Трамвай

Клара учтиво склонила голову и уже через пять минут Марина шла в десяти метрах позади Кондуктора ведущего под локоть ее студента. На лице женщины было написано равнодушие, замешанное на безразличии, вызванном отчаянием. Она плелась следом только потому что ей некуда было идти, а эти двое хотя бы выведут в город.

Виталик почему-то не сопротивлялся и даже не разу не обернулся. Он снова превратился в ее восприятии в призрачную тень, и только старый Кондуктор хорошо был виден на фоне омерзительной серости этого города. И вообще в их движении была какая-то тоскливая обреченность. Старик ведет куда-то молодого человека, а за ними, размеренно передвигая ногами идет некогда великолепно выглядевшая женщина в порванной одежде и с напряжённо-злым выражением на изукрашенном кровоподтеками лице.

Навстречу этой странной процессии никто не попался до самой станции «Сухие овраги», что было удивительно. Даже в этом мрачном и безлюдном населённом пункте все равно изредка попадались прохожие, но сейчас не было никого.

Может потому что все опять собрались на перроне и окружающем его пустыре?

Скорее всего так и было. Дело в том, что действительно огромная и как всегда бесшумная толпа снова была там несмотря на то, что трамвай приходил на днях совсем недавно. Только на этот раз картина отличалась от обыденности. Безмолвные тени не толкались и не рвались ко входам в вагоны как это было здесь всегда. Они стояли близко друг к другу и почти не шевелясь глядели вперед на то место где расположились традиционные три трамвайных вагона. Появилось впечатление экстраординарности и какой-то торжественности происходящего, когда Марина вслед за Кондуктором и Виталиком поднялась на бетонную платформу.

Что-то было не так. Но что? Женщина огляделась. Ах вот в чем дело! Трамвай сегодня был развернут в другом направлении! Головной вагон был ориентирован в правую сторону, тогда как до этого момента странный трамвай осуществлял транзит этой станции с права налево. По крайней мере в те случаи, которые преподавательница наблюдала сама. Видимо в этом и была причина нынешнего необычного поведения жителей этого города, одержимых идеей поездки в вожделенном общественном транспорте. Они не могли понять почему он возвращается назад и что это может означать для них.

Но, впрочем, так понимала ситуацию Марина, которая все-таки оставалась еще здесь новичком. Может все было по-другому и происходящее перед ее глазами было естественным ходом событий, а она просто ранее не имела счастья наблюдать что-то подобное. Кто знает.

Тем временем Кондуктор, продолжая конвоировать Виталика прошел через толпу как нож сквозь масло. Прямолинейно, нигде не задержавшись и не натолкнувшись ни на кого из впавших в ступор претендентов на поездку они бодрой походкой проследовали к трамваю. Марина по инерции продолжала идти за ними, но ей пришлось лавировать, огибая людей и когда она вышла к краю платформы старик уже шагнул на подножку и скрылся в темном нутре вагона, а Виталий Лисецкий на секунду задержался, поставив ногу на ступеньку и обернулся назад. Было еще одной странностью и необычностью то, что входили они не в третий вагон как всегда, а в среднюю дверь первого.

Марина остановилась и на какое-то мизерное мгновение отчетливо рассмотрела лицо Виталия, прочитав на нем все, что он хотел сказать. В его светло-голубых глазах было прощание. Прощание навсегда.

Это был момент, когда надежда окончательно покидала его. Впервые с тех пор как он увидел ее там в огромном амфитеатре университетской аудитории. Впервые за все время их пребывания в этой странной и унылой реальности. Вообще впервые за всю его недолгую жизнь.

Страшным холодом дохнуло на нее, и женщина попыталась сделать шаг вперед. Но это ей не удалось. Словно невидимая стена возникла на ее пути. Она итак стояла на целый метр ближе к трамваю чем все остальные и дальнейшее движение стало невозможным.

– Виталик! – тихо позвала она.

Он продолжал молча смотреть на нее.

– Прости меня!

Высокая долговязая и нелепая фигура юноши снова подернулась дымкой и развернувшись молча скрылась во мраке вагона. Двери медленно закрылись и состав тихонько покатился по рельсам.

«Тук-тук! Тук-тук!» «Тук-тук!» «Тук-тук!» – застучали колеса.

Марина еще стояла некоторое время на краю перрона, глядя вслед уезжавшему составу. Когда тот совсем скрылся из глаз она развернулась и увидела, что все, кто пришел сюда сегодня также никуда не торопятся уходить. Безликие тени продолжали стоять на месте сплошным людским частоколом.

Только одна из фигур была более-менее различима в первом ряду и вздохнув женщина медленно прошла туда и сказала ему:

– Привет, Бобба!

– Привет! – безразлично ответил мужчина, поправив очки и свою старомодную шляпу.

– Ты сейчас куда? Домой? – обыденным тоном спросила она.

Тот промолчал и лишь пожал плечами.

Минут пять они просто молча стояли рядом.

А потом народ стал потихоньку расходиться.

– Пойдем? – Марина взяла Роберта за руку. Но тот почему-то мягко высвободил свою ладонь.

– Ты знаешь, Марина, мы с тобой сейчас обязательно пойдем, но не домой.

– А куда?

– Сейчас увидишь.

– ОК! На самом деле мне все равно! – сказала она и пошла за ним.

Бобба привел ее на дальний левый конец платформы. Марина тут никогда еще не была. Остановившись у самого края, преподавательница посмотрела вниз. Небольшой пруд, заполненный темной и мутной жидкостью, лежал под ногами. Отвратительное зловоние донеслось до ее обоняния. Берега маленького водоема поросли полынью, а внутри что-то постоянно булькало.

– Что это? – спросила женщина у своего спутника.

Роберт развел руками и усмехнулся.

– Как видишь, наши овраги не всегда сухие! – сострил он и снял очки. – Помоги мне! – попросил он затем.

– А как же дартс, Бобба? – холодно поинтересовалась она.

– Ах, какие глупости! – махнул он рукой. – Пустое все! Ну так как? – мужчина взглянул на нее твердым и слегка насмешливым взглядом. Теперь он снова стал виден отчетливо словно настроили резкость изображения.

Она теперь узнала того, кто так привлек ее в этом же месте несколько недель назад.

– Я не смогу, Бобба! – промолвила она и опустила веки, намеренно теряя его взор.

– Жаль! А Лора бы смогла! – фыркнул Роберт и резко схватив ее за руку увлек за собой, прыгая вниз в вонючую лужу.

***

Марина в ужасе закричала и вдруг пришла в себя.

Непривычно яркое солнце сумасшедшим лучом светило ей в глаза. Веки задрожали и попытались раскрыться. Что-то ритмично пищало справа.

Она одним решительным усилием раскрыла глаза и увидела белый потолок над собой. Повернув осторожно голову смогла разглядеть какой-то аппарат и капельницу, торчащую из вены на правой руке. Белая простыня закрывала ее тело до самой груди. Аппарат издавал размеренный писк, а люминесцентная лампа вверху бессмысленно светилась белым светом. В этом не было никакой необходимости, так как занавески на окне были раскрыты и яркий весенний день щедро освещал все пространство огромной палаты. Марина повернула голову налево и теперь улыбалась, смотря на большое пластиковое окно и колышущиеся на ветру ветки тополя сразу за ним. Листьев еще не было, но ощущение тепла весело проникало в душу. В голове немножко шумело, но женщина почувствовала, что вполне способна встать и принять сидячее положение.

Она скинула простыню и аккуратно напрягая мышцы спины начала подниматься. Сразу накинулась тошнота, но она не сдалась и продолжила подъем.

– Что вы делаете! – вдруг услышала она испуганный женский голос. – Вам еще нельзя вставать! Немедленно ложитесь!

Медсестра лет шестидесяти в светло-зеленом халате появилась в поле зрения и хлопая накрашенными ресницами замахала руками, призывая Марину принять прежнюю позицию в положении лежа.

Та все-таки подчинилась и в изнеможении откинулась на подушку. Свободной от капельницы левой рукой блондинка коснулась своего лба и ощутила шершавую поверхность бинта под своими пальцами. Голова ее полностью была забинтована, а в затылке приглушенно пульсировала ноющая боль.

– Наталья Андреевна! – закричала медсестра кому-то. – Сотникова пришла в себя и Гордеев! Одновременно почти. Минут на десять всего мужчина раньше.

Послышались шаркающие шаги, и кто-то еще вошел в палату. Марина не могла видеть того, кто это был.

Снова женский голос, но помоложе:

– Ну слава Богу! Очухаются значит! А вот мальчика жалко. Сгубил себя, дурачок! – обе медицинские дамы протяжно вздохнули. – Долго он боролся. Держался. Но сегодня уже все! Жалко! До слез!

Марина снова сделала над собой усилие и приподняв только голову осмотрела палату.

Из пяти больших и сугубо медицинских по конструкции кроватей на колесах с высокими регулирующимися спинками заняты были четыре, включая ее собственную.

Марина лежала у окна. Рядом с ней с правой стороны был еще кто-то. Но этот кто-то был накрыт белой простыней с головой. Зрелище было жутким, но вполне определенно указывало на то, что бедолаге уже ничем не помочь. Может это о нем говорили между собой работницы больницы?

Напротив, у противоположной стены рядышком лежали двое – мужчина, который удивленно хлопал открытыми глазами, оглядываясь по сторонам и женщина с закрытыми веками и умиротворенным выражением на чрезвычайно бледном лице. Последняя была облеплена проводами и аппарат рядом с ней выдавал быстрый и четкий ритм. Очевидно, что она еще была без сознания в отличие от ее соседа и Марины, которые по словам медиков в интервале десяти минут пришли в себя.

– Извините пожалуйста! – проговорила Марина, но голос ее был чрезвычайно хриплым, и она тут же засомневалась понял ли ее кто-то. – Простите! Можно с кем-нибудь поговорить? – повторила она громче.

Подошла врач – миловидная высокая брюнетка с яркими карими глазами и села на стул рядом с кроватью. За спиной ее стояла полная, массивная с высокой прической и очках медсестра, которая с возвышенным выражением на широком лице ободряюще улыбалась пациентке.

– Что со мной случилось? – пробормотала Марина.

– А что вы помните? – врач коснулась ее лба тыльной стороной холодной ладони.

Преподавательница насколько смогла пожала плечами:

– Мало чего. А точнее совсем ничего. Как я оказалась в больнице?

– Как вас зовут вы помните? – продолжила спрашивать доктор.

– Марина… Сергеевна… – она подняла глаза вверх соображая.

– А дальше?

– Дальше… Вы знаете, я… Я не помню! – слеза побежала по щеке, лежавшей на больничной койке женщины.

– Успокойтесь! – врач была холодна и деловита. – Это бывает. Очень скоро пройдет. Сотникова ваша фамилия… Профессия? Профессию помните?

Марина вспомнила все кроме адреса. Пробелы в памяти грандиозным образом потрясли ее, но заверения доктора, которая производила впечатление очень компетентного специалиста успокаивало.

– Что со мной случилось? – во второй раз спросила пострадавшая.

Доктор вздохнула и откинулась на спинку стула.

– Вы знаете, – начала она, – то что с вами приключилось является темой для обсуждения с полицией прежде всего, но вы успокойтесь! – медик выставила руку вперед видя, как заволновалась пациентка. – Вы в этой истории только потерпевшая. А вот этот юноша… – она указала рукой на закрытое простыней тело на соседней кровати. – Судя по всему и есть виновник вашего состояния!

Марина моментально все поняла и почувствовала, как пульс ее зашкаливает.

– Это он? Это Виталик Лисецкий? Мой студент? – закричала она, одновременно пытаясь встать с кровати.

– Тише! Тише, больная! – зашипела на нее врач. – Иначе я вообще отложу наш разговор. Вы слишком эмоционально реагируете. Мне конечно не следовало сразу вам все это говорить! – работник больницы стала вставать чтобы уйти.

– Умоляю вас! – остановила ее Марина. – Расскажите сейчас. Иначе я еще больше буду волноваться.

– А что тут говорить! – врач снова плюхнулась на стул. – Вот недельку полежите, придете в себя окончательно, придет следователь и с ним будете разговаривать. А мы, знаете ли… У нас клиника скорой помощи. Мы всякого насмотрелись! Вон, например, – она указала рукой себе за спину где лежала парочка. – Муж с женой! Авария на дороге. Он был за рулем и уже очухивается, а супруга еще неизвестно сколько проваляется. Кстати, он чемпион по какому-то спорту. Что-то непонятное и редкое. Бадминтон или бильярд…

– Дартс! – почему-то сказала преподаватель математики и в памяти ее что-то шелохнулось.

– Точно! – докторша усмехнулась. – Теперь нескоро будет играть в свои игры.

– Сколько я уже здесь? – спросила Марина.

– Четвертую неделю! – медик широко зевнула и потянулась. – Нашли вас двоих с мальчиком в переулке ночью. Вы лежали на асфальте в луже воды и собственной крови с травмой затылочной части черепа, а он рядом с сердечным приступом. Синий уже весь был. Кошмар, да и только! Полиция считает, что это он вас толкнул, вы ударились об асфальт, а этот дурень подумал, что убил вас и от волнения моторчик не выдержал. Оказалось, что у него врожденная патология сердца. Вот и вся история! А остальное вы со следователем будете вспоминать!

Марина Сергеевна Сотникова вдруг увидела, как потолок закружился вокруг собственной оси и лицо женщины-врача стало тускнеть и исчезать. Несчастная почувствовала, как проваливается в небытие и почти сразу ощутила холод и влагу, которая мутной и густой массой захватила ее и тянула вниз ко дну. Темный и зловонный пруд не отпускал, и женщина отчаянно забила руками и ногами пытаясь вынырнуть на поверхность. Глаза ее в диком ужасе были распахнуты, и она из последних сил стремилась вверх, где единственный луч солнца призывно манил ее снова посмотреть в окно и увидеть ветки оживающего тополя.

«Не хочу назад!» – сказала она себе, и какая-то сила подтолкнула ее снизу выбрасывая на поверхность. Женщина вынырнула и жадно вдохнула воздух полной грудью. Солнце снова светило прямо в лицо ослепляя и делая счастливой.

– Ну наконец-то! – прокряхтела пышная медсестра и почему-то захихикала. – Ты снова очнулась! Говорила я ей! Ничего не понимают! Они думают, что дипломы получили и, следовательно, все знают! Врачи называется! Ну как можно было тебе все рассказывать, когда ты только-только пришла в себя!

В палате темнело. Солнце закатывалось и последние зайчики прыгали по стенам. Медсестра встала со стула и покачала головой.

– Чуть снова в кому не провалилась! Ай-ай-ай! Ну сейчас все хорошо! Отдыхай! Обход будет вечером. – пожилая дама тяжелыми шагами прошлепала по линолеуму и закрыла за собой дверь.

Марина вздохнула с облегчением и посмотрела в окно. Тополь по-прежнему раскачивался, касаясь стекла своими корявыми голыми ветками. Ветер глухо шумел, не смея прорваться в глухую тишину лечебной палаты. Наступала ночь. И только тихий монотонный шёпот у противоположной стены нарушал благотворное спокойствие.

Женщина прислушалась и приподняла голову чтобы увидеть происходящее.

Высокий и красивый мужчина, тот что еще недавно лежал на кровати теперь сидел на краешке больничной койки где по-прежнему без сознания лежала его супруга и бормотал словно молитву.

– Прости, меня Лора, прости! Это я во всем виноват! Только я! Я не справился, не смог! Я рисковал твоей жизнью необдуманно и глупо! И вот что произошло! И где сейчас ты? И где я? Где Роберт Гордеев? Где твой любимый Бобба? Его нет! Есть только мерзавец и подлец из-за которого ты страдаешь! Но знай, я люблю тебя и всегда буду рядом! Чтобы с тобой не произошло! Я буду здесь и подожду, когда ты выздоровеешь! А это произойдет очень скоро, поверь!

Дальше были всхлипывания и тихие стоны.

«Боже! Он, наверное, так любит ее!» – умиленно подумала Марина и с чувством умиротворения отвернулась к окну чтобы снова увидеть, как ветки дерева активно сопротивляются натиску ветра и стучат в окно с равномерным ритмом: «Тук-тук! Тук-тук!» «Тук-тук!» «Тук-тук!»