Сборник притч и рассказов

Он не хотел быть как папа, но, кем он хотел быть, он еще не решил. Поэтому он не ответил на этот вопрос, чувствуя подвох.

Пожалуй, о маминой выгоде от папиной поездки в Таиланд смутно догадывался только хулиган Максим. Во-первых, он был второгодником, поэтому старше остальных на год. Во-вторых, его мама была алкоголичкой, и взрослеть ему приходилось очень быстро.

Замечтавшись о чем-то своем прекрасном, МарьИванна взяла минутную паузу. Затем, глубоко вздохнув уже второй раз за пять минут и окинув взглядом класс, она продолжила рассказывать притчу о времени.

– Итак, дети, какие опасности есть в Таиланде? – продолжала спрашивать МарьИванна.

Все молчали, потому что быстрее хотели услышать развязку.

– Солнце вас может спалить, если без крема загорать будете? Может. Насекомые или змеи ядовитые могут вас укусить? Могут. Заразу можно подхватить, если руки перед обедом не помыть? Можно. В конце концов, обычный кокос может на голову упасть. Опасностей достаточно. Но представьте себе Таиланд без опасностей, – сказала МарьИванна и взяла паузу, чтобы дети хотя бы попытались это представить.

– В стародавние времена, действительно, было такое место, похожее на Таиланд без опасностей. И жили в этом месте всего два человека. Мужчина и женщина. И тот, кто создал для них это место, общался с ними через Сирина. Поэтому они и называли, кто это создал, Сирином.

– А кто такой Сирин? – перебил МарьИванну Володя. Не по грубости, а, скорее, от восторга.

– Сирин – это птица с головой человека, – ответила МарьИванна.

– Нехилая дурь, – хмыкнул второгодник Максим.

МарьИванна осудительно посмотрела и продолжила: «И не надо было им ничего делать. Не было у них ни болезней, ни испытаний каких. Захотел поесть, так суп в тарелках прямо на деревьях рос. Еще были деревья с кашей, с мороженым, с конфетами. И все кошерное».

Хулиган Максим снова презрительно хмыкнул. Вова недоверчиво смотрел на учительницу. Остальной класс выражал самые разные эмоции, но по большей части скепсис.

«А еще росло в том месте дерево, сейчас известное как банановая пальма. И строго-настрого запретил им Сирин есть плоды с этого дерева. И как обычно все началось с женщины. Ищите женщину, как говорится, – вздохнула уже в третий раз МарьИванна. – Потребовала она от мужчины, чтобы он залез на пальму и достал плод. Достал он ей плод. Только Сирин узнал об этом через какое-то время. Призвал он мужчину и женщину держать ответ. Говорит: „Вы зачем плоды с того дерева ели?! Я же вам запретил“. Женщина покраснела и говорит: „А кто вам сказал, что мы его ели“. „Ах вы, гады развратные, – разбушевался Сирин. – Значит, нравится вам использовать результаты многовековой гармонии созидания, к которой вы не имеете никакого отношения в угоду собственной похоти!? Видно ошибся я. Научиться ценить значимое можно только самому создав это значимое при наличии условия, которое однозначно определит, что это и есть значимое. Тогда вот вам условие неразрывности, вот вам возможность размножаться. Идите с миром“. И взмахнул Сирин крыльями. Внезапно оказались мужчина и женщина в другом месте. В этом месте было холодно. Недалеко был лес. Из-под земли бил родник. Земля была вперемешку с камнями. „Это ты во всем виноват!“ – сказала женщина и заплакала. Мужчина обнял женщину, прикидывая, где поставить временное убежище от холода и ветра. Что такое „дождь“ они еще не знали».

МарьИванна задумчиво посмотрела в окно. На улице была ранняя весна. Природа постепенно просыпалась от зимней спячки. Температура воздуха на улице была около нуля. «Скоро всё выйдет из состояния ожидания и перейдет в состояние развития, – думала МарьИванна. – Как только средняя температура воздуха станет выше шести градусов, все придет в развитие. Внезапно и неизбежно. Но сейчас еще нужно убежище. Теплое убежище. Сейчас еще ноль и ночью минус. Не у каждого хватит внутренней энергии поддерживать свою воду в жидком состоянии».

Класс молчал в ожидании продолжения. И МарьИванна продолжила рассказ: «Несколько дней мужчина и женщина прятались от холодного ветра и периодического дождя в ельнике. К удаче, в лесу росло много елей. Первое время они голодали. Хорошо, что вода из родника была очень вкусной и в каком-то смысле питательной. Строя убежище, питаясь с переменным успехом разными лесными ягодами и шишками, в моменты отчаяния, выпив этой воды, они начинали верить, что все будет хорошо, и продолжали упорно работать. В конце концов, построили они шалаш. Пока они его строили, узнали, какие ягоды съедобные, а какие – нет. Узнали, кто в лесу еще водится. Сделали себе первые примитивные инструменты для строительства шалаша и защиты от хищников.

Постепенно начали они разбираться в сути вещей, их окружающих, сквозь призму собственной выгоды. Их выгода на данном этапе состояла только из выживания. Но со временем освоившись в этом негостеприимном мире (как казалось мужчине и женщине после Таиланда-то без опасностей), они поняли, что выгодой для них стало не только выживание, но и получение маленьких радостей. Женщина, к примеру, научилась вкусно готовить. Козу они одомашнили. Опять же молоко вкусное питательное. Мужчина научился охотиться. В шалаше мясо появилось, шкуры теплые. Огонь даже приручили. И вдруг видят мужчина и женщина, что дом их и не шалаш уже, а самый настоящий добротный дом. И ни холод, ни дождь им теперь не страшен, когда они в доме. И задумались они над продолжением рода. После того как женщина родила первого ребенка, она сказала мужчине, что, если бы она знала, как это происходит, она бы никогда близко к пальме не подошла. Тем не менее, через некоторое время родилось у них несколько детей. Затем эти дети родили своих детей, а те – своих. И стала деревня большой. Не то чтобы город, но как половина города, точно. И первый мужчина стал старостой той деревни. А женщина, конечно, еще главнее, женой его. Научились люди дома добротные строить. Сельское хозяйство у них появилось. Даже железо обрабатывать научились. Появились у них всякие разные заведения, вроде театра или кабака. Кому как казалось правильным с учетом приносимой прибыли. Но чем больше разрасталась деревня, тем больше возникало проблем всяких разных. К примеру, привозил фермер десять мешков зерна мельнику. Затем мельник молол зерно и получал пять мешков муки и вез их хлебопёку. Хлебопек выпекал сто буханок хлеба. Десять буханок получал фермер, десять – мельник, десять оставалось хлебопеку. Остальные делились между всеми желающими, кто пользу приносил деревне: охотниками, стражами, врачевателями. Что интересно, людям творческим в то время почти ничего не доставалось».

– Не то что сейчас, – перебил учительницу Володя и усмехнулся.

– А ты думаешь, сейчас творческим людям что-то достается? – саркастически упрекнула Володю МарьИванна.

Вова задумался. Он почему-то, сам не зная почему, считал свою старшую сестру творческой личностью. Потому что она руками ничего не делала (то есть вещественный результат не получала), только сидела в социальных сетях и собирала лайки. Монетизация этого процесса оставалась загадкой для Володи, как, впрочем, и слово монетизация, но он именно так себе и представлял творческих людей.

МарьИванна продолжила: «И придумали тогда люди, проживающие в деревне, деньги. Помните, дети, Сирин говорил про условие неразрывности? Так вот это и есть одно из проявлений этого условия. Начеканили они монет из самого редкого металла, который они нашли. Из золота. Теперь, когда фермер привозил десять мешков зерна мельнику, он получал от мельника десять монет. Когда мельник отвозил муку пекарю, он получал от него пятнадцать монет. У мельника оставалось пять монет прибыли. Он отдавал одну монету старосте деревни. И эта монета шла в оплату охотников, пожарных и врачей. Теперь стало возможно понимать собственный вклад в общее благо развития деревни, и каждый получил мощную мотивацию к развитию. Каждому хотелось если не быть лучшим, то хотя бы достойным. И разрослась деревня еще больше. И жил в этой деревне один очень завистливый человек. И звали этого человека Маньячело. Вначале он пробовал работать как все, но все у него не так было. Он был завистливым и высокомерным, считал себя лучше других. Всегда находил себе оправдание, если что шло не так. А у него всегда все шло не так. Усилия он прилагать не хотел. Помощи из-за высокомерия он не просил. Не то что бы его не любили другие люди или плохо относились. Все были всегда доброжелательны и любезны. Просто Маньячело считал, что в его присутствии все должны восхвалять только его. Время шло, Маньячело взрослел и, естественно, становился все хуже и хуже. Со временем он стал ненавидеть людей. Из дома почти не выходил. Ел очень мало, и злость его росла не по дням, а по часам».

Неожиданно Максим с последней парты бросил реплику: «Типичный алгоритм становления маргинальной личности».

Теперь настало время МарьИванны попасть в ступор. Причем полный.

– Ты откуда это взял, деточка! – прошептала изумленная учительница.

– В полицейском протоколе было написано, – со знанием дела сказал Максим, получая свои минуты славы.

Володя с видом знатока утвердительно покачал головой. Типа, бро дело говорит.

МарьИванна продолжала: «Высокомерие и зависть съедали его. Такого высокомерия их деревня еще не видела. Но жители были добрые. Они не знали, к чему может привести потакание этим порокам, и продолжали воспринимать Маньячело как обычного члена общины. И затаил Маньячело злобу лютую. Он их ни во что не ставит, а они к нему все равно хорошо относятся. „Последнее хотят отнять, – думал он. – Ну ничего, я им устрою“. И стал Маньячело в людей плеваться. Со временем так натренировался, что с десяти метров попасть в голову мог. Люди стали обходить дом Маньячело стороной. Только раз в неделю оставляли ему еду у ворот и сразу отбегали. Сидел Маньячело в доме как в тюрьме и скрежетал зубами. А ведь у него, когда он моложе был, даже женщина была. Любила его. Всё думала, любви ему не хватает, дурочка. Потом еле её „отходили“. Так затравил, подлец.»

МарьИванна внезапно замолчала и о чем-то задумалась. Кто знает, что скрывается внутри этой мудрой 57-летней учительницы.

Через некоторое время она продолжила: «Маньячело стал таким злым, что даже слюна его стала ядовитой. Задумал он тогда подлость лютую. Решил Маньячело пробраться ночью к роднику и плюнуть в него. «Отравлю воду в роднике, – думал Маньячело. – И все люди отравятся». Дождался он, когда наступит ночь темная, безлунная, и стал пробираться неслышно к роднику. Прокрался к роднику и плюнул в него. Вода зашипела вначале и сразу успокоилась. Пребывая в чувстве наивысшего удовлетворения, впервые за много лет, счастливый Маньячело вернулся домой. Через несколько дней в деревне началась эпидемия. И никто не мог понять, в чем причина. Эпидемия длилась несколько недель, так много яда было в слюне Маньячело. Людей много умерло, еще больше заболело. И стало людям не до Маньячело, и никто не приносил ему еду в течение нескольких недель. Исхудал подлец, конечно. И вода закончилась, которую он впрок набрал, потому что сам же боялся пить воду, отравленную своей злобой. В общем, чуть не помер. Староста деревни, конечно, расследование начал проводить. Собрал он комиссию из разных специалистов. Сидят, думают: «Что же за напасть такая. Никогда такого не случалось. И сравнить-то не с чем». Тогда решили они подумать последовательно. После нескольких дней расследования комиссия выяснила, что причиной эпидемии была вода. Кто-то отравил воду. Выяснилось это случайно. Когда епископ проводил стандартную процедуру проверки на ведьмовство, подозреваемую сажали в клетку и опускали под воду, выяснилось следующее. Подозреваемую сначала опускали на несколько секунд в надежде, что сама признается, потом на минуту и так далее. Более трех минут никто не мог продержаться. Тут вдруг опустили на несколько секунд, подняли, а подозреваемая уже мертвая. Похоже, в самый концентрат яда попали. Кстати, из этой подозреваемой потом героиню сделали. Вроде как погибла в борьбе с эпидемией ради жизни других. Памятник поставили. Пришел тогда староста к алхимику и говорит: «Мы тебе гранты за что платим? За то, чтобы ты философский камень сделал. Ты уже лет десять нас завтраками кормишь, прикрываясь грандиозностью цели. Вот тебе другая задача. Очистить родник наш от отравы и придумать экспресс-тесты на пригодность воды к употреблению. Понял? Иначе не получишь больше грантов и будешь на зарплате сидеть. Но не это так сильно мотивировало алхимика, а то, что он пьет эту же воду, что и все, – продолжила МарьИванна. – Изобрел алхимик через несколько недель фильтр очищающий. А вот тесты на качество так и не придумал сразу. Придумал только через несколько лет. Поэтому для определения качества воды так «ведьмами» и пользовались, пока он тесты не придумал. А как только он тесты придумал, так и ведьм не стало. А может, и не было их вовсе. Все от людской тёмности эти ведьмы были. Теперь каждый мог видеть качество воды и приписать ведьмам свое скверное самочувствие не мог. Типа, ведьма воду испортила. Потому что вода была нормальной. И начали люди, не сразу конечно, со временем, понимать, что дело всё в них, в их отношении к остальным. Прогресс, однако.

Воду почистили. Эпидемия закончилась. Комиссия так и не выяснила, кто воду отравил, и списала все на непонятные природные явления. Деревня начала постепенно восстанавливаться, и Маньячело продолжил получать своё социальное пособие. Все-таки люди не звери. Но к его злобе и высокомерию добавилось еще одно чувство. Это тоска. Тоска по тому моменту, как было ему хорошо, когда он в воду плевал. Только теперь все сложнее стало. Родник стали охранять. Да и ведьмин тест каждый день делали. И решил Маньячело хитрость лютую задумать. Он хотел устроиться охранником родника и иметь беспрепятственный доступ к воде. Придётся, конечно, хорошим прикинуться. Вроде как показать, что с людьми ладить научился. «На что ни пойдешь, чтобы вновь испытать чувство сотворения наивысшей подлости», – думал Маньячело.

Начал Маньячело претворять свой план в жизнь. Чтобы показать свою пользу обществу, пришел он к старосте и говорит, что хочет исправиться, может для общей пользы эффективно ворон и другую живность гонять на полях, чтобы они урожай не портили. Действительно, звери и птицы очень боялись Маньячело. Староста разрешил работать Маньячело пугалом, сначала под присмотром. Но затем, видя, как хорошо у него получается и как он натужно старается улыбаться всем, поверил староста, что Маньячело исправился и разрешил работать без присмотра. Прошло несколько месяцев. Как Маньячело их выдержал, никому, кроме него, неизвестно. Днем он улыбался и гонял ворон, а ночью скрежетал зубами в злобе своей великой. Пришел Маньячело к старосте и говорит: «Хочу родник охранять. Уж у меня-то к роднику точно никто со злым умыслом не подойдет». Подумал староста и разрешил Маньячело охранять родник, из лучших побуждений, конечно. Обрадовался Маньячело. В первое свое дежурство по охране родника Маньячело ходил вокруг источника в предвкушении, как в него плюнет. На следующее дежурство дождался, когда напарник по нужде отойдет, и плюнул в резервуар с очищенной водой после фильтров, испытав при этом огромный экстаз. Даже завыл от удовольствия. На утро следующего дня лаборант-экзорцист проводил стандартный ведьмин тест и обнаружил, что в воде снова появился яд. Водоснабжение сразу остановили. Несколько людей успели отравиться, но массового отравления удалось избежать. Так что в состоянии наивысшего наслаждения пробыл Маньячело недолго. Через несколько часов к нему домой пришли стража и староста деревни. «Ах ты, негодяй, – сказал староста, – мы поверили в тебя, работу тебе дали, а ты воду травить. Значит, и в первый раз ты воду отравил». Маньячело был в шоке. Он не понимал, как они узнали. Оказалось, что он просто не знал, что такое ведьмин тест, да еще по периметру станции водоснабжения вороны-соглядатаи рассажены. Стали судить Маньячело. Осудили его быть в тюрьме в одиночестве на десять лет и запретили заниматься определенными видами деятельности, прежде всего, касающиеся всего того, что для всех ценность имеет. Подразумевалось, конечно, водоснабжение. Отсидел Маньячело десять лет. Только без разницы ему было, где от злобы своей страдать: дома или в камере. В камере даже лучше. Там хотя бы к нему внимание проявляли. Хотя бы тем, что следили, чтобы не убежал».

МарьИванна задумалась и продолжила: «Пока Маньячело сидел в тюрьме, деревня еще больше разрослась. Теперь деньги, а точнее, технологии их применения играли основную роль в развитии деревни. А технологии контроля качества воды и ее очистки были настолько отлажены, что отравить воду уже нельзя было. Точнее можно, конечно, попытаться. Но это сразу обнаружится и будет пресечено. Это можно представить, как среди множества взаимодействующих созидательных элементов появляется один разрушительный. Но система не может понять, что этот элемент разрушительный, пока он не произведет какого-либо разрушительного воздействия на остальных. И когда это воздействие произведено, система должна моментально отреагировать на это воздействие, купировать его и выяснить причину. Затем изолировать этот разрушающий элемент. И чем быстрее система распознает разрушающий элемент, тем меньше вреда он нанесет. Гипотетически, можно так организовать систему, что реакция на раздражение может свестись к одной дискретности».

– МарьИванна, а что такое дискретность? – недовольно спросил Вова, теряя нить рассуждений.

– Пространство изначальной неразрывности дискретно-непрерывное же, значит, любое событие в любом случае будет иметь хотя бы одну дискретность по продолжительности. Возможно, время Планка характеризует именно это условие, – МарьИванна развлекалась. А как еще развлекаться в пятьдесят семь лет, да еще с багажом такой мудрости.

Затем, видя потерянные взгляды и получив свою долю удовольствия, МарьИванна сказала: «Скажем проще: не дискретности, а одного мгновения. Как только реакция на раздражение системы взаимодействующих элементов организационной моделью этой системы сможет свестись до одного мгновения, так и разрушительные элементы пропадут. Точнее, пропадет их воздействие на систему, так как сразу будут исключаться системой из среды взаимодействия, не причиняя ей вреда».

МарьИванна продолжила про Маньячело: «Поэтому для Маньячело потеряло всякий смысл попытка отравить родник. Вышел он из тюрьмы и стал смотреть, что вокруг происходит. И тут его прожжённый злобой ум понял, что наибольший ущерб он может людям причинить, если будет травить условие неразрывности всех людей. К роднику больше не подступиться, а если и подступишься, то удовольствия никакого. А за рецидив могут и повесить. Поэтому решил Маньячело выяснить, какое еще условие неразрывности есть в деревне. И внезапно он понял, что это деньги. Теперь, оказывается, за то время пока он в тюрьме сидел, не золотом расплачиваться стали, а специальной бумагой. И так это удобно оказалось для развития производства, что деревня за эти десять лет выросла раз в пятьдесят. Маньячело изучил схему. Оказалось, что теперь любой предприимчивый селянин мог денег в долг взять, дав свое обещание выплатить тому, у кого занимает. Если заинтересованность со стороны инвестора есть, то все получалось хорошо. Но Маньячело понял, что можно и по-другому эту схему использовать. Деревня стала большой. В ней появилось несколько больших районов со своими старостами. И заметил Маньячело, что есть районы, где больше промышленное производство развито, а где – сельское хозяйство. Пришел он к старосте одного района и говорит: «Хотите больше других производить?». А староста района отвечает: «Конечно, хотим, нас тогда главный староста похвалит». «Тогда, – говорит Маньячело, – пока сейчас бум промышленного производства и всем нужны ваши товары, давайте рынки других районов захваты…. ой нет, поставлять им наш товар. А на деньги, которые у нас будут в избытке, дадим им в долг на развитие сельского хозяйства, раз земля у них плодородная, будем если не управлять, то участвовать в управлении их сельским хозяйством с нашей выгодой. А главное, продвигать закупку нашего товара, раз он такой хороший. Будут пользоваться нашим оборудованием и со временем лишаться своего промышленного производства. Но вы не переживайте, они же хуже оборудование делают, чем вы.

Прошло немного времени. Пришел староста промышленного района к «консультанту» Маньячело и говорит, что сельхоз район требует, чтобы мы цены сбросили, потому что их сельхоз продукцию многие районы делают, и у них денег нет, чтобы закупать наше оборудование. «А вы, наоборот, цены поднимите, – говорит Маньячело. – Они не обеднеют. Если спорить будут, скажете, что агрессивное поведение сельхозрайона подрывает стабильность всей деревни». Задумался староста, но так и сделал. Так как это казалось понятным, еще и прибыль сулило большую, ничем не обоснованную, кроме собственной алчности. Прошло еще немного времени. Пришел староста промрайона и спрашивает, зачем ему качественный товар делать. «Им деваться некуда. Они теперь что угодно купят», – Маньячело в восторге зашёлся. Алчность и высокомерие, посеянное Маньячело в старосте района, дали свои плоды. Гадина шел, как говорится, куда его черная душа звала. А оказалось, что данная схема ведет к полному упадку всей деревни целиком. Ох, как он обрадовался. Столько счастья сразу для его сердца черного привалило.

Оказывается, концентрировать деньги ради денег – зло великое. Маньячело сразу это понял, и приятное тепло разлилось по холодному исхудавшему телу. «Не нужна мне теперь вода. Буду лучше пороки в людях увеличивать. Безопасно и эффективно. Пусть сами за меня гадости друг другу делают», – с удовольствием думал Маньячело. Он проповедовал: «Зачем вам, люди, работать. Вам же, главное, деньги нужны. Зачем вам результат. На него ничего не купишь, – пудрил мозги Маньячело молодому поколению. Достигать результата все сложнее и сложнее, а быть достойным или даже лучшим сильно хочется. Инстинкт, однако».

Только первый мужчина, главный староста, понял всё это. Пришел к Маньячело и говорит: «Хитрый ты стал, враг созидания. Понял я твой план разрушительный. Как ты даешь преимущества одной стороне в использовании условия неразрывности, усиливая их пороки и разделяя людей на разные сорта. Не воду, так смысл денег отравляешь. Ну ничего, мы разработаем такую технологию, при которой твои мерзкие разрушительные действия сразу будут выявляться и пресекаться.

– А ты попробуй, – сказал Маньячело и усмехнулся.

Потом Маньячело запретили заниматься инвестициями и прочими операциями с деньгами. Староста выстроил систему общественно-частного контроля, когда любое общественно значимое действие становилось достоянием общественности и каждый, планируя, что он будет делать, мог опираться на тех людей, чья репутация казалась ему достойной. Конечно, до мгновенья такое раздражение сложно убрать, но стремится к этому просто необходимо.

Так и противостояли первый мужчина и Маньячело. Как только первый мужчина выяснял, где Маньячело руку приложил, и снижал время реакции на раздражение, так чтобы ущерба не было, так Маньячело еще какую-нибудь гадость придумывал. Народ в деревне жил талантливый и всё время старался выдумать что-то новое для общего блага деревни. А Маньячело тут как тут и сразу стремился всё новое только для усиления пороков людских использовать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.