Тайна академика

Иногда это было страшно, иногда волнительно, но я всегда был готов вкусить новую порцию воспоминаний, чтобы собрать их воедино и, в конце-концов, понять, что, на самом деле произошло на станции «Филимоново».

Порой, я инстинктивно прокручивал сны в голове, сопоставляя их с реальностью, но события из них путались и перемешивались с моими надуманными фантазиями, мешая мне, как следует во всем разобраться. Но, бывало и так, что развалившись на теплой печке, я крепко засыпал под запах печеного хлеба и топленого молока, не о чем, не беспокоясь, тогда, сны были ясными и подробными. Я их хорошо запоминал и мог вспомнить после того, как просыпался.

Мысленно, я видел то одну, то другую сцену случившегося, и, в конце концов, смог собрать их воедино:

… «Причина появления ледяного круга в глубоких долинах и укромных местах, в том, что Небесные люди, иногда приходят поделиться мудростью, и сейчас настало как раз такое время. Небесные жители, выходят в мир редко и встретить их трудно, но даже если они выходят, встретить человека который сможет понять их, еще труднее.

Густое облако распространится повсюду, и шар проявится в мире так, как приплывает дождевое облако, с ярко блистающими молниями, которые разносят раскаты грома. Со стороны, может показаться, что до него можно дотронуться, но это не так, и рисковать не стоит.

Колесница небесных жителей не имеет собственной природы, она впитывает природу человека, который в нее взберется. Это знание – постоянно, и постигнув его на месте пути, сможешь управлять ей, следуя своим способностям.

Чаще всего, это происходит зимой, когда у деревьев нет веток и листьев, а есть только чистота.

Живущие вне времени небожители, появляются в мире, только благодаря предназначению совершить Великое дело. Это делается для того, чтобы привести людей на путь знания.

Земля должна быть ровной, гладкой и чистой. Нужно взойти на нее, когда ее почвой будет лед. Там пройдут восемь дорог, которые свяжут меж собой города, а по обочинам, будут стоять в ряд вечнозеленые деревья, которые всегда полны цветов и плодов.

Лучшее место для этого, – горы где есть река, деревья и скалы.

Из-под воды, возникнет туман, который распространит невидимый огонь. Туман, который повсюду и от которого голод и жажда. Будет очень страшно. Из-за чрезмерного увлечения происходящим, огонь может причинить вред, поэтому, нужно быть осторожным.

Когда одни путешествуют, другие ждут, один подходит к воротам и входит в центр круга, он должен вернуть туристов обратно, которые будут слышать его голос или мысли, но будут так увлечены, что не будут обращать на его слова никакого внимания, ибо в это время они путешествуют во времени. От рождения до смерти, но, если в круг вступит человек недовольный и злонамеренный, он будет вращаться таким образом, что будет тощим и черным, он будет страдать от голода и жажды, кости и мясо его иссохнут, потому что прервал посадку небесного жителя. Возможно, он лишится глаз, оглохнет и онемеет, запах его станет мерзким.

Запомни! Управлять колесницей сможешь с помощью одного чудесного звука»…

Много дней прошло после того странного происшествия, и вероятно мне больше никогда не встретиться с небесными жителями, но как же сильно хочется вернуть все обратно.

Честно говоря, я и так, слишком затянул дни своего пребывания в Канске, которых уже не сосчитать. Поэтому в самое ближайшее время, я намерен покинуть этот ледяной город, и вернуться в Москву, а пока, я собираюсь зайти в распивочную и утолить жажду двумя стаканами местного пива.

Должен сознаться, но, к моему глубочайшему сожалению, в пиве я разбираюсь куда меньше, чем в теткиной еде, так что мне неизвестно каково оно бывает на вкус. Местное, оказалось горьким, липким и совсем без газа. Но, даже после этого подозрительного напитка, мои мысли прояснились, а постоянное, внутреннее напряжение, испарилось вместе с последними пузырьками газа в моем стакане.

Все последние дни, моим единственным утешением здесь, были воспоминания о прошлом и ожидание будущей встречи с профессором Романовым, у которого я когда-то учился в Императорском университете. От этой встречи, признаюсь честно, я ожидаю если не всего, то очень многого.

Господи, как я устал от потерянного времени, проведенного в этом городе. Мне не хватает здесь воздуха, не хватает свободы. Меня так сильно раздражает этот грязный снег. Пора возвращаться. Пора обратно в Москву.

Москва. Сентябрь, 1910 года.

В Москву я вернулся в начале сентября 1910 года, с единственной мыслью, – как можно скорее попасть в Императорский университет, на прием к профессору, которого, я находил очень мудрым и грамотным человеком. На мой взгляд, это был единственный человек, кто смог бы разобраться в этой загадке.

Российский ученый, академик Романов Владимир Владимирович, сумел не только первым проникнуть вглубь земли, изучая минералы и их строение, но и был почетным членом общества «Русский космизм», в которое входили такие известные личности как Николай Федоров, Константин Циолковский и Пьер де Шарден.

Его исследования, совместно с успешной работой химиков Императорского университета, доказали несостоятельность доминирующих теорий о кристаллической структуре известных нам минералов, а Якоб Берцелиус, окончательно поставил точку в вопросе органики, доказав, что принципиальной разницы между химией растений и химией животных не существует.

Этот прорыв в научном мире, и все, что произошло со мной за последнее время, вызвало во мне желание поделиться с Владимиром Владимировичем тем, чему я стал свидетелем на станции Филимоново, Красноярского края.

25 сентября.

Сегодня выдался хороший солнечный день, один из тех осенних дней, когда хочется посидеть в тенистом скверике и спокойно поразмышлять о жизни. Пока что, все складывалось благополучно и беззаботно. Многое о чем я мечтал, начало воплощаться в реальности.

Я приехал на кафедру кристаллографии и минералогии, где во время моей учебы, Владимир Владимирович работал заведующим минералогическим кабинетом.

Не думал, что через семь лет, вернусь в родной университет, в поизносившемся пальто и с довольно усталым видом.

Какой позор! Я, выпускник Московского Императорского университета, теперь, неустроенный и обездоленный, буквально, балансирующий на грани, за которой нищета и социальный стыд, никогда бы не подумал, что жизнь, может преподнести мне вот такой сюрприз, но, мой план убедить профессора Романова, в необходимости изучения Тунгусского феномена, перевешивал тот стыд, который овладел моей сущностью.

Когда я очутился в длинном и узком коридоре университета, моя голова была забита разными мыслями и всевозможными вопросами, которые мне хотелось задать и обсудить с профессором Романовым.

Одинаково одетые студенты, все в белых рубашках и черных брюках, двигались навстречу друг другу, во весь голос, болтая о начале учебного года. Но, даже среди одинаковых, иногда, встречаются люди, которые с первого взгляда привлекают к себе больше внимания, чем все остальные и именно сейчас, во всей этой черно-белой массе, я и заметил того-самого молчаливого лаборанта, кто вечером засыпает под чтение скучного учебника по прикладной химии, а среди ночи просыпается от голода.

Он был весьма любезен со мной, и показал, как пройти к профессору Романову. Всю дорогу он не проронил ни слова, и только возле дверей кабинета профессора, твердо произнес, что профессор человек занятой и по пустякам его лучше не беспокоить. Я спросил его, сколько человек за день принимает профессор, на что он ответил: много, но не всех.

Вот так, я и попал в кабинет профессора Романова Владимира Владимировича. Профессор, как и все ученые мужи, сидел за большим деревянным столом и что-то увлеченно штудировал, выписывая отдельные слова себе в блокнот. Светлая морщинистая кожа, прямые седые волосы и густая борода, указывали на его почтенный возраст, и даже, несмотря на большую разницу в годах, он был очень близок молодому поколению студентов, и считал их своими друзьями, наверно потому, что и сам, за время своей научной деятельности, успел побывать учеником у пятнадцати блестящих ученых мужей, среди которых особо выделялись Докучаев, Менделеев и Вагнер.

Он был одним из тех, кто согласится на любую помощь, ради жажды приключений, ну, и отчасти, еще это было обусловлено, его безудержным желанием, пополнить свой внутренний багаж новыми знаниями.

– Милостивый государь, Владимир Владимирович! Здравствуйте! – не без смущения поздоровался я.

– Вы по какому вопросу? – не поднимая головы, отозвался профессор.

– Владимир Владимирович, это я, – Миша Зиновьев!

– А-а-а, Миша, проходи! – с торжеством в голосе ответил профессор, и закрыл тетрадь с записями, отложив ее в сторону. – Рад тебя видеть. Присаживайся. Не случилось ли чего?

– Случилось… еще, как случилось!

– Коли что серьезное произошло? – поспешил поинтересоваться Владимир Владимирович. – Ну, ничего, ничего! Ты рассказывай, все рассказывай, если не я, то кто еще тебя выслушает.

С Романовым Владимиром Владимировичем, мои отношения завязались, когда я был еще студентом Московского Императорского университета, а точнее, в момент защиты своей дипломной работы, посвященной классификации минералов, предложенной Якобом Берцелиусом в 1824 году. Я до сих пор помню, какое сильное, первое впечатление, на меня произвела наша встреча. Разумеется, это произошло потому, что он был моим экзаменатором, которого я, в своих мыслях наделил всевозможными качествами и знаниями присущими профессорам Императорского университета. На деле же, Владимир Владимирович оказался куда умнее, чем я мог себе тогда вообразить. Он полностью был пропитан знаниями и сиял от этого, чем и привлек мое внимание.

Профессор встал, и налил себе стакан воды, а я вспомнил о главной цели своего визита:

…«Еще с минуту я наблюдал за любопытными метаморфозами, которые происходили с его телом, а потом он замер, словно в конвульсии и вдруг резко протянул мне серо-зеленый минерал. И, как только я взял его в руки, то тут же понял, что это не просто камень, ведь обыкновенный камень не может быть таким теплым.

На первый взгляд, это было похоже на простой серый голыш, в более точном смысле этого слова, – небольшой, серый минерал с зеленовато золотистыми вкраплениями по всей поверхности. Но, он был теплый! Наверно, в нем таилась неведомая и тайная жизнь.

Мной овладело состояние крайнего возбуждения, а единственная мысль о путешествии, выжигала мозг изнутри. Нет! Она не пропала, наоборот, облекаясь понятными мне символами и образами, она словно струилась через этот загадочный минерал, будто, это был сказочный переводчик информации, переданной мне коричневым обитателем шара»…

Чтобы повысить свои шансы на успех, я собирался рассказать профессору Романову обо всем, и даже, если будет нужно, готов был солгать, лишь бы добиться желаемого результата.

Я собрался с духом, и на одном дыхании поведал обо всем, что замыслил рассказать. Поведал, как лишился дома, как поехал к ссыльной тетушке в Канск, как по дороге стал свидетелем уникальных событий произошедших на Тунгуске. Как целый год вспоминал по крупицам все произошедшее со мной. Показал артефакт, и рассказал, как стал единственным человеком, который видел коричневых небесных людей, которые готовы поделиться со мной знаниями и невообразимыми технологиями.

Владимир Владимирович задумался, и меня это не на шутку встревожило.

Я знал, что он располагает нужной властью для осуществления задуманного, и понимает, чего от него хотят, но я не знал, как он отреагирует на такой, мягко сказать фантастический рассказ.

Он встал из-за стола, и, выстукивая карандашом какую-то незнакомую мне мелодию, сказал:

– Работы на кафедре сейчас нет, но, если ты готов безвозмездно проводить кристаллографические исследования своего минерала, плюс к этому, вести составление и систематизацию минералогической коллекции университета, не вижу никаких препятствий, чтобы обсудить это более подробно, – заметил академик.

– Означает ли это, что вы согласны? – спросил я.

– А знаешь? Почему бы и нет, – кивнул профессор, и взял в руки серо-зеленый минерал. Лицо его тут же изменилось, и он с опаской и интересом взглянул сначала на камень, а потом и на меня.

– Действительно теплый! Такого я еще не встречал, – осторожно заметил Владимир Владимирович. – Хорошо! Расскажи обо всем подробно.

Из письма академика Романова В.В.

написанного в 1910 году:

Дорогой друг!

Спешу Вам сообщить,

У Полярного круга, на территории Эвенкии случилось загадочное происшествие. С одной стороны, Российская пресса оперативно сообщила публике о последствиях падения метеорита. С другой стороны, я знаю об этом событии не понаслышке и имею на руках часть артефакта и кое-какую информацию.

Один из моих студентов, разумный и добрый человек, был там в это время и поведал мне о случившемся. По словам моего воспитанника, к слову сказать, он не единственный очевидец этого события, это был не метеорит, а воздушный объект, умещавший в себе живое существо. Попавший под земной свет воздушный объект подвергся химическому изменению, причем очень энергичному.

Большая часть этого процесса для меня не ясна, могу лишь предположить, что свет в данном случае является агентом, который вызвал метаморфозы небесного тела. К сожалению, область этой реакции совершенно не изучена. Очень надеюсь на вашу помощь в этом деле.

Пока мы узнали, что Земля и вода, являются местом проявления электроактивных свойств воздушного объекта небесного жителя.

Получается, что материя объекта, относится к переходным созданиям между энергией и материей. Но это немыслимо!!!

С того момента, как я получил доступ к артефакту и информации о «Небесном жителе», для меня все резко изменилось. Передо мной открылись совершенно новые электроактивные процессы, связанные с глубоким изменением материи.

Я теперь нахожусь у предела нового великого синтеза представлений о природе времени, последствия которого мне сейчас даже трудно учесть при всех условиях нашего проникновения в будущее.

Не нужно ли нам встретиться? Не может ли пригодиться, наше общее знание, по такому, крайне неординарному случаю? Любящий вас, старый друг Владимир Романов.

На письмо Романова, Альфред Леруа ответил письмом от 14 ноября 1910 года:

Милый Владимир Владимирович,

Конечно, я знал о падении Тунгусского метеорита, из прессы. Не только в Москве писали об этом, но и в Берлине, где не могли не заметить этого происшествия.

Все газеты печатали об этом явлении. Гипотез выдвигалось множество, разнообразие которых просто зашкаливало.

В таком количестве информации, я не смог разобраться. Это было чертовски трудно, тем более большая часть публикаций была откровенной ложью.

Очень возможно, что образование эманаций и распада этого элемента, является последней стадией, в результате которой получилось его нынешнее состояние. Может быть, дальнейшее изучение докажет существование нового вида, ибо, бесспорно, образуясь во время электроактивных реакций и не являясь формой энергии, это «тело» нужно изучить досконально.

Нам, ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно встретиться. Если вам удобно, то 16 января в лаборатории Флеминга в Киле. Это не так трудно как кажется.

Дружески жму руку. Альфред Леруа.

Из письма Романова В.В.

12 декабря, 1910 года:

Дорогой друг!

Получил ваше письмо, и очень обрадовался нашей скорой встрече. Знания, полученные от исследования «небесного элемента» не просты, а потому не могут быть доступны всем. Поэтому, прошу вас не распространяться о нашем будущем исследовании.

Все дело в том, что мобилизация Сербии и Герцеговины, накалила политическую обстановку в России, и будет несомненной ошибкой, сейчас заявить о прорыве в области электроактивной энергии и электромагнетизма.

Как бы ни был в будущем решен вопрос об источнике энергии и силе, которая сохранилась и действует в частичке «небесного элемента», она представляет химическую реакцию, резко отличную от всех известных нам процессов.

Оказалось, что активность «небесного жителя» напрямую связана с электромагнетизмом и радиацией, и поскольку, радиоактивные явления еще плохо изучены и напрямую связаны с его «небесной колесницей», я допускаю, что при действии этих явлений, у нас появится возможность, встретиться с «небесным жителем» наяву.

Остальное скажу вам при личной встрече. Может, приведет Господь.

Владимир Романов.

1910 г. Декабря 26. Г.И.

26 декабря 1910 года.

Берлин.

Милый Владимир Владимирович,

Во всем этом есть огромное научное значение. Институт Базе в Калькутте, исследует подобные материально-энергетические проявления, свойственные как живым так и «неживым» телам. Они пришли к выводу, что процессы, проходящие в живом веществе, резко отличаются от процессов, проходящих в «неживом веществе» (химические элементы, горные породы и т.д.).

Одинаковые процессы протекают по разному, с точки зрения времени, т.е. жизнь в неживом веществе протекает в сто тысяч раз медленнее жизни человеческой, соответственно, жизнь небесного жителя, может протекать в тысячи раз быстрее. Значит, ваши изыскания нужно рассматривать, в аспекте «Фактора времени».

Учитывая, что у вас есть необходимая информация и находится единственный экземпляр артефакта, который может перевернуть все доселе известные научные исследования, я полностью разделяю ваше опасения, касаемо афиширования. Считаю себя обязанным содействовать вам в ваших изысканиях.

Никто кроме меня, и вас, не будет знать об этом.

Вы меня обяжете, если сообщите, когда вас ожидать. С уважением Альфред Леруа.

Из письма Романова В.В.

3 января, 1911 года:

Дорогой друг!

Я запоздал с ответом, вследствие перебойной работы почты в Новогодние праздники.

Ваш «Фактор времени» безусловно, важный аспект составляющей всей моей работы, и я думаю, что будет справедливо поделиться с вами важностью моего нового открытия.

По моему мнению, человеческая жизнь произошла не от обезьяны, хотя некоторые и отстаивают теорию натуралиста путешественника, которую очень любят. Но задумайтесь, – например, для меня, – это всего лишь вопрос веры, более ничем не подтвержденный.

Все дело в том, что, как мне кажется, я понял, как мы можем использовать артефакт. Согласен! Мой метод, может вызвать некоторые сомнения своими противоречиями, но он точно деятельный, и в случае успеха, мы получим ответы на вопросы: – Что это, за сила, которая не подчиняется времени, можно ли изменить ход событий в истории с ее помощью, и как правильно воспользоваться этим знанием?

О «Времени» скажу вот что: Время – это всего лишь река (человеческого существования), через которую никто из нас, до сегодняшнего дня, не мог переступить, и которая, на самом деле, не имеет границ.

Я думаю (советую думать так же и вам), что мы находимся на пороге открытия без сомнения более важного, чем те, за которые вручают медаль Дарвина.

Прибуду 13 января. В надежде на скорую встречу. Владимир Романов.

«Есть в этом что-то волшебное: уезжаешь одним человеком,

а возвращаешься совершенно другим».

Кейт Дуглас Уигген.

Перед самым отъездом в Кайзеровскую Германию, близкие друзья, разумно посоветовали академику Романову не выделяться из толпы, и стараться меньше разговаривать на русском, иначе полиция приставит хвост, от которого потом, просто так не избавиться.

Владимир Владимирович признал это необходимым условием своего путешествия, и сначала добрался до Будапешта, а уже оттуда, аккуратно и не задерживаясь в городе на Дунае, сразу направился в Берлин.

В первой половине 1910 года, Германия стала второй экономикой в мире, после Соединённых Штатов. Господство Германии в области химии и биологии было таким, что треть всех Нобелевских лауреатов были немецкими исследователями. Конечно, Владимир Владимирович не напрашивался к ним в гости, и не разделял проавстрийские и германские идеи независимости, но, он был очень рад навестить старого друга и единомышленника Альфреда Леруа. Тем более, это касалось его собственных исследований.

Через два месяца, после встречи русского царя с кайзером в Потсдаме, и подписании договора по Османской империи, который хоть немного разрядил напряженную обстановку, академик Романов, встретился с профессором Кильского университета, и по совместительству имперским агентом, Альфредом Леруа:

– Дорогой мой друг, как добрались?

– Благодарю, хорошо, хотя на границе не спокойно, – ответил Романов.

– Спасибо, что нашел время и возможность приехать.

– Мне в высшей степени интересно узнать твое мнение по этому вопросу.

– Буду счастлив, присоединиться к твоим исследованиям, – заметил Альфред с улыбкой. – Ну, рассказывай, как семья, как работа?

– Родители живы, еще бодры, с отличной памятью, – участливо ответил Романов. – Что касается меня, то, пожалуй, жизнь моя сейчас в большей степени состоит из приближения к совершенству, которое, к слову сказать, мы можем достигнуть вместе!

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Альфред и предложил профессору прогуляться.

С этой встречи, потянулись прохладные, зимние вечера, наполненные логичными суждениями и спорными противоречиями, эксцентричностью и ожиданием нужного результата.

Во всех спорных вопросах относительно «небесного элемента», предстояло разбираться в университете Кристиана Альбрехта, поэтому, все документы были пронумерованы, артефакт упакован и доставлен в город Киль.

Альфред Леруа занимался химико-геологической стороной вопроса, и не скрывал своей озабоченности тем, что для полноценного исследования им обязательно понадобится помощь биолога.

И уже через месяц, когда они обнаружили, что артефакт обладает своей, особой организованностью и должен быть рассмотрен как некая живая сущность, в воздухе повис вопрос: – А что дальше? – Вопрос оценочный, вынуждающий задуматься: – Что чувствуешь, когда не понимаешь что делать дальше?

Ответ на этот вопрос возымел свое, особое действие на Романова, и он вспомнил, что в одной из биологических лабораторий Кельна, по приглашению Прусской академии наук, работает его друг и соратник, Круглов Николай Константинович.

К слову о биологии: Романов вспомнил о Николае Константиновиче, когда в памяти всплыло воспоминание 1906 года, когда он вместе с Кругловым, отказался от защиты диссертации, поддержав забастовку студентов Московского университета.

– Я знаю, кто нам поможет, – произнес он, с решительным торжеством в голосе. – Это мой друг и соратник, Николай Константинович Круглов.

– Кто, кто? – переспросил Альфред, не отрывая глаз от микроскопа. – Никогда о нем не слышал.

– Это твое упущение, – отозвался Владимир Владимирович. – Между прочим, именно Николай Константинович, начал первым разрабатывать теорию матричного синтеза генома человека. Сейчас он по приглашению, работает в биологической лаборатории Кельна.

– В конце концов, если вы с ним знакомы и доверяете ему, почему бы и нет, – заметил Альфред Леруа. – Только имейте в виду, вокруг этой лаборатории крутятся не только профессора и академики, но и шпионы из военного министерства.

Вскоре, его величество случай, вновь, свел старых друзей за одним столом.

Круглов был младше Романова на десять лет, но выделялся среди всех своих сокурсников образованностью и усердием.

В тот день, за одним столом, напротив друг друга, сидели три разных человека, объединенных одной идеей:

Романов Владимир Владимирович, – потомок казацкого старшины, Российский ученый – естествоиспытатель. Представитель русского космизма, профессор, академик и доктор минералогии.