Кара Булганака. Роман

Вдруг сзади, из глубины коридора, раздается подозрительный шорох… Устрицкий плавно, как кошка, уходит в тень, вскидывая автомат. Шаркающие звуки превращаются в тяжелые небрежные шаги… Появляется слабый размытый огонек лучины.

– Стой! Кто идет? – выкрикивает сержант, – Еще шаг и стреляю!

– Я это… Тихо ты, не шуми! Призраков разбудишь… – посмеивается голос из темноты, – Куда не пойди – везде все за оружие хватаются! Вместо теплых слов приветствия… Паранойя просто от мрака началась повсеместно! Да свои, уже успокойся, кто там?

– Свои говоришь? Пароль? – пронзительно щелкает затвор, – Сейчас и поймем, кто свой, кто чужой! Говори, живо!

– Тьфу, ты пропасть, – хрипит голос, – пароль? Кажись запамятовал… что ли? Сейчас может…

– Так, дорогой! Стой не двигайся! Руки кверху! И лицом к стене! Я сейчас подойду! И не дергайся, ты на мушке!

– Ну, совсем с ума посходили! – смеется незнакомец, – Своих перестали узнавать! Что дальше будет? Так и палить друг в друга начнем почем зря…

– Разговорчики! Тихо там и стой на месте! Я сейчас…

– Не суетись, служивый, – усмехается голос, – лучше за входом смотри! А то враг обойдет, моргнуть не успеешь… Пароль 28—72 на сегодня, остынь уже, хоть малость…

– Ага! Верно! Ты кто? Не могу разобрать…

– Ну ты даешь, Борька! Скоро и себя не узнаешь…

Из темноты вырастает фигура Кагина с папиросой во рту.

– Теперь признал? Сокол ясный…

– Так точно, товарищ комиссар! Во мраке этом и не поймешь сразу… кто приближается!

– Да нет, все правильно, Боря! Сделал как надо. Я просто намеренно слегка проверял бдительность…

– А если бы шмальнул очередью? От нервов и вообще? Чтоб сразу наверняка, без лишних разговоров? Что тогда?

– Ну, во-первых, я с той, с нашей стороны пришел, чтобы в меня стрелять! А во-вторых, от меня агрессии не было… Ситуация требовала простой проверки. Если бы я молчал или полез на рожон – другое дело! А тут все контролируемо проходило…

– А ты как здесь, Николай Александрович? По делу? Или как?

– Гуляю! – усмехается Кагин, покачиваясь, слегка подвыпивший, дохнув перегаром, и выпуская кольца табачного дымы вверх, заходит за каменную кладку, чтобы не было видно огонька папиросы, – Уже третьи сутки отдохнуть не могу! Не спится. Давят и тьма эта бескрайняя и глыбы эти зависшие, кажется раздавят тебя в один миг… как назойливую муху!

Решил пройтись! Развеяться немного, заодно посты проверить и на свет живой, хоть глазком глянуть…

Тяжело как-то на душе… Словно огромный мощный магнит вниз тянет! В самую Пропасть! Сил нет… Закуривай!

– Спасибо! Бывает… Катакомбы эти такие! Очень непредсказуемые…. Только с виду камень заброшенный, чуть вглубь шагни – все понеслось! В башке целый карнавал начинается – и чувств, и мыслей всяких странных! И образов ненормальных. Как кладезь возможностей, где может появиться все что угодно. Что в них кроется и за столетия не поймешь… Все тут неуловимо и призрачно. Они как затаившийся мифический дракон, играющий… Принимающий любые формы и облики! И что у него на уме… ни вжись не догадаешься! Попробуй, пойми, что этот камень угрюмый думает и чем обернется? Что тут что-то Живое есть – я голову даю на отсечение! Оно реальней, чем я сам! Только вот одно понять не могу – за нас Оно или против? Иногда, кажется, что защищает изо всех сил, а иногда такой страх берет, ни с чего просто, будто разможжит тебя сейчас что-то! И черт его разбери, что тут творится!

– Ты Боря, извини, но ты часом, газа немецкого лишнюю порцию не хлебнул? И фантазия разыгралась? – затягивается Кагин папиросой, – Ерунда все это! Воспаленное тяготами нашего пребывания здесь, воображение! Не более… Не знаю… Не верю я… в химер всяких! Все это, даже если и привидится в темном коридоре какая-нибудь хрень, так это продукт нашей крайней усталости и голода. Полного ослабления организма и раскаленного рассудка, который работает уже как загоревшейся мотор… Пройдет это все, когда придем в норму!

– Очень реалистично для химер, я бы сказал – жестко! Порой реальней, чем все что видишь! То, что постоянно многим галиматья всякая слышится – звуки в темноте, лязганье, топот, как лошадиный, голоса визгливые и утробные – это еще ладно! Но когда встречаешь и разговариваешь с человеком по часу и более, которого нет в гарнизоне – вот, это номер! Будучи в трезвом уме… Это уже полный аут!

Или этот пристальный взгляд, когда идешь по коридору, в спину, прожигающий, насквозь, словно считывающий все твои мысли и чувства, аж до холодной дрожи!

Нет! Тут явно что-то обитает и оно гораздо сильнее и могущественнее нас! Может, конечно, оно нам и помогает…

– Расстройство психики и все! Я ощущаю только тяжесть гнетущую этих катакомб… Но это естественно. Потому что место непривычное для жизни человека! Мрак беспросветный, склеп беспредельный, дикая глубина, ледяной прожигающий холод, замкнутое лабиринтом пространство… Отсюда и все болезненные реакции! Ничего, выйдем наружу, все станет на свои места! Станем прежними…

– Хорошо бы! Только иногда кажется, что нет нам обратной дороги и утягивает нас Что-то незаметно и неотвратимо в свои потерянные бездны… И хотим мы или нет, а уходим все глубже и глубже… Перерождаемся в плоть Тьмы…

– Брось, Боря! На хлебни чуток, для уверенности и храбрости! – Кагин протягивает фляжку, – Мозги прочищает лучше любой терапии…

– Что это?

– Коньяк трофейный… Из последней вылазки, разжились малость… Как-то называется… замудренно по ихнему, этикетку помню, когда разливали из бутылки по фляжкам, по-немецки что-то Эугене Гоурри что ли? Вроде как Евгений Гоурри на наш лад, или вроде того… Не важно! Продукт отличный… Только не переборщи! А то здесь пост все-таки!

– Ладно… понял! Благодарю. Топлива закинуть не помешает… огонька в окоченевшее тело, – Устрицкий делает несколько глотков, – Ох… как продрало, крепкий! Гансы тоже умеют делать… Хорошо!

– Вот так! – смеется Кагин, – Теперь все твои драконы разлетятся по своим норам! Ничего не останется!

– Если бы все враги так легко разлетались, – смеется Устрицкий, – мы бы уже давно здесь не сидели! А то все больше в трясине камня тонем…

– Ничего! Выкарабкаемся… Нас никакая фашистская зараза не возьмет! Буржуев в Гражданскую разбили в пух и прах и этих тварей разгоним… А ты чего в одиночестве скучаешь? Где напарник? Номер два? Не по уставу…

– Я его в штаб послал, скоро будет. Мы движение засекли недалеко – колонна грузовиков прошла и пехота что-то близко забегала… Может замышляют что!

– Понятно. Позиция у тебя необычная. Спуск прямой и крутой… Как за нашей зениткой сидишь, ствол вверх уходит!

– Ага! Уклон в 35 градусов идет, ровно вниз, или вверх! Как, откуда смотреть…

Ничего, коньяк то в голове заплясал! Завеселело на душе… Туман этот мутный подземный кажется и вправду рассеивается! Тяжесть уходит.

– А я тебе, о чем толкую! Мы в постоянном напряжении находимся, как электрический ток через нас идет, оно и понятно – иначе нельзя, но иногда чуток сбросить груз стоит…

Русский хмель – это самое непредставимое и неподвластное оружие… все одолеет! Не каждому дано…

Звук осыпающихся камней у входа заставляет мгновенно схватиться за оружие…

– Что там? – щурится Кагин, туша папиросу о камень, – Зверушка пробежала? Или просто осыпь…

– Просто ничего не бывает! – Устрицкий поднимает ствол пулемета, – А зверушки тут только немецкие шарахаются, других нет… Сейчас поглядим!

– Вроде стихло! Надо ближе подойти! Во всем разобраться…

– Нет, товарищ комиссар! Останемся здесь, может они этого и ждут… Чтобы мы вышли. Пусть сами заявятся в нашу родную темень… И там уже все… Выхода им не будет!

– Хорошо. Подождем здесь… У нас тут только шагни и как в болото… Назад не вернешься! Чего только нет.

– Это да… Одних лазов как в музее – разных видов и форм. Тут недалеко шахтный ход вверх есть, цивильный с металлической лестницей, все как положено! Наверху решетка… Так фашисты, падлы, его засекли, завалили глыбами камней и еще до полноты картины рядом крупнокалиберный пулемет поставили! Боятся нас, как черт ладана…

– Да, мы произвели на них неизгладимое впечатление, за эти недели! – Кагин чуть приседает, выставляя вперед, меж камней, руку с пистолетом, – Тишина наверху вроде… Только птица, кажись, чего-то надрывается! Потеряла что ли что-то… Уж как заливается, бедолага голосит жалостливо!

– Значит, потревожил кто-то, ее покой… Гнездо нарушил, или еще что! Кто-то ползает у входа. Не иначе!

– Думаешь, все-таки фриц скребется? Как-то не похоже… Но если так, малыми группами они у каменоломен не ходят! А если они резко в проход сыпанут? Может, подмогу вызовем? Резервный взвод рядом! Допустить проникновение в расположение гарнизона, мы не можем!

– Это излишне… Там щель очень узкая, только ребенок может пролезть или взрослый еле протиснуться. Сколько бы гансов не было, внезапной массовой атаки не будет! Они просто застрянут! И их поодиночке можно перебить…

Не полезут они в такой тесный проход… большим количеством! Так что все под контролем!

– Слышишь что-нибудь? Я —нет… Может, зря мы переполошились? Камень упал просто, ветер только шумит, и песок сыплется, и птица неугомонная смолкла! Надо посмотреть…

– Нет, Николай Александрович! Ждем… На нравится мне это затишье. Немец тоже не дурак стал, как к катакомбам подкрадываться. Научился, стервец!

– Ладно, посидим еще немного, потом я осторожно схожу… Если что ты здесь есть! В качестве 2-й линии обороны. Как уже заебало на одном месте сидеть, хочется уже взорваться, взлететь, шарахнуться головой об стену, пробить каменный панцирь и вырваться наружу, вспорхнуть как птица, та, что на воле сейчас курлыкала! Когда блять, эта подземная эпопея уже закончится? Замучила до остервенения! Как раньше воевали…

– Тихо! К нам гости…

– Да где? Я ничего не вижу!

– Вон, гляди там слева…

У входа проскользнув, ложится тень. Раздаются приглушенные голоса…

– Пожаловали, суки! – хрипит Кагин, чуть кашляя, и взводя курок трофейного парабеллума, – Милости просим, баварцы ебаные! Сейчас отхватите, как положено!

– Не торопитесь! – одергивает Устрицкий, – Пусть залезут… Чтоб наверняка!

В узкий пролом просовывается грузная фигура, перекрывая свет… Становится сразу непроглядно темно. Слышны только звуки осыпающегося камня и глухая возня. Потом словно что-то падает и начинают нервно мелькать лучи фонариков, ища что-то осязаемо знакомое, хоть какую-то опору в непредсказуемом царстве мрака. Доносится металлический лязг оружия и мягкая поступь…

– Вот теперь пора! – выдыхает Устрицкий, – Самое время для охоты…

Длинная пулеметная очередь громом разрывает давящую тишину подземелья. Огненные молнии прошивают мрак и бьют по камням у входов. Раздаются крики проклятий, резкая ругань, лучи фонарей мечутся, кто-то падает скошенный метким огнем, кто-то вопит от ран.

В ответ несутся несвязные хлопки винтовочных выстрелов…

Устрицкий яростно вжимает курок, сотрясаясь отдачей в бешенном темпе, вышибая сноп пламени.

Кагин разряжает весь магазин, вставляет другой. Немцы быстро скрываются, втаскивая назад убитых или раненых…

Устрицкий прошивает для профилактики пустое «окошко» входа, и быстро меняет диск. Опять повисает тяжелая хищная тишь…

– Спрятались, курвы! – зло смеется Кагин, отхлебывая из фляжки, – Как думаешь, Боря, еще полезут? Один раз хапнули, за второй порцией пойдут? Мы еще отвалим…

– Сейчас все увидим!

У входа раздаются непонятные звуки и вновь стихают.

– Ушли что ли? – поднимается Кагин, – или…

Взрыв гранаты не середине прохода ослепляет и рвет слух… Осколки камня и металла прожигают черное пространство коридора.

– Ага! Значит так, – Устрицкий выглядывает из-за заградительной стенки, когда оседают клубы едкой пыли, – нет, это против нас бесполезно, господа арийцы! И расстояние не то для размаха броска и камни у нас крепкие! Можете хоть ящик забрасывать, олухи!

В проеме появляется несколько темных силуэтов… Сержант мгновенно давит на спуск и пулемет бьется в неистовом ритме, выпуская росчерки огненных трасс… Сверху летят крики, кто-то опять тучно падает и вспыхивают редкие беспорядочные выстрелы в ответ…

Вниз скатывается еще несколько гранат, разрываясь недалеко от входа, сотрясая стены сумасшедшим свистящим вихрем, и обваливая небольшой участок тоннеля.

Устрицкий отвечает короткими очередями по мелькающим теням у прохода снаружи. Фашисты стреляют наугад, все реже… Видимо или отступая, либо меняя позицию.

– Ну все! Я им сейчас покажу, что такое 510 отдельный зенитный дивизион! – вскакивает Кагин и устремляется вперед по склону, – Побегут как зайцы!

Политрук, спотыкаясь и соскальзывая на обломках камней, достигает выступа скалы, рядом со входом и прицельно всаживает в темную копошащуюся в оврагах массу, пулю за пулей, из пистолета…

– А! Свиньи баварские, получайте! – кричит разгоряченный комиссар, – Все здесь сдохнете!

– Комиссар, назад! – кричит Устрицкий, – Ты на линии прямого огня! Уходи оттуда!

Фашисты простреливают черноту прохода, пули рикошетят, взвизгивая по скалам, но скоро стихают, понеся потери. Все замирает в неопределенной паузе. Неясно будет ли какое-то продолжение. Лишь ветер заунывно влетает в беспредельную темноту подземелья…

– Все! – выдыхает Кагин, – Дрогнули! Непобедимая армия Европы! Смылись… Только хвост мелькает в скалах! Приходите еще, скоты убогие! Свинца на всех хватит!

– Что там? – кричит Устрицкий, – Их видно? Или они переместились?

– Аллес! Ни хрена больше никого… Трупаков подобрали видимо и на «хаузе» свои подались, раны зализывать… Еще один бой – наш!

– Хорошо! Спускайся уже, Николай Александрович! От греха…

– Полагаешь, скоро попрут снова? – политрук чинно и медленно ступает вниз, перескакивая по обломкам скал, – Или минометами рвать начнут?

– Не то, не другое, – гулко снизу отзывается Устрицкий, – вход маленький, смысла нет. Сегодня возьмут на прицел, а завтра завалят камнями, замуруют наглухо… Как они всегда делают с небольшими подземными дырами. Их логику просчитать достаточно просто!

Примитивные варвары… Все мысли прямолинейны, без узоров и отклонений! Полагаются на силу техники и численное превосходство. Это их и погубит.

– Значит, на сегодня представление закончилось? – покачивается охмелевший от боя и спиртного, комиссар, размахивая разряженным пистолетом, – Снимаем маски, опускаем занавес? И музыка сержанта Устрицкого стихает….

– Вроде того! – улыбается Устрицкий, – Иди уже, отдохни, поспи, товарищ комиссар, на сегодня свой долг ты точно выполнил! Фрицев разогнал…

У нас впереди еще сражений немеренно.

– Ладно, будь по-твоему, Боря! Я и вправду, утомился слегка. Может, усну… Черт! Трофеев нет, жалко… Все с собой гансы утащили, даже брошенного патрона нет. Мой парабеллум пуст…

– Ничего! В оружейной найдем! Пополним боезапас… Я тоже, почти все расстрелял. Сейчас Азаров подойдет, веселее будет.

– Ну, тогда, бывай, до встречи! Я потопал, сейчас провод запалю и вперед с горящим огоньком! Держись Боря, увидимся!

– Удачи, Николай Александрович! – вытирается пилоткой Устрицкий, – Я еще побдею в подземном храме…

Глава 18. Кто ты здесь?

В громадном черном пространстве мрака и камня движется маленькая мерцающая точка, то появляясь, то исчезая… Живой огонек, упрямо продирающийся через оскалившуюся пучину Тьмы. Как светлячок в смоляной ночи, он неровно мелькает в поисках верного пути. Среди холодного могильного безмолвия нависающих глыб катакомб, он кажется чем-то искрящимся нереальным и абсолютно неприемлимо враждебным, этому царству вечного Мрака. Непонимающее, светящееся смутное пятно дерзко и самозабвенно вторгшееся, будто обречено… Словно еще мгновения и он потухнет – настолько несопоставима зависшая беспредельная масса причудливо изломанного камня и порывисто колышущееся от подземного ветра пламя, как знамя, случайно попавшей сюда жизни. Сколько ему еще осталось?

Старшина Коба оборачивается…. Его гулкие шаги звучат эхом, будто какого-то забытого инструмента, тени от факела вырастают за спиной до невероятных извивающихся размеров, и кажется, уже не принадлежат телу, живут отдельно, залихвастски кривляются как стая чертей… Непроницаемая темнота, словно зверь расплылась, затаилась во всех проходах, и задумала что-то явно не доброе… Торжествуя в своем превосходстве.

Блуждая долго по коридорам каменоломен, создается стойкое впечатление, что ты топчешься на одном месте…

Все похожее, все повторяется многократно, неисчислимо… залитое погребальным мраком. Ничего не отличить, и ты сам словно сливаешься с этой унылой каменной массой.

И с тобой просто кто-то играет, довольно потирая руки в непроглядной тьме.

Появляется ощущение бессмыслицы любого действия, привычного поведения, всего, что раньше было значительным и привлекательным.

Все стирается в сумеречную Пустоту серого камня. Смерть гораздо глубже, чем ее представляют… Она с рождения живет во всех и движет к запретным неведомым далям, она странно преображает и бросает в непредсказуемую пропасть…

Откуда она придет и когда – не знает никто… Она всегда рядом, она неусыпно следит за каждым живущим. Кто сможет пройти этот Лабиринт и уцелеть?

Старшина всматривается в трепыхающуюся, словно разозленную от внезапного пробуждения от огня, бескрайнюю темень. Когда вступаешь в непроглядный мрак, как в болото, что тебя ждет?

Огненными росчерками в измученном и растресканном разуме вспыхивают непонятные тревожные мысли.

– Куда я иду? Зачем? Да, у меня есть цель, задание… Но изменит ли оно что-либо в этом подземном царстве отверженных исполинов? Тут будто никого нет, и тем не менее, вся эта гротескная громада кажется единым живым телом, словно ожившим мифическим чудовищем, начинающим пробуждаться… Порой даже любой камень мерещится отдельным притаившимся существом. Чего они все хотят? Их скорбный взор сверлит до глубины души! Они глядят со всех сторон и чего-то ждут… Испытующе и неотступно.

Я спускаюсь все ниже в запутанное подземное чрево… Что там еще есть? Какое оно? Благосклонное к нам или коварно беспощадное? Что можно ожидать от того, что живет в нестихающе бушующей тьме?

Обычное оружие способно защитить от этого? Или требуется что-то совершенно иное? Что есть лишь в глубинах нашего сознания?

Тяжело дышать… Воздух здесь, на нижних ярусах спертый и пропитан разложением и самой Гибелью! С каждым вздохом словно впитываешь в себя изрядную порцию трупной затхлой эссенции…

Кругом выступающие стены сжимаются, потолок словно сам опускается… Превращая окружающее пространство в угрюмый персональный Склеп. Идти становится все неудобней и трудней. Перед глазами виснет мутная пелена.

Сеть коридоров кружит, будто на одном проклятьем зачарованном месте.

Неровная тропа петляет вниз, в ошеломительную Черноту.

С каждым шагом, я словно тону, все глубже… Каких-либо проблесков живого становится все меньше. Только растут темные очертания нависших, словно пристально смотрящих из мрака безграничных утесов.

Может я уже один? И все пропали? Или всегда был один? И все последние яркие события, разговоры, лица других людей – всего лишь воспаленная фантазия? Куда я попал? Может я умер? Все это сон? Или загробная жизнь? Ведь ничего человеческого, уже не осталось… Я ли это, или кто-то другой поселился во мне? Я словно проваливаюсь в гнетущую неодолимую пропасть. Лечу как брошенный камень, ожидая фатального удара о дно, когда я разобьюсь на десятки бесформенных кусков… И тогда меня точно уже не будет!

Какая тишина! Инфернально Мертвая… Не давящая, а раздавливающая, расплющивающая, буровящая, выворачивающая все внутренности! Такой нет нигде, возможно, даже в Аду! Там шум и крики… А здесь погребающее безмолвие, беспредельное! Эта особая Тишь… В ней обжигающе горит вся Глубина голодной Бездны, затаившееся Жало изгнанной страдающей Тьмы, бескрайняя разлетающаяся агонизирующая Безысходность. И небывалая свирепая Титаническая Мощь! Готовая раздавить в любой момент…

И уйти от нее нельзя! Она во всем, она обступает, касается, останавливает… Она пеленает в похоронный саван, она проникает внутрь как черное колдовское вино, одурманивая горьким полетом Отчаяния. Она завораживает своей неслышимой музыкой, погружая в странный транс.

Что будет дальше? Меня разорвет… Или я стану таким же каменным истуканом? Гигантским и призрачным…

Я слепну… Изнутри! Меркнет Свет, как сорванные цветы, вянут краски, как старое зеркало, трескаются образы… Ничего не остается!

Все погибает и уходит в черноту мрака бесконечных каменоломен. Продолжая существовать уже непонимающей частью темной пропасти.

Вероломными извивающимися змеями катакомбы сплетаются, в загадочно непредсказуемой глубиной, лабиринт. Почему я здесь? Это судьба? Или прихоть неведомой силы? Или просто нелепая случайность? Из всех вариантов жизненного пути я должен был оказаться именно тут? Зачем?

В чем прелесть и значимость этого мучительного пребывания в толщах земли? Где даже нет жуков и червей, один промерзший голый камень? И дрожащее марево непроходимых сумерек…

Может это все-таки сон? Один из череды многих, пугающих и ненужных… И я открою глаза и все это темное наваждение исчезнет? Развеется, как дым от вечернего костра?

Но вместо этого появляется другое стойкое ощущение, что наоборот – это и есть подлинная Реальность, а все, что было раньше – лишь мимолетный Мираж! Как понять, где Правда? Истрепанный рассудок качается как ошалелый маятник, окончательно разнося в пыль остатки здравого смысла…

Где я? Чем на самом деле являются эти катакомбы? Что за лукавая усмешка скользит сквозняками вдоль горьких испещренных камней… Что скрывают эти монолитные гигантские скалы? Для чего все это?

Это забытый древний Алтарь? И ему нужна свежая кровь? Это открытое неизвестное захоронение? Это потерянный бог? Который ищет свою новую паству? Это великолепное надгробие, чьего-то еще живого Духа? Это неведомое существо, любопытно шевелящееся во тьме?

И какова моя роль здесь? Я – очередная жертва, или призванный друг? Нежеланный пришелец или последняя надежда?

Что оно со мной в итоге сделает? Заманит в ловушку? Отравит безумием? Раздавит где-нибудь в дальних глухих штольнях? Замурует голодом и отчаянием? Превратит в серый прах? Или спасет от бренности земного мира? Подарит такое, чего нет нигде?

В этом вся суть этих печальных каменоломен. Здесь ничего нельзя сказать наверняка. Все меняется, и становится не тем, что ожидаешь…

Только продолжаешь нервно гореть, как метущийся факел в руке! И сколько тебе пылать, без еды и воды, света и тепла, можно даже подсчитать…

Сколько протянет ссыхающееся, осыпающееся изможденное, вяло бредущее тело. Каково это кануть бесследно в вечном каменном Мраке? Без единого луча Солнца, без дуновения горячего степного ветра, без доносящейся песни случайно присевшей птицы? Полное растворение во Тьму – и больше ничего! Ни единой живой частицы! Ни одного живого теплого вздоха! Ни единого светлого пронзительного взгляда…

Конец! Когда он наступит? Сколько еще запыленных метров обломков и крошки камня, сбитых сапог, чтобы понять, что предсмертная гонка закончена? И бурлящая жадная Бездна уже ждет…

Или сойти с ума… Так наверно легче! Тогда уже уходит боль и напряжение гудящей и дребезжащей машины разума. Все становится другим. Появляется ощущение пьянящего полета и искреннего интереса к любой мелочи. Весь мир, как в детстве, становится вдохновенной игрой. Все, даже самые кошмарные вещи и обстоятельства окрашиваются неизмеримой Красотой! Все происходящее делается ярче и глубже до восхитительного головокружения… И самое главное – пропадает Страх! Этот противный, липкий, склизкий и выжигающий бледный Упырь… Он отступаем перед очищающим огнем Помешательства.

И ты обретаешь истинную Силу!

Может, стоит попробовать? И это теперь единственный выход?

Чем кануть во Мраке? Или стать еще одной неприкаянной Тенью? Истертым камнем в заброшенном проходе?

Нужно только посметь! Решиться… Не обдумывая, и не колебаясь. Лишь сделать шаг и прыгнуть туда, где…

Что это? Я оглядываюсь… Кто-то идет за мной? Нет в сумрачном холодном коридоре пусто… Только гулко и протяжно завывает мечущийся сквозняк. Я ступаю дальше, но сзади явно чувствуется внимательный изучающий взгляд, и за спиной почти слышно чье-то дыхание и что-то нависающее как эти глыбы, только Живое… Кажется, что даже шлепают чьи-то грузные шаги!

Кто это? Что ему нужно? Он нанесет удар или покажет нужную тропу? Подтолкнет к обрыву или выведет к спасительному источнику?

Кто бы знал… Так и пробираюсь сквозь притаившуюся хищником темень. Здесь каждое мгновение опасно непредсказуемо… И малейшая ошибка грозит уже непоправимой бедой.