Врата духа

Вдоль величественных зданий обступивших площадь Единения с трех сторон расположились многочисленные торговцы, продававшие все то, что требовалось народу для веселья. Помимо торговцев здесь повсюду попадались ярко размалеванные шуты, разодетые жонглеры, оголенные по пояс, причем как мужчины, так и женщины, факиры и люди похожих профессий. Сельма, покрепче вцепившись в узелок, воров похоже сейчас в этом месте тоже было немало, ловко лавировала среди бурлящей толпы жителей и гостей города. Она больше не останавливалась чтобы поглазеть на здания, людей или какое-либо кичливое представление. Нет, Сельма шла вперед, ибо видела то, ради чего прибыла в Лаидс. Величественная Цитадель духа, монументальное строение шпилем своим, упиравшимся казалось в самые небеса, на деле конечно не было уж настолько высоким как оно представлялось сейчас Сельме. Здание возвышалось над площадью Единения огромной белоснежной махиной. Цитадель имела один высокий вытянутый шпиль в центре, окруженный четырьмя шпилями, поменьше находившимися уровнем много ниже основного. Золотые пластины, которыми были покрыты крыши шпилей цитадели блестели на солнце окружая ее аурой неземного сияния, так по крайней мере казалось самой Сельме. Белоснежные стены из полированного мрамора с гротескными выступами и многочисленными стрельчатыми окнами с яркими причудливыми витражами поражали воображение. Цитадель словно сияла, помпезно заявляя права на самое величественное сооружение в городе.

Полоса скульптур делящая площадь на две части заканчивалась практически у подножия огромной широкой лестницы ведущей к широкой площадке, выложенной мраморными плитами, которая сама по себе могла бы претендовать на звание отдельной площади.

Сельма, пялясь на Цитадель, какое-то время стояла у подножия лестницы не в силах сделать шаг. Кто-то сильно толкнул ее в спину и это привело девушку в чувство. Она оглянулась в поисках обидчика, но в разношерстной толпе обтекавшей ее со всех сторон невозможно было определить кто толкнул Сельму. Впрочем, это было и неважно, вряд ли это сделали намеренно. Девушка неуверенно ступила на первую широкую ступень, затем на вторую, а затем собрав всю свою волю в кулак уверенно зашагала вверх по лестнице. Не зря же она проделала столь длительный путь, чтобы сейчас отступить. Миновав лестницу, она вновь остановилась. Здесь на площадке у самого основания цитадели народу было много меньше, чем на самой площади Единения и несмотря на то, что сидящие на высоких резных лавочках, расставленных по периметру площадки, или стоявшие рядом с ними люди также веселились, они не были похоже на тех, что встречались Сельме до этого в городе. Вместо броских одежд строгие, пусть и не настолько как у нее самой, платья на девушках и женщинах, и опрятные добротно скроенные костюмы у мужчин. Цвета тоже были достаточно сдержанные в большинстве своем светло-серого цвета, хотя попадались и красные, желтые, синие, зеленые расцветки, менее приглушенных тонов, чем у гуляк в городе и носили их как отметила Сельма женщины постарше, тогда как молодые особы подобные ей или чуть младше довольствовались скромным светло-серым одеянием. Костюмы же мужчин особо ничем не отличались, разве что у более старших они имели лучший покрой и сшиты были из более дорогих тканей. Сельма отметила для себя что мужчин было меньше, чем женщин и все они в большинстве своем были достаточно взрослыми, в то время как девушки своим количеством наоборот преобладали над женщинами в годах.

Мимо нее пропорхнула группа еще совсем юных особ в светло-серых платьях. Они о чем-то весело щебетали, но при виде Сельмы притихли, а улыбки их приобрели тон насмешливости. И практически каждая, проходя мимо девушки, рассматривали ее с неприкрытым любопытством. Все они были младше Сельмы, но при этом она, ловя на себе их взгляды, ощущала себя еще совсем юной глупой девчонкой. Пытаясь не подавать виду, что смущена Сельма заторопилась через площадку к большим арочным дверям Цитадели. Те были распахнуты створками внутрь, впуская лучи света в цитадель. Выступающая каменная арка, очерчивающая двери, была украшена барельефами в виде людей, стоявших на коленях. С левой стороны была изображена женщина, а с правой мужчина. Оба тянулись руками к шару, объятому язычками пламени и венчавшему стрельчатый верх арки. Искусство резчика отлично передало черты одежд и лиц людей, а также шара, увековеченных в белом мраморе. Сельма, стараясь не смотреть по сторонам, быстро пересекла площадку и добралась до арочного входа. Вблизи он оказался еще больше, чем выглядел издалека. Широкий, в высоту два человеческих роста, проход с массивными украшенными рельефной резьбой двустворчатыми дверьми на каждой из которых были изображены те же мужчина и женщина, что и окаймлявший арку выступ с барельефами. Вход никто не охранял, и Сельма спокойно скользнула внутрь, вступая в огромный овальный зал. У девушки перехватило дыхание, когда она посмотрела вверх и поняла, что не видит потолка, ибо зал уходил пустотой к самому пику Цитадели. Витая лестница, огороженная высокими мраморными перилами, и напоминавшая собой свернувшуюся кольцом змею, обвившую по кругу внутренние стены Цитадели от низа до терявшегося в высоте потолка, вела ко множеству ярусов Цитадели. У Сельмы на мгновение закружилась голова и она опустила взгляд уставившись на разноцветный мозаичный пол. Казалось, будто кто-то разбил тысячи цветных ваз, а затем рассыпав по полу, собрал из них причудливую мозаику. Взглянув дальше, Сельма поняла, что стоит на самом краешке одного из синих усиков пламени, что тянулись в разные стороны от большого красного шара выложенного по центру зала. Тот же знак, что на створках и арке, поняла девушка, с интересом рассматривая отходящие от красного шара лучи больше похожие на пляшущие языки пламени. Они играли сотнями оттенков бликую в потоках света, отбрасываемого многочисленными лампами, кругом расположенными вдоль каждого яруса Цитадели.

Звонкий женский голос, спросивший ее о чем-то на незнакомом ей языке, очень похожим на тот, что употребляли жители города-государства Иритаски, заставил Сельму вздрогнуть и отвлечься от созерцания величественной красоты внутреннего убранства Цитадели. Она испуганно воззрилась на стоявшую в шагах пяти от нее женщину, сверлившую ее строгим взглядом своих светло-зеленых глаз. На незнакомке было длинное в пол платье зеленого цвета в тон глазам с короткими по локоть рукавами украшенными кружевами и неглубоким лифом, лишь слегка обнажавшим самый верх чуть округлых грудей.

– Я… я, – Сельма только сейчас поняла как сильно у нее пересохло во рту, а язык словно бы окаменел и с трудом двигался во рту. – Я Сельма, – наконец выдавила она из себя понимая, что женщину интересовало скорее не ее имя, а то, что Сельма здесь делает.

– Хешшинка, да? – с сильным акцентом вдруг спросила ее женщина, двумя руками подбирая подол платья так, что окрылись округлые носы ее зеленых в цвет платья туфель, после чего сделала пару шагов в сторону Сельмы. Женщина остановилась в шаге от нее и склонив на бок голову с любопытством уставилась на Сельму. Она была симпатична, и ее даже можно было назвать красивой, если бы не портивший все длинный с горбинкой нос, придававший ей сходство с птицей. Женщина раздраженно поджала губы похоже поняв, что Сельма не собирается ей отвечать. Девушка конечно же хотела ответить, но почему-то не смогла вымолвить ни слова. Чуть встряхнув головой так, что колыхнулись собранные в шар на затылке светлые с вкраплением темных прядей волосы, женщина сложила на груди руки и воззрилась на девушку глядя на нее сверху вниз, несмотря на то что Сельма была на пол-ладони выше нее.

– Все уроженцы Хешшина мрачны и молчаливы, не так ли? – спросила женщина, тщательно подбирая слова. – Как по мне так вы… как же это будет, а вот, грубы и не образованы. И язык у вас тоже варварский. Но это же не твоя вина, что ты родилась в столь мрачном краю, правда? Так что ты здесь забыла дитя? Если вход в цитадель распахнут это не значит, что каждый может войти и глазеть на его, хм, как же это по-вашему…, – она пробормотала что-то себе под нос на своем языке, видимо подбирая значение к нужному слову, – о, вспомнила, великолепие, – наконец спохватилась она.

Несмотря на сильный акцент женщина говорила на родном языке Сельмы достаточно хорошо и как предполагала девушка вспоминала произношение слов специально дабы подчеркнуть свое пренебрежение к языку Хешшина.

– Я просто… я, – Сельма, набравшись духу, выпалила. – Я прибыла в Цитадель духа, чтобы пройти обучение. Я желаю говорить с духами.

Возникшее на лице женщины удивление тут же сменилось насмешливым выражением и в какой-то момент Сельме показалась, что та сейчас рассмеется, но женщина лишь приглушенно хмыкнула, пристально осматривая девушку с ног до головы.

– Каждый может попробовать заявиться в цитадель и сказать, что желает обучаться здесь, но не каждый девочка будет принят сюда. Тем более если ты уроженка Хешшина. С такими как ты есть, – она на мгновение замолчала, словно раздумывая что ей сказать дальше, – некоторые проблемы. Вы не совсем открыты… Впрочем неважно. Все что тебе нужно знать так это то, что вступить в ряды слушателей Цитадели духа не так-то легко. Не каждому это удается, а уж хешшинцу и того реже. Твоих соотечественников в Цитадели не так много, и они редко добиваются больших высот. Правда есть и исключения, – последние слова она произнесла с явным неудовольствием. – С чего ты взяла, что достойна вступить в ряды слушателей нашей обители? – спросила она настойчивым, не терпящим промедления, голосом.

– Я думаю, что обладаю для этого некоторыми талантами, – твердо ответила Сельма, наконец обретая уверенность и придавая своему голосу ту мрачность и решительность, с которой обычно привыкли изъясняться ее соотечественники. Девушку оскорбило то, что женщина назвала ее девочкой, словно Сельма была неразумным ребенком, хотя она, не так давно, разменяла двадцать третий год и, если бы не ее особый дар и не разрешение матери покинуть отчий дом и отправиться на обучение в Цитадель, ее бы уже давно выдали замуж. Именно после того, как ее назвали девчонкой, к Сельме вернулась решимость. Она явилась сюда не для того, чтобы тут же сдаться и отступить от своей цели. Она прибыла в Цитадель чтобы учиться. Это было ее мечтой последние годы, и она сделает все чтобы она осуществилась. Женщина вздернула похожий на птичий нос кверху явно оскорбленная и удивленная столь дерзким ответом и уже собиралась что-то сказать, но ей не дали этого сделать.

– Тэлия, зачем ты мучаешь это дитя? – мелодичный голос, раздавшийся из-за спины женщины, заставил ту резко развернуться на пятках и тут же присесть в глубоком реверансе низко склонив голову перед высокой красивой женщиной с ярко-рыжими, по мнению Сельмы скорее даже огненными, волосами. На так внезапно появившейся незнакомке, очень красивой с приятной улыбкой на тонких обведенных алой помадой губах, было надето длинное шелковое платье с пышной юбкой и достаточно скромным вырезом на лифе. Светло-голубого цвета оно выглядело совершенно непритязательно, без каких-либо кружев со скромными манжетами на рукавах и простой оборке по верху лифа, но сама внешность прекрасной незнакомки делала эту простоту восхитительной.

Улыбка огненноволосой красавицы буквально заворожила Сельму. Вот бы и мне быть столь прекрасной, как эта женщина, на миг промелькнула в голове девушки мысль. Тогда бы Гервет Дешин упал к ее ногам и ползал на коленях, умоляя одарить его вот такой вот улыбкой, вместо того чтобы криво улыбаться и подшучивать каждый раз, когда Сельма смущалась, встречаясь с ним взглядом. Нет, она не считала себя дурнушкой, но и красавицей не была тоже. Простая симпатичная девушка, но таких много. Сельма попыталась выкинуть из головы все мысли о красоте и мужчинах, особенно о Гервите Дешин. Она явилась сюда не за этим. Сельма, хоть и с большим опозданием, присела в глубоком реверансе. Вышло у нее это конечно не так изящно, как у Тэлии, но тем не менее сносно для девушки из семьи мелких хешшинских торговцев.

– Я не мучаю ее Первая Говорящая, – в голосе Тэлии звучало глубокое уважение и почтение, а еще немного раздражения, когда она бросала быстрые взгляды на Сельму. – Эта девочка, – она опять назвала ее так, Сельма невольно нахмурилась, – заявляет, что прибыла в Цитадель чтобы учиться. Я лишь объясняла ей что мы не принимаем всех подряд, тем более если он или она уроженец Хешшина.

Улыбка на лице Первой Говорящей стала еще шире, и как показалась Сельме теплее. Она неожиданно для девушки указательным пальцем пожурила Тэлию, чем ту крайне удивила.

– Зачем ты пугаешь раньше времени это дитя, Тэлия. Посмотри, как она испугана. Не бойся девочка, подойди ближе. Мы рады каждому новому члену, обладающего даром. У тебя же он есть? Ну конечно, иначе бы не стояла здесь перед нами. Хотя чтобы поступить на обучение в Цитадель тебе придется пройти небольшое испытание, но думаю, ты с ним справишься. Что насчет того откуда ты родом, не стоит переживать из-за этого. Да, у твоих соотечественников есть кое-какие трудности в освоение некоторых аспектов нашего дела, но ты можешь достичь тех же высот что и остальные, надо просто больше стараться. Прямое доказательство тому Первый Говорящий Бишаг. Он тоже уроженец Хешшина.

Сельма, сделав несколько неуверенных шагов на встречу Первой Говорящей отметила, как скривила губы Тэлия при упоминании Экхарта Бишаг. О, конечно же Сельма знала то, что Первый Говорящий Цитадели духа родом из Хешшина. И пусть половина ее соотечественников гордилась этим фактом, а другая пыталась лишний раз не вспоминать о его происхождение, это никак не отменяло того факта, что Экхарт Бишаг был одним из самых выдающихся хешшинцев. Сельма очень надеялась встретить этого человека, которого считала своим кумиром и посмотреть на него так сказать в живую. Возможно, ей даже удастся задать ему пару вопросов. Но помечтать можно было и после, а сейчас Сельма, трепеща от волнительного почтения, встала напротив Первой Говорящей Делании Кэбрил, именно так звали эту женщину. Имя ее знали многие. Она якобы была уроженкой Тессинского салисариата, но это были всего лишь слухи, а Сельма не привыкла верить каким бы то ни было сплетням. Стоя перед этой красивой и величественной женщиной в простом светло-голубом платье, Сельма не испытывала ни толики страха, лишь благоговение и бескрайнее уважение к ней. Делания не переставая улыбаться внимательно рассматривала Сельму, а затем вдруг приблизилась к ней и возложила руку на голову девушки. Сельма охнула от неожиданности. Ладонь Первой Говорящей, коснувшаяся ее волос, оказалась на удивление холодной. Судя по виду Тэлии, та была обескуражена не меньше самой Сельмы.

Делания при этом смотрела прямо ей в глаза, мягко, практически по-матерински, улыбаясь. Родная мать Сельмы редко нисходила до улыбки, а если даже когда-то и делала это, теплых чувств в ней все равно было не больше, чем в давно остывшем угле. Рука Первой Говорящей, казалось, стала еще холоднее, и Сельма почувствовала, как этот холод растекается по ее волосам проникает под кожу и легкими покалываниями пульсирует в голове. Это длилось недолго, как только Делания убрала руку холодное покалывание тут же исчезло, а Сельма почувствовала себя так, будто бы ее голой выгнали в зимнюю стужу на улицу, а затем впустили обратно и тщательно растерли тело дабы согреть.

– Я думаю ты справишься, – Первая Говорящая вдруг, совсем неожиданно подмигнула ей, и Сельма оторопела не в силах поверить, что это сделала такая великая женщина как Делания Кэбрил. – Как твое имя дитя?

– Сельма, – едва дыша прошептала девушка. Она отчего-то только сейчас поняла, что Делания говорит на ее языке без капли акцента.

– Сельма, – повторила та. – Что же вполне хорошее имя. Я знавала нескольких женщин, носящих имя подобное твоему. Выдающихся женщин. Но тебе Сельма пока еще рано думать об этом. Думаю, мне представляться смысла не имеет, – она расплылась в довольной улыбке, когда Сельма энергично закивала в ответ, – вот и хорошо. А это Тэлия Масаир одна из наших наставниц. Она сопроводит тебя в комнаты, предназначенные для тех, кто ожидает прохождения испытания. Прощай Сельма и помни главное это стремление, а умения приходят с опытом.

Она еще раз улыбнулась и легкими плавными движениями направилась к выходу из Цитадели. Сельма, все еще не веря произошедшему с ней проводила Деланию удивленным взглядом.

– Ну девочка, чего вылупилась? Так и будешь целый день стоять с открытым ртом? – голос Тэлии с ярко выраженным акцентом привел Сельму в чувство. – Раз уж ты собралась учиться здесь, то привыкай быть более расторопной и максимально послушной. Как тебе и сказали я Тэлия Масаир одна из наставниц. Старших наставниц. И это от меня зависит, как долго ты сможешь здесь продержаться. А теперь следуй за мной. Я покажу тебе, где ты будешь жить.

Тэлия пошла прочь, но вдруг остановилась и растянув губы в не предвещающей для Сельмы ничего хорошего улыбке торжественно возвестила:

– Добро пожаловать в Цитадель духа, девочка.

Делания

Делания Кэбрил снисходительно улыбнулась парочке присевших в реверансе девушек-слушателей Цитадели, которым не повезло попасться ей на пути. Но у Первой Говорящей было сегодня прекрасное настроение. И вряд хоть что-то могло испортить его. Поэтому она оставила двух удивленных и перепуганных девчонок позади себя, даже не сделав им ни одного замечания, хотя придраться было к чему. Впрочем, Делания всегда могла найти повод отчитать слушателя, дело было лишь в желание. Сегодня явно был не тот день, когда она хотела бы тратить свободное время на кого бы то ни было в Цитадели духа. Кроме, конечно, той напуганной девчонки из Хешшина. Она не особо жаловала уроженок этого неотесанного, грубого государства, тем более что обучению таких как эта Сельма, всегда сопутствовали определенные проблемы. Но у девочки был дар и причем не слабый, это Делания поняла, едва коснувшись ее головы. Из девчонки выйдет хорошая Говорящая с духами, если, конечно, она будет стараться. О, а она будет, в этом Делания ни капли не сомневалась. Спускаясь по широким ступеням к площади Единения Первая Говорящая Цитадели духа улыбалась. Какой же сегодня прекрасный день. Обычно, когда она решалась выбраться из Цитадели, ее ожидал паланкин, но не сегодня. В этот день Делания пожелала пройтись пешком. Тем более, что дорога сквозь такую толпу в паланкине заняла бы очень много времени.

Эта девочка Сельма, если ее хорошо обработать, в будущем могла стать ее сторонницей, оставалось лишь вовремя подсуетиться. Все уроженцы Хешшина, кто уже стал Говорящими, были сторонниками Экхарта и ей, как бы она ни старалась, не удалось перетянуть ни одного из них на свою сторону. Конечно, они и сейчас окружат эту девочку словно стервятники, дабы та вошла в их ряды, но на этот раз нельзя было позволить им взять ее под свой контроль. Нет они, конечно, будут думать, что девчонка верна им и полностью их поддерживает, но Сельма будет служить ей. И рассказывать обо всем, что происходит в рядах приверженцев Экхарта. Никто за пределами Цитадели и даже некоторые внутри ее стен и помыслить не могли, что между Первыми Говорящими шла жесткая борьба. Политика Экхарта в корне отличалась от методов, которыми руководствовалась Делания, из-за чего им приходилось долго спорить друг с другом, пока Высший совет Говорящих не принимал сторону одного из них. В то время, когда требовались единогласные решения они тратили время на споры, что не очень-то устраивало Деланию. Если бы она могла узнавать обо всех планах Экхарта заранее, то ей возможно бы удалось склонить чашу весов на свою сторону.

Делания влилась в гудящую толпу заполонившую площадь Единения. Ей не составляло никакого труда скользить среди окружавших ее людей. Она немного завидовала тем фривольным нарядам в коих красовались жительницы Лаидса, да и не только его, причем возраст некоторых из них заставлял задуматься о том, что обладательницам этих одежд, уже пора было носить наряды поскромнее и не выставлять напоказ сомнительного вида прелести. Но сегодня был великий праздник, устроенный, между прочим, Цитаделью духа, и то, как выглядели сейчас празднующие его люди, соответствовало духу и цели праздника Пути духа, призывающего к свободе и раскрепощению. Сама Делания такого позволить себе не могла, ибо, являясь Первой Говорящей не могла одеваться столь откровенно даже в столь значимый день. Несмотря на то, что праздник преследовал собой идею свободы, она сама должна была быть олицетворением скромности и добродетели. Правила, которые всегда раздражали ее и которым она тем не менее всегда следовала. Ну или почти всегда.

Один из мужчин в ярко-красных штанах-шароварах, подпоясанных желтым кушаком и жилетке на голое тело, попытался подхватить Деланию в танце, одарив ее широкой улыбкой. Делания легко ушла от его мускулистых рук, таинственно улыбнувшись в ответ, и отметив, что у мужчины довольно красивые зубы. Тот рассмеялся в ответ и тут же увлек за собой попавшуюся ему на пути светловолосую девушку. Та в отличии от Делании сопротивляться не стала. Первая Говорящая с удовольствием закружила бы в танце, выпила вина, а затем возлегла с каким-нибудь красавцем или даже двумя, но статус Первой Говорящей не позволял ей этого. О, она любила мужчин. Порой ей нравилось просто смотреть на них. Среди слушателей Цитадели было много юных красавцев с которыми она была бы не прочь разделить ложе, но вместо этого ей приходилось соблюдать должные приличия и чопорно величать их как «сын мой» или «молодой человек». Делания знала, что Экхарту тоже нравились молодые особы из слушателей. Она не раз замечала какие взгляды тот бросает на них из-под своих черных практически ястребиных бровей. Да он и сам был похож на эту птицу. Экхарт всегда находился настороже, будто выслеживал добычу. Но он никогда бы не признался в том, что его интересует еще хоть что-то кроме занимаемого им поста Первого Говорящего. Но кто как не Делания знала о том, что это не так. Экхарт Бишаг находился на своем посту много дольше чем она сама. Он стал Первым Говорящим, когда умер Тебоси Эссеки, бывший Первым Говорящим столько лет, что хроники Цитадели не могли назвать точной даты его пребывания в этой должности. Делания, сложив все их воедино решила для себя, что эта цифра равняется где-то ста пятидесяти годам, но наверняка утверждать этого она не могла. Определенно Говорящие в среднем жили на несколько десятков лет больше, чем человек не имеющий дара общаться с духами. И чем выше Говорящий или Говорящая стояли в иерархии Цитадели и чем сильнее был их дар, тем дольше они могли прожить. Но цифра в сто пятьдесят лет и это только на посту Первого Говорящего, не говоря уже о годах восхождения, предшествующих этому, не могли не поражать воображения. Предшественница Делании пробыла Первой Говорящей сорок лет и почила в возрасте сто двадцати лет, правда с некоторыми нюансами, о которых Делания вспоминать не любила. Таерика Маджома была склочной и ворчливой старухой, которая не желала с помощью дара накладывать на себя маску молодости и поэтому выглядела так, как и подобает выглядеть женщине ее возраста, правда не по годам подвижной и статной. Делании пришлось приложить немало усилий для того, чтобы именно она сменила на посту эту старую каргу. Сама Делания не чувствовала себя старой, хотя ей и было уже за восемьдесят. Маска молодости ни только придавала ей вид тридцатилетней женщины, но и давала туже гибкость и подвижность присущие этому возрасту. Делания искренне не понимала почему некоторые упорно отказывались использовать маску молодости, ведь в этом не было ничего предосудительного. Взять хотя бы Тавелию Кодвид. Когда-то более шестидесяти лет назад обе они прибыли в Цитадель, чтобы стать слушателями. Обе были уроженками Тессинского салисариата и обеим удалось добиться немалых высот. Сейчас Тавелия носила титул Второй Говорящей и состояла в Высшем совете Цитадели. И была сторонницей Экхарта. Делания не знала в какой именно момент их пути разошлись и не помнила, почему будучи подругами с раннего детства они вдруг потеряли ту близость, перейдя на официальный холодный тон общения. Возможно, как раз одной из причин было то, что Тавелия никогда не использовала маску молодости и глядя на то, как стареет на ее глазах подруга, Делания чувствовала себя неуютно. Тавелия была напоминанием ей о том сколько на самом деле Делании лет и Первой Говорящей это не нравилось. К тому же Тавелия и сама была не прочь занять пост Делании и носить титул Первой Говорящей. Что же невелика потеря, весело подумала про себя Делания пробираясь через запруженные людьми улицы, у нее были и другие союзники не менее могущественные чем Тавелия, а в чем-то по мнению Первой Говорящей даже и превосходящие ее. В будущем Делания планировала заполучить еще большую поддержку со стороны некоторых членов Высшего совета и высокопоставленных Говорящих рангом пониже, которые сейчас были сторонниками Экхарта. Если ей удастся склонить чашу весов в свою сторону она сможет упрочить свою власть и тогда последнее слово всегда будет оставаться за Деланией. Она собиралась привнести в Цитадель изменения, которые не только подорвут ее многовековые устои, но и упрочат влияние Говорящих на весь мир. Но об этом пока было рано говорить. По крайней мере до тех пор, пока они с Экхартом имеют равное положение в Цитадели духа. Он неукоснительно следовал старым заветам и противился всему новому, считая, что законы Цитадели есть стабильность, а новшества могут лишь навредить. Он все время твердил, что они должны следовать тем устоям Цитадели, что были установлены при ее основании. Впрочем, в этом он не был первым, ибо практически все его предшественники и предшественницы Делании не стремились ничего менять за время служения в должности Первых Говорящих. А те немногие, что пытались привносить новые реформы, либо отказывались от своих идей, либо теряли свое положение, или же тратили на это всю свою долгую жизнь и шли на уступки Высшему совету, превращающему амбициозные проекты в их бледное подобие. И еще никому за все время существования Цитадели за исключением тех, кто стоял у ее истоков, не удавалось вписать новый пелигрум2, в свод правил. По крайней мере Делания о таком не знала. Но именно она собиралась стать первой кто сделает это. Ведь когда-то же должен появиться новатор, который сдвинет старые устои и придаст миру новое дыхание, пока тот окончательно не задохнулся в своей закостенелости. Старые опоры имеют свойство со временем рушиться. Это также неизбежно, как и настигающая любое живое существо смерть.