Лобная местность

Правоверным до смерти не повезло встретиться на узкой тропе с рукопашником. Старший сержант Лимаев вернулся с войны домой с Орденом Мужества на груди и яростной ненавистью ко всем жителям Кавказа, особенно к тем, кто совершает намаз. Три месяца перебивался Чечен на гражданке случайными заработками: где машину покрасит, где грузчиком или разнорабочим подкалымит. Но «повезло». Серьезные ребята, те, с которыми Лимаев в юности занимался рукопашным боем, протянули руку помощи бывшему десантнику. Подхарчили, обогрели, предложили хорошо оплачиваемую работу.

Так Чечен стал киллером.

– Ты зачем, Чечен, в киллеры подался? – не единожды спрашивал своего товарища Качок.

– Братьев младших надо было кормить, – всегда спокойно отвечал на этот вопрос Чечен. – Нет плохой работы, есть плохие люди.

Киллер Чечен отправил на тот свет троих уголовных авторитетов, на которых ему указали заказчики. Они же, заказчики, и сдали Лимаева ментам. А следователи так заплели мозги орденоносцу, что тот все им рассказал: кто кого заказывал, как он убивал, где хранил оружие.

Не очень сложная задача заплести мозги тому, у кого их немного. Высшего образования у Чечена не было, а следователь пообещал, что если орденоносец ответит на все вопросы честно, то его отправят в Чечню на новую войну, дав возможность искупить вину.

– И ты поверил, Чечен? – в который раз интересовался Качок у кореша.

– А разве война кончилась? – вопросом на вопрос ответил Чечен. – Война в этой стране никогда не кончится. Так говорил мне в Ачхой-Мартане покойный комбат Силантьев.

Мэр Несмышляев не стал рассказывать Чечену о том, что такое синдром комбатанта, человека, который не может выйти из войны. Десантник, наверное, все равно бы не понял значения этого слова, а обозлиться на умника мог запросто. Поэтому Иван не стал грузить Чечена избыточной информацией. Тем более, что Качок и Чечен были в хате его семьей.

Валера Качин и Серега Лимаев не давали историка в обиду, вместе с ним харчились, с интересом слушали загоны мэра на исторические темы и очень ждали, когда же их повезут на суд.

Слушая истории сокамерников, Несмышляев думал о том, что его жизнь, пусть и проникнутая светом научных знаний, скорее похожа на монотонную повесть. В то время как судьбы Качка и Чечена – это и трагедия, и детектив, и триллер в одном флаконе. А про жизнь людоеда Федьки Плешивцева и говорить нечего. Настоящий фильм ужасов. Людоед заманивал доверчивых девчат в свое логово, месяцами их истязал под присмотром своей чокнутой мамаши, прежде чем отправить на тот свет, а после заняться фаршем из человечины.

Был кровавый след и в истории жизни Юрки Партизана – еще одного сидельца хаты «восемь-пять». Бывший охранник магазина инструментов и радиодеталей «Юный техник» Юрка Сажин по пьянке зашиб топором замначальника охраны магазина Григория Чурилина. Пили они после работы вместе в частном доме Чурилы. Съели на двоих три бутылки водки, а когда взялись за четвертую, черт дернул Чурилу сказать, что, как охранник, Юрка Сажин – полный ноль. Так, бесплатное приложение к газовому пистолету. Юрке такая оценка собутыльника категорически не понравилась, он был более высокого мнения о себе – чемпионе города по стрельбе с 25 метров из произвольного малокалиберного пистолета. Но спортивного пистолета – детища конструктора Марголина – под рукой не оказалось, а стало быть, и возможности подтвердить высокий класс стрелка. Тогда Юрка тюкнул собутыльника точнехонько прямо в темя обушком топора. Башка у Гришки Чурилина была как у быка, и промахнуться по такой мишени было сложно. Вот только призом за такое попадание была не медаль.

Протрезвев, Юрка рванул в бега. И два, целых два года скрывался в погребе у своей мамаши. Только по ночам, как крот, выходил из укрытия, проводя в убежище солнечные дни своей жизни. А когда Юрке исполнилось 40 лет, он пошел сдаваться полицию. Надоело кротовничать.

– Ну что, Партизан, в хате на шконке то лучше чалиться, чем в погребе на мешках картошки? – шутили над Юркой сидельцы камеры «восемь-пять».

Партизан в ответ улыбался и молча кивал головой. Мужик он был добродушный, ежели не пьяный. Да в камере водка не положена.

Или вот история дезертира Пети Николаева, которого в хате прозвали Лопух. В 18 лет Петьку призвали в армию и отправили служить во внутренние войска. Молодому вертухаю, охранявшему зэков в колонии, такая служба опостылела через год. По весне он решил сбежать до дому. Поймали Петьку на столичном вокзале и препроводили в хату «восемь пять». И там дезертир дал маху.

– В каких войсках служил, солдатик? – спросил Петьку старший по хате Валера Качок.

– Да я радист в войсках связи, по рациям секу, – начал врать солдат, думая, что попал в камеру к уголовникам, а не к «ментам».

– А с какими рациями ты знаком, воин? – продолжил расспрос Качок.

Петька в ответ назвал только те, которыми пользуются сотрудники полиции.

– Ну а к ментам как ты относишься, солдатик? – продолжал Качок качать юнца.

– Да я в натуре ментов ненавижу. Порвал бы всех легавых, дай мне только волю, – замахал руками дезертир…

Камера «восемь-пять» так и грохнула от смеха.

– Раз он своих не признает, давай под шконку дезертира? – заржал ребровой Чечен, обращаясь к старшему по хате.

– Тогда этот Лопух из-под шконки никогда не вылезет, Чечен, – ответил Валера Качин и пожалел Петьку, определив ему место на нижней полке у входа в камеру. Ну а кличка Лопух так и прилепилась к молодому вертухаю.

Если история Юрки Партизана – трагикомедия, то у Петьки Лопуха – комедия положений. А для бывшего сотрудника полиции Володи Чистякова, еще вчера доблестно ловившего хулиганов, заключение в хате «восемь-пять» стало прозрением. Служитель закона может ведь со скоростью выстрела превратиться в преступника, превысив свои полномочия.

– Кабы я знал, какие хреновые условия в камере СИЗО, то, клянусь, в два раза б реже задерживал мелких нарушителей. Пинка бы дал под зад и отпускал бы их на все четыре стороны, – признался как-то сокамерникам Чистый – вчера еще старший сержант батальона патрульно-постовой службы горотдела полиции. Вместо задержания мелкого хулигана, по пьяни обматерившего мента на автобусной остановке, оскорбленный Чистяков завалил буйного матершинника на месте из табельного «Макарова».

Во сне бывший старший сержант сильно скрипел зубами, мешая спать сокамерникам. Нервы. В камере Чистый держался обособленно, вероятно, крепко переосмысливал кульбиты своей жизни – еще вчера ему вручали медаль «За безупречную службу» в полиции, а теперь он кормит клопов на шконке.

Как нет на свете двух одинаковых людей, так не бывает и абсолютно идентичных биографий. В биографии Ивана Несмышляева тоже были сложные повороты. Далеко не обо всем мэр хотел бы рассказать даже маме родной. Тем не менее, и у него была своя история. Для кого-то, быть может, незамысловатая, для кого-то совершенно сказочная, но, в любом случае, неповторимая.

Сокамерникам было любопытно, как жил на воле Иван. А разве не интересно, как люди становятся мэрами или историками?

ГЛАВА VI

Исторический путь

Стать историком Ваня Несмышляев твердо решил, когда учился в десятом классе. Он прекрасно успевал по всем предметам, но именно учитель истории Александр Сергеевич Орлов был его любимым преподавателем. Неудивительно. Каждый его урок был ярким спектаклем одного актера.

Особенно восхищало Ваню в учителе умение совершенно просто, прямо-таки на пальцах объяснить сложные общественно-политические процессы. Например, происходившие в Великобритании. Скажем, почему виги и тори веками рубятся за места в парламенте, но какая бы из этих партий не получала преимущество в результате выборов, британская внешняя политика почти всегда антироссийская?

– Да потому что тори – это правая рука, виги – левая, а туловище-то у британского империализма одно, – жал себе руки рано поседевший историк Орлов. – Именно империалисты, владеющие основными богатствами Англии, крутят-вертят этими партиями как хотят, а наша страна с ее фантастическими запасами углеводородов является для империалистов лакомым куском. Они давно бы превратили нас в свою колонию, да только боятся ядерного советского кулака.

О каком бы этапе Отечественной истории не рассказывал Орлов, делал он это эмоционально. Жонглируя фактами, которых не было в школьных учебниках. На его уроках ученики и не думали шалить, завороженно слушая оратора. А как интонировал Орлов! Особенно хорошо получалось у него имитировать голос Сталина.

– Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала ряд городов и районов? Неужели немецкие войска и в самом деле являются непобедимыми, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты? Конечно, нет, – с характерным грузинским акцентом зачитывал историк Орлов фрагменты известной речи.

В эту минуту Ивану казалось, что это сам вождь народов обращается не только ко всему советскому народу, но и лично к нему – десятикласснику школы №4 города Л.

Орлов обладал даром перевоплощения, был человеком смешливым, обаятельным и весьма привлекательным для слабого пола.

Вокруг историка на переменах кружились молоденькие учительницы. Правда, эти классные дамочки яркий след в педагогике оставить не успевали, потому что к концу учебного года спешили в декретный отпуск.

Дети – на каникулы, а молоденькие учительницы – в декрет. Почему готовились стать мамами именно те, кого Орлов чаще всего смешил до слез? В том крылась загадка истории средней школы №4.

Сколько лет было историку Орлову, когда Иван учился в 10 классе? Наверное, лет 45?

Старшеклассник Несмышляев такой популярностью у противоположного пола не пользовался. В школе он был долговязым, застенчивым, угловатым подростком. К тому же носил очки в роговой оправе, а оттопыренные розовые уши были причиной постоянных насмешек над ним.

Ботан ушастый и Ванька-дурак – самое безобидные из его школьных прозвищ. Одноклассницы целовались с отпетыми хулиганами, а те держали в страхе таких ботанов как Несмышляев.

В 10-м классе Ваня влюбился в черноглазую и губастенькую Галочку Тимофееву, милую девочку из параллельного класса. Посылал ей записки, а однажды вызвался проводить до дома.

Девочку он провожал, бережно сжимая в руках ее синий портфель, но, едва за Галкой захлопнулась подъездная дверь, кто-то сзади постучал ему по плечу. Ваня обернулся и тут же получил кулаком в глаз от местного хулигана Сеньки Воробьева – Воробья.

– Я тебе дам, ботан ушастый, как за Галкой ухаживать, – наклонился Сенька над поверженным и показал ему кулак. – Еще раз увижу вас вместе, убью.

Ваня был совершенно унижен. После клевка Сеньки Воробья очки влюбленного сморщились прямо на переносице, стекло в роговой оправе треснуло, и домой он шел буквально на ощупь, спотыкаясь о кочки. Хуже того, Несмышляев был так напуган вероломным нападением, что при виде Галки Тимофеевой готов был бежать куда подальше. С той поры привычка не смотреть собеседнику в глаза совершенно укоренилась в Иване. Страх получить кулаком в переносицу стал его спутником.

Был бы Ваня Несмышляев спортсменом, ну занимался бы там боксом, борьбой, да хотя бы футболом, то наверняка попытался дать отпор хулигану, потому что спортсмены, Ваня был в том уверен, умеют за себя постоять. Но к спорту в то время он был совершенно равнодушен, считая, что занятия атлетическими упражнениями лишь отнимают время от учебы. К тому же ему совершенно не хотелось быть в спортзале грушей для битья.

«Лучше быть первым в учебе, чем последним в спорте», – примерно так рассуждал Иван в детстве, соглашаясь с мамой.

Однако, несмотря на юношеское несовершенство гадкого утенка, на эти чертовы очки в роговой оправе и неумение дать сдачи обидчикам, у Ивана было одно важное преимущество перед многими сверстниками. Он всегда был опрятен, ходил в школу в отутюженных костюмчиках, а воротнички его рубашек всегда были белоснежными. Более того, при нем всегда был чистый носовой платок. Мама Ванюши, врач-ортопед Зоя Николаевна Несмышляева, не жалела средств на то, чтобы ее отпрыск всегда был прилично одет. И только один раз она едва не всыпала сыну ремня, когда тот, учась в 5-м классе, пришел домой грязный с головы до пят.

Как выяснилось, Ванечка испачкался как трубочист во время урока природоведения, когда весь класс отправился на местное озеро наблюдать за чайками. Птицы эти из года в год прилетали на гнездовье в город Л.

По весне чаек тут становилась даже больше, чем самолетов – главных крылатых обитателей окрестностей. И днем, и ночью самолеты парили над городом, взлетая и приземляясь на бетонные полосы крупнейшего в стране аэропорта, единственного в стране обслуживающего регулярные трансатлантические рейсы. Город-самолет! Так называли местные жители свой населенный пункт, который лет 60 назад приобрел муниципальный статус. Аборигены города Л. даже грозили из окон многоэтажек пилотам-лихачам, которые слишком низко заходили на посадку, даря при этом недовольным горожанам воздушные поцелуи прямо из кабин самолетов. Служителям большой авиации не было дела до жителей провинциального городка, окруженного соснами и елками, болотами да мхами…

Тем не менее, не самолет, а озерная чайка прижилась на гербе города Л. Сначала места хватало им обоим. Однако, после того, как аэропорт был прирезан чиновниками к территории другого городка, железная птица исчезла с герба города Л., хотя пилоты-лихачи продолжали досаждать местным жителям.

Но разве это повод так извозиться в грязи для хорошего и правильного мальчика Ивана Несмышляева?

– Береги платье снову, а честь смолоду… Ты же отличник и примерный ученик, а не какой-то там Иванушка-дурачок, – испуганно глядя на чумазого сына, изумилась мама, взялась было за ремень, но тут же отложила его в сторону. Бить детей ремнем она считала варварством.

Мама Ивана, очень набожная женщина, была и против занятий сына спортом, рассуждая так: «Спорт – это не смирение гордыни, а прямая дорога к созданию кумира, что совсем не по-христиански». К тому же все спортсмены, она это знала прекрасно, подвержены травмам.

А папы у Вани не было.

Точнее был, конечно, но он его никогда не видел, а мама все расспросы об отце пресекала на корню: «Был да сплыл лейтенант из военного училища».

От папы-лейтенанта осталась лишь одна пожелтевшая фотография в семейном альбоме, а фамилия Несмышляев досталась Ване от деда Николая, отца Зои Николаевны.

Маму радовало, что ее сын прилежно учится в школе, ходит в кружок «Юный фотограф» и собирает почтовые марки. Ну а что, – безобидное хобби. Зою Николаевну совершенно не огорчало, что сын после школы все свободное время проводит дома за учебниками или перебирает альбомы с марками.

«Все лучше, чем бесцельно шататься по дворам, дуть пиво или еще какую гадость в компании с юными вертихвостками», – считала мама Ивана и очень гордилась, что сыну была доверена в школе общественная работа.

Нет, Ваня Несмышляев не был избран президентом 10 «Б», то есть его старостой, как эта школьная должность именовалась во времена Советского Союза. Несмышляев родился в СССР, но учился уже в российской школе. Он был избран в актив класса и назначен его мэром. По сути, став первым заместителем президента (старосты) 10 «Б».

На мэра класса возлагалась задача обеспечивать дисциплину и порядок на уроках.

Казалось бы, как ботан ушастый Иванушка-дурак мог справиться с такими обязанностями, не обладая особой физической силой? Как люди говорят: мал клоп мал, да вонюч. А для кого-то мал золотник, да дорог.

Ваня отмечал факты нарушения дисциплины во время уроков в специальном блокноте, а потом доводил их до сведения могучего одноклассника и президента 10 «Б» Андрея Курицына, сына местного бизнесмена, которого в городе Л. боялись все.

Курицын-младший, весь в отца, держал в кулаке не только свой класс, но и всю школу. Естественно, шалости одноклассников на уроках не ускользали от внимания Курицына-младшего, но достойными родительского наказания они становились только после занесения в блокнотик Вани, который непременно просматривала классный руководитель и учитель физики Светлана Георгиевна Николаева. А эта отважная женщина не боялась даже Курицына-старшего.

Курицын-младший старался не ссориться с Ванькой, потому что в блокноте у Несмышляева был компромат на всех одноклассников.

Выходит, Ваня стучал на своих одноклассников учительнице. Но при этом стукачом Иван себя не чувствовал, потому что совершенно искренне считал, что выполняет важное общественное поручение по поддержанию дисциплины в классе. Несмышляев с детства был приучен мамой к порядку. Командовать одноклассниками он боялся и не умел, но покорно подчинялся учителям и президенту класса. В то же время ему невероятно нравилось занимать важный пост и чувствовать свою особую значимость.

В общем, нет ничего удивительного в том, что за годы учебы в школе послушный и ответственный ученик Иван Несмышляев не обзавелся близкими друзьями, но окончил ее с золотой медалью.

Когда Ваня сказал маме, что хочет быть историком, как школьный учитель Александр Сергеевич Орлов, она не сильно противилась. Конечно, мама хотела, чтобы Ванечка пошел по ее стопам и стал врачом-ортопедом, однако и работа школьным учителем была, по ее мнению, не менее благородной, чем профессия врача.

Конечно, если бы мама настояла, Ваня, вероятнее всего, подал бы документы в медицинский институт. Ведь он никогда ей не перечил. Однако Зоя Николаевна знала, что сын боялся вида крови.

Ну что ж, исторический, так исторический.

И Несмышляев поступил в университет на истфак.

Когда через год студент зашел в школу, чтобы навестить классного руководителя, то узнал, что Галка Тимофеева из параллельного класса вышла замуж за Курицына-младшего, а Сеньку Воробья арестовали за распространение наркотиков. Но эти события мало волновали студента Несмышляева. Он с головой окунулся в новую жизнь.

ГЛАВА VII

Ивановы университеты

С каким багажом жизненных знаний он поступил в университет? Вкуса спиртного и сигарет первокурсник Несмышляев не знал. Не имел он ровным счетом и никакого сексуального опыта.

– Вредные привычки – помеха на пути человека разумного к самосовершенствованию, а прелюбодейство – страшный грех, – твердила ему мама.

И эти слова так крепко засели в его голову, что он даже не желал задумываться о том, какие именно удовольствия испытывают сверстники, когда смолят сигареты или запросто перед уроком, например, химии, могут жахнуть банку пива, если не две. Про сладость сексуальных утех Иван и думать стеснялся.

Даже на «вписке» – самодеятельном посвящении одногруппников в историки – Ваня не пригубил и шампанского.

В комнате студенческого общежития ревела из магнитофона модная тогда песня Леонида Агутина: «Хоп-хей, ла-ла-лэй, где вопрос, а где ответ. Хоп-хей, ла-ла-лэй, что не говори. Хоп-хей, ла-ла-лэй, то ли верить, то ли нет. Хоп-хей, ла-ла-лэй, но бог тебя хранит», а Иван тихо сидел в самом уголочке, потягивая апельсиновую «Фанту» из граненого стакана. Сидел и внимательно слушал, как его сотоварищи, перекрикивая магнитофон и друг друга, делятся яркими примерами своей уникальнейшей самобытности.

Когда попойка уже грозила перерасти в буйную пьянку со стриптизом – Иван тихо исчез с вечеринки, как будто его там и не было.

Тихоню Несмышляева выбрали старостой группы как раз потому, что никто из одногруппников совершенно не желал возлагать на себя общественную нагрузку. До неё ли, когда молодая кровь бурлит шампанским, тиски былой родительской опеки ослабли, а инстинкт размножения туманит мозги, заставляя сближаться едва ли не с первой встречной.

Надо понимать, что в любом университете девичьих юбок не сосчитать и всех дам не переставить в интимную позу. Необъятное не обнять, но нужно стараться шмелем облететь все яркие цветы, если ты, конечно, настоящий Студент. Товарищи Ивана без устали кадрили студенток и гордо дышали перегаром даже на лекциях. Полный гаудеамус игитур! Что в переводе с латыни означает: будем веселиться или возрадуемся!

Пока староста группы Иван Несмышляев корпел над учебниками, вел групповой журнал посещаемости занятий и регулярно принимал участие в работе старостата факультета, его однокурсники «крольчатились» или «тараканились», как сумасшедшие.

Как будто кто-то, находящийся в студенческой иерархии много выше деканов и ректора, наделил однокурсников возможностью размножаться исключительно лишь во время учебы в университете. А дальше – ни-ни. В общем, умри, но возлюби скорей самую ближнюю.

С такой внутренней установкой прожигали студенческую жизнь два, как модно теперь говорить, брутальных товарища Ивана – высокий блондин Сергей Слабей и чернявый красавец Андрей Пересветов. Однокурсники называли их Ослябя и Пересвет, как монахов-воинов, легендарных героев Куликовской битвы.

За Иваном же поначалу закрепилось прозвище Несмышля, со временем съежившееся до «С мышь». Мышиной возней казалось однокурсникам стремление тихони Ивана посещать каждую лекцию, быть вежливым до подобострастия с каждым преподавателем и сдавать зачеты досрочно.

За глаза старосту Несмышляева уже поднаторевшие в латыни студенты называли еще хуже – Иванушка – stultus, то есть, дурак. Потому что большая половина из них считала, что задача студента сдать сессию не уча, ибо уча, каждый дурак сдаст.

Но дураком Ивана называли только за глаза, потому что, сколько не подсмеивайся над очкариком-активистом, именно староста группы ездил в университетскую бухгалтерию за деньгами, а потом по списку выдавал студентам стипендии.

Да и просто студенты могли попросить у Ивана конспект пропущенной лекции. Он не отказывал, ощущая особую свою ответственность за успеваемость целой группы.

Разбуди его в то время ночью и спроси: кто есть староста группы? Ваня без запинки ответил бы: «Староста группы – формальный глава группы и промежуточное звено между студентами и администрацией учебного заведения».

Пока Ослябя и Пересвет, не покладая «копий» и с богатырской удалью пронзали сердца симпатичных студенток, Иван усиленно грыз гранит науки. А чтобы притушить все сильнее разгоравшееся влечение к прекрасному полу, он решил заняться спортом.

Нет, не боксом или единоборствами. Наученный горьким опытом капитуляции перед кулачищем Сеньки Воробья, Ваня не хотел получать по лицу. Это, в конце концов, больно, черт возьми.

В университете Иван занялся полиатлоном.

Что такое полиатлон? – он навел справки в интернете, прежде чем записался в студенческую группу тренера Ивана Алексеевича Переверзева.

Чтобы достичь побед в полиатлоне, драться не требовалось. Надо было резво бежать 3 километра, быстро плыть в бассейне, далеко метать гранату и метко стрелять из пневматики.

– Каким видом спорта занимался? – спросил тренер у худосочного студента-очкарика во время знакомства.

– Никаким, – смущенно ответил Иван. – Но я упорный, обязательно наверстаю.

Спортивному упорству отличника Ивана Несмышляева можно было позавидовать. Он не пропускал тренировок, усиленно бегал и прыгал.

Мама Ивана, хоть и не любила спорт, была только рада, что ее сын нашел новое хобби. «Полиатлон – хорошее средство от полигамии. Не всю же жизнь ребенку марки перебирать» – рассудила она, продолжая обеспечивать сына-студента. Каждое утро Иван ездил из дома в университет и обратно на пригородной электричке. Полтора часа до Москвы и столько же времени обратно. Правда, из-за тренировок, Иван возвращался в город Л. поздно вечером, но время в дороге не терял, читая толстые учебники и не менее объемные биографии выдающихся исторических личностей.

Уже через два года занятий полиатлоном Несмышляев стал призером чемпионата столицы и выполнил норматив мастера спорта. Таким значком не могли похвастать его одногруппники. Кажется, весь молодецкий пыл студенты Ослябя и Пересвет истратили на «дам-с» и алкоголь, так и не сумев окончить ВУЗ.

Ослябю отчислили из университета на втором курсе за неуспеваемость, а Пересвета на пятом. Но по другой причине. Пересвет чуть не стал участником громкого международного скандала, положив глаз на дочь президента одной африканской страны. Она тоже училась в этом университете и тоже желала страстной любви. Студент Пересвет едва не пал ее жертвой.

Дочь президента внезапно забеременела, о чем радостно сообщила своим африканским предкам. Перспектива стать зятем пусть даже короля целой Африки Андрея Пересветова совершенно не прельщала, потому что его «шоколадка» с белыми как рафинад зубами и курчавыми, куда не поцелуй, завитушками волос однажды рассказала возлюбленному историю, как неверных мужей дочерей президента в ее стране сажают на кол.

Не дожидаясь приезда будущего тестя в Москву, Пересвет по-быстрому забрал документы из ВУЗа и спрятался в рядах нашей доблестной армии.