководил, состоялось совещание, в котором вместе со мной участвовали мой заместитель, председатель «Народного фронта Грузии» Нодар Ревазович Натадзе, а так же второй мой заместитель Светлана Кадахашвили (Джергения). Проанализировав все последствия возможного похода в Абхазию, Светлана составила письмо Збигневу Бжезинскому, с которым наш комитет уже успел наладить хорошие связи. Я был против каких-либо контактов с Бжезинским, но Светлана Кадахашвили буквально боготворила этого человека, считая его символом борьбы с Россией и советским наследием. В итоге письмо было отправлено двум адресатам. Первый экземпляр, по настоянию Светланы, улетел в Вашингтон, округ Колумбия, Збигневу Бжезинскому; второй был направлен в город Блумингтон, штат Индиана, и адресован входившей в предвыборный штаб кандидата на пост президента США А. Гора Додоне Кизирия, профессору «эмеритус» Индианского университета. Трудно сказать, какое из двух отправленных писем сыграло свою роль, но я почти уверен, что этот наш шаг в немалой степени повлиял на принятое Шеварднадзе решение об отмене операции и отзыве отряда Гелаева.

Впоследствии, в грузинской прессе известный политик Резо Шалишвили характеризовал эту операцию как «провокацию, которая могла вызвать ответную реакцию России, вплоть до нового вторжения и захвата всей Восточной Грузии». Вероятно, именно так и воспринимали эту затею те, кто посоветовал Шеварднадзе «дать отбой».

Возвращение Гелаева обратно в Панкисское ущелье добавило грузинским властям головной боли, так как далее отрицать наличие чеченских боевиков в Грузии было невозможно. По приказу Шеварднадзе в экстренном порядке к Панкисскому ущелью вновь подтянули войска – по замыслу Шеварднадзе, это должно было убе-дить Россию в готовности Тбилиси к проведению спецоперации против НВФ.

Конечно же, на самом деле никакой операции не намечалось, хотя прежние отношения грузинских властей с Гелаевым и его боевиками, действительно, заметно ухудшились. В Тбилиси очень опасались мести «моджахедов», которых сперва послали в Абхазию, а потом отозвали обратно, не дав завершить начатую операцию. В Панкисском ущелье появились грузинские блокпосты, хотя до этого Гелаев договаривался с властями о том, что блокпосты будут выставлены только на въезде в ущелье, перед селом Дуиси, и на объездной дороге, в Цунабани9.

Установив за чеченцами усиленное наблюдение, грузинское руководство больше всего боялось, что «подставленного» в ходе рейда на Сухуми Гелаева теперь легко смогут перетянуть на свою сторону те политические силы, которые все активнее выказывали недовольство действующим президентом и обвиняли Шеварднадзе в упущенной возможности вернуть Абхазию в лоно Грузии. Во время неудавшегося похода грузинский президент смог воочию убедиться в боевых возможностях «моджахедов», которые даже без поддержки регулярных сил смогли продвинуться далеко вглубь абхазской территории. Он все чаще с ужасом думал о том, что будет, если его недоброжелатели, в том числе имеющие вес в силовых структурах, договорятся с Гелаевым о совместном походе на Тбилиси. А ведь такие попытки договориться с чеченцами действительно были…

Звиадисты

Еще в самом начале нашей деятельности на «Зандукели-стрит» к нам в офис заглянули депутаты парламента Грузии из числа так называемых «звиадистов»: руководитель парламентской фракции «21 век» Вахтанг Бочоришвили и его соратник Джамал Гамахария. Узнав об открытии нашего информбюро, они поспешили познакомиться с нами и выразить свое сочувствие в связи с военными действиями в Чечне. По их словам, желание поддержать нас и нашу деятельность было продиктовано бережно хранимой ими памятью о дружбе Джохара Дудаева и Звиада Гамсахурдия.

Впоследствии Вахтанг Бочоришвили и Джамал Гамахария часто оказывали нам поддержку в политических и протестных акциях, направленных против войны в Чеченской Республике, помогали в раз-личных мероприятиях, в том числе и в проведении «Эколо-гического Конгресса», который был проведен нами с участием Ахмеда Закаева в 2000 году10.

Помимо депутатов парламента, оппозиционно настроенных против действующей власти, мы также общались со многими другими звиадистами, активно принимавшими участие в наших мероприятиях. Особо следует выделить, пожалуй, Манану Гамсахурдия и членов возглавляемой ею организации «Инвалиды Абхазии», а также общественную организацию «Ветераны Абхазии», один из членов которой Гия Цурцумия стал учредителем «Чеченско-Кавказского Комитета Грузии». К сожалению, в дальнейшем он трагически погиб.

Уже тогда к нам начало приходить осознание, что активно начав заниматься политикой, мы фактически вступили в игру «на минном поле». В дальнейшем это чувство с каждым днем только усиливалось. Особенно тогда, когда многие наши друзья и товарищи, активно помо-гавшие нам в работе, каким-то загадочным образом исчезали или погибали. Как я уже упоминал, погиб учредитель «Чеченско-Кав-казского Комитета Грузии» Гия Цурцумия. В 2005 году пропал без вести другой учредитель нашего Комитета Дато Циндалиани, отвечавший за работу с молодежью и студентами. Чуть ранее, в 2001 году, был похищен и убит наш друг Антонио Руссо, активно помогавший нам в налаживании связей с Европой и сборе денежных средств. Его изувеченное тело со следами тяжелейших травм нашли по дороге, ведущей в Кахетию, рядом с селением Гомбори.

Вероятно, именно наше сотрудничество с лицами, вовлеченными в оппозиционную деятельность по отношению к действующей власти и активно участвовавшими в протестных акциях против Э. Шеварднадзе, заставило с опаской относиться ко мне моих «покро-вителей». Уже упоминавшийся представитель ведомства Иоселиани генерал Ливан К. неоднократно предупреждал меня о том, что следует порвать всякую связь со звиадистами, иначе эти контакты могут навлечь на меня беду.

Особенно настойчиво меня пытались предостеречь от общения со Светланой Кадахашвили (Джергения), которая являлась родствен-ницей президента самопровозглашенной Республики Абхазия Владислава Ардзинбы и одновременно племянницей премьер-министра Абхазии Анри Джергения.

И надо сказать, что опасения властей были не беспочвенны. Силы оппозиции не раз пытались использовать нас, чтобы прощупать почву в вопросе о возможности вступления чеченцев в силовую борьбу против Шеварднадзе. Именно звиадисты и стали тем связующим звеном, через которое оппозиция пыталась договориться с чеченскими командирами.

Я не раз передавал поступавшие ко мне подобные предложения Гелаеву и другим командирам, находившимся в Панкисском ущелье, но они эти идеи безоговорочно отвергали. Логика командиров была проста: они считали, что в случае вооруженного вмешательства чеченцев во внутриполитическую борьбу в Грузии, вне зависимости от достигнутых ими результатов грузины станут говорить: «мы приютили чеченцев, а они нас убивали».

– Мы до сих пор видим на себе клеймо от участия в абхазском конфликте, а ведь туда мы тоже шли помогать братьям, – сказал мне как-то Абдул-Малик Межидов.

Надо отдать должное дальновидности полевых командиров: их демонстративный отказ от вмешательства во внутриполитические процессы, происходящие в Грузии, был с пониманием встречен обеими противоборствующими сторонами. Такой аргумент, как нежелание чеченцев проливать кровь приютивших их грузин, оказался понятным и убедительным для наших друзей-звиадистов. В результате, лидеры оппозиции отказались от идеи задействовать «чеченский ресурс» в своей борьбе за власть.

В свою очередь, грузинское руководство, для которого, ясное дело, попытки оппозиции связаться с чеченскими командирами не долго оставались тайной, встретило отказ чеченцев с облегчением и благодарностью. Как-то в доверительной беседе со мной генерал Ливан К. обронил: «Мы прекрасно понимаем, что вам не стоит труда сделать здесь переворот, и ценим вашу позицию».

Впрочем, в Тбилиси прекрасно осознавали, что гарантировать сохранение полевыми командирами объявленного ими нейтралитета власти могут только в одном случае: при полной и безоговорочной поддержке всех операций, проводимых чеченцами против России. И Грузия, хотя и «со скрипом в душе», сполна выплачивала эту цену…

Чеченские боевые группы и их контакты с грузинскими силовиками

Проникновение боевиков из Чечни в Панкисское ущелье Грузии достигло апогея в 1999 году, с началом второй чеченской военной компании. Однако, первые представители НВФ, главным образом из числа чеченцев-кистинцев – коренных жителей Панкиси, появились там значительно ранее, где-то в 1996—1997 годах.

После окончания первой чеченской войны, после подписания Хасавюртовских соглашений, в Чечне официально была установлена Ичкерийская власть. Первым президентом послевоенной Ичкерии стал Зелимхан Яндарбиев, после него – Аслан Масхадов. Однако, если точно описывать этот период чеченской истории, нужно характеризовать его как период абсолютного безвластия. Неоднократные попытки выстраивания некоего подобия государственной власти, отчаянно предпринимавшиеся Масхадовым и другими лидерами и командирами Чечни, были безуспешными. В Чеченской Республике Ичкерия власть принадлежала полевым командирам или, как они сами себя именовали, «бригадным генералам». Каждый из них всеми силами старался усилить свое влияние, которое в немалой степени зависело от численности находящихся под его командованием бойцов.

Активную работу по вовлечению новых сторонников в свои ряды предпринимали многие командиры, но успешней всего в Чечне это удавалось чеченскому Джамаату. Стать членом той или иной боевой группы было довольно просто: нужно было разделять убеждения – «аккиду» салафитов, и дать согласие на вступление в ряды боевых групп. Именно такими группами и были укомплектованы в большинстве своем силовые структуры ЧРИ. Так, Шариатская гвардия ЧРИ, осуществлявшая надзор за исполнением наказания и охрану шариатских судов, была полностью укомплектована бойцами Джамаата. Надо ли говорить, что и сами шариатские суды были полностью подвластны Джамаату ЧРИ.