Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Однако утро Лариса встретила если не бодрой, то хотя бы работоспособной и подтянутой. Автоматически включилось её счастливое умение собираться в сложных или опасных ситуациях. Сегодня была как раз такая…

Она без спешки умылась и тщательно накрасилась, подчеркнув серо-золотистыми тенями разлёт тигриных глаз. Пышные пряди погасила строгим узлом на шее. Надела шоколадно-коричневый в тонкую бордовую полоску брючный костюм и алую блузку. Встала на высокие дорогие шпильки, вытянувшие фигуру. Вид был эффектный, хотя и казалась она несколько старше. Вышедший проводить её Колька даже присвистнул: величественность его Лоло впечатляла. Именно так и должна выглядеть успешная представительница четвёртой власти! Утром, как и ночью, он не приставал, боясь нарушить так необходимую ей сосредоточенность. Лишь когда уходила, на пороге до боли крепко прижал к себе: удачи, любимая!

Здание городского суда выгодно отличалось от судов районного ранга солидной просторностью; оно было сдано в эксплуатацию недавно, уже в годы перестройки. В широких коридорах, пахнущих свежей краской и застарелой пылью бумаг, у дверей залов заседаний толпились люди. Лариса легко нашла нужный ей: здесь клубилось больше всего народу. Среди разношерстной толпы выцепила взглядом кучку «кожанов» с крепкими бритыми затылками, кричащие наряды дочек, скорбно маячившую за колонной фигуру Елены Кротовой. Бригады телевизионщиков не наблюдалось: эти если и придут, то лишь на оглашение приговора. А может и не пустили в зал – зачем лишняя огласка? Хотя кому и чего опасаться теперь, когда в городе про эти бочки и так на всех углах судачат…

Поодаль, не смешиваясь с прочими, в парАх эксклюзивного парфюма переминались джентльмены другого пошиба. Не только дорогие пиджачные тройки, бешеной цены часы, холёные руки и выскобленные лица говорили о высоком статусе этих персон. Их безошибочно выделяли особые взгляды поверх голов. Те самые ледяные спесивые взгляды, что присущи людям, обладающим большими полномочиями. Так в те годы смотрели на простолюдинов представители реальной власти. Холодок пробежал у Ларисы между лопаток: среди обособленной кучки знати она увидела Виталия Курилова, начальника над всеми печатными и электронными СМИ города. Этого-то какая нелёгкая сюда занесла? Неужели тоже есть нужда прогнуться перед убийцей Кротом? Так или иначе, но пересечение с Витасом не сулит ей ничего хорошего. И обойти его не получится, обоих чёрт воткнул в один зал.

Асмолова видно не было.

Навстречу Ларисе тяжело поднялись заметно поникшие и осунувшиеся матери потерпевших. В них ничего не осталось от тех вальяжных барынек, что недавно беззастенчиво пытались давить на Лебедеву.

Рядом крутился худой вертлявый субъект, напоминавший голенастого бройлера,– адвокат Виталий, как представила его Венецкая. Юрист сразу затараторил, что надо бы скоренько заявить Ларису Петровну в свидетели, даже не спросив, что она собирается сообщить судьям.

– У вас же нет возражений? Нет? Тогда позвольте документик, проверить требуется, без ошибочек ли записано…

Виталий близоруко елозил носом по страничкам паспорта; перелистывая их, мусолил пальцы. Пыльные штиблеты, замятины на костюме, под мышкой – виды видавшая дерматиновая папочка… Лариса невольно сравнила его с Деповым: адвокат стороны, к которой она примкнула, безнадёжно проигрывал противнику. Хотя, наверное, неправильно встречать человека по одёжке?

– Лариса Петровна, спасибо за Асмолова. Думаю, его слово будет для нас важно. Так ведь, Виталий? – Венецкая говорила тем же, что вчера, замученным голосом.

– Так, так, а как же иначе, Анна Сергеевна! – зачастил адвокат.

– А кто из нас пойдёт первым? Виктор или я? – уточнила Лариса.

– А вы сами, Лариса Ивановна, как думаете? Как лучше будет? – торопыга Виталий переврал отчество.

– Петровна, с вашего позволения – скривившись, поправила его Лебедева, и повернулась к Венецкой, полагая, что с ним говорить без толку. Решения здесь принимает не адвокат. – Наверное, правильнее будет пустить Витька сразу за мной.

– Как скажете, Анна Сергеевна, как скажете – опять угодливо закивала адвокат. Теперь Лариса начала понимать, почему матроны вынуждены были половину его работы делать сами. Хотя и хорохорились, а, видно, и этого-то деятеля залучили с трудом. Видать, в городе немного нашлось желающих встать поперёк дороги самому Кроту. Защитничек, япона мать!

– Кстати, а где мальчишка-то? – забеспокоилась Васенёва. Но времени разыскивать Виктора уже не оставалось: двери открылись, зал плотоядно втягивал пришедших.

Свидетели обеих сторон остались ждать своей очереди снаружи. Первыми пропустили кротовских. Наконец, выкликнули и фамилию Лебедевой. Лариса в своём броско элегантном наряде пошла между рядов навстречу суду, оставляя позади шлейф перешёптываний. Она думала о том, что осталась одна, Витёк так и не появился.

***

– Так что вы, Лариса Петровна, имеете сказать по существу разбираемого дела?

На неё смотрели впалые глаза, зрачки которых из-за искусственного освещения казались двумя чёрными дырами. Не в этих ли местных бермудах бесследно исчезают людская смелость и желание говорить правду, ничего кроме правды? Гляделки судьи прямо-таки гипнотизировали, проникали в недра души, лишали воли. Надо собраться, сбросить это наваждение…

Лариса встряхнула головой, опустила взгляд, и тихо, но отчётливо сказала:

– По существу дела? Ничего…

Слова «по существу» она произнесла с нажимом, по слогам.

– Зачем же вы тогда выразили согласие дать свидетельские показания? – бермуды сощурились с явной издёвкой. По рядам прокатился смешок. Лариса чувствовала, что плывёт от неуверенности. Если не тонет. А нужно вести наступательные действия.

Она молчала, ища выход из возникшего замешательства. Но тут поднялся петушиноподобный Виталий:

– Господин судья, Лебедева Лариса Петровна может дать некоторые пояснения, связанные с личностью обвиняемого. Вы позволите мне кое-что напомнить?

Судья молча коротко кивнул.

– В ходе рассмотрения дела уже упоминалось, что в газете «Вечернее обозрение» был изложен развёрнутый моральный портрет обвиняемого. – Адвокат помахал перед собой так хорошо знакомой Ларисе газетной страницей. – Статья «В логове» помещена под рубрикой читательских писем и является анонимной, не указывающей, так сказать, на прототипа. Но автор материала – свидетель Лариса Лебедева, стоящая сейчас перед уважаемым судом, – может показать, как готовилась эта публикация.

Браво, Виталий, вовремя залатал прореху в своих войсках! – Лариса мысленно вскинула кверху большой палец. Может, она и поторопилась с первым впечатлением?

– Я протестую, господин судья! – раздался знакомый голос, чувствительно кольнув Ларисино сердечко. До сих пор, стоя у маленькой трибунки для выступающих, она старалась не смотреть в ту сторону, где нервно поёрзывал за столом Саша Депов. – Газетная публикация не относится к существу разбираемого дела!

…Знать бы, что сейчас больше заботит Александра Павловича – интересы его подлого доверителя, или желание спрятать непокорную дуру Лариску, отодвинуть подальше от этого минного поля юридической битвы?..

Однако судья всё же кивнул свидетельнице, разрешая ей продолжать: протест не был принят.

Передышка сделала своё дело. Лариса освоилась с обстановкой и уже могла внятно говорить о своей многострадальной работе. Главное – не давать гипнотизировать себя ехидным чёрным провалам, пристально маячащим с судейского подиума.

И она принялась неторопливо и обстоятельно рассказывать всё, начиная с визита и исповеди Елены Кротовой, и заканчивая запретом начальства на её работу корреспондентом.

Когда Лебедева закончила, судья опять принялся за расспросы:

– Как вы полагаете – почему Кротова обратилась в прессу, а не в правоохранительные органы? Логичнее было бы заявить, скажем, в прокуратуру о некоторых… э … семейных … расхождениях во взглядах на воспитание детей? – блюститель закона явно подбирал обороты, не обидные для подсудимого.

– Господин судья, Елена Николаевна и обращалась, и как раз в прокуратуру. Но там отказались её принять под предлогом, что она с мужем давно в разводе, значит, не может объективно показать суть проблемы.

– А через газету всему свету, значит, может?

– Газета – не суд, у нас принимается в расчёт не только объективность… Впрочем, этот вопрос лучше прояснить самой Кротовой.

За спиной Ларисы послышалась возня. Наверное, дочурки выражали мамаше своё «фэ». Куда уж этой несчастной до прояснений…

Судья недовольно притушил глаза, сглотнув завуалированную колкость. Зашёл с другой стороны:

– Так вы, госпожа Лебедева, утверждаете, что Кротова сначала попросила вас о публикации, а потом сама же от неё отказалась?

– Почти так, господин судья. Кротова действительно отказалась, но не от самой статьи, а от согласующей подписи под ней, как и от дальнейших контактов с редакцией. Но при этом респондентка не настаивала, чтобы «Вечернее обозрение» не пользовалось озвученными ею данными. Поэтому газета нашла возможным опубликовать их, хотя и анонимно. Диктофонные записи нашей беседы с Кротовой сохранены, можно сверить изложенные в статье факты с тем, что говорила мне Елена Николаевна.

В Ларисиных показаниях не приводилось напрямую ни единой характеристики, ни одного эпизода, показывающего гнилое нутро Валерия Кротова. Фактура по-прежнему оставалась лишь в строках газетной статьи. И всё же было предельно ясно, что мерзкая изнанка судимого здесь убийцы в любой момент может быть вывернута наружу. Это означало, что сторона потерпевших располагает бесспорными свидетельствами: судят сегодня окончательно разложившуюся личность, созревшего расчётливого душегуба, а вовсе не голову потерявшего от страха неврастеника. Не учесть такие свидетельства, отмахнуться от них у суда вряд ли получится.

Всё время, пока Лариса говорила, в зале стояла тишина. Но когда выступление было закончено, ряды разноголосо загудели, секретарю пришлось стучать по столу звонким карандашиком, призывая публику к порядку. Не иначе газетчица наступила на чьи-то больные мозоли

За изложением своей истории Лариса как-то упустила из виду, что, отделённый частой решёткой, буквально в двух шагах от неё находится сам герой публикации. Человек, который несколько недель кряду занимает её мысли. Кротов был в уже знакомом попугайском спортивном костюме, свободно – если не сказать развязно – сидел, упёршись затылком в стену. Иногда складывал ногу на ногу. На происходящее взирал без видимого интереса с привычной презрительностью.

Когда шум в зале несколько поутих, Валерий Кротов, не спрашивая у судьи разрешения на реплику, вдруг громко обратился к Ларисе:

– Барышня, а вы замужем? Сдается, что вам свободное время занять нечем, так в судах развлекаетесь?

От неожиданности Лариса всем корпусом повернулась к арестанту. Вот наглость, так наглость! А судья помалкивает, даже не пытается поставить на место безобразника. И сногсшибательный Саша, недавний её ухажёр – тоже… Хотя нет: он бросается к решётке и заискивающе начинает что-то объяснять Кротову. Наверное, напоминает о хороших манерах. Да, Депову не позавидуешь!

– А что – вы хотели бы предложить свою кандидатуру? – так же громко бросила решётке Лариса, с вызовом откинув назад голову, оттянутую тяжёлым каштановым узлом волос.

– Такой крале – почему бы и нет? – продолжал скалиться обвиняемый.

Как ни был Крот разозлён тем, что Ларису допустили в процесс, он всё же оценил комичность ситуации и остроумие этой дерзкой журналистки. И заржал – тоненько, с прихрюкиванием, а следом в разных концах аудитории тоже раздалось подобострастное хихиканье. Вязкая, как сырое тесто, давящая напряжённость немного разрядилась.

Наконец, и судья вернулся к своим обязанностям, в сторону Лебедевой понёсся возмущённый окрик:

– Свидетельница, прекратите! Вам никто не давал права общаться с подсудимым! Ещё слово – и я удалю вас из зала!

Секретарь опять заколотил своим карандашиком. Судья спросил для проформы, есть ли ещё вопросы к свидетельнице, и за неимением таковых отпустил Ларису. Она села на первый полупустой ряд.

– Спасибо, Лариса Петровна. Теперь посмотрим, как у них получится аффект слепить! – раздался шёпот Венецкой, сидящей на соседнем стуле. Матрона ещё что-то говорила, но Лариса уже не вслушивалась. Она впилась глазами в высокого поджарого паренька, торопливо идущего по проходу. К трибунке, краснея, приближался Виктор Асмолов.

***

В вояже папаши с зятьком пунктом назначения оказался необъятный гаражный кооператив, где Кротову принадлежали несколько боксов. Правда, в семье имелся один-единственный автомобиль, и для него за глаза хватило бы одного гаража, пусть даже сдвоенного. Но Валерий Андреевич объяснил, что остальные – не что иное, как выгодное вложение капитала. Часть дефицитных строений служит ему складам. А сдал пару-тройку гаражей в аренду – и вот уже капает копеечка детишкам на молочишко.

–Учись, студент, пока живы такие люди, как я! – самодовольно бахвалился Кротов. Пока он перечислял, кому и сколько пришлось башлять, и к каким хитрым махинациями прибегать для овладения гаражным хозяйством, подкатили ещё две иномарки. По обилию разномастных аляпистых наворотов в них безошибочно угадывался транспорт «братков». Так и оказалось: на растопленный февральским солнцем снег выкатились близнецами-колобками четверо парняг в кожанках, из-под которых беззастенчиво выпирали оружейные прибамбасы. Ещё одного субъекта, со связанными сзади руками, они выволокли из салона и поставили перед Валерием Андреевичем.

– Вот, Витёк, полюбуйся, кто к нам пожаловал! – начал тот привычно тихо, с кривой ухмылкой и глумливыми интонациями. – Сам частный предприниматель Женя Гаврилов. А зачем Женя здесь? Сдаётся мне, чтобы написать одну пустяковую расписочку. Черкнуть, что, мол, я, гражданин Кротов, этому Жене и ещё одному такому же зелёному перцу Веньке Васенёву ничегошеньки не должен. Да и никогда должен не был… Да, сука? За этим?

Последние слова Кротов выкрикнул прямо в лицо связанному, громко и визгливо, с каким-то похрюкиванием. Потом минуты две шли сплошь матерные угрозы типа «зарою», «своё дерьмо глотать будешь», «пожалеешь, что на свет родился» и прочие не менее устрашающие обещания из рэкитирского и ментовского лексикона девяностых годов. Валерию Андреевичу, видимо, думалось, что таким образом он сильно щекочет нервы пленнику. Однако тот стоял, не опуская лица, и, как показалось Виктору, смотрел на этот спектакль тоже с усмешкой, но жалостливой и презрительной.

– Действительно, не страшно, а мерзко – думал о происходящем будущий зять. Словно прочитав его мысли, Валерий Андреевич ещё ближе придвинулся к предпринимателю Жене и зашипел, брызгая слюной и показывая мелкие жёлтые зубы:

– Что, не боишься? Всё геройствуешь? А вот мы сейчас другие аргументы выкатим. Посмотрим, что ты на них ответишь!

Он кивнул колобкам, те, видимо, привычно подхватили гостя под руки и потащили к соседнему боксу. Между двумя гаражами был некоторый промежуток, куда легко могли протиснуться человека три. В щели плотно громоздились старые деревянные ящики из-под водки, но в центре всё же оставался узкий зазор. В этот зазор ребятушки втолкнули Женю, быстро набросив ему на шею ремённую петлю. Ошейник натянули и плотно закрепили на имеющихся специально для этого крюках. Беспомощный гость оказался в ловушке.

Кротов опять кивнул, и один из четвёрки достал из-под куртки пистолет. Снял с предохранителя, взвёл курок, и не целясь, сделал несколько выстрелов в сторону амбразуры с зажатым там Гавриловым.

Виктор обмер, ноги задрожали. Неужели можно вот так просто расстрелять живого человека? Прямо у него на глазах? Надо это прекратить!

Пока он собирался с мыслями, Кротов зарычал:

– Ну что, б…, теперь будешь подписывать?

Не получив ответа, заглянул в мышеловку. Женя, бледный, стоял, не закрывая глаз и будто не замечая своего мучителя. Он держался спокойно – видимо, был осведомлён об этом гаражном тире, и был морально готов к тому, что здесь будет происходить. Ответа Кротов не получил.

– Теперь Витёк твоя очередь! Стреляй в этого гада! Чтобы знал, как соваться к Валере Кроту с предъявами! – вдруг громко велел он Виктору. Но, наклонившись к самому уху и не разжимая губ, едва слышно шепнул:

– Выше головы бери.

– Кто? Я? – сорвавшимся шёпотом спросил Витёк. В этом вопросе были и испуг, и возмущение, и готовность дать отпор. – Да вы совсем что-ли сбрендили? Развяжите эту свою чёртову удавку и отпустите человека! Прекращайте балаган и немедленно везите нас с Евгением домой! – теперь Виктор кричал громко и повелительно, откуда только командный голос прорезался.

Не ожидавший такой реакции Валерий Андреевич аж поперхнулся. Он всю свою жизнь робел перед людьми, способными вести себя по-командирски. И уж меньше всего ожидал зычного окрика от Витька, тихого скромняги и интеллигента. Значит, ошибся в зятьке-то? Не на того поставил с этой коровой Варькой?

Кротов смешался и не находил слов в ответ. А Виктор продолжал так же твердо и неумолимо:

– Если вы тут убийц разыгрываете, так думаете, что я тоже с вами заодно? Врёте! Я в подсудные игрушки не играю. Сегодня же напишу заявление в милицию, и родителям расскажу про этот ваш застенок. Не ожидал от вас, Валерий Андреевич, таких фортелей. Вот, значит, каким манером вы обстряпываете свои дела, как денежки с неугодных, да со своего брата предпринимателя выколачиваете! Мне уже намекали, что связался с гнусным проходимцем, да я верить не хотел. А теперь сам во всём убедился!

– Ну ты, сопляк, кого ты тут проходимцем-то тычешь? А ну извинись, а то недолго и на месте Женьки оказаться – угрожающе заскрипел один из братанов. Но Кротов поднял палец, и тот заткнулся.

Пока Виктор на выдохе произносил свою пламенную тираду, подручные Кротова освободили Женю, которому, похоже, стало совсем плохо; лицо посерело, он еле дошёл до машин, хотя ни одна пуля его не задела. Легко сказать – отстоять под такой канонадой! Руки развязывать не стали, пообещали сделать это, когда довезут домой:

– А то, чего доброго, прямо на дороге в горло вцепится. Бывало, случалось – гыгыкнул один из колобков, которому поручено было везти Гаврилова.

– Так это что – тут регулярно подобные стрельбы происходят? – опять взорвался Виктор.

– А ты думал, что денежки сами собой в мои закрома текут? – Кротов, хотя ещё и трусил, но уже обрёл прежнюю самоуверенность. Он осклабился предельно мерзко:

– Нет, зятёк, наша камера пыток много тому способствует. Пудру с дурных мозгов быстро сдувает. Ну да на сегодня и с Женьки, и с тебя хватит. По коням!..

Всё время, пока Виктор глухим линялым голосом доносил до суда подробности этой поездки, адвокат Депов сидел с каменным лицом. Он еле сдерживал бушующую ярость. Всё-таки влезла Лариса в этот процесс, выпялилась со своей статейкой, как ни умолял он её, как ни обхаживал! Да ещё этот студент, не состоявшийся родственник Крота! А ведь даже одно свидетельство Лебедевой могло качнуть в нежелательную сторону маятник правосудия. Дело-то состряпано хлипенько, любой грамотный юрист увидит в нём и недопустимые натяжки, и явные пробелы. Чего стоит исключение из обвинения двух подручных, помогавших Кроту и в стрельбе, и в вывозе тел! Они были, дали показания, но – не без участия адвоката Депова – этих персонажей удалось вынести за скобки. И судья, похоже, принял не за сказку, что в состоянии аффекта человеку вполне под силу сотворить неподъемные бочки с трупами. Даже в одиночку.

А что будет теперь, после картинки, которую так жизненно рисует этот студент?

Вот-вот разрушится, пойдёт прахом хитроумный адвокатский ход. Опять придётся вертеться, как уж на сковороде, искать новые пути, ходы, лазейки… И откуда только взялся этот мальчишка? Не иначе без правдоискательницы Ларисы не обошлось. Не послать ли к чёрту эту поперечную бабу?..

Тут Депов спохватился: к чёрту кое-кого уже послали. Лора кувыркается себе с сынком Николаши Верниниа, с этим нищим мальчишкой-музыкантом, а он, перспективнейший из городских юристов, всё не может смириться, что ему дали от ворот поворот. Всё продолжает искать с ней встреч, даже здесь в суде, где она форменно обштопала его, думает о ней, и никуда от этих дум ему не уйти.

Пока Александр Павлович прикидывал, как исправить положение и всё-таки отмотать от тюрьмы своего кровожадного подопечного, в рядах поднялась буря. Рассказ Асмолова вызвал неимоверный шум. Сколько ни барабанил по столу секретарь, как ни призывал к порядку судья, грозясь вывести вон злостных нарушителей благочиния, зал то и дело взрывался фонтаном возгласов.

– Врёт, врёт всё сучонок! Нарочно грязью Андреича поливает!

– Ай да тихоня! Всю правду этому упырю в рожу кинул!

– Да разве непонятно – стервец это придумал, чтобы бывшей невесте отомстить! Варька-то его бортанула!

– Мо-ло-дец! Мо-ло-дец! Жги убийц, знай наших!

– Свободу Валерию Кротову!

– Смотри студент, за такие слова ответишь!

– Ура Витьке Асмолову!

К бывшему жениху почти вплотную подошла разъярённая Варвара:

– Так-то, Витёк, ты на мой и папкин привет отвечаешь? Как бы тебе сегодняшний денёк боком не вышел!

И демонстративно зашагала к дверям, расталкивая стоящих на дороге людей.

А публика не унималась. Напрасно милиционеры выволакивали за рукава особо расходившихся горлопанов – зал неистовствовал. Срочно был объявлен перерыв.

Глава 23

Черт побери, как некстати, как не ко времени вылезли эти свидетели потерпевших! Он-то уж было размечтался, что процесс пройдёт гладко, и точно по заданному сценарию! Но… хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах!

А ведь всё разыгрывалось как по нотам. На первом же заседании он ловко сбросил с хвоста лишнего представителя потерпевших. Васенёв, отец одного из убитых предпринимателей, загремел в стационар с инфарктом, стоял вопрос о том, чтобы без его участия слушаний не начинать. Сердечные немочи лечатся долго, и перенос рассмотрения дела грозил затянуться не на одну неделю. Но такой поворот категорически не устраивал покровителей обвиняемого: Дьяконова заранее предупредили, что суд должен пройти максимально быстро. Кто-то нетерпеливо поджидает Крота на воле. И ты, Валя, судья опытный, ты нашёл-таки лазейку в уложениях и ничего ни на час не отложил. К тому же нет человека – нет лишних неожиданных протоколов.

Защитники нашего упыря тоже вполне огурцы. Нарыли каких-то Кротовских друзей-товарищей, которые под присягой нарисовали его сущим ангелом. И бизнесмен-де он примерный, и отец, каких поискать: практически в одиночку воспитывает четырёх малюток. Подогнали даже человечка, вроде бы видевшего во время убийств на месте происшествия маленькую дочь обвиняемого Аньку. И справки, и экспертизы – всё в масть, не подкопаешься.

А как изящно была подана эта туфта! Золотой иголкой вшивались в сознание публики нужные для дела слова. Мол, граждане дорогие, ваше, конечно, право что-то там себе кумекать. А только какой факт из нашего ларчика ни возьми, любой криком кричит: не было у этого симпатичного двойного убийцы иного выбора. Или ему стрелять, или пальнут в него и в малолетнюю девчонку. И вот уже самые неверующие начинали чесать в затылке: а может, и взаправду миляга-коммерсант так испугался за жизнь ребёнка, что впал в длительное беспамятство? И не ведал, что набурогозил со страху-то и с горя. Вы сами что стали бы делать, окажись на его месте?

…В общем, Деповы своё дело знают! Интересно, сколько Крот им отвалил – больше или меньше, чем мне?..

Всё складывалось в тему, только бери и приговаривай клиента по аффекту. Можно и ещё круче – с отсрочкой исполнения наказания. Условные сроки по такой статье – наша обычная практика. Походит годок-другой Валера Крот у ментов на привязи – и с погашенной судимостью да тугой мощной полетит вольным ветром на свободу. А вокруг богатеньких даже самая худая молва мигом стихает.

Ты, Валентин Григорьевич, уже мысленно потирал руки: процесс вот-вот завершится с искомым результатом, который ждут не дождутся люди из о-очень больших кресел! Те самые, при встрече с которыми и при пустой голове тянет взять под козырёк. Вон в зале сидят гонцы от самого градоначальника, и от других тузов, что рулят из тени…

А тут вдруг вылезает эта журналистка со своей моралистикой, и студент – со стрельбой в гаражах! И вот уже из-за расписной маски многодетного душки зверится мурло совсем иного пошиба. И всем теперь видно, какого цвета нутро твоего опекаемого подсудимого. И твои благостные намерения разом перекашиваются.

А зал орёт, а пресса навостряет свои поганые перья, а ты уже и не знаешь, как надо поступать.

Студент… студент… Асмолов, кажется? Не многоуважаемой ли коллеги Лиды это родственничек? Бодаться со своим братом судейским? Час от часу не легче!..

Впрочем, даже это можно было бы как-нибудь перемолоть да выплюнуть. Хуже другое. С последнего ряда тебя ест глазами один очень кислый фрукт из депутатских. Его ехидный прищур царапает хуже наждака. Потому что будущность твоя зависит от этого народного избранника даже больше, чем от приговора Валере Кротову со всеми его блатными и чиновными.