Верховный тайный Совет. Первый полицейместер

Верховный тайный Совет

Первый полицейместер

Алексей Германович Виноградов

© Алексей Германович Виноградов, 2024

ISBN 978-5-0056-0615-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Екатерина I

1. Происхождение и брак

Екатерина I (Марту-Катерина Скавронская), дочь Самуила Скавронского. Историки утверждают, что Екатерина (Марта-Катарина) родилась 15 апреля 1684.

«Родилась она в Дерпте в 1686 году и что крестили ее в том же году в католическом костеле». (Вильбуа)

«1723 год. Апрель. 5-го, поутру, пальба из всех пушек, как в крепости, так и в Адмиралтействе, дала нам знать, что в этот день должен быть какой-нибудь праздник. Я тотчас же справился в моем календаре и дневнике, но, не найдя ничего ни в том, ни в другом, не мог объяснить себе причины этой пальбы. Его высочество уже позднее узнал, что был день рождения императрицы, которой пошел 35-й год…». (1689 г.р.) (Берхгольц)

«Императрица, по словам ее, родилась 5 апреля 1689 г.». (Генрих Седерберг)

«Отец Екатерины, литовский крестьянин и, вероятно, крепостной, назывался просто Самуил и не имел даже фамильного имени. Он жил в неизвестной нам деревне, расположенной близ лифлян-дской границы. Здесь родились все его дети – сын Карл и три дочери: Марта, Христина и Анна. Семья эта была католическаяи все дети были крещены в католическую веру. Крестьянин Самуил умер в Литве, задолго, кажется, до возвышения его дочери.

По смерти Самуила его семья, неизвестно по каким причинам, переселилась из Литвы в соседнюю Лифляндию, принадлежавшую тогда шведской короне, в деревню Ленневарден в Рижском округе при речке Румбе.

Одна из дочерей Самуила, по имени Марта, родилась, по довольно достоверным известиям, 16 апреля 1686 года. Ограниченные средства матери заставили отдать Марту, еще ребенка, в услужение к лютеранскому пастору. Девочкой явилась она к пастору Дауту в Рооп, в приход, лежащий тоже в Рижском округе. Здесь маленькая католичка была незаметно превращена в лютеранку…». (Готтгейнер Ф.)

Екатерина (Марта-Катарина) воспитывалась в семье пастора Глюка, и с 1702 года состояла в браке со шведом Краузе.

«Когда народ русский преобразился, царь посчитал, что ему вполне позволяется угодить своему вкусу, женившись на своей любовнице, и последняя удостоилась чести стать его женой. Брак этот публично был заключен в 1712 г. Достославная сия Екатерина сиротою родилась в деревне Ринген в Эстонии и которую на милостыню призревали в доме лютеранского пастора Глюка, ставшая женою ливонского солдата и попавшая в иные руки уже чрез два дня после свадьбы, перешла от услужения генералам Бауэру и Шереметеву в служанки к Меншикову, подмастерью-пирожнику, ставшему князем и первым человеком в государстве; в конце концов, она стала супругою Петра Великого и в заключение самодержавной императрицей уже после смерти царя и была достойной быть таковой. Екатерина во многом способствовала смягчению нрава своего мужа, спасла многие спины от кнута и еще больше голов от топора, чего не успел сделать генерал Лефорт. Ее же любили, и о ней еще долго будут вспоминать». (Вольтер. Анекдоты о царе Петре Великом)

«Начнем с ее происхождения и ее рождения, которые были абсолютно неизвестными для всех и (если этому захотят поверить) даже для нее самой в течение всей ее жизни и жизни ее мужа. Несмотря на поиски и расследования, которые этот государь проводил в течение свыше 20-ти лет, он не смог получить никаких сведений по этому поводу. И до сих пор это оставалось бы непроницаемой тайной для всех, если бы за три месяца до смерти Петра I и за два года до смерти государыни необычайное приключение, о котором будет рассказано в конце этих анекдотов, не раскрыло бы с полной несомненностью, что ее звали Скавронская, что родилась она в Дерпте в 1686 году и что крестили ее в том же году в католическом костеле.

К этой религии принадлежали ее отец и мать (крестьяне-беженцы из Польши), которые, несомненно, были крепостными, или рабами, как и все крестьяне в Польше. Оттуда они переехали в Дерпт, маленький городок в Ливонии. Здесь нужда заставила их поступить в услужение, чтобы зарабатывать на жизнь. Они жили поденной работой до того времени, когда из-за чумы, охватившей Ливонию, решили уехать, чтобы избежать этой страшной напасти. Они переселились в окрестности Мариенбурга, где вскоре оба умерли от чумы, несмотря на все предосторожности.

После них осталось на воле божьей двое малолетних детей: мальчик, которому едва исполнилось пять лет, и трехлетняя девочка. Другая их дочь осталась в Дерпте. Мальчик был отдан на воспитание одному крестьянину, а девочка – на попечение кюре, местному священнику. Вскоре этот священник и все члены его семьи умерли, бросив это несчастное создание и не успев оставить никаких сведений ни и ее рождении, ни о том, как они взяли ее к себе.

Когда Его Высокопреосвященство господин Глюк, суперинтендант, или архипастырь этой провинции, узнал о том бедствии, которое постигло город Мариенбург, он отправился туда, чтобы оказать пастве, оставшейся без пастыря, всяческую помощь и духовное утешение, которые ей были так необходимы в этом бедственном положении. Этот архипастырь начал свою поездку с дома покойного кюре и нашел там несчастную девочку, которая, увидев его, побежала ему навстречу, называя его отцом и прося есть. Она теребила его за платье до тех пор, пока ее не накормили. Тронутый состраданием, он спросил, чей это ребенок, но никто чем не мог сказать это. Он навел справки во всей округе, спрашивал всех, не знает ли кто ее родителей, чтобы отдать ее им. Но, поскольку никто ничего о ней не знал и никто ее не требовал, он был вынужден взять на себя заботу о ребенке. Она сопровождала его в течение всей его поездки, и, в конце концов, они прибыли в Ригу основную его резиденцию. Правда, во время чумы и войны, которые наносили большие опустошения, эта резиденция не была столь постоянной, так как он был вынужден часто переезжать из одного места в своем округе в другое, гонимый страхом или по велению своего долга.

Вернувшись в свою главную резиденцию, он отдал своей жене (лютеранские священники могли жениться) эту несчастную девочку, чтобы она о ней позаботилась. И эта добродетельная дама охотно приняла ее и воспитала вместе со своими двумя дочерьми примерно того же возраста. Она оставила ее у себя в качестве служанки, пока той не исполнилось 16 лет. Когда та достигла этого возраста, хозяйка решила, судя по поведению девушки, что ей скоро наскучит ее положение. Вот почему ее хозяева, боясь, что, несмотря на хорошее воспитание, которое они ей дали, природа может в самый неожиданный момент взять верх над рассудком, решили, что пришла пора быстро выдать ее замуж за одного молодого брабанта – солдата, который находился в Мариенбургском гарнизоне. Девушка показалась ему приятной, и он попросил ее руки. Не существовало никаких препятствий для выполнения церемониальных формальностей совершения брака, и если они не были выполнены с большой пышностью, то, тем не менее, было большое стечение народа, любопытствующего увидеть новобрачных.

Можно найти не одного свидетеля, заслуживающего доверия, который помнит эту свадьбу. Следовательно, напрасны попытки некоторых людей убедить публику, что все, сказанное об этой свадьбе, является чистой фикцией. Тем, кто отрицает эту свадьбу, остается единственное средство против стольких свидетелей – предположить (без всяких к тому оснований), что, поскольку союз этих двух людей был очень непродолжителен, а официального акта скрепления этого союза не имелось, следовательно, брак этот следует рассматривать как недействительный. Говорят, будто молодые люди якобы не успели найти за три дня момент, необходимый для того, чтобы поставить последнюю печать на своем союзе. Это тем менее вероятно (пусть не прогневаются те, кто не верит), что хозяева дома, где и благодаря кому проходила свадьба, казалось, имели причины, чтобы новобрачные придерживались не только простых формальностей церкви.

Довольно об этом предмете. Чем дальше идешь вперед, тем труднее углубляться в него, так как время, которое хранит воспоминания даже о самых известных вещах, должно, естественно, скрыть этот факт в глубоком забвении. Принимая во внимание, что уважение к людям, которых он особенно интересует (Елизавету – теперешнюю русскую императрицу и герцога Гольштейнского, который должен был стать шведским королем и русским императором, оба они считают эту женитьбу чистой фикцией), положит предел любопытству тех, кто хотел бы провести расследование надлежащим образом. Такой важный факт вполне заслуживает этого отступления.

Вернемся теперь к Екатерине, героине этих рассказов, и посмотрим, что стало с ней после этой свадьбы с вышеназванным брабантом. Этот человек, поступив на службу к шведскому королю Карлу XII в качестве простого кавалериста, был вынужден через два дня после свадьбы покинуть свою жену, чтобы уйти со своим отрядом догонять войска шведского короля. Он прибыл в Польшу, где этот король вел войну с польским королем Августом. Екатерина в ожидании мужа осталась у Глюков, где продолжала находиться на положении служанки до того момента, когда превратности войны, которую русские вели в Ливонии, открыли ей путь, вначале тернистый, который, однако, привел ее к блестящей судьбе.

Выше было сказано, что суперинтендант, у которого она жила, переезжал с места на место, в зависимости от своих дел. Он находился в Мариенбурге, когда этот город был неожиданно осажден главноначальствующим русских войск фельдмаршалом Шереметевым. Хотя город был довольно хорошо укреплен, гарнизон его был настолько слаб, что не смог оказать достойное сопротивление, и сдался на милость победителя. Жители города, чтобы снискать милосердие Шереметева, решили послать к нему пастора своей церкви. Монсеньор Глюк в сопровождении своей семьи и в роли скорее просителя, чем парламентера, отправился к этому генералу в его лагерь. Под словами «со своей семьей» нужно понимать: со своей женой, детьми и слугами. Он был очень хорошо принят русским генералом, который нарисовал великолепную картину счастья народов, живущих под властью такого великого монарха, каким был Петр I, а затем похвалил жителей Мариенбурга за их решение покориться. Он многое им обещал и выполнил из этого то, что пожелал.

…Скажу только, что он поступил, как тиран, воспользовавшись своим правом победителя, и взял Екатерину в качестве военнопленной, чтобы включить ее в число своей челяди. Она выделялась своей красотой и своей пышной фигурой, поэтому он и выделил ее среди других членов семьи священника во время своей торжественной речи. Неудивительно, что, узнав, что она была служанкой, он решил взять ее себе против ее воли и, невзирая на укоры монсеньора. Таким образом, она перешла из дома господина Глюка в дом фельдмаршала Шереметева. Позднее она признавалась, что это расставание, являвшееся первой ступенькой ее возвышения, причинило ей в тот момент много огорчений. Она не только переходила из положения свободной служанки в положение крепостной у того народа, которого она не знала, что было вполне естественно, но и, кроме того, испытывала привязанность к семье, в которой она выросла, и ей было тяжело расстаться с нею навсегда…

Легко догадаться, что фельдмаршал взял к себе Екатерину не для того, чтобы ее убивать… Екатерина примирилась со своей участью. Будучи женщиной ловкой и далекой от того, чтобы выражать отвращение к своему положению, она охотно была готова пойти на это.

Прошло шесть или семь месяцев с тех пор, как она появилась в том доме, когда в Ливонию приехал князь Меншиков, чтобы принять командование русской армией вместо Шереметева, который получил приказ срочно прибыть к царю в Польшу. В спешке он вынужден был оставить в Ливонии всех тех своих слуг, без которых мог обойтись. В их числе была и Екатерина. Меншиков видел ее несколько раз в доме Шереметева и нашел ее полностью отвечающей его вкусу. Меншиков предложил Шереметеву уступить ему ее. Фельдмаршал согласился, и таким образом она перешла в распоряжение князя Меншикова, который в течение всего времени, проведенного ею в его доме, использовал ее так же, как тот, от кого он ее получил, то есть для своих удовольствий…

В этом плену она сумела так завладеть своим хозяином, что через несколько дней после ее появления в доме уже нельзя было сказать, кто из них двоих был рабом. Так обстояли дела, когда царь, проезжая на почтовых из Петербурга, который назывался тогда Ниеншанцем, или Нотебургом, в Ливонию, чтобы ехать дальше, остановился у своего фаворита Меншикова, где и заметил Екатерину в числе слуг, которые прислуживали за столом. Он спросил, откуда она и как тот ее приобрел… Это был приказ, сказанный в шутливом тоне, но не терпящий никаких возражений. Меншиков принял это как должное, и красавица, преданная своему хозяину, провела ночь в комнате царя…

Но, как только царь уехал, она обрушила на Меншикова град упреков за то, что он так с нею поступил. Хочу верить, что она не играла комедию, если же она ее играла, то вполне очевидно, что Меншиков ей поверил, так как его любовь после этого события не только не стала меньше, а, наоборот, усилилась до такой степени, что он ничего не делал не только в своем доме, но и во всей армии без одобрения Екатерины.

Так обстояли дела, когда царь вернулся из Польши в Ливонию. Причем, он вернулся быстрее, чем предполагал. Он бы этого не сделал, если бы ему не намекнули, что его присутствие было там совершенно необходимо, потому что жители этой области покидали свои земли целыми группами, чтобы укрыться в соседних странах не столько от чумы, сколько из-за тяжелых поборов Меншикова. Последний, хотя его часто хвалят, был по своей сущности ненасытным скифом в своем стремлении к богатству. В докладах, присланных царю, было слишком много правды. Прибыв в Ливонию, царь холодно обошелся со своим фаворитом. Мотивы этого он ему объяснил в грубых выражениях. Фаворит оправдывался путем всяких измышлений и нелепых доводов, и все это было признано приемлемым именно потому, что он был фаворитом.

Так как царь намеревался остаться на некоторое время в Ливонии, то не стал жить у Меншикова, а поселился в отдельном доме, который был для него приготовлен. Но это не мешало тому, что он постоянно находился в обществе Меншикова, у которого он обедал несколько раз, вовсе не думая о Екатерине, которая делала вид, что она не хочет появляться, когда он приходил… Фаворит понял, что это значило, и даже больше. Он знал лучше кого бы то ни было характер своего господина и каким способом ему угодить… Эта сцена происходила в присутствии двух слуг, которых прислал Меншиков, и одного капитана Преображенского полка, которого царь, не предвидя, что могло произойти, позвал, чтобы дать ему приказания. Она наделала много шуму в обществе, и вскоре только и говорили, что о знаках внимания и уважения со стороны царя к этой женщине… Меншиков первый это заметил и почувствовал, насколько эта женщина, которая позднее была ему очень полезна, будет иметь влияние на царя. Можно предположить, что в прекрасном подарке, который он сделал Екатерине, было больше политики, чем щедрости. Любовь, когда она завладевает серьезно сердцем мужчины, меняет весь его характер… Когда Петр I покинул эту область и отправился в Москву, он поручил одному гвардейскому капитану отвезти ее туда самым секретнейшим образом… Екатерина, приехав в Москву, жила там очень скромно, если не сказать замкнуто, в течение двух или трех лет… Именно в этот период, когда она жила в полном уединении, общаясь лишь с царем и его министрами в его присутствии, у нее родились две дочери: цесаревна Анна, ставшая затем герцогинею Гольштейн-Готторпской, и цесаревна Елизавета, теперешняя русская императрица…

Однако, отдавая справедливость ее большим талантам, в которых нельзя ей отказать, я не пытаюсь оправдать те злоупотребления, которые она, возможно, допустила. Меня можно было бы заподозрить в пристрастности по отношению к ней, если бы я не упомянул, что именно в тот период жизни в уединении она, чувствуя ту власть, которую имеет над разумом и сердцем своего господина, задумала стать его женой. Чтобы осуществить свое намерение, она сумела воспользоваться тем разладом, который почувствовала в царской семье. Под видом человека, который стремится лишь потушить огонь противоречий между мужем и женой, между отцом и сыном, она в значительной мере способствовала раздуванию этого огня до такой степени, что все это увидели. Всем было известно недостойное обращение царя с первой женой Евдокией, с которой он развелся, заставив ее постричься в монахини, и заточил в ужасную тюрьму, а также его отношение к ее сыну Алексею Петровичу, которого он предал суду и который умер в тюрьме.

…роль Екатерины в этих интригах, которые привели к гибели матери и сына, была немалой. Она ловко сумела стать главной пружиною этих интриг, делая вид, что в этом не участвует. И она извлекла из всего такую выгоду, на которую могла только надеяться…

В частности, о судьбе брабанта, за которого их мать вышла замуж в Ливонии. Как мы уже видели, что этот человек был в свите шведского короля Карла XII. Он участвовал в Полтавской битве и имел несчастье попасть там, в плен, как и 14 тысяч его соотечественников, вместе с которыми он был привезен в Москву, чтобы служить там украшением при триумфальном вступлении 1 января 1710 года Петра I – победителя шведов – в главный город своей империи… Этот несчастный воин узнал там, по-видимому, что происходило между его женой Екатериной и царем. Но он, не ведая разницы между рогоносцем – простым смертным и венценосным рогоносцем, решил, что его положение может принести ему какое-то облегчение в его трудностях. И он попросту сообщил обо всем русскому военному комиссару, ведавшему делами пленных. Точно не известно, доложил ли комиссар царю об этом обстоятельстве… Безжалостный комиссар, то ли по своей воле, то ли по высшему приказу, немедленно отправил его, как и других пленников, в Сибирь. Если и было какое-либо различие в обхождении с ним, так оно состояло лишь в том, что он был послан в самое отдаленное место Сибири. Как говорят некоторые из его соотечественников, которые там его видели, он прожил несколько лет и умер за три года до заключения мира между Ливонией и Россией, в конце 1721 года. Согласно этому расчету невозможно не прийти к выводу, что упрек сторонников царевича Петра II в адрес герцога Гольштейнского был в их споре вполне обоснован: все дети Петра I от Екатерины родились еще при жизни этого Брабанта…

Вскоре после своего триумфального вступления в Москву жадный до трофеев Петр стал замышлять большой поход против турок, которые, казалось, хотели действовать вместе с Карлом XII. Петр I считал их, несмотря на их большую численность, не очень опасными врагами в сравнении с теми, которых он только что победил под Полтавой. Именно тогда, окрыленный славою, он захотел увенчать свою любовь тайным браком с Екатериной. Вероятно, ей было нужно переменить религию. Ведь она родилась в семье римско-католической веры, но не знала этого, а воспитывалась в лютеранской вере, которую исповедовал архипастырь, в доме которого она оказалась с малых лет. Считая себя достаточно образованной, чтобы отдать предпочтение греко-русской (православной) церкви перед всеми другими, она отреклась от двух прежних, от первой – бессознательно, по неведению, а от второй – по доброй воле. После этого ее снова крестили, как будто бы она никогда не была крещена, потому что православная церковь считает недействительными все крещения, совершенные в других христианских религиях.

Когда эта церемония была закончена, тот же поп приступил сразу, без всякого шума, к церемонии благословления ее брака с Петром I… Утверждают, что цесаревна Марта (иные называют ее Марией; у нее было два имени), любимая сестра царя, немало способствовала этой женитьбе. И в этом нет ничего невероятного. Она не только страстно любила своего брата, но и знала все достоинства иностранки, к которой он питал такую привязанность. Она никогда не симпатизировала Евдокии, несчастной первой жене царя. Она боялась ее возвращения ко двору и старалась найти этому непреодолимое препятствие и отомстить за все неприятности, которые причинила ей та высокомерная женщина. Известно, каким сильным может быть желание одной женщины отомстить другой. Одно лишь это соображение оказалось более чем достаточным, чтобы она охотно одобрила женитьбу своего брата на Екатерине…

Начиная с этого времени он хотел, чтобы она сопровождала его повсюду, как во время военных походов, так и во время различных путешествий за пределы его владений. Вернувшись из поездки в Германию, где они вместе посетили несколько дворов, царь начал войну с Персией, и Екатерина следовала за ним повсюду… Он заставил всех своих подданных присягнуть ей в верности как своей государыне и неограниченной властительнице, которая будет править ими в случае его смерти. И в этой присяге было сказано, что она, равно как Петр Великий, ее муж, имеет право назначать наследника, какого ей заблагорассудится…

Ей не чуждо было чувство любви, и, казалось, она была создана для нее… У нее не было такого недостатка, чтобы похвалиться своим постоянством и обходиться плохо с теми, к кому она проявила свою нежность. Она делала своих любовников своими друзьями, и доказательством этого является Меншиков, граф Лёвенвольд и Сапега. Она любила одного, а потом другого из этих двух последних в короткий двухлетний период ее царствования…

Екатерина и герцог Гольштейнский, ее зять, имели на севере как друзей, так и врагов. Последние, которых было больше, повсюду публиковали все, что они знали об этой свадьбе с брабантом. Сторонники Екатерины отрицали и продолжают отрицать этот факт. Но он был так хорошо освещен их врагами, что тот, кто был беспристрастен в этих спорах, прекрасно понимал, что правда была на стороне последних». (Вильбуа)

«Как только Марта была принята в число придворной челяди, она еще раз переменила религию – она приняла в Москве греческую веру и была наречена Екатериной. По недостаточности достоверных известий, полагают, что царевна Екатерина Алексеевна, сводная сестра Петра I, с которой этот монарх после долгих ссор примирился, занимала при этом священнодействии место крестной матери. Несомненно, однако, что несчастный царевич Алексей Петрович (поистине оригинальное положение для сына!) должен был играть роль крестного отца при крещении любовницы его отца и незаконной заместительницы его матери. Марта навсегда была переименована в Екатерину Алексеевну.

В течение нескольких лет Екатерина жила среди придворной челяди Петра I в качестве жены повара. В этом звании она родила в 1708 и 1709 годах принцесс Анну и Елизавету, из которых Анна была впоследствии замужем за герцогом Голштинским и была матерью Петра III, Елизавета же – императрицей России. Обеих выдавали сперва за дочерей повара; но вскоре маска эта была снята. Приблизительно около 1710 года Екатерина стала называться при дворе госпожой, и под этим новым званием она, как принадлежащая к придворному штату, повсюду сопровождала монарха как публично объявленная любовница и позже как провозглашенная императрица. Екатерина родила еще пять детей: трех дочерей, Наталью и Маргариту, умерших в детском возрасте, и еще Наталью, которая пережила своего отца лишь несколькими неделями и погребена вместе с ним, и, наконец, двух сыновей, Павла и Петра, которые умерли тоже детьми.

Наконец высокое положение Екатерины было объявлено торжественным образом. В 1713 году появился императорский указ, которым Екатерина Алексеевна была представлена Российской империи как законная супруга Петра I. Законнорожденность принцесс Анны и Елизаветы была определена этим указом бесповоротно, хотя и молчаливо». (Готтгейнер Ф.)

Екатерина Алексеевна. Andreas Meller. 1712

«Екатерина и герцог Гольштейнский, ее зять, имели на севере, как друзей, так и врагов. Последние, которых было больше, повсюду публиковали все, что они знали об этой свадьбе с брабантом. Сторонники Екатерины отрицали и продолжают отрицать этот факт. Но он был так хорошо освещен их врагами, что тот, кто был беспристрастен в этих спорах, прекрасно понимал, что правда была на стороне последних… Принимая во внимание, что уважение к людям, которых он особенно интересует (Елизавету – теперешнюю русскую императрицу и герцога Гольштейнского, который должен был стать шведским королем и русским императором, оба они считают эту женитьбу чистой фикцией), положит предел любопытству тех, кто хотел бы провести расследование надлежащим образом». (Вильбуа)