Замки на их костях

Лора Себастьян

Замки на их костях

© Ускова К., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Моему брату Джерри.

Потому что, даже в ссоре, мы всегда

были вдвоем против всего мира.

Говорят, что в день рождения принцесс звезды сияют ярче, но сами принцессы считают это чушью. Звезды выглядят так же, как и всегда. А в этом году, в ночь перед тем, как они трое оставят свой дом и друг друга впервые в своей жизни, все – включая звезды – будто стало, наоборот, мрачнее.

Когда стрелки часов приближаются к полуночи, по дворцу разносятся звуки веселья. Но принцессы покидают праздник. Пока Беатрис строит глазки официанту, Дафна выхватывает бутылку шампанского из ведерка со льдом, а Софрония внимательно следит за тем, чтобы их мать ничего не заметила. Они выполнили свой долг: пили и танцевали, пожимали руки и целовались в щеки, улыбались до тех пор, пока не устали. Теперь принцессы хотят провести последние несколько минут юности так же, как и когда пришли в этот мир шестнадцать лет назад: вместе.

Их покои почти не изменились с тех пор, как они переселились туда из детской. Это все те же три одинаковые белые комнаты, соединенные с общей гостиной. С теми же белыми кроватями с балдахинами, заваленными шелковыми подушками, теми же столами из березы и шкафами, украшенными золотым узором в виде виноградных лоз и цветов, и теми же расстеленными на полу плюшевыми розовыми коврами. В общей гостиной расположены мягкие бархатные кресла и большой мраморный камин с резьбой в виде звезд, расположенных так же, как и в день их рождения. В самом центре – луна из опала, а вокруг нее созвездия: Шипастая Роза, Голодный Ястреб, Одинокое Сердце, Корона Пламени и, конечно же, Три Сестры.

Ходят слухи, что императрица Маргаро поручила королевскому эмпирею[1], Найджелусу, использовать магию, чтобы они родились, и именно под знаком Трех Сестер. Но есть и те, кто считает это смешным – в конце концов, с чего ей хотеть родить трех девочек, когда один-единственный мальчик был бы намного полезнее?

Некоторые шепчутся, что Найджелус взял одну из звезд Трех Сестер, чтобы исполнить желание императрицы иметь детей, хотя ни одна из звезд не пропала. Но с тем, что она загадывала желание, согласны все. Как еще мог император вдруг зачать трех дочерей в возрасте семидесяти лет, когда его последняя жена и его бесчисленные любовницы ни разу не были беременны? А глаза принцесс не карие, как у матери, и не голубые, как у отца, а серебряные, словно звезды. Такие глаза украшают только тех, кто был зачат с помощью магии. Тех, у кого по венам течет звездная пыль.

Дафна

Сидя на ковре перед камином, Дафна не может не поглядывать на созвездия, пока поправляет раскинувшуюся, словно цветочные лепестки, юбку своего зеленого платья из органзы.

Младенцы, рожденные под Шипастой Розой, известны своей красотой.

Те, кто рожден под знаком Голодного Ястреба, амбициозны.

Дети Одинокого Сердца, как известно, более жертвенны, чем другие.

Корона Пламени приносит власть.

А Три Сестры дарят баланс и гармонию.

Конечно, есть и исключения. Дафна знает множество людей, рожденных под знаком Шипастой Розы, которые не выросли красивыми, и многих, рожденных под знаком Короны Пламени, но ставших и трубочистами или выращивающими капусту фермерами. Но все же тех, кто верит в предзнаменования звезд, больше, чем неверующих. Даже Дафна, подходящая ко всему с логикой, близко к сердцу принимает гороскопы, которые им каждый день читают за завтраком.

Пока она пытается открыть украденную бутылку шампанского стеклянной пилкой для ногтей, ее взгляд продолжает блуждать по каминной полке. После нескольких попыток бутылка с громким хлопком открывается, и Дафна вскрикивает от удивления. Пробка взлетает в воздух и ударяется о хрустальную люстру, заставляя кристаллы звенеть друг о друга. Холодное шампанское с шипением выливается на ковер и ей на платье.

– Осторожнее! – кричит Софрония, спеша за полотенцами в расположенную по соседству дамскую уборную.

Беатрис фыркает и подносит к горлышку бутылки три изящных хрустальных бокала, позволяя Дафне наполнить их почти до краев.

– Или что? – кричит она вслед Софронии. – Как будто мы пробудем здесь достаточно долго, чтобы нас могли наказать за испорченный ковер.

Софрония возвращается с полотенцем в руке и, нахмурив брови, все равно начинает вытирать пролитое шампанское.

Увидев ее выражение лица, Беатрис смягчается.

– Извини, Софи, – говорит она, прежде чем сделать глоток из бокала и передать остальные два своим сестрам. – Я не имела в виду…

Она замолкает, не зная сама, что именно имела в виду.

Софрония, похоже, тоже не знает, но, уронив мокрое полотенце на пол, опускается на диван рядом с Беатрис, и та, шелестя нежно-розовой тафтой своего платья с открытыми плечами, кладет руку ей на плечи.

Дафна смотрит на них сквозь свой бокал с шампанским, одним глотком выпивает половину, и ее взгляд падает на мокрое полотенце.

«К тому времени, как оно высохнет, – думает она, – мы покинем это место. И не увидим друг друга целый год».

Первая часть вполне сносна. Бессемия – их дом, но они всегда знали, что, достигнув совершеннолетия, уедут. Беатрис – на юг, в Селларию, Софрония – на запад, в Темарин, а Дафна – на север, до Фрива. Они готовились к своему предназначению столько, сколько Дафна себя помнит. Выйти замуж за принцев, с которыми они были обручены, и привести свои страны к войне друг против друга, позволив матери в конце подмести и собрать осколки, чтобы добавить их к своим владениям, словно новые драгоценности для короны.

Но это все только впереди. Дафна отбрасывает планы матери в сторону и сосредотачивается на сестрах. Если все пойдет по плану, она не увидит их еще год. За всю свою жизнь они не были порознь больше нескольких часов. Как они проведут друг без друга целый год?

Беатрис, должно быть, замечает, как дрожат губы Дафны, потому что драматично закатывает глаза – она делает так всегда, когда пытается не показывать своих эмоций.

– Подойди, – говорит Беатрис надламывающимся голосом и хлопает по дивану с другой стороны от себя.

Через мгновение Дафна встает с ковра, а затем изящно опускается на диван рядом с ней и роняет голову ей на плечо. Небесно-голубое платье Беатрис без бретелек выглядит ужасно неудобным: корсет врезается в кожу и оставляет заметные красные отпечатки. Но Беатрис, похоже, этого не замечает.

Дафна задается вопросом, специально ли Беатрис скрывает свои чувства. Ее этому обучали во время тренировок с дворцовыми куртизанками – по словам их матери, это было необходимо, чтобы Трис могла достичь в Селларии той цели, которую перед ней поставили. А может, ее сестра просто такая: она всего на две минуты старше, но ей всегда удается выглядеть как женщине, в то время как Дафна по-прежнему чувствует себя ребенком.

– Вы волнуетесь? – спрашивает Софрония, делая аккуратные глотки из своего бокала.

Несмотря на то, что они тройняшки, Софрония переносит алкоголь хуже, чем ее сестры. Полбокала шампанского для нее – это два полных бокала для Дафны и Беатрис. Дафна думает о том, что хорошо бы кто-то из помощников Софронии в Темарине знал об этом. И надеется, что там за ней будут присматривать, так как Дафна и Беатрис не смогут.

Беатрис фыркает.

– Что, черт возьми, может меня волновать? Сейчас мне кажется, что я смогу соблазнить лорда Савеля даже во сне.

Лорд Савель – первая часть великого плана императрицы. Как посол Темарина в Селларии, он отвечал за поддержание мира между странами в течение последних двадцати лет, и за последние столетия это был самый долгий мирный период. Скомпрометировав его, Беатрис разожжет конфликт и подкинет в огонь несколько поленьев.

– Селлария сама по себе заставила бы меня понервничать, – признает Софрония, дрожа. – Ни эмпиреев, ни звездной пыли, ни магии. Я слышала, что король Чезаре приказал сжечь человека заживо, потому что посчитал его виновником засухи.

Беатрис только пожимает плечами.

– Что ж, я к этому готовилась, – говорит она. – А паранойя короля лишь упростит разжигание войны. Так что я справлюсь быстрее вас.

– Я делаю ставку на Софи, – задумчиво говорит Дафна, потягивая шампанское. – Она единственная из нас выходит замуж за короля, а не за простого принца, и я уверена, что Леопольд объявит войну Селларии, стоит ей лишь взмахнуть ресницами и попросить его об этом.

За этими словами, хоть и сказанными в шутку, следует неловкое молчание. Щеки Софронии становятся ярко-красными, и она отводит взгляд, а Беатрис неодобрительно смотрит на Дафну. Дафне кажется, что она чего-то не понимает, и это происходит уже не в первый раз. Они все близки, но Беатрис и Софрония всегда были друг другу немного ближе. Впрочем, Дафне от этого только лучше – в конце концов, у нее всегда была особая связь с матерью.

«Беатрис – самая красивая из вас, и ей не составит труда покорить сердца жителей Селларии. Софрония – самая добрая, и она с легкостью преуспеет в Темарине», – сказала императрица Дафне накануне, и ее голос походил на голос генерала, отправляющего войска в бой. От этих слов Дафна поникла, но затем ее мать наклонилась к ней и, благословляя редкой улыбкой, прижала прохладную ладонь к щеке дочери. «Но ты, дорогая, – мое самое опасное оружие, поэтому нужна мне во Фриве. Бессемии необходимо, чтобы ты оказалась там. Если собираешься однажды занять мое место, то должна доказать, что достойна этого».

Внутри Дафны борются стыд и гордость, и она делает еще один глоток шампанского, надеясь, что сестры ничего не замечают. Она думает о том, что не может винить их в скрытности: у нее тоже есть свои секреты.

Головой она понимает, что мама была права, когда просила не рассказывать им об этом разговоре. Она никогда не упоминала о том, что сделает одну из них своей наследницей, и новость о том, что это будет Дафна, лишь разожжет ревность. Дафна этого не хочет. Особенно сегодня.

Она вздыхает и еще глубже погружается в мягкую спинку дивана.

– По крайней мере, ваши женихи здоровы и хороши собой. Один из фривийских шпионов говорил, что от многочисленных процедур с пиявками кожа принца Киллиана покрылась струпьями. А другой сказал, что он вряд ли проживет еще месяц.

– Месяца достаточно, чтобы выйти за него замуж, – отмечает Беатрис. – Во всяком случае, это должно значительно облегчить тебе работу. Я не могу себе представить, что он встанет у тебя на пути. А Фрив молодая страна, так что будет легко воспользоваться хаосом, последующим за смертью единственного наследника престола. Может, ты вернешься домой раньше всех нас.

– Надеюсь, – говорит Дафна. – Но я до сих пор не могу смириться, что застряну в холодном, убогом Фриве, пока ты будешь отдыхать на солнечных пляжах Селларии, а Софи – танцевать на легендарных темаринских вечеринках.

– Но мы ведь не собираемся лежать на пляжах или веселиться на вечеринках, не так ли? – напоминает ей Софрония, но Дафна отмахивается от этих слов.

– Что ж, это все еще лучшее окружение, чем снег, серое небо и опять снег, – ворчит она.

– Не драматизируй, – говорит Беатрис, закатывая глаза. – В конце концов, у тебя самое простое задание из всех. Что ты должна делать? Украсть королевскую печать? Подделать несколько документов? Признайся, Даф.

Дафна качает головой.

– Ты знаешь маму – я уверена, что все не так просто.

– Стой, – прерывает Софрония ломающимся голосом. – Я не хочу больше об этом говорить. У нас день рождения. Разве мы не должны хотя бы сегодня говорить о нас, а не о ней?

Дафна и Беатрис обмениваются задумчивыми взглядами, и Беатрис говорит первой:

– Конечно, Софи. Может, тост?

Софрония мгновение обдумывает это, а затем поднимает бокал:

– За семнадцать лет.

Дафна смеется:

– О, Соф, ты уже напилась? Нам шестнадцать.

Софрония пожимает плечами:

– Я это знаю. Но в шестнадцать мы должны попрощаться, а вернемся сюда к семнадцати. И снова будем вместе.

– Тогда за семнадцать, – повторяет Беатрис, поднимая свой бокал.

– За семнадцать, – добавляет Дафна, чокаясь с ними бокалами, прежде чем они втроем проглатывают остатки шампанского.

Софрония откидывается на подушки дивана и, явно довольная, закрывает глаза. Беатрис берет ее пустой бокал и ставит его на пол рядом со своим, тоже откидывается назад и смотрит на сводчатый потолок, где сверкающим золотом на темно-синем фоне вырисовываются кружащиеся звезды.

– Как всегда говорит мама, – бормочет Беатрис, – мы три звезды одного созвездия. Расстояние этого не изменит.

Для Беатрис такая эмоциональность в новинку, но Дафна и сама немного расчувствовалась, поэтому сворачивается калачиком рядом со своими сестрами и обнимает их за талию.

Высокие комнатные часы с мраморным циферблатом с громким звоном отбивают полночь, и этот звук эхом отражается у Дафны в ушах. Она выбрасывает слова матери из головы и крепче обнимает сестер.

– С днем рождения, – говорит она, по очереди целуя каждую из них в щеку, оставляя после себя следы бледно-розовой помады.

– С днем рождения, – отвечают они ей тихими от усталости голосами. Через несколько секунд они обе засыпают, и их тихое ровное дыхание наполняет воздух. Но Дафна, как ни старается, не может присоединиться к ним. Сон не захватывает ее до тех пор, пока в окно не заглядывает первый луч рассветного солнца.

Софрония

Софронии нельзя плакать, только не в присутствии императрицы, не в карете по дороге в центр Бессемии, в место, где она и ее сестры в последний раз попрощаются. Слезы подступают к глазам, заставляют горло гореть, но она сдерживает их, зная, что на нее направлен взгляд матери, всегда жаждущей найти недостатки – в Софронии, кажется, больше, чем в Дафне или Беатрис.

«Слезы – это оружие, – любит говорить императрица Маргаро, поджимая пухлые накрашенные губы. – Но те, что льются передо мной, потрачены зря».

Софрония не собирается использовать свои слезы как оружие, но не может сдержать захлестнувший ее поток эмоций. Она заставляет себя сохранять самообладание, помня о том, что ее мать сидит напротив, такая молчаливая, стойкая и сильная, какой Софрония не смогла стать, сколько бы ни училась.

Карета подпрыгивает на кочке, и Софрония использует этот момент, чтобы вытереть успевшую пролиться слезу.

– У вас есть задания, – говорит их мать, нарушая тишину. Она кажется бесстрастной, почти скучающей, как будто едет на отдых в загородный дом, а не прощается со всеми тремя своими детьми сразу. – Я ожидаю новостей по мере вашего продвижения.

– Да, мама, – говорит Дафна.

Когда Дафна с матерью сидят вот так, бок о бок, невозможно отрицать имеющееся между ними сходство. Это нечто большее, чем чернильно-темные кудри, обрамляющие их лица в форме сердца. Большее, чем глаза с длинными ресницами: у Дафны они звездно-серебряные, как и у Софронии с Беатрис, а глаза их матери напоминают расплавленный янтарь. Большее, чем веснушки, танцующие над сводами их острых скул и вздернутыми носами. Это то, как они сидят: спина прямая, ноги скрещены в щиколотках, руки сложены на коленях. Это в линиях их поджатых губ и опущенных уголках рта.

Но, когда Дафна улыбается, в ней есть тепло, которого Софрония никогда не видела в их матери.

Эта мысль заставляет ее сердце болеть, и она отводит взгляд от Дафны, вместо этого сосредотачиваясь на бархатной подушке сиденья за плечом сестры.

– Да, мама, – повторяет она, надеясь, что ее голос прозвучит так же, как у Дафны – ровно и уверенно. Но, конечно, это не так. Конечно, она колеблется.

Глаза ее матери сужаются, и она открывает рот, готовясь к выговору, но Беатрис опережает ее. Когда она, как и всегда, бросается между Софронией и императрицей, на ее пухлых губах сияет холодная улыбка.

– А если мы будем заняты? – спрашивает она, поднимая брови. – Судя по тому, что я слышала, жизнь молодоженов может быть достаточно… занятой.

Их мать отводит взгляд от Софронии, вместо этого переключаясь на Беатрис.

– Прибереги это для Селларии, Беатрис, – говорит она. – Вы будете присылать новости о своих успехах, закодировав их так, как вас учили.

При этих словах Беатрис и Дафна морщатся, но только не Софрония. Ей шифры давались намного легче. Как бы ни любила сестер, она не может отрицать, что трепещет от удовольствия, когда у нее легко получается то, что дается им с большим трудом. Тем более что Софрония мало в чем преуспела. Ей не хватает мастерства Беатрис во флирте и маскировке, она не может сравниться с Дафной в обращении с ядами или отмычками, но может в два раза быстрее разгадать шифр и почти так же быстро создать его сама. И, хотя все они получали уроки по экономике, Софрония была единственной, кому действительно нравилось изучать налоговое право и просматривать счета.

– И я надеюсь, мне не нужно напоминать вам о том, что ваша жизнь в качестве молодоженов – просто игра? – спрашивает императрица, и ее взгляд так яростно упирается в Софронию, что кожа девушки начинает чесаться.

Щеки Софронии горят, она чувствует, как сестры смотрят на нее, и в их взгляде читается смесь жалости и сочувствия. В случае Дафны это еще и доля замешательства. Софрония не рассказала ей о разговоре, с которым мать отвела ее в сторону неделю назад, о холоде в ее глазах, когда она без всяких предисловий спросила дочь, есть ли у нее чувства к королю Леопольду.

Софронии показалось, что она звучала уверенно и искренне, ответив «нет», но ее мать все равно почувствовала ложь.

«Я не могла воспитать тебя настолько глупой, чтобы ты решила, что влюблена, – говорит она, передавая Софронии стопку документов. Это были отчеты их шпионов из Темарина. – Это не любовь. Ты его даже не знаешь. Он наш враг, и ты больше этого не забудешь».

Софрония сглатывает и отодвигает эти мысли в сторону, а вместе с ними и воспоминания о том, что было в документах.

– Нет, нам не нужны напоминания, – отвечает она.

– Хорошо, – говорит императрица, затем ее взгляд падает на Беатрис и становится еще более хмурым. – Мы почти приехали, поправь глаза.

Беатрис хмурится и тянется к изумрудному кольцу на правой руке:

– Знаешь, они от этого чешутся. – Она прокручивает изумруд и поднимает кольцо сначала над одним глазом, затем над другим, позволяя зеленой капле упасть с кольца в каждый из них. Беатрис пару раз моргает, и, когда снова опускает голову, видно, что ее глаза из серебряных, как у Софронии и Дафны, стали ярко-зелеными.

– Уверяю тебя, это не столь неудобно, как если бы селларианцы увидели твои тронутые звездами глаза, – отмечает императрица.

Беатрис снова хмурится, но не возражает. Как и Софрония, она знает, что их мать права. В Бессемии глаза, которых коснулись звезды, встречаются довольно редко – у детей, родители которых использовали для зачатия звездную пыль. Они не единственные члены королевской семьи с серебряными глазами, многие родословные продолжаются только благодаря достаточному количеству звездной пыли и иногда помощи эмпирея. Но в Селларии магия вне закона, и есть множество историй о селларианских детях, убитых из-за того, что у них были серебряные глаза. И Софрония задается вопросом, сколько из них просто родились с серыми глазами.

Карета останавливается, и одного взгляда за окно достаточно, чтобы понять, что они прибыли в пункт назначения – на поляну в центре леса Немария. Однако их мать остается на месте и медленно переводит взгляд с одной сестры на другую.

При ближайшем рассмотрении Софронии кажется, что в выражении лица матери она заметила нотку печали. Немного сожаления. Но уже через секунду оно исчезает, прячась за маской льда и стали.

– Теперь вы останетесь сами по себе, – тихо говорит императрица. – Меня не будет рядом, чтобы указать путь. Но вы всему научены, голубки мои. Вы знаете, что делать, знаете, кого атаковать, знаете их слабые места. Через год мы будем управлять каждым дюймом этого континента, и никто не сможет отобрать его у нас.

Как всегда, Софрония чувствует, что при упоминании о таком будущем ее сердце бьется чаще. Как бы ни боялась следующего года, она знает, что в конце концов оно того стоит – скоро весь континент Вестерия будет принадлежать им.

– У меня есть для вас еще кое-что, – продолжает их мать. Она залезает в карман платья, вытаскивает три маленьких зашнурованных мешочка из красного бархата и передает по одному каждой дочери.

Софрония открывает свой мешочек и достает содержимое себе на ладонь. По ее пальцам скользит холодная серебряная цепочка, с которой свисает один-единственный бриллиант размером меньше ногтя на мизинце. Быстрый взгляд подтверждает, что в руках у ее сестер точно такие же.

– Мама, это слегка не в твоем вкусе, – замечает Беатрис, поджав губы.

Это правда, их мать имеет склонность к более ярким украшениям: тяжелое золото, драгоценные камни размером с мячи для крокета, которые просто кричат о своей огромной цене.

Подумав об этом, Софрония все понимает:

– Ты хочешь, чтобы они остались незамеченными, – она смотрит на императрицу. – Но почему? Это всего лишь бриллиант.

При этих словах спокойные губы ее матери изгибаются в натянутой улыбке.

– Потому что это не бриллианты, голубки мои, – говорит она, берясь за запястье Дафны и застегивая цепочку браслета. – Я заказала их у Найджелуса. Если решите их использовать, делайте это с умом.

При упоминании Найджелуса Софрония украдкой переглядывается со своими сестрами. Ближайший советник их матери и королевский эмпирей всегда был чем-то вроде загадки, даже несмотря на то, что регулярно появлялся в их жизни с самого рождения.

Он был достаточно добр к ним, хоть и немного холоден, и никогда не давал им повода не доверять ему. Не только они его опасаются – весь двор недолюбливает его. Но все слишком сильно боятся их с императрицей, чтобы делать что-то большее, чем просто перешептываться.

Софрония может пересчитать всех эмпиреев на континенте на пальцах обеих рук. За исключением Селларии, их нанимает каждая королевская семья, и лишь немногие кочуют, ведомые своей природой или необходимостью обучиться. Хотя способность снимать с неба звезды у них от рождения, этот дар требует тщательного изучения. Нетренированные эмпиреи считаются опасными, потому что они якобы могут случайно сбить звезду и исполнить свое желание, просто произнеся его вслух. При жизни Софронии в Бессемии не родилось ни одного эмпирея.

– Звездная пыль? – насмешливо спрашивает Беатрис. – Честно говоря, я немного разочарована. За пару сотен астр я могла бы найти такой флакон у любого торговца в городе.

Беатрис – единственная из них, кто так разговаривает с матерью, и каждый раз, когда она это делает, Софронию пронизывает волна страха, хотя на этот раз она вынуждена согласиться. Звездная пыль не то чтобы редкость. Каждый раз, когда в Вестерии случается звездный дождь, жнецы прочесывают местность, собирая оставшиеся лужи звездной пыли, и фунтами приносят ее торговцам, которые собирают пыль в бутылки и продают вместе со своими драгоценностями и шелками. Щепотки хватает для одного-единственного желания. И пусть в ней недостаточно силы, чтобы сделать что-то большее, чем исцелить сломанную кость или убрать прыщ, но и это ценно. Звездную пыль можно найти в инвентаре любого достойного торговца за пределами Селларии, где не бывает звездных дождей. Согласно селларийским преданиям, звездная пыль – это не подарок звезд, а проклятие, и даже просто обладание ею – уже преступление. Жители Селларии считают отсутствие звездного дождя наградой за их благочестие и знаком того, что звезды улыбаются королевству. Но Софрония задается вопросом, не обстоит ли все наоборот. Может, эти предания служат бальзамом, убеждая жителей в том, что жизнь без магии, к которой у них нет прямого доступа, лучше.

Императрица только улыбается.

– Не звездная пыль, – говорит она. – Желание. От Найджелуса.

При этих словах даже Беатрис замолкает и смотрит на свой браслет со смесью трепета и страха. Софрония поступает так же. Хоть звездная пыль довольно обычная роскошь, желание от эмпирея – совсем другое дело. Обычно они загадываются лично, когда эмпирей произносит свое желание звезде и с помощью магии снимает ее с неба. Загаданные таким образом желания сильнее, чем магия звездной пыли, но звезд в небе не так уж много, поэтому их следует использовать только в самых крайних случаях. Насколько Софронии известно, в последний раз Найджелус загадывал желание звезде, чтобы положить конец засухе в Бессемии, которая длилась несколько месяцев. Его поступок, несомненно, спас тысячи жизней и предотвратил резкое падение экономики Бессемии, но многие считали, что цена слишком высока. Софрония все еще помнит то место на небе, где когда-то горела та звезда, часть созвездия Затуманенного Солнца, свидетельствующая об изменении погоды. Софрония задается вопросом, в каких созвездиях теперь не хватает звезд из-за создания этих безделушек.