Цитадель вечности. Том 2

– Куда это ты скачешь, красавица? – озадаченно пробормотал Дюк.

Первым его побуждением было сообщить Рахиму и отправится вдогонку за охотницей. Однако он тут же прикинул в голове, что, пока он спустится да расскажет об увиденном командиру, всадница уже скроется из виду. Дорогу она знает явно лучше, чем они, вернее сказать – окольные тропы они вообще не знают, так что шансов перехватить охотницу почти нет. Проводив её взглядом, он стал спускаться со смотровой площадки.

Эль-Зидар, выслушав его донесение, переспросил:

– Та самая? Ты уверен? Хм… – и замолчал. Спустя минуту, на протяжении которой они ехали рядом, командир подвёл итог:

– Будем об этом помнить, если встретим её снова.

– Не кажется ли тебе, что те, кого мы встретили – это сторожевой разъезд? И они послали гонца, чтобы кого-то предупредить, вероятно – о нашем приближении?

– Быть может, – согласился Рахим и, тронув бока коня каблуками, вырвался вперед.

Дюк поделился своими наблюдениями также и с товарищами. Милош выслушал его внимательно и попросил описать женщину, насколько это возможно. На этом обсуждение и закончилось.

Когда день уже клонился к вечеру, обозный старшина Горг сообщил, что до селения Карим-Сар осталось два фарсаха пути,

– А что означает такое название? – поинтересовался Дюк у Алишера.

– «Сар» – обозначает «жилище». Значит, какой-то дом, какое-то жилье вне большого поселения, которое называлось бы «сюрт». Карим-Сар – значит, жилище Карима. Видимо, какой-то Карим там раньше всех поселился, а потом поселение выросло. Я помню, там пять или шесть домов всего.

Раздался дробный топот копыт, и из клубов пыли появился ехавший в головном дозоре здоровяк Шараф.

– Рахим, там вооруженные люди поперёк дороги! – сообщил он, еще не остановив лошади. – Семеро, сидят, костёр жгут! Похожи на подорожную стражу!

– Что-то рановато для подорожной стражи! – пробормотал командир и начал отдавать распоряжения. По его приказу Дюк, Урсула и Шараф заняли место рядом с ним, во главе колонны. Милоша, Орзоя и еще троих он расположил чуть поодаль, напротив пятой – шестой подвод, поручив глядеть по сторонам. Остальные четверо охранников прикрыли хвост обоза. Возницы достали из- под сена кто топор, кто самопал. Дюк поочередно извлёк седельных сумок два кремнёвых пистолета, убедился, что пули на месте, в стволах, убедился, что третий, капсюльный, пистолет, легко достаётся из-за пояса. Взвёл курки у двуствольного ружья, ложа которого торчала из чехла, притороченного позади седла.

Через полчаса ехавшие впереди увидели вдалеке, на дороге, несколько фигурок. Обоз, как ни в чем ни бывало, продолжал движение. На некоторых подводах возницы запалили труты, готовясь стрелять из старых фитильных ружей. Проехав еще сотню саженей, Дюк рассмотрел, что путь прегражден рогатками: два бруса с приколоченными к ним крест-накрест заостренными кольями стояли поперёк дороги. Рядом с заграждением стояли трое. Первый, судя по виду – командир, в ярком желтом кафтане и такого же цвета высоком колпаке с меховым околышем, с саблей на боку и с пистолетом, заткнутым за кушак, стоял, опираясь рукой на рогатку. По сторонам от него стояли двое в такой же одежде, но в руках державшие алебарды. Желтый цвет был цветом униформы иррегулярных отрядов эроганской стражи, всё равно – порубежной, подорожной, городской или какой еще. В своё время один из ханов повелел одеть стражу в такой цвет, дабы охранителей порядка было видно издалека. Сбоку от дороги четверо мужчин в серых бурнусах сидели вокруг костра и, кажется, что-то на нём жарили, а рядом с ними стояли составленные в козла ружья.

Вперёд выехал Горг, Рахим Эль-Зидар держался чуть позади него. А Дюк и другие наёмники вообще разъехались цепью поперек дороги, делая при этом вид, что их ничего не касается и они любуются облаками. Человек с саблей сделал несколько шагов навстречу всадникам и что-то громко сказал, подняв руку вверх. Горг ответил ему, и начался оживлённый разговор по- эрогански.

– Что он говорит? – спросил Дюк у Урсулы, что сидела в седле в паре сажен от него.

– Этот жёлтый сказал, что, караван едет через Чёрный Ойгон, значит, возможно, у нас есть товары, которые мы хотели бы скрыть. Что надо произвести досмотр. А Горг говорит – почему, мол, здесь? Ведь до порубежного поста еще далеко. А тот отвечает, что порубежный пост все знают, где находится, даже и глупый может весь левый товар раньше сгрузить, вот и выставили здесь заставу!

– И что?

– Говорит: давайте опись товаров, а потом подводы проверять будем, выборочно, на какие покажет. Горг не согласен, мол, долго очень и неудобно среди дороги это делать, требует ханскую грамоту. А тот говорит, что не станет грозный хан по каждому ничтожному поводу грамоты писать.

Напряженность диалога нарастала. В какой-то момент Дюк, которому Урсула продолжала отрывочно переводить отдельные фразы, заподозрил, что обозный старшина специально перечит начальнику заставы и провоцирует его на что-то. Пристав огляделся. Долина в этом месте достигала более версты в ширину. Справа от дороги в полусотне саженей начинался густой лозняк, прятавший за собою громко шумящую на перекатах реку.

Слева на небольшом взгорке, густо заросшем ежевикой, вряд ли кто-то мог затаиться. Спрятаться-то можно, да вот проламываться сквозь густую стену колючих кустов в случае чего – задача не из простых и не из приятных.

Между тем, спор, похоже, зашел в тупик. Человек с саблей чем-то грозил Горгу, а тот отвечал ему весьма спокойно и рассудительно. Наконец, начальник поста, словно с чем-то соглашаясь, поднял руку и махнул ею, мол – будь по-твоему! И в тот же миг со стороны прибрежных зарослей лозняка раскатисто грохнуло, Дюк краем глаза заметил среди кустарника вспышки пяти или шести выстрелов, и воздух рядом с ним с шумом пробуравили тяжелые мушкетные пули. Начальник заставы выхватил из- за кушака пистолет, а стоявшие по бокам от него алебардисты взяли своё оружие наперевес. Справа и слева воздух огласили пронзительные крики множества людей. Справа от Дюка взвился на дыбы конь Горга. Пистолет из- за пояса как-то сам оказался в руке пристава. Вскинув его, Дюк навёл ствол в грудь желтому командиру, до которого было шагов пятнадцать. Раздался сухой щелчок разбиваемого капсюля, в этот момент конь Дюка переступил ногами, и пуля весом в пять золотников, посланная из длинного ствола, угодила не в грудь, а в лицо начальнику заставы, превратив его в зияющую красную рану. Вытаскивая из чехла ружье, Дюк мельком увидел, как Эль-Зидар взмахнул над головой горской шашкой, что-то выкрикивая при этом по-эрогански, а Урсула окуталась облачком порохового дыма, стреляя в кого-то, а потом направила лошадь на ближайшего к ней алебардиста. Алебарду он, впрочем, как раз выпустил из рук, получив пулю в бок.

Удерживая коня, Дюк взвёл у ружья курки. Урсула наехала на раненого алебардиста и с маху рубанула его клычом по голове. Второй алебардист отскочил, обогнув перегораживавшую дорогу рогатку. Но он пока не представлял интереса. Четверо в бурнусах, сидевшие до того вокруг огня, вскочили и расхватали стоявшие рядом ружья. Какие-то люди – дюжина, не меньше – бежали к подводам справа, со стороны лозняка, а над их головами быстрыми черными росчерками промелькнули пущенные из зарослей стрелы. Человек в бурнусе вскинул ружье и выстрелил. К счастью для Шарафа, стрелок целился не в него, а в коня, попасть в которого из неуклюжей фузеи было значительно проще, чем во всадника. Раненый конь взвился на дыбы, и Шараф неуклюже спрыгнул с седла на землю, упал и прокатился по ней. Дюк, как мог, успокоил своего коня и выцелил второго стрелка, который как раз поднимал свою фузею. Раздался выстрел, и облако дыма на несколько мгновений закрыло Дюку обзор. Послав коня вперед, пристав увидел, что стрелок в бурнусе падает на землю, а Эль-Зидар и Урсула, налетев на остальных трёх, наотмашь рубят их. Бросив взгляд влево и вправо, Дюк увидел, как вскочивший уже на ноги Шараф, держа в левой руке странный двухлезвийный кинжал, похожий на двузубую вилку, захватил им лезвие алебарды, которой желтый алебардист пытался расколоть ему голову. Отведя удар, Шариф шагнул вперёд и правой рукой воткнул длинный и широкий тесак алебардисту в живот.

Сунув за пояс один из кремнёвых пистолетов, пристав проворно спешился, потому что стоя на земле ему было удобнее стрелять. Справа от него прозвучало несколько выстрелов, послышались крики и лязг стали. Люди, выскочившие из лозняка, как раз добежали до подвод. Дюк устремился туда. Милош в первые же секунды зарубил двоих нападавших, но поспешно отступил за подводу, служившую неплохой защитой от летящих стрел, тем более что один из его товарищей, наёмник из каганата, уже повалился на дорогу с торчащим из бока хвостовиком арбалетного болта, а один из возниц неподвижно лежал навзничь. Приложившись щекой к ружейной ложе, Дюк выстрелил из второго ствола, попав в живот нападавшему с трезубцем в руках. Типичное разбойничье оружие, да больше тебе не понадобится! Услыхав позади себя топот, пристав резво обернулся, и столкнулся с тремя бегущими противниками, под шумок атаковавшими с другой стороны. Значит, за ежевикой спрятаться было всё-таки можно! Двое были вооружены саблями, один – короткоствольным мушкетоном, наподобие того, что был и у Дюка, да лежал сейчас где-то на одном из возов. Ружье было разряжено, и Дюк отбросил его, ухватился за рукоять пистолета и, первым делом, снёс выстрелом половину черепа нападавшему с мушкетоном, опередив его. С тихим смертоносным шелестом зиртановый клинок покинул ножны. Тут и пригодились Дюку уроки, данные ему Милошем. Тремя ударами он обезоружил одного противника, выбив саблю из его рук, а потом обрушил меч на голову второго. Тот вскинул саблю, чтобы парировать удар… но сталь клинка, выкованного невесть каким кузнецом, разлетелась на осколки от удара об зиртан. Не давая передышки, Дюк вонзил острие меча противнику между рёбер, другой, между тем, опрометью бросился убегать. Приближающийся конский топот – Урсула, поспешила Дюку на помощь. На скаку она полоснула бегущего саблей по шее.

Пристав оценил обстановку. Возле линии замерших на месте подвод шел бой: десяток нападающих против Милоша, Орзоя и еще двоих охранников, да подоспевшего им на помощь Эль-Зидара. Командир еще верхом, а вот все остальные спешились – очень уж хорошей мишенью были всадники для лучников, стрелявших из лозняка. Из хвоста колонны тоже доносились вскрики и отдельные ружейные выстрелы. А есть ли уверенность, что слева от дороги, на взгорке, не осталось никого, скажем, с арбалетом? Дюку не хотелось, потеряв бдительность, получить арбалетный болт между лопаток. Присев за чахлый кустик, он торопливо принялся перезаряжать ружье. К тому времени, как он закончил, ситуация изменилась: пятеро уцелевших врагов отступали к реке, под защиту лучников, которых, как мог оценить Дюк, было с полдюжины. Это много. Подойти к зарослям и преследовать отступающих не дадут. Пристав добежал до подводы и опёр ружье на её высокий борт. Хорошо и то, что лучник – не мушкетёр, не может стрелять из положения лёжа, а должен всё же приподняться над землёй, высунуться из укрытия. Дюк выстрелил в одного такого, на мгновение появившегося из-за куста, но не попал – тот слишком быстро скрылся, бросив стрелу на ветер, почти не целясь. Один из возниц, щуплый бородатый мужичонка, стоя на одном колене, поднял древнюю фитильную пищаль, которую только что перезарядил, прицелился, нажал на спуск, придвигая тлеющий фитиль к полке с затравкой. Грохот, сноп огня и облако дыма, а один из отступавших врагов рухнул, как подрубленный.

Увидев, что Милош стремительно бежит по направлению к лозняку, на ходу бросаясь из стороны в сторону, Дюк снова выстелил, просто так, чтобы подействовать лучникам на нервы, и с мечом наголо шагнул было из-за подводы, но чья-то рука цепко схватила его за плечо и потянула назад.

– Не надо туда лезть! Он знает, что делать! – раздался над ухом голос Урсулы.

Неплохо отвлёк стрелков командир – склонившись к шее своего коня, он послал его галопом вперёд, но животное тут же получило две стрелы и, вдобавок, пулю из выстрелившего тяжелого мушкета, и рухнуло, подгибая передние ноги. Эль-Зидар выкатился из седла и замер на траве. Он теперь был отменной мишенью, но Милош уже добрался до зарослей. Пронзительный вопль донёсся оттуда.

– А вот теперь – пора! – Урсула первая сорвалась с места и побежала вперёд, далеко опередив Дюка. Когда он достиг зарослей, вдали слышался лишь треск веток – это убегали несколько уцелевших врагов. Четверо, исполосованные саблями и кинжалами, остались лежать на земле. Ликтор отточенным движением вложил кинжал в ножны, отёр клинок сабли об одежду убитого, вложил в ножны и его.

– Гоняться за ними не стоит, – сказал он. – Лучше поищем, кого можно допросить.

Громко произнося проклятия в адрес бандитов, к ним подошел Эль-Зидар. Он сильно хромал на правую ногу.

– Что – все мёртвые? Все отходим к обозу! – приказал он.

Дюк поймал своего коня, привязал к перегораживающей дорогу рогатке, потом опустился на землю рядом с первой подводой, положив меч себе на колени. Пока наёмники и возницы оживлённо перекликались и выискивали раненых, чужих и своих, он неторопливо вытирал клинок пучком травы, глядя куда-то вдаль отсутствующим взглядом.

– У тебя кровь на руке! – сказала подошедшая Урсула.

Только услышав это, пристав обратил внимание на тупую боль в левом плече. Рукав куртки был рассечен. Когда же это? Да, наверное, тогда, когда он рубился с двумя противниками на мечах… Резаная рана была неглубокой, Урсула быстро перевязала её.

Тем временем стали известны итоги боя. Были убиты Гурхат – наёмник из Полуденного каганата, которого подстрелил вражеский арбалетчик, и один из возниц, зарубленный, когда шел бой вокруг подвод. Шарифу стрела насквозь пробила левое плечо, еще один арджабский наёмник был ранен дважды: колющим ударом в бедро и рубящим по задней поверхности шеи, однако Горг, сведущий в лекарском деле, заверил, что обе раны не опасны. А вот со стороны нападавших потери были иными: насчитали одиннадцать убитых, да семеро раненых попали в руки охране каравана. Прихрамывающий после падения с коня Рахим Эль-Зидар приказал сволочить всех семерых в одно место и приблизился к ним с улыбкой, не предвещающей ровным счетом ничего хорошего. Один раненый, которому Милош мимоходом воткнул кинжал в печень, уже не мог отвечать на вопросы, а лишь хрипло дышал, глядя в небо отрешенным взглядом, зато остальные следили за командиром очень внимательно.

– Итак, что скажете? Откуда будете? Кто у вас был за главного? – начал Эль-Зидар.

– Атор-Джой! Атор-Джой был главным! – нестройно отозвались пленные.

– А это, подскажите мне, который? Тот, в желтом? – уточнил Рахим.

– Нет, – слабым голосом ответил один из раненых. – В желтом – это Турган, он просто так, изображал командира. Атор-Джой сидел в кустах с мушкетом! Он убежал.

– А теперь отвечайте: кого вы тут промышляете? Специально нас поджидали?

Пленные понимали одну простую вещь. Уж если ханские стражники с пойманными разбойниками не церемонились и вешали их на ближайшем дереве, то от наёмников, да еще потерявших в бою товарища, да здесь, вдали от всяческой власти, они могли ждать только весьма мучительной казни. Единственным способом облегчить свою участь было рассказать что-нибудь полезное.

– Мы в Эрогане промышляем! – раздался голос. – А здесь, недалече, у нас место есть, где мы отдыхаем, да добычу храним. Вестник прискакал, донёс, что обоз богатый идёт. Вот Атор и решил вас пограбить…

– Что за вестник такой? – подозрительно спросил Рахим. – Женщина, да?

– Зачем женщина? – отозвался другой голос. – Это Сыч прискакал. Сыч – он не наш, он под другим атаманом ходит. У него дело какое-то было близ Чёрного Ойгона. Вот он вас там увидел – и прискакал. Предупредить. Он знает, где наше прибежище. Так-то по этой дороге давно купцы не ездили…

– А вы сами? Многих ограбили, здесь сидючи? – присоединился к допросу Горг.

– Не! Не многих!

– За последнюю декаду небольшой обоз прошел, шесть телег, мы его взяли, да двое купцов со слугой ехали – у них всё забрали…

– Но это не здесь, а там, на дороге, которая уже после заставы.

– А заставу-то вы стороной обходите, или как?

– Когда обходим, а когда – или как…

– Когда обходить некогда – начальнику заставы один обол, да писарю половину обола – и все дела.

Воцарилось молчание. Всё было, в общем то, ясно и без дальнейших пояснений. Дюк, который до сей поры стоял поодаль и слушал, что торопливо переводила ему Урсула, вдруг вышел вперёд и спросил по-арджабски:

– А где сейчас Сыч?

Не успела Урсула перевести его слова, как молодой парень с повязкой на голове и кровавым пятном на рубахе ответил на том же языке:

– Сыч первым удрал. Быстро сообразил, знать, что к чему.

«Может быть, это ничего и не значит. Может быть, я уделяю слишком много внимания мелочам… но так уж меня учили! Что за поручение выполнял близ Чёрного Ойгона человек другого атамана?»

– А что за атаман, в чьей ватаге Сыч? Как его зовут, что знаешь про него? – Дюк присел на корточки, пытливо глядя прямо в глаза парню.

– Прозвище его Анафема. А как его взаправду звать, да каким делами он занимается – то не знаю. Слышал лишь, что он, вроде, чужеземец…

– Чужеземец… – повторил Дюк. Ему почему-то сразу вспомнилось письмо, написанное на имперском языке. – Как же найти эту Анафему?

– А мне-то что… – вдруг безразлично отвернулся парень.

– А то. Могу выкупить тебя.

Эль-Зидар бросил на Дюка удивленный взгляд.

– Тебе зачем этот Анафема сдался? – спросил командир.

– Надо. Дело у меня к нему есть. Если этот мне поможет, заплачу за него десять оболов выкупа.

– А. Дело. Как знаешь. Десять мало. Пятнадцать. Сильно я на них зол.

– На них ты зол, а на меня-то нет? – возразил Дюк. – Деньги-то мне платить.

Эль-Зидар рассмеялся.

– Я вами всеми очень доволен. Мы могли бы потерять больше людей. Если хочешь – забирай его, но смотри, чтобы не сбежал!

– Если только он может помочь мне.

Парень, прислушивавшийся к разговору, энергично закивал:

– Да-да, я могу помочь тебе искать Анафему!

– Ладно, забирай его за десять золотых, а остальных… – командир огляделся по сторонам. Ни одного приличного дерева. – Ребята, руби их!

***

…Час спустя обоз тронулся с места. Раненый наёмник-арджабец ехал на подводе, пленный понуро брёл, привязанный верёвкой к третьему по счету возу, а Урсула присматривала за ним. Эль-Зидар пересел на запасного коня, а Шариф шел теперь пешком. Вскоре впереди показался высокий частокол на пригорке – они достигли селения Карим-Сар. Навстречу им вышли трое вооруженных мужчин. Узнав, что случилось на дороге, они пригласили торговых людей переночевать вблизи их селения и даже согласились продать одного коня.

В ожидании ужина Дюк, Милош и Криштоф стояли в отдалении и молча смотрели на солнце, садящееся за горную цепь. Подошел Эль-Зидар.

– Да, нечасто такое дело случается! – произнёс он, останавливаясь рядом. – Обычно просто присутствия хорошей охраны достаточно, чтобы обоз никто не тронул. А эти – вишь, что возомнили! Народищу-то сколько собрали! Однако же, я рад, что у меня в отряде оказались такие, как вы или как Орзой… Будет, что потом вспомнить!

– Народу-то они много собрали, да опыта нету. Ясно, что только по дорогам грабежом и промышляли, – презрительно изрёк Милош. – Верстою раньше было такое хорошее место для засады, а они…

Ликтор махнул рукой.

– Скажи, Барт, тебе чего от пленника-то надо? – по- деловому спросил Рахим. – Взаправду тебе этот Анафема нужен?

– А ты его знаешь, что ли?

– Знал бы – сказал. Но поузнавать могу.

– Не беспокойся. У нас в Эрогане дело одно имеется. Да я давненько хотел одного человека разыскать, к которому есть у меня некоторые претензии. Не он ли, думаю…

– А, ну, что ж, удачи… – Эль-Зидар отошел от них.

Все сильно устали, и товарищи Дюка даже не стали допытываться у него, зачем ему понадобился этот атаман. Между тем, когда опустилась ночь, пристав долго и обстоятельно беседовал с пленником. На следующий же день обоз достиг порубежной заставы. Баргут заплатил установленную законом пошлину и подводы покатились уже по дорогам Эрогана, а к вечеру следующего дня они увидели далеко впереди башни и стены Магарона.

– Мне жаль расставаться с вами! – признался Эль- Зидар, когда подводы по одной въехали на обширную огороженную территорию товарного двора, находившегося рядом с базаром. – И с тобой, красавица! Я сейчас заплачу вам причитающееся, но знайте – через десять – двенадцать дней мы двинемся обратно. Я, конечно, найму тут кое-кого, но… Если вы примкнёте к нам на обратном пути – я буду рад!

Распрощавшись с командиром, провожаемые пристальным взглядом «амбарного жука» Ар-Шарима, четвёрка путешественников, сопровождаемая пленником, который в последнее время приободрился, поняв, что избежал самого страшного, удалилась вдоль по широкой улице, ведущей мимо базара к центру города.

Глава 17. Убежище

Громкие и мелодичные трели неведомых птиц доносились из ветвей чинара, росшего за высоким глинобитным забором, который окружал небольшой домик и прилегающий к нему участок земли. Подобные ему домики, сложенные из кирпичей из обожженной глины, виднелись со всех сторон от колодца, возле которого остановились Дюк и его спутники. Место, где они находились, сложно было назвать селением: просто мимо полей и рощ шла широкая дорога, и посреди этой дороги был выкопан колодец. А вокруг, безо всякого плана и системы были построены дома и разбиты крохотные садики, пространство же между ними занимала лишенная растительности сухая земля да, местами, разросшиеся кусты тамариска.

До Торонга отсюда оставалось всего несколько вёрст, и четвёрка путешественников остановилась, чтобы напоить лошадей да в последний раз обсудить последующие действия. Из Магарона они выехали вчера вечером, буквально через два часа после того, как попрощались с Эль-Зидаром. Неразумно было лишнюю ночь проводить в Магароне, где всеобщее внимание было приковано как раз к прибывающим торговым караванам. Покинуть город следовало прежде, чем по нему расползутся какие-то слухи про бой под Карим-Саром, про взятого пленного, про наёмников и младшего приказчика, которые, доехав до места назначения, сразу же отправились куда-то по делам. Перед выездом из города Дюк и Милош еще раз как следует допросили Ясыра – выкупленного разбойника – да и отпустили его, поскольку больше пользы от него не предвиделось, и знать ему не стоило, в каком направлении отбыли его спасители.

Вкратце полученная от него информация заключалась в следующем. Атаман по прозванию Анафема появился в этих краях несколько лет назад. Сначала он занимался какими-то тёмными делами, вероятно – контрабандой и еще какими-то махинациями, завёл знакомства с купцами да банкирами, с нужными чиновниками, а уже после сколотил ватагу отчаянных людей, которые помогали своему главарю в его делах. Правда, никто никогда не слышал, чтобы его ватага занималась обычным грабежом на дорогах, так же, как и на городских улицах. По этой-то причине банда Атор-Джоя никаких связей с ватагой Анафемы не имела, и люди их пересекались между собой редко. Лишь изредка, обмениваясь новостями в каком-нибудь подпольном притоне, или в корчме, где собирались только жулики и разбойники, Анафему упоминали в том смысле, что он поделился с кем-то той или иной информацией, или же сам чем-нибудь интересовался, или же его люди накануне устроили погром в таком-то кабаке, или вот сам он намедни играл с тем и с тем-то в фишки и выиграл кучу оболов. Но про конкретные дела его никто никогда не рассказывал. Поговаривали, что знакомство он водил с весьма высокопоставленными эроганскими чиновниками. Где атаман обитает было также неизвестно, однако появлялся он чаще всего в Магароне и в трёх-четырёх ближайших крупных городах. Что же касается происхождения его – называли Анафему чужеземцем, да вот только в Эрогане этим словом не называли ни тарцев, ни зидарцев, ни даже, как ни странно, подданных Полуденного каганата. А, в лучшем случае, арджабцев, или выходцев из более дальних стран.

Что же касается Сыча, который не в добрый час привёз известие о приближающемся богатом обозе, то Ясыр раньше видел его всего один раз, когда вместе с товарищами играл в фишки в игорном доме на окраине Магарона, и было это полгода назад. Кажется, он был у Анафемы кем-то вроде почтальона, или, если сказать солиднее – фельдъегеря. Кроме того, Ясыр знал еще одного человека, имевшего какие-то дела с Анафемой. Это был дальний родственник Ясыра, служивший старшим писцом у главного магаронского казначея. По его словам, за небольшое вознаграждение он иногда передавал казначею письма от атамана, делая так, чтобы об их существовании больше никто не знал. Ответные письма казначей всегда писал сам, хотя все остальные деловые бумаги, как правило, диктовал одному из писцов.