Дневники Красной Шапочки, или Cказки на ночь для очень плохих девочек

В общем, летнее время тягучее и пластичное, как светлый цветочный мёд, и, несмотря на все свои остальные встречи, дела и заботы, в моей затылочной части головы постоянно свербит мысль-предвкушение, которая не отпускает меня.

В день подписания контракта я долго думаю, что же мне надеть, а потом решаю, что кого я хочу удивить?! Из духов сегодня на мне будет ароматное яблоко Nina от Nina Ricci, а из одежды ̶- потертые джинсы, топ с открытой спиной и уже в офисе – дежурные лабутены и скромный черный пиджак от Sonia Rykiel, который у меня всегда висит в кабинете на случай деловых встреч. В нашей шикарной переговорной уже собралась вся команда топов, и я на самом деле очень волнуюсь, переступая порог. И я очень надеюсь, что это не заметно. Я не переживаю за исход встречи, я уверена в силе своего слова и профессионализме, но я очень боюсь, что новый Дмитрий не увидит во мне прежнюю семнадцатилетнюю Мари, как меня все звали тогда в тусовке.

Ну что ж. Бильсон как всегда остроумен, умен и разговорчив. Я уверена, что наша компания в его лице приобретает прекрасного партнера в Израиле, а он, в свою очередь – многомиллионный контракт с нами. Мы делаем вид, что нас связывают только тесные узы взаимовыгодного договора, и я временами ловлю на себе его любопытный взгляд. Впереди у нас по протоколу заказан деловой обед в модном ресторане, небольшая afterparty для руководства, а завтра он улетает, значит, у нас есть одна ночь…

Наша компания закрыла целиком небольшой ресторан в центре Москвы под нашу встречу, и его владельцы были очень рады частному мероприятию после полосы карантина, разорившего ни одно заведение столицы. Мы начинаем с небольших закусок: устриц, фуа-гра и креветочного мусса на подушке из кервеля. Мой босс, а по совместительству и управляющий компании FYA, входящей в первую десятку рекламных агентств страны, Артем, произносит короткий тост за подписанный контракт, и встреча перестает быть протокольной.

Я поливаю устрицы лимоном и с наслаждением пью их соленый сок, заливая его ледяным rose. За столом сидят примерно тридцать человек моих коллег, пиджаки уже сняты, галстуки ослаблены и кондиционированный воздух ледяными струями бьет в мою голую спину, но мне так жарко, что я почти не чувствую холода. Тем более рядом сидит нью-бизнес, рассказывает мне о своих новых крутых клиентах и как бы ненароком, якобы по-дружески, постоянно приобнимает меня за талию. Но я его почти не слушаю и не обращаю внимание на его навязчивые ухаживания, а слежу за Димой: он сидит на другом конце банкетного зала и ведет какую-то с виду важную светскую беседу с коммерческим директором.

Подают горячее: оленина с брусничным соусом для наших заморских гостей, стейки из аргентинской мраморной говядины и лепестки из стерляди и дальневосточного лосося с крошкой из кедровых орешков. На заднем фоне играет расслабленный ди-джей микс, беседа за столом течет все свободнее и непринужденнее, мужчины с азартом пьют водку из ледяных стопок, лица у всех раскраснелись, я почти не слышу, о чем мне говорят, и только улыбаюсь всем в ответ. После пары бокалов мне становится легко и свободно. Как в юности, когда мы пили дешевое болгарское вино в подворотнях.

И вот зал наполняется гулом человеческих голосов и смехом, в углу зала уже вовсю работает ди-джей, выставляя звук на все большую громкость, и посмотрев в окно, я вдруг замечаю, что Москва уже укуталась в шаль своих летних сумерек. Больше нет смысла ждать, ведь я всегда была самой взрослой и опытной из нас двоих: я прошу поставить Soul Kitchen the Doors, подхожу к Мите, беру его за руку и увожу на танцпол, где мы танцуем, как делали в детстве под дождём на пьяных улицах Ёбурга под нашего идола Джима Моррисона. Я отшвыриваю свои дурацкие каблуки в сторону и босиком, разгоряченная и свободная танцую в центре зала, куда сразу начинают высыпать и остальные гости, и вот уже весь ресторан движется в ритме Break On Through. Митя прижимает меня нежно к себе, гладит мою прохладную спину, и мы с ним проваливаемся в другое измерение этого дня…

Московский вечер погасил огни, веранда ресторана расцвечена светлячками сигар и хрусталем женского смеха, а мы с Митей обнявшись уходим в еще совсем юную ночь. По дороге мы заходим в винный магазин, берем ледяное просекко из холодильника, заворачиваем его в бумажный пакет и отправляемся по моим любимым маршрутам: Замоскворечье, Китай-город, Маросейка и Солянка…

Мы делаем остановку в первой подворотне (на карте Москвы еще остались такие белые пятна), пробка бьется об обшарпанную стену, душа вина с легким шипением вырывается из бутылки, и я делаю прямо из горлышка глоток все еще холодного просекко, затем второй и, впившись в губы Мити долгим поцелуем, вливаю ему в рот искрящийся напиток. В ответ его сладко-соленый язык шустрой рыбкой проскальзывает мне в рот и пробегается, словно по клавишам, по моим зубам, и я начинаю смеяться: я помню, как он это делал много лет назад! Жадно, словно только что научившийся целоваться мальчишка, он исследует каждый уголок моего рта, я хватаю кончик его языка и начинаю его посасывать, а внизу моего живота теплым зверьком начинает пульсировать желание, и мне уже не сдержать стонов от острого наслаждения, которое волнами прибоя бьётся внутри меня.

Митя делает еще один глоток просекко, и я тоже: мы всю юность были пьяны какой-то неимоверной дрянью, и сколько бы мы не зарабатывали теперь и какое дорогущее бы вино мы не пили, ледяное горлышко одной на двоих распитой бутылки в запыленной подворотне стоит самого дорогого Dom Perignon.

Меня обнимает совсем взрослый мужчина, а я вижу семнадцатилетнего мальчишку, запускающего руку мне под блузку и до боли сжимающего мою грудь. Он наклоняется и кусает мой сосок прямо через тонкую ткань, расстегивает джинсы и его рука спускается все ниже и ниже по «сладкой дорожке», нежно поглаживая мою кожу, пока не оказывается у самого входа в мою лисичку: он облизывает палец и проталкивает его внутрь, где внутри меня уже обжигает раскаленная лава.

Митя встает на колени прямо на раздолбанный асфальт заброшенного двора и снова застегивает мои джинсы: очень осторожно, пуговичка за пуговичкой, и его каждое движение пульсирует у меня внутри. И это обещание секса возбуждает намного больше настырных и жестких толчков пениса внутри.

Разгоряченные и пылающие мы выходим из двора и вливаемся в русло многолюдно-ночной Покровки. Бильсон рассказывает мне байки из своей жизни в Израиле, о том, как основал свое рекламное агентство, мы вспоминаем наших общих знакомых из детства. Я приглашаю его сесть за один из высоких столов у ирландского паба, выставленных прямо на тротуаре: ночь ласкает нас своими бархатными ладонями, и кажется, что у нас еще вся наша юность впереди. Мы поддерживаем беседу со случайными посетителями за ближайшим столом: то ли итальянцами, то ли бельгийцами, и, не отрываясь от ничего не значащего разговора с ними, я незаметно под столом просовываю свою руку Мите в ширинку. Мои пальчики спускаются вниз по его туго натянутому стволу, задерживаются на мягкой коже головки, мягко гладят ее по кругу, затем скользят по влажной смазке и туго обнимают за основание. Я стою к нему спиной, пока он сидит на высоком барном стуле, и тут я уже чувствую, как он оттягивает мои джинсы сзади и осторожно заводит свой палец мне в попку. Наши собеседники тоже подшофе, они просят у меня визитку: свободной рукой я копаюсь в сумочке, не переставая ласкать Димин член. И ощущаю, как его палец очень аккуратно продвигается все глубже и глубже в моем заднем проходе…

Я наконец-то нахожу несчастные визитки, протягиваю их своим новым знакомым, прощаюсь с ними, и, оставив на столе несколько купюр, поспешно утягиваю Бильсона за собой в темноту старинных московских закоулков. Не в силах больше сдерживаться, мы останавливаемся в первом же попавшемся проходе между домами и начинаем с исступлением целоваться. Я залезаю рукой ему в штаны, и начинаю мягко сжимать его яички, которые в моих руках превращаются в упругие мячики, а он все глубже пальцами проникает в мое влажное влагалище.

И тут я кое-что вспоминаю, хватаю Диму за руку и увлекаю его за собой в знакомое лоно порочной бывшей Хитровки, подхожу к нужному мне дому, все как я и запомнила: мне надо немного подтянуться, и я окажусь на пожарной лестнице, расположенной вдоль темной стороны кирпичной стены. Дима подсаживает меня, а затем забирается вслед за мной: всего пять этажей, и мы оказываемся на крыше под одиноким небом большого города.

Мы словно провалились в Екатеринбург двадцатилетней давности: садимся на прогретый за день толь и начинаем срывать с себя нашу немногочисленную одежду. Дима проводит языком вокруг моих заострившихся сосков и посасывает их, а я стягиваю с него штаны, из которых вонзается в небо его возбужденный длинный член, который я уже давно готова принять в себя. Но за эти годы если чему-то мы и научились, так это растягивать удовольствие: мы знаем, что жизнь коротка, и второго шанса может не быть. Бильсон укладывает меня на теплую крышу на живот и сильным движением рук подтягивает к себе. Уже предвкушая его сладкое вторжение, я вдруг понимаю, что он начинает нежно и поначалу осторожно меня вылизывать: от ануса к самому носику моей лисички и обратно, очень медленно наращивая скорость и проникая своим острым языком все глубже и дальше… Я лежу расплющенной грудью на раскалённой крыше, в то время как Дима пощипывает и пошлепывает мои ягодицы, двигающиеся в одном ритме с его виртуозным языком. И когда я уже на грани и готова взорваться мелкими осколками, он быстро переворачивает меня на спину, раздвигает ноги, отхлебывает оставшееся просекко из прихваченной нами из бара бутылки и вливает своим ртом прямо в мою устричку перемешанный с его слюной пенящийся сок…

Я больше не могу ждать: я отталкиваю Диму, и он опрокидывается спиной на пахнущую дёгтем и железной дорогой крышу. И повернувшись к нему задом, медленно насаживаю себя на его взвинченный кожаный штык. «Ох, Мари», ̶ лишь прерывисто шепчет он, и я вгоняю в себя его член по самое основание. Закрыв глаза, я двигаюсь в своем замедленном ритме, шлепаясь голыми ягодицами о его живот, а Митин большой палец уже наполовину крепко зажат колечком моего ануса. С каждым толчком его члена, плотно заполнившего меня до краев, я все ближе становлюсь к теплым летним звездам, стразами Swarovski рассыпанным по ночному куполу, укрывающему Китай-город. Наконец сладкие судороги начинают сотрясать мое тело, я ложусь спиной на Диму, и мы вместе выплескиваемся млечным путем в нашу единственную ночь в Москве. И теперь я лишь только могу тихо всхлипывать: «Ох, Дима-Нирвана»…

Голая и словно разбитая на мелкие осколки, я лежу на широкой Митиной груди, обнимаю ногами его сильное тело, а вокруг нас по всей крыше разбросана одежда, и ласковый июнь укрывает наши утомленные любовью тела своим нежным пледом. Диме приходит сообщение, быстро глянув на меня, он начинает строчить что-то в ответ, видимо, жене, а я понимаю, что отныне нас будут связывать только рабочие отношения. Мы взрослые самодостаточные люди, и все наши секреты навсегда заперты в нашем общем детстве… Как и тогда, двадцать лет назад, каждый из нас садится в свою лодку: Дима возвращается в респектабельную семейную жизнь, а я снова отправляюсь на случайном такси в свое неоконченное путешествие.

Глава 3

Красота нужна нам, чтобы нас любили мужчины; а глупость – чтобы мы любили мужчин

– Коко Шанель

Я вбегаю в свой кабинет: после стремительной поездки от дома до офиса на велосипеде мне надо немного остыть и сменить свои кроссы на деловые каблуки, а свободные джинсы на узкую юбку-карандаш. На самом деле у нас в FYA, как и во многих креативных агентствах, нет строгого дресс-кода, но мне самой проще настроиться на рабочий лад, зная, что на мне моя офисная «спецодежда».

Пока я подвожу глаза и закрашиваю губы матовой алой Chanel – последний штрих образа а-ля «деловая сучка», в мой кабинет заглядывает моя ассистентка Марина со словами:

– Маша, привет, у Артёма Викторовича через десять минут встреча с очень важным клиентом, – на этих словах она многозначительно закатывает глаза, – просили позвать тебя!

– Спасибо, Марина, а что за клиент, ты не в курсе?

– Слушай, мне просто назвали имя, Юрий Щербатский, я даже не знаю, тот самый, или просто однофамилец…

– Ты думаешь, это профессор Щербатский? – мгновенно напрягаюсь я.

– Вполне возможно, у него сейчас стартует огромная кампания, насколько я слышала… – рассуждает вслух Марина. – Слушай, попроси меня принести вам напитки, ну пожалуйста! – умоляет меня помощница. – Если это он, я хочу его разглядеть поближе! Я почти все его книги прочитала! И пару тренингов прошла!

– И как, помогло тебе это в жизни? – спрашиваю я с иронией, хотя все мои внутренности словно сковало ледяной стужей.

– А как же! – довольно восклицает Марина. – У меня теперь лучший босс и самая лучшая работа!

– Ах, спасибо, дорогая, ну тогда ты будешь носить кофе в кабинет не переставая, – смеюсь я, и чувствую, как мне становится немного теплее от слов моей ассистентки: эта милая кудряшка не просто очаровательная девчушка, она еще, между прочим, абсолютная отличница факультета журналистики, где она сейчас учится на предпоследнем курсе, и я просто не сомневаюсь, что её ждёт прекрасное будущее.

Тщательно примеряю перед большим зеркалом в кабинете свой образ: медно-рыжие длинные волосы собраны в конский пучок сзади, серо-зеленые глаза слегка подведены черным карандашом, а матово-алые губы в дуэте с черным костюмом только придают строгости прямым линиям кроя.

Ничего лишнего: черная юбка до колен, пиджак с низким вырезом, но не настолько, чтобы быть вульгарным, и босоножки на шпильке с полностью открытой стопой, держащиеся на ремешке-колечке вокруг большого пальца и кожаном браслете вокруг щиколотки. Огромные плетеные серебряные серьги-сетки до плеч: единственный вольный аксессуар, который лишь еще раз подчеркивает креативность арт-директора компании.

Делаю глубокий вдох. Я готова. Выхожу из кабинета, прихватив свой Moleskine в жёлтый обложке (я старомодна), одним взглядом спрашиваю свою верную помощницу «ну как тебе?», на что она в ответ поднимает большой палец вверх и тихо смеётся:

– Маша – чистый секс! Не забудь про кофе!

Я захожу в нашу прохладную переговорную, где уже сидят мой генеральный Артем, коммерческий директор и двое клиентов, при взгляде на которых словно тонкая натянутая до предела нить наконец-то рвётся у меня внутри.

– Знакомьтесь, наш самый талантливый арт-директор на всю Москву – Мария, – представляет меня мой босс гостям, пока я, с похолодевшим мгновенно животом, но с приветливой улыбкой на лице, прохожу на свое место рядом с коммерческим и протягиваю посетителям свои визитки. Теперь я точно знаю: это он.

– По всей видимости, Юрий Антонович в представлении не нуждается, – продолжает генеральный с ласковой улыбкой, и я послушно киваю.

– Личный советник профессора Щербатского – Николай Витальевич, – и второй посетитель протягивает мне свою карточку.

– Очень приятно, – отвечаю я. – Все общение с Юрием Антоновичем, я так понимаю, мы будем осуществлять через вас? – киваю я помощнику.

– Можно просто Юрий, – приветливо поправляет меня профессор Щербатский. – Все общение по рабочим вопросам обычно проходит через моего ассистента, если это не какие-то личные моменты, – подтверждает Юрий Антонович. – Но я так понимаю, что в рамках нашей рекламной кампании могут возникнуть разные… Нюансы…

– Да, конечно, я все понимаю, – отвечаю я. – В процессе рекламной кампании может возникнуть все, что угодно, – я делаю едва заметную паузу между фразами. – Но я обещаю, что мы вас не подведём. Кстати, для вас я тоже просто Маша. Очень рада наконец-то познакомиться лично со знаменитым профессором Щербатским! – я внимательно слежу за реакцией собеседника, но не улавливаю в его взгляде ни малейшей тени узнавания. Выдыхаю.

Зато я отлично помню тот день, как раз примерно в этих числах июня, больше двадцати лет назад… Помощник Щербатского Николай рассказывает о тех задачах, которые они ставят перед нашим агентством: в ближайшее время Юрий Антонович выпускает очередную книгу, просто обреченную на успех, и запускает в интернете эксклюзивный инфопродукт, который, как показывают их предварительные расчёты, должен выстрелить суммой с восемью нулями…

Я делаю пометки в своей жёлтой записной книжке, сосредоточенно киваю собеседникам, но мои мысли блуждают совсем в другом месте и времени…

В то лето мои родители, озабоченные тем, чтобы я не болталась без дела, устроили меня по знакомству курьером в одно издательство. Девяностые были на излёте, жизнь в стране вроде как налаживалась, и вокруг стали появляться разные издательства и медиа, не убитые еще интернетом и блогерами.

В одном таком региональном журнале, пишущем о путешествиях, моде и, как ни странно, вопросах культуры, я и подрабатывала, заменяя штатного сотрудника на время летнего отпуска. Для девочки моего возраста это была самая простая и приятная работа: прийти утром к девяти утра в офис, посидеть какое-то время на диванчике, почитать и попить кофе, пока все собирали в кучу все необходимые отправления, а потом съездить по нескольким адресам из списка: кому то отвезти дискеты и бумаги, а у кого-то что-то забрать в ответ и привезти обратно в редакцию до вечера.

Лето и для издательств безмятежное время, поэтому бывали дни с одним-двумя адресами, после которых я была свободна делать, что вздумаю, а поскольку и мобильные телефоны тогда стали только появляться, меня вообще никто и нигде не смог бы достать, даже если бы и очень захотел.

Это могло бы быть самым беззаботным и свободным летом в моей жизни, если бы не одно происшествие…

Утром, как обычно, я пришла на работу, где мне выдали только один адрес и заявили, что доставив пакет, я смогу сегодня не возвращаться. В предвкушении целого свободного жаркого дня, когда я могла бы пойти на пляж или поваляться в парке с книгой, я свернула во двор с проспекта Ленина, слушая в плеере своего любимого Вилли Вало и его The Reaper.

Я зашла в подъезд старого сталинского дома, поднялась на последний этаж и позвонила в тяжелую деревянную дверь.

На пороге стоял молодой стройный мужчина в узких джинсах и футболке – автор издательства Щербатский Юрий – как у меня было написано в маршрутном листке, ему я должна была передать пакет и уйти.

– Привет, проходи, – пригласил меня внутрь мужчина. И я переступила порог.

– Я из «Мёбиуса», – протянула я ему папку с бумагами. – Я же больше ничего не должна вам отдать?

– Да-да, я тебя ждал. Как тебя зовут?

– Маша.

– Я Юра, – представился он в ответ. – Маша, ты знаешь, мне нужно только проверить макет и подписать его в печать, в принципе, чтобы тебе не мотаться два раза, ты можешь сейчас подождать, пока я быстренько все проверю, и сразу забрать подписанные бумаги с собой. Ты не против?

Конечно же я была не против! Воспитанная девочка в белых гольфах и с плеером в ушах. Тем более, мне сказали, что это быстро!

– Проходи, не стесняйся, – пригласил меня Юрий внутрь, и я прошла за ним в гостиную. – Сегодня очень жарко, хочешь пить? – спросил меня Щербатский, и, не дожидаясь от меня ответа, вышел из комнаты.

Я огляделась: это была просторная гостиная с высокими потолками с лепниной, поразившая меня своими необычными обоями с затейливыми узорами, каких я никогда не видела до этого. Я сидела на каком-то неимоверно роскошном бархатном диване, и это еще больше располагало меня к хозяину квартиры. Тем более, это был заслуженный автор статей, которому платили за публикации в журнале! Через приоткрытую балконную дверь раздавался крик стрижей, и виднелись верхушки раскидистых лип, уже отцветающих своим тяжёлым сладким ароматом. Тихо умирающий июнь наполнял все вокруг душной влагой, пропитавшей мои шорты и футболку, и я, как и стрижи за окном, уже предчувствовала дождь, собиравшийся пролиться к ночи.

– Вот, пожалуйста, – вернулся Юра с высоким стаканом в руке: даже вода в нем была голубовато-искристая, словно он только что набрал ее в альпийском горном ручье из рекламной картинки.

Я взяла тонкий, как колба, стакан и начала пить из него ледяную воду, и капли тоненькой струйкой потекли по подбородку и шее, ниже к ложбинке между грудей, оставляя мокрую прозрачную дорожку на ткани футболки.

Юрий сел в кресло в углу проверять распечатанный макет, а я, чтобы сгладить молчание комнаты, подошла к балкону и выглянула в окно, где на детской площадке одиноко скрипели качели, на которых сидела девочка в платье и белых носочках. «Прямо как у меня», – подумала я перед тем, как комната немного покачнулась, стены сдвинулись в сторону, а заунывный скрип ржавых качелей стал последним звуком в мертвой тишине квартиры, который я услышала…

Мне показалось, что я очнулась в другой жизни. Сначала я решила, что уже утро, и я в своей комнате дома, но присмотревшись, поняла, что это чужие белоснежные стены с бесконечным потолком, а я лежу на какой-то огромной кровати с туго натянутыми, словно в операционной, простынями. В голове, словно забитой ватными шариками, медленными ударами стучал пульс.

Во рту было сухо и жестко, словно я прополоскала его песком. По всему телу разлилась такая слабость, что я едва могла пошевелить пальцами рук. Где-то в глубине квартиры играла тихая музыка, и, прислушавшись, я узнала Вагнера: я как любая отличница из интеллигентной семьи регулярно ходила в филармонию.

– Все будет хорошо, малышка, – вдруг я услышала рядом тихий голос, и начала припоминать, где я нахожусь. И, словно предвосхищая мой вопрос, который я еще не успела задать, он объяснил. – Видимо, тебе стало плохо от жары, ты упала в обморок, такое случается… Ничего страшного… Я тебя отнес на кровать. Полежи здесь немного, и тебе станет лучше.

И хотя я по-прежнему едва могла пошевелиться, я с трудом повернула голову и увидела, что Юрий сидел рядом со мной на кровати, но уже без футболки. Его можно было бы назвать привлекательным с подтянутым прессом, стройным загорелым телом и темными густыми волосами, но не в тот раз и не в этой жизни.

Для меня он был слишком страшным и слишком взрослым мужчиной, хотя, как я понимаю сейчас, разница в возрасте у нас была всего в несколько лет.

– Я хочу пить, – только и смогла прошелестеть я высохшим от жажды голосом, и он, словно ожидая этого, взял в руки тот же тонкий бокал и, приподняв мою голову, начал медленно вливать мне в рот ледяную воду. Жидкость прозрачной змейкой поползла по голой коже, и я с ужасом поняла, что на мне нет моей футболки, и я лежу на кровати только в белье: в своих белых девственных трусиках и бюстгальтере из хлопка, которые покупала мне мама.

Инстинктивно я попыталась прикрыться ладонями, но почувствовала, как чужие сильные руки жёстко и властно остановили меня:

– Не бойся, Машенька. Ты такая красивая, я хочу только полюбоваться на тебя. Ты уже, наверное, целовалась с мальчиками? – Я вспомнила потные поцелуи без языка со своим другом Гришкой в темном подъезде, с таким близким и знакомым, который сейчас был где-то за тысячи световых лет от этой постели с чужим мужчиной. – Хочу только поцеловать тебя в губы, можно? – спросил он, и, не дожидаясь моего согласия, стал спускаться вниз к моему животу, – в эти губы.

– Пожалуйста, не надо, – только и смогла выговорить я непослушным слабым голосом, и волна стыда, а не страха, захлестнула меня, когда он медленно и осторожно стал оттягивать резинку моих трусиков, и, спустив их на бёдра, впился своими губами в мои. И тут я ощутила, как его жесткий и шершавый язык заполз внутрь, сминая и ломая мои белоснежные крылья.

– У меня еще не было мужчины, – тихо заплакала я, ощущая, как вместе с горячими слезами меня навсегда покидают мои чистые и беззаботные дни… Я попыталась оттолкнуть его голову руками, вцепившись в густые волосы, но это только возбудило его еще сильнее, как и мое признание, и я слышала его гулкое тяжелое дыхание и едва сдерживаемые глухие стоны.

Простыни подо мной намокли от его слюны, мне было больно и неуютно, но мужчина, видимо, решил, что подготовил меня. Он встал надо мной на колени, расстегнул ширинку и достал красно-лиловый член, с влажной круглой головкой, словно причудливое экзотическое растение с другой планеты.

– Подержи его, малышка, ты ему так понравилась, – обращаясь то ли к нему, то ли ко мне, сказал Юра и сам положил мою руку на свой член. И накрыв и сжимая мою ладонь сверху своей, стал двигать ей вниз-вверх по своему скользкому от смазки стволу. Это был мой первый в жизни член, который я увидела так близко вживую, и я, с полностью парализованной волей лежала на жестком матрасе, воображая, что это происходит совсем не со мной.

Но моего мучителя это все явно очень возбуждало: и моя немая неподвижность, и мой безмолвный плач, и гулкая тишина этой огромной пустой квартиры. Взяв в руки свою налитую дубинку, он начал медленно водить ей по моему животу, поднялся к груди, осторожно отодвинул в сторону лифчик и начал скользить влажной горячей головкой вокруг крошечных горошин моих сосков. Поднялся еще выше и, нависнув над моим лицом, стал плавно выписывать узоры по моим скулам, подбородку, губам, размазывая мои слёзы по пылающему лицу влажным шариком своего пениса.