Аттракцион неприкаянных душ

Леонид Клешня

Аттракцион неприкаянных душ

Аттракцион неприкаянных душ.

«Ах, если бы вы знали, какую волшебную страну я втайне посещаю, на каких монстрах скачу верхом, в каких бываю заповедных уголках! Но это загадка для меня самого.»

Марсель Жуандо (1888–1979) – французский прозаик–модернист

Глава первая. Тишь да гладь.

Тишь да гладь!

Ясное ночное небо, насыщенное звездами, имело завораживающий вид. Лунный свет без проблем добирался до лежащего снега, пушистого, не покрытого ледяной коркой. Его блеск был прекрасен, как и общий вид.

С одной стороны были перепаханные поля, укрытые снежным одеялом, под которым отдыхала почва. С другой располагалась деревня, погруженная в ночной сон, лишь редкие огоньки в окнах давали понять, что она обжита.

Бескрайние поля и спящую деревню разделяла дорога, которая опоясывала всю деревню и расходилась в две стороны, где в одном конце, через пять километров, она упиралась в полузаброшенный карьер ракушника времен СССР, и ныне работавшим на 20% от прошлого столетия, другая часть дороги проходила к ближайшему городу в тридцати километрах.

Некогда богатейший колхоз с распадом советского строя был просто оставлен и забыт всеми. Там было электричество, благодаря работающему карьеру, который еще обеспечивал рабочие места, и из-за этого в поселок приходил общественный транспорт в выходные дни и через день по будням, утром и вечером. В прошлом население доходило до двух тысяч, сейчас едва ли наберется пятьсот человек, в связи с чем больше половины домов поселка были просто брошены и разлагались под гнетом времени, в то время как приусадебные участки порастали сорняками.

Но не сейчас, сейчас все было красиво, бело и блестяще.

Тишину нарушил хруст снега. Вдоль дороги бежал мужик, крепкий, работяга карьера, на нем были теплые спортивные штаны, натянутые наспех расстегнутые ботинки на босую ногу, из-за чего снег попадал внутрь, но мужика это не волновало. Верхней одежды на нем не было, лишь старый растянутый грязный свитер, покрытый слоем грязи от ракушника.

Следы мужика петляли, поскольку его качало то влево, то вправо. Он тяжело дышал и был красный, покрывшись испариной, перепуганный взгляд, то и дело оборачиваясь назад, он останавливался и искал кого-то глазами и, не находя, продолжал бежать.

Вбежал в глубь деревни и спустя пару минут оказался на окраине. С одной стороны дорога уходила в старые амбары с провалившимися крышами, прямо перед ним в метрах ста пятидесяти стоял бывший дом культуры, и при входе горел свет. Слева от него было трехэтажное здание с разбитыми окнами, разрушенным забором. Дыхание было прерывистым – он устал. Все было осложнённо тем, что организм находился под действием алкоголя. Он не мог больше бежать и был вынужден остановится. Едва не упал на четвереньки, уперся руками себе в колени и посмотрел назад – убедился, что позади никого нет. Мужик начал успокаиваться, решил направиться к дому культуры.

Он выпрямился, перевел дыхание, ему что-то послышалось, и он тревожно резко обернулся назад, увидев, что на снегу, сколько он мог разглядеть, только его шлейф следов, решил двигаться к клубу. Резко вскрикнул и упал назад, на ладони, и, переведя ноги назад, встал на колени, испуганно взглянул на что-то или на кого-то на развилке, ведущей к амбару и клубу, перекрывая ему путь. Он дико боялся.

– Я ни в чем не виноват! – громко выкрикнул он охрипшим голосом, пронизанным страхом.

Но ответом ему послужил лишь лай собак в домах поодаль, который подхватили следующие, и спустя пару секунд от гробовой тишины не осталось и следа. Деревня погрузилась в лай и вой, от края до края, в редких окнах стал загораться свет.

Крепкий мужик не обращал на лай ни малейшего внимания, лишь смотрел в сторону. По всей вероятности, что-то произошло. Он резко подскочил и рванул в сторону здания, которое когда-то было столовой и административным зданием одного из работающих предприятий.

За полуразвалившимся забором снега было выше, чем по колено, и это осложняло путь и без того запыхавшемуся мужику. Пробираясь ко входу, он был вынужден пройти через снежную дюну, которая оказалась выше пояса. Снег попал под свитер на оголённое тело, и его это взбудоражило, но он продолжил путь. Оступившись в момент, когда нога соскользнула с бордюра, скрывшегося под снегом, он погрузился полностью под снег.

Мужик подскочил, резко обернулся.

– Уйди! Умоляю! – истошно кричал он, и этот крик лишь запустил вторую волну собачьего лая и воя.

Мужик ворвался внутрь здания, первый этаж был сплошным помещением, в конце которого было начало разбитой лестницы. Он кинулся к ней, шаг уже был ровный и уверенный, пропала испарина, действие алкоголя и адреналина сходило на нет. Он почувствовал холод, боль от обморожения голени и лодыжек, поскольку обувь была набита снегом. Способность двигаться в нем поддерживали лишь страх и ужас.

Он поднимался по ступенькам, перескакивая через одну, пока не уперся в третий этаж и, пройдя по коридору, не уткнулся в единственное помещение, в котором сохранилась дверь.

Заскочив в него, плотно закрыл за собой дверь и увидел, что оказался в небольшой комнате, некогда окрашенной наполовину масляной краской в голубой цвет и белой побелкой сверху, но сейчас это все было с обрушившейся штукатуркой и обвалившимся местами потолком. Напротив двери находился проем, ведущий прямиком на улицу. Когда-то там были пожарный выход и лестница, которая сгнила и обвалилась на землю.

Мужик в ужасе смотрел на дверь и пятился назад, в сторону проема.

– Ты специально загнала меня сюда! – сквозь слезы твердил он. – Я не хотел этого, я не мог знать этого! – молящим голосом оправдывался перед чем-то, что прошло к нему в помещение сквозь закрытую дверь. Уже оказавшись спиной почти у выхода, он со слезами на глазах продолжал сыпать мольбами. – Прости меня, я не мог на это повлиять, это все случайность…

В этот момент он схватился за сердце и не мог сделать вздох – его парализовала острая боль, пронизывающая грудную клетку. Со стороны казалось, что его что-то проткнуло и он пытался это остановить и вытащить. Замахал руками, но безрезультатно. Уже почти задыхаясь, он раскинул руки, упершись в косяки проема, и из последних сил вытолкнул себя спиной на улицу. За то мгновение полета он испытал облегчение от возможности сделать вздох и освобождения от боли в области грудной клетки.

Его облегчение длилось мгновение, поскольку тело насквозь пронзили штыри ободков, служивших защитой и одновременно ступеньками для пожарной лестницы, но сгнившие крепления развернули их, превратив в вилки, торчащие из земли, которые и пробили живот и грудную клетку несчастного.

– Ты меня не забрала… – произнес он, захлёбываясь собственной кровью из пробитых легких, глядя внутрь проема, из которого вылетел.

Спустя минуту стих последний лай собак, и вокруг снова воцарилась тишь да гладь.

И лишь поодаль в поле на небольшой возвышенности в полукилометре от деревни был силуэт человека. Сложно определить, кто это был: мужчина или женщина – одежда и капюшон не позволяли этого сделать. С окончанием лая силуэт развернулся и направился в противоположную сторону от деревни, где впереди был лишь белоснежный ковер со шлейфом его следов, по которым было понятно, откуда он пришёл.

***

Иван поднялся по будильнику не с первого раза, ставил его на повтор каждые пять минут и лишь на последнем возможном переводе все же встал с бранными словами в адрес своей работы.

Рядом с кроватью располагался стул, на спинке которого висели джинсы и лежал скомканный свитер. Одевшись, он оттянул свитер вниз, чтобы тот казался менее помятым, и, впихнув ноги в тапки, направился завтракать.

Иван проживал в однокомнатной квартире, которую снимал на условиях контракта, и квартплату ему покрывал отдел МВД, где он работал оперуполномоченным. По одному беглому взгляду можно было понять, что Иван холостяк, к тому же не из брезгливых, который моет посуду не после еды, а до.

Единственное, что выбивалось из общего образа, так это фотография, где он на фоне какого-то озера с бывшей женой и ребенком на руках.

Сделав все утренние дела, он направился на улицу. Оказавшись в машине, завел ее и сразу нажал на газ на нейтральной передаче, чтобы быстрее прогреть мотор. Печка начала выдавать теплый воздух.

Через минуты три в машине уже было тепло. Хоть это и была старенькая иномарка, но печка в ней работала отменно.

Приехав на работу, Иван сначала проследовал к магазину напротив, где поздоровался с коллегами, выпил кофе, выкурил пару сигарет, обсудили, как прошло ночное дежурство, и только после двадцати минут сбора ночных сплетен направился ко входу в отдел на цокольном этаже многоквартирного жилого дома.

Постучал кулаком в закрытую дверь, и она сразу отворилась, но за ней была все еще закрытая металлическая дверь из решетки.

– Ваня, Здоров! – Дежурный протянул сквозь решётку руку и, поправляя автомат, добавил: – Отдохнул?

– Здоровее видали, – сухо ответил он, потом более оживленно: – Привет, Даня, давай запускай, замерз уже.

Дежурный открыл вторую решётку и запустил его внутрь. Иван поздоровался с операторами, обернувшись, увидел двух девиц с заплаканными глазами и, вспомнив рассказ коллег у магазина, понял, что это подруги двух задержанных ночью подростков с наркотиками.

Пока он смотрел на них, к дежурке вышел дознаватель.

– Девчонки, ваши торчки тут надолго, устанете ждать.

Но девушки не сказали ни слова, и после он повернулся к Ивану:

– Привет, Вань, с выходом с отпуска. Иди к главному, он тебя ждет.

– Какой в жопу отпуск? Одно название, через день сюда тянули, чего ему надо от меня?

– Там и узнаешь.

– Загадочник, – усмехнулся он и направился прямиком к подполковнику.

Седовласый мужчина лет пятидесяти сидел и, уткнувшись в монитор, сверял что-то на экране с записями в блокноте.

– Садись, Кузнецов, – сказал он, не отвлекаясь от своего занятия.

– Доброе утро, Степан Андреевич. – Иван послушно опустился в кресло.

– Собирай шмотки и поезжай в Ильтинку, туда уже направился Седов, поможешь ему, – сухо проговорил подполковник.

– Степан Андреевич, куда?

– Ильтинку, к Седову в помощь! – более грубо сказал мужчина.

– В чем ему помощь нужна и надолго ли ехать? – Иван недоумевал от постановки такой задачи, но сохранял спокойствие, поскольку постановка задачи «пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что» была в порядке вещей. – Дайте хоть каких-то вводных.

– Тебе, что тут, воинское училище!? – ударив по столу ладонью, воскликнул он, наконец оторвавшись от монитора и посмотрев на Ивана. Уже немного смягчившись, но все равно раздраженно добавил: – Ильтинка в тридцати километрах от Сак, туда уже выехал Седов, за полтора месяца четыре самоубийства. Местные твердят, что это не случайности. Органы работать не хотят, последний реально вызывал сомнения, но криминалисты установили несчастный случай. Езжайте, проверьте все, походите, поспрашивайте народ, и этого зеленого понатыкаешь. А вернешься как закончишь, жить будете у местного, что тебе еще надо? Сказал: езжай, там все Седов расскажет.

– Понял вас, сейчас выезжаю на место!

– Иван, и с новеньким помягче, и так ни черта не умеет.

– Конечно, Степан Андреевич, – уже у двери сказал он.

Иван быстрым шагом направился в кабинет, набрал несколько служебных записок и пустил их на печать. С принтера вышли пустые листы, где едва виднелись слова.

– Ну и какая, как помягче сказать, не знаю, израсходовала мой картридж? – в злобе спросил он.

– Вань, не парься, у всех картриджи пусты, кроме моего, – сказал один из оперов. – Отправляй на меня, я распечатаю.

– Да пошёл ты! – рявкнул он.

Достав мобильник, набрал номер и, дождавшись ответа, сказал:

– Привет, Макс!.. Нужен картридж… Ну, а как ты думаешь, в какой отдел? – с издевкой переспросил он. – Я в каком работаю?.. Не могу распечатать, у нас на трех принтерах закончилась краска, мне уезжать, негде распечатать служебку… Служебку на картридж тебе дать? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Макс, у меня к тебе вопрос: ты дебил или как? Я тебе говорю, что мне не на чем печатать, поскольку ты мудозвонишь третью неделю и не заправляешь картриджи. Умник, иди сюда и распечатай мне служебку! Если бы я мог распечатать ее на картридж, идиот, я бы тебя не звал! – начал психовать Иван, разговаривая с администратором, который регулярно искал повод не выполнять свои обязанности.

– Отправил, напечатай, – сказал он коллеге. – И когда этот крендель придет, пусть все картриджи заправит.

У Ивана был достаточно грубый характер, но коллеги были вынуждены с этим мириться, поскольку в некоторых вопросах он был незаменим.

Закончив все дела в отделе, Иван направился домой, где достаточно быстро собрал вещи для недельного отъезда и поехал на указанное место.

Проложить маршрут в навигаторе оказалось весьма нелегкой задачей, так как его выбивало на поселки в другом регионе России. Только в интернете он смог найти координаты нужного села, которые перенес в навигатор.

***

Кирилл подъехал к ухоженному дому. Рядом с калиткой стоял мужичок, который махнул Кириллу рукой, приветствуя его.

Припарковавшись вплотную к забору, Кирилл вышел из машины, к нему сразу подошёл мужчина.

– Привет, это ты следак с города? – бодро произнес он и протянул ему руку.

– Следователь! – поправил его Кирилл, а сам отвернулся в сторону, почувствовав запах перегара. – Кирилл меня зовут.

– Хорошо, Кирилл! Меня Саньком кличут!

Кирилл увидел, что Саня двигается в дом, открыл машину, взял две дорожные сумки и пошел за ним.

Кирилл, молодой парень, недавно окончивший институт правосудия и сразу поступивший на службу в должности следователя. Деревенские виды ему чужды, он привык жить в городе, и любые его поездки загород ограничивались лишь пикниками и шашлыками. Он сразу смекнул, что его отправили на это дело как сотрудника, которого не жалко потерять из штата.

Они вошли в дом, и первое, что услышал Кирилл, так это треск дров в печи.

– Печка? – вопросительно протянул Кирилл.

– Печка, печка, Кирилл, или ты газовый котел ожидал? – смеясь спросил Саня.

Он промолчал, проигнорировав сарказм в словах встречающего, и направился дальше.

Скинув сумки в коридоре, прошёл в следующее помещение. Это была кухня, откуда был вход в зал-спальню и проход в изолированную спальню. Домик был ухожен и обжитый, скудный ремонт.

– Что за хата?

– Софьи Павловны! Царство ей небесное, – сказал Саня, стоя перед столом на кухне и наливая себе рюмку водки. Перекрестившись, опрокинул ее в себя. – Ныне покойная.

– Это одна из четырех? – серьезно спросил Кирилл и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Так, а что, родни нет никакой, дом бросили?

– Софья Павловна была мировая бабулька, да вот с дочкой не повезло. Присела на стакан еще девкой молодой, на снегу и замерзла лет десять назад. Внучку оставила после себя, а та как выучилась, в Москву рванула, да вот только зря – стала жертвой уродов каких-то, убили её, вот бабулька сама и осталась. – Он налили еще рюмку, достал из холодильника банку шпротов, вытащил одну и закусил ею. После открыл окошко, подкурил сигарету, продолжил рассказ: – Бабка стала с ума сходить, то ли от потери, то ли от одиночества, под конец соседи видели, как она на кухне сама с собой говорит, а горластой Савке – ну, продавщице с магазина – вообще сказала, что внучка к ней приходит по ночам и они общаются. Прикинь, как накрыло её.

– Так, и что дальше?

– А что дальше, она-то Савке пару дней твердила, что задержалась тут, родни нет, все на том свете, ей туда пора. Наелась клофелина пачку и уснула с концами, так еще в предсмертном письме поручений всем раздала, попрощалась, извинилась, но сказала, по внучке больно тоскует.

– Так, а внучка давно померла?

– Месяца три назад, а Павловна месяца полтора как преставилась. – Он глянул на рюмку. – Кирюх, тебе для сугреву, может, накапать?

– Нет, – едва не закашлявшись от сигаретного дыма, ответил Кирилл. – Саня, а что по остальным сказать можешь?

– А что по ним сказать? – удивился Саня. – Петрович следующим помёр, дед затворником был, черт его знает, напился до чертиков и от инфаркта помер, через недельку.

– А что родня?

– Да хер его знает, сын приехал, похоронил тут его, поинтересовался, почем дом продать можно. Узнал цену, плюнул на всё и уехал, не видать его больше.

– Так и почем дом-то можно продать было?

– Да кому он на хер нужен? – посмеялся он. – Хочешь – забирай, хотя уже соседи с ним хатой поменялись, у него полы поприличнее, тут недвижка и даром не нужна никому, после смерти никто в наследство не вступает, чтобы не дай Бог еще налоги не пришлось платить.

– Понятно, так, а дед-то с сыном общался?

– И знать не знал про него, Колька, участковый, телефон его надыбал где-то и сообщил о гибели, но сын, говорят, у деда почти пол-ляма отложенной пенсии в кладке за печкой нашёл.

– Понятно, – протянул Кирилл задумчиво. – Так, а следующий кто был?

– Следующей Маринка отошла.

– А у неё что?

– Тетка молодая, немногим старше моего, лет под шестьдесят ей было, муж еще в молодости бросил с двумя детьми. Сперва сын выучился и уехал на Украину, там женился, семью завёл и про мамку забыл, не писал, не звонил, дочка на учебе где-то гульнула и под юбкой внука принесла, жила с ней, а после в столовой на карьере работала, с крановщиком спелась одним и с ним же и уехала под Сахалин, внука прихватила куда-то просторы Севера осваивать. Ну Маринка тут и одичала, на детей-то она махнула, а вот без внука затосковала, осталась, считай, одна вот, начала к стакану прикладываться, да недолго, отошла в тот мир.

– А дети объявились?

– Нет, с карьера экскаватор пригнали, селом похоронили, дочка сказала, что накладно ехать, а сын на дочку стрелы косил.

– Да уж.

– Ну а последний Серега, вот тут-то прямо обидно.

– Чего?

– Ну мужик-то он отличный, компанейский был, но вот выпить с мужиками любил, а после курьеза так вообще до чертиков мог напиться. Вот, собственно говоря, что и произошло. Наклюкался до белки и со старой столовой на штыри вывалился.

– А что за курьез-то?

– Да был пару месяцев назад. Они с мужиками напилили ракушника под частный заказ, приехала машина с бабой сварливой одной. И прикинь, начала требовать, чтобы ей ракушку на паллеты укладывали – это же бред полный, но хозяин барин, спорить без толку, а она крикливая, матюкливая. Они на смене-то уже поднакидались, приехала машина. Кара – есть, а кому грузить – нет. Деваться некуда было, баба орет как в не себя, и Серега с дуру полез на кару, стал поддоны с ракушником укладывать в кузов, а эта дура бегает да кричит: то не так, это не этак. И бестолковая так его затюкала, он-то психует и уложить хочет быстрее, она возьми и проскочи между кузовом и карой, и всё, ноги на полу, а туловище поддоном отрезало, и в кузов. Еле отмазали его, хорошо, что камера была, видно было, что не виноват он, что она сама полезла. Не посадили его, но вот он-то себя винил, напивался до белой горячки и мужикам перед гибелью говорил, что баба эта является к нему и орет на него.

Саня закончил свой рассказ, подкинул в печь пару поленьев и принялся опять наливать себе рюмку.

Кирилл находился в полном негодовании, спустя пару минут молчания спросил:

– Саня, скажи, а у вас до этого люди не умирали, что ли?

– Чего это? – удивился он. – Помирали конечно.

– Так, а на кой хер вы жалобы писали? Тут, мне кажется, все очевидно! – едва не со злобой говорил Кирилл.

– Да оно и коню-то понятно, но вот деревушка мелкая, вдали от людей, мы тут все друг друга знаем. И просто за короткий промежуток сразу четверо, да и бабки наши шаманов этих клянут, говорят, проделки нечистой, мол они всех их несчастных поубивали.

Кирилл удивился и выставил руку, то ли прося остановить рассказ, то ли преграждая перегар от того пойла, что он пил.

– Так, стоп! – воскликнул он. – А что за шаманы еще?

– Кирюх, ну у нас тут, эти, – он призадумался, подбирая слова, – эко-туристы, да, точно они! – довольный названием сказал Саня, достал еще одну сигарету и подкурил ее.

– Так, Санек, – не выдержал Кирилл, – наливай мне, а то я сдохну непонятно от чего: от перегара или от курева твоего, так хоть на волне с тобой буду.

– О, вот! – Потерев руки и сообразив вторую рюмку, быстро разлил самогон, протянул Кириллу. – Это уже по-взрослому! Ну будем!

Кирилл быстро опрокинул рюмку. Ему сразу ударил вкус сырых яиц, после горечь и жжение до самого желудка. Он едва не закашлялся, сдерживаясь, достал шпротину и запихал в себя.

«Какая омерзительная сивуха!» – воскликнул он про себя.

– Хороша чертовка, – сказал Саня, дружески толкнув его ладонью в плечо.

– Ага, прямо Мартини-Асти, – проиронизировал Кирилл. – Саня, так что за шаманы?

– Это наши отшельники, живут около заброшенной сероводородной скважины, в километрах полутора от нас, у них там землянки и старые здания совхоза обустроены.

– Вот-те на, – удивился он. – Землянки?

– Да показуха это, и интернетом они пользуются, и пособия получают, и свет у них есть. Мало того – их еще по телевизору показали, так к ним народ стал отовсюду ездить, а они и рады, давай там представления устраивать, танцы с бубном у костра и частушками на латыни пилить на камеру в полнолуние. И чешут всем, что накипь, сглаз снимают и вообще прямо чемпионы по подводным шашкам, а народ ведется, – возмущался Саня. – Вот наши и стали обвинять, что это они душегубы, а участковый их покрывает.

– Так, а они в село приходят? – с любопытством спросил Кирилл.

– Крайне редко, в магазин, и тарятся помногу, но наши к ним часто мотаются.

– Вот дела, ты же говоришь, что ваши их винят, а мотаются к ним на кой?

Саня усмехнулся и налил себе и Кириллу, они чокнулись и выпили, вторая зашла Кириллу легче. И он уже не чувствовал запах перегара, да и курева тоже.

– Да шарлатаны они наверняка, только вот скорая помощь к нам не приедет, только разве что сдох кто-то, а народ-то все равно болеет, а у этих отшельников знахаря есть, они тебе травяные чайки делают, травку с собой дают, и лечишься этой травой заговоренной, и оно помогает, действительно помогает, – удивлённо говорил Саня.

Они сидели выпивали, после четвертой рюмки Саня устроил экскурсию Кириллу и показал, где лежат дрова, где вода, как и что греть, постельное.

Раздался громкий стук. Саня пошёл быстро открывать дверь. Когда входная дверь открылась, Кирилл увидел, что в коридор вошёл Кузнецов Иван.

«Ни хера себе! – воскликнул он про себя – Ваню послали ко мне?»

– День добрый, молодой, а ты чего телефон отключил? – обратился Иван к Кириллу.

Кирилл не понял вопроса, достал телефон и обнаружил, что тот отключен, от увиденного он лишь развел руками, не зная, как это объяснить. Иван прошёл на кухню и, увидев скромное застолье, усмехнулся и одобрительно кивнув Сане сказал.

– Вот оно гостеприимство!

Компания провела остаток дня в доме, они выпили не одну бутылку самогонки, расспрашивая Саню обо всем подряд, Кирилл держал себя в руках, пока память и осознание происходящего не начали напоминать просмотр фотографий, и в последствии отключилось вовсе.

Глава вторая. Вывод очевиден.

Иван проснулся от холода.

Он открыл глаза, и первая мысль, которая его посетила:

«Бормотуха не так плоха, башка не болит», – его очень радовал данный факт, он поднялся с дивана. Направился в зал и увидел, что Кирилл прямо в одежде спит на диванчике, Саню он выпроводил, перед тем как отправиться спать самому.

– Ну и дубак тут, – сказал он, ставя чайник.

Пока закипала вода, он растопил печку, сходил на перекур и, найдя блокнот Кирилла, который просто валялся на подоконнике, принялся изучать его записи.

– Вот же дурила! – усмехнувшись сказал он, увидев, что Кирилл писал и зачеркивал свои записи – Кирилл! – громко крикнул он, не вставая со стула. – Видать, тебя накрыло конкретно вчера!

Ответа не последовало. Он сделал себе кофе и стал продумывать план действий на сегодня, но его отвлекло невнятное бормотание:

– Твою мать, гребанный Саня… лучше б я сдох! Ваня, у тебя есть от головы таблетки, башка раскалывается!

– Таблеток нет, поднимай свою жопу, пойдем тебя лечить! – крикнул ему с издевкой Иван.

– Куда? – в недоумении, держась за голову рукой, спросил Кирилл.

– Ну ты Шаманов отметил вчера, к ним местные лечиться ходят, вот и проверим с твоей башкой, на что они способны.