– Люди должны быть свободны и равны! – вдохновенно говорит Светлосанов, – Все верно! Тираны нам не нужны ни в какой форме – ни в духовной, ни в физической. Любая жизнь должна развиваться, лететь, цвести… Это первая и последняя заповедь!

– Я не об этом, – улыбается Гогитидзе, – Это очевидные для нас вещи… Я о том, что у каждого своя роль на сцене театра этого мира, и человек может быть только человеком и никем другим! И делать то, что ему отмерено. Как и все остальные живущие…

«…И море не пускает рыб наружу,Не позволяет выплывать на сушу.И не приемлет тех морское дно,Кому на суше обитать дано.Так должно быть, и жить до самой смертиВ пучине рыбам, а зверью – на тверди!»

Это Джалаладдин Руми, персидский поэт

То есть четко следовать уставу Природы и исполнять свои обязанности согласно существующем виду! Может, от нас скрыто что-то еще?

– Кто знает, Валериан Сафронович, – улыбается Елкин, – может, мы найдем способ меняться? Вплоть до биологии? Как оборотни в легендах или маги разные? Только на научной основе… Прогресс – великая штука! Если осознать, что границ нет и это только условная линия, мы действительно сможем все…

Вот и эти каменоломни, тоже не просто так… осада и бои! Прежде всего, испытание Духа и всех основ нашей сущности и тренинг для будущих горизонтов!

Глава 15. Каменная рана… Подземный Госпиталь

Тьма, кажется колышется едва заметными волнами, как волны ночного моря… В затерянных недрах катакомб редкими огнями, будто раскаленные угли догорающего костра, горит жизнь подземного госпиталя. Там, где камни словно сливаются в единое непробиваемое полотно мрака пробивается пронзительным пламенем маленький островок трепещущего живого… Без устали, без времени, меж грубых лежанок с перебинтованными пациентами крутятся, как заведенные, врач Макогон и его жена Галина. Им помогает военфельдшер Михаил Скитневский из госпиталя Гусейнова.

– Ну что у нас еще на сегодня? – вытирает руки Макогон, – Время словно остановилось…

– Плановые перевязки и две операции вновь поступивших, – отвечает Галина, – легкие осколочные ранения. Как нам это удается – оперировать, в наших условиях, сама не понимаю… Стараюсь не думать.

У троих высокая температура, простуда, у пяти пневмония прогрессирующая, надо провести дополнительные процедуры. В целом, без особых происшествий, все как обычно!

– Миша, как с перевязками? – оборачивается Макогон, – Успеваете?

– Мы с Татьяной Моисеевной почти всех обработали, осталось шесть… – докладывает Скитневский, – Управимся быстро!

– Отлично! – оглядывается вокруг Макогон, – Проверьте потом остальных, у кого стабильное состояние. Может жалобы какие-то есть или вдруг что-то обострилось внезапно. Они все почти в полузабытии находятся, могут не заметить. Вчера из одного ефрейтора кровь полилась ручьем, рана открылась, а он ничего, лежит в потолок смотрит и еще тихо напевает что-то… Люди как под гипнозом каким-то подземным. И куда нас занесло?

Надо еще помещение прогреть насколько возможно. Холод страшный. Никак несовместимо с медицинским блоком.

– Да тут не только с медицинским, а просто с человеческим обитанием никак не пересекается! – вздыхает Галина, – Глубокая черная могила! Ничего живого… Смерть, кажется, так и дышит в затылок. Черная хищная опасная Пустыня! Не могу я здесь привыкнуть, все чужое и непредсказуемое. Жутко…

– Может мы и нужны здесь? – восклицает Миша, – Вот мы и боремся с этим беспредельным Мраком! Это и есть Миссия Человека! Всегда так было!

– Иногда надо опираться на разум и рассчитывать свои силы, – отмечает Макогон, – и не брести вслепую…

– По-вашему, мы не контролируем ситуацию? – поднимает озадаченный взор Миша, – Все безнадежно?

– Не знаю… – грустно вздыхает Макогон, – Мы делаем, все что можно и даже больше… Но мне кажется, мы смутно представляем, с чем столкнулись!

– Не понимаю, о чем Вы, – отзывается Миша, – О том, сколько примерно немцев вокруг нас и какие части, мы имеем представление. И вполне можем выстроить стратегию боя… Да, приходится очень трудно, враг силен! Но в целом, каждый знает, на что идет.

– Мир гораздо глубже наших обычных представлений об окружающей реальности… – сообщает Галина, – Здесь, у нас, сошлись в битве скрытые силы, которые нам не дано вообразить! А мы – только орудия, инструменты…

Конечно, мы сделаем все, что в наших силах и если потребуется, пожертвуем собой. Но мы должны четко понять, что столкнулись с чем-то, что выходит за рамки человеческого сознания. Оно нас призвало, оно нас ведет, и неизвестно, чем это для нас закончится. И корни этого сражения уходят во мрак времен…

– Если честно, я ни черта не могу понять из ваших мистических недомолвок, -усмехается Миша, – Что именно вы хотите сказать. Все это антинаучно.

– Наука – это лишь временной фрагмент непостижимой Мозаики существования, – поясняет Макогон, – То, где мы находимся – это земля древних цивилизаций, очень мудрых и могущественных. И что-то здесь пробудилось! Чему нет словесного и понятийного объяснения. Это можно только почувствовать, и Это явственно ощущают все, кто здесь находится, только боятся признаться и себе, и другим, что не выглядеть в нелепом свете…

Мы все захвачены некой Забытой Силой, пришедшей из каменной Глубины. И шансов вырваться, у нас, возможно уже нет…

– Олег Андрианович! – веселится Миша, – Извините, но Вам поспать надо… Похоже, Вы переутомились! Целый день на ногах, не присели… И Подземелье видимо на Вас плохо влияет.

– Некогда спать! – мрачно отрезает Макогон, – От нас зависят жизни этих людей. Где-то, чего-то не доглядим, и человек уйдет в небытие…

Человек – существо удивительное и загадочное! Нам открыта только малая часть самих себя… И у нас долгий путь! И я не сумасшедший, как и моя жена… Мы просто кое-что знаем из давних традиций наших иудейских предков. И храним затерянные знания, которые раньше освещали путь человеку!

– Любое знание имеет причудливое происхождение, – рассказывает Галина, – реальность, как ребенок, рождается в муках и противоречиях. Наше Настоящее складывается из многих и многих фрагментов, осколков Прошлого… И то, что стоит яркой завораживающей Картиной перед нами – результат безмерной цепочки самых разных Последствий, событий, чувств, мыслей, грез… Чтобы действовать эффективно сейчас, необходимо понимать, как на нас влияют все факторы прошедшего.

– По мне так все гораздо проще… – трет затылок Миша, – И не стоит так все усложнять! Жизнь открыта и прозрачно ясна как день… Что тут еще домысливать? И загонять себя в запутанные темные лабиринты отвлеченных упражнений разума, из которых нет выхода?

– Чтобы видеть Все… – объясняет Макогон, – Все возможные варианты развития событий. И понимать где ты, и что можешь предпринять!

– И самое главное – кто ты, в этом мире, – добавляет Галина, – И что с тобой может быть! Для этого и дано нам абстрактное мышление.

– Во всем мера должна быть, дорогие товарищи! – восклицает Миша, – Избыток ума тоже навредить может… Закрыть очевидные вещи пеленой заумного тумана! Зачем?

Должна быть практическая ясность – острая, как скальпель… А ненужные мысли только путают и уводят в сторону!

– Весь вопрос в том, – оживляется Макогон, – как найти то единственное направление мысли, которое выведет из вероломной сети ложных и фатальных путей… Это уже настоящее искусство!

– Как говорил кто-то из великих, «Человеку свойственно ошибаться…» – добавляет Галина, – В мирной жизни это еще проходит нормально… А вот на войне ошибки непростительны и необратимы. Ставка – человеческая жизнь. А это самое ценное, что есть на нашей земле…

– Ладно, пошел я перевязывать, – зевает Миша, – потом еще пофилософствуем, хоть отвлекает немного от нашего давящего подземного мрака! С вами интересно. Начинаешь непроизвольно задумываться обо всем…

Олег Андрианович! На операциях я буду нужен или Клаву Расщупкину прислать?

– Пусть Клава придет, – устало опускается на ящик-стул Макогон, – У нее как раз дежурство начинается. А ты отдохни немного, за сегодня уже набегался… У нас еще впереди работы хватит.

– Спасибо, Олег Андрианович! Я скоро… Чуток дыхание переведу и снова сюда… Дышать то тут трудней, чем на нашем старом месте. Воздух затхлый и вязкий какой-то, как будто протухшую кашу ешь и давишься! Голова кружится начинает… Эх, сейчас бы к морю! Окунуться разок и просто вдохнуть свежий солоноватый ветер, крик чаек послушать… Благодать! И все рядом – рукой подать. Вот какими гранями мир может повернуться!

– Все наши напасти временно, еще накупаешься, у тебя вся жизнь впереди, – улыбается Галина, – иди, отдыхай нормально, заступишь по графику. Нужно набираться сил, а то свалишься сам, пациентом своего же госпиталя.

– Не… Я не упаду! – с устало сонно хлопающими глазами, но твердо заявляет Миша, – У меня запас прочности еще ого го!

– Нет, дорогой, давай на отдых! – смеется Макогон, – Заслуженный, и без разговоров! А мы, будем к операции готовится…

– При факельном освещении – кто бы мог подумать! – тяжело вздыхает Галина, – Немыслимо! Это почти вслепую, с завязанными глазами!

– Это фронт, Галина, – бодро и по-армейски бросает Макогон, – война… Приходится делать то, что в мирной жизни кажется полным бредом или фантастикой… Если суметь открыть внутренние двери, скрытые ресурсы, пожалуй, мы сможем все! Только не всегда ключ подходит к замочной скважине. И дверь оказывается не той…

– С водой ничего неизвестно? – неожиданно спрашивает Миша, – А то мы к пределу подходим, запасы тают. Столовая ложка в сутки – это для здорового неприемлимо, а для больного и изорванного в бою, просто слов нет… Раненые сгорают! Еще немного – и перемрут все…

– Это ужасно! – сокрушается Галина, – В кошмарном сне не привидится. Я удивляюсь, как их организм еще борется, да и наш тоже…

– Воду ищут… – сообщает Макогон, – По всем катакомбам! Снаружи понятно, источников нет. Да и если бы и были – там не подойти. Каждая щель под прицелом – простреливается из всего что можно! Носа лишний раз не высунуть…

– И каковы шансы? – беспокоится Миша, – Что нас ждет?

– Шанс есть всегда, – твердо заявляет Макогон, – В каменоломнях, говорят, колодцев никогда не было… Может, попадется где-то водоносная жила. Поглядим…

– Может свои колодцы пробить? – предлагает Миша, – И все решится!

– Попробуем… – задумывается Макогон, – Но надо знать, где рыть… Здесь слой камня огромный и если промахнуться, можно всю жизнь копать и не найти ни капли!

– Но если воды не будет, – печально констатирует Галина, – тогда нам всем конец! Даже без боя и применения какого-либо оружия. Без еды еще протянем какое-то время, а без воды – верная смерть!

– Найдем воду! – ободряет Макогон, – Если мы с поверхности ушли, и от адского пекла спаслись, не можем мы так глупо от жажды сгинуть…

Судьбой нам другое предназначено.

– А что именно?

– Особый у нас путь… – погружается в раздумья Макогон, – Не зря мы здесь! Испытание это… Как посвящение своего рода.

– Больно жуткое какое-то! – откликается Галина, – И возможно ли человеческому существу такое пройти?

– Если мы Здесь, – уверенно продолжает Макогон, – значит, возможно! И по-другому никак!

– Нас так мало… – тихо и грустно произносит Галина, – А вокруг эта беспредельная голодная топь каменной Тьмы! Алчная Пропасть! А наверху – такая же тьма фашистов беспросветная… Иногда подумаешь, как мы вообще до сих пор живы!

– Вот именно! – торжественно заявляет Макогон, – Значит, какие-то силы Судьбы нас берегут!

– Ничего! Прорвемся! – распаляется Миша, – Скоро наши придут… И мы выйдем из этого мрака на свет человеческий!

– Уж поскорей бы… – вздыхает Галина, – А то все превратимся в такой же сумрачный камень! Оцепеневает все… И тело, и разум! Холодом могильным насквозь до костей прожигает, согреться невозможно. Как будто падаешь в смоляную вязкую пропасть… безысходную! И забываешь с каждым часом прежнюю жизнь, и что ты человек! Мрак высасывает, выедает сознание, постепенно и незаметно.

– Все пройдет! – утешает Макогон, – Может это нам предначертано… Может, выбрали нас! Может происходит тут что-то, самое главное… И мы должны выстоять здесь! Пройти все это…

– Это можно в целом о жизни человека сказать! – с почти детскими интонациями говорит Миша, – Мы рождаемся, чтобы что-то сделать, оставив светлый след на земле…

– Здесь совершенно другой мир… – смотрит куда-то во мрак Галина, – Как темное Зазеркалье! Порой не узнаешь саму себя, и не понимаешь, куда идти… Что с тобой будет и где ты окажешься – на свободе или в когтях гибели!

– Путь людей не прост… – заключает Макогон, – В отличие от других видов жизни. На нас лежит ответственность в сохранении Света в этом мире. Может, поэтому и забросили нас в это бездонное чрево Тьмы!

Глава 16. Пойманная цель

В подземном штабе оживленно. Старшие командиры обсуждают текущее положение дел и возможности ближайших вылазок на поверхность.

– Итак, товарищи! – декламирует Светлосанов, – Пора напомнить проклятым фашистам, что мы живы и способны на серьезную борьбу! Что ни взрывы, ни газ, ни голод нас не уничтожили! И мы в состоянии нанести удар, который будет для врага очень болезненным…

– Ситуация наверху к сожалению, достаточно сложная, командир! – замечает Гогитидзе, – Надо очень хорошо подумать, что конкретно мы можем сделать. Кольцо блокады вокруг нас стягивается все туже… Пройти куда либо – необходимо почти ювелирное искусство. Минные поля, засады и просто полоса новых окопов. Каждая щель простреливается. Дороги далеко, чтобы какую-нибудь колонну расстрелять и взорвать. Чтобы там шум большой устроить – эшелон под откос пустить или парализовать железнодорожный узел – нереально, к станциям не подойти! Расстояние приличное и охрана сильная.

– Можно по-тихому и окоп немецкой охраны вырезать, – предлагает Елкин, – и пару блиндажей, так для разнообразия и профилактики!

– Нет! Этого мало, – категорично заявляет Светлосанов, – Нужна крупная операция. На окопы масштабно бросаться в лоб тоже нельзя… Нас всех из дзотов покосят еще не подходе! Необходимо что-то такое, чтоб фашист содрогнулся!

– Ну, тогда нужна какая-то хитрость, – предлагает Гусейнов, – особый подход… У нас же нестандартная война здесь развернулась! От этого и надо оттолкнуться, придумать что-то такое, чего враг от нас никак не ждет!

– Именно, Мехбала Нуралиевич! – соглашается Светлосанов, – Есть одна идея. И ее мы наверно и реализуем. Чтобы было громко и с последствиями для немчуры… Суть в чем. По данным наших разведчиков под началом сержанта Егоркина, рядом с нами базируется немецкая артиллерийская часть… И чувствуют они себя очень уверенно и спокойно. На мой взгляд, полный непорядок! Надо навестить…

Она располагается севернее наших каменоломен и чуть в стороне от линии обороны, и стоит несколько особняком. Фашисты никак не ожидают, что сможем туда пройти. А проход, как оказалось, есть! Опять же Егоркин со своими постарался… У откатной балки, в заросших оврагах, где раньше была узкоколейка, сейчас там своего рода мертвая зона.

И внимание немцев там ослаблено, так как приковано к нашим непосредственным входам, к нашему полю боя… Мы приручили их в одном месте сражаться, а там, на окраине периметра каменоломен, всегда затишье и постов мало. Отделение Егоркина нашло узкий лаз, выходящий как раз в нужном нам направлении. Мы расширили его… Путь открыт! Конечно, караулы имеются, все как полагается, но не так, как на нашем обычном участке. Это шанс дать фрицам по рогатому тевтонскому черепу и очень смачно.

– А что раньше молчал, командир? – удивляется Гогитидзе, – Дело стоящее…

– Еще какое! – подхватывает Елкин, – Это же подарок судьбы! Такое упускать нельзя. Пока фашист не прочухал, надо действовать… Они тоже на месте не сидят и не дремлют.

– Я не торопился, проверял все… – поясняет Светлосанов, – Теперь, когда есть, более менее проверенная информация, это можно выносить на заседание штаба и принимать соответствующее решение.

– Заманчиво, – потирает подбородок Гусейнов, – а сил нам хватит? Воинская часть все-таки, ее тоже не два человека охраняют… Как бы нам не напороться на острый клин! Неудачная атака может стать для нас роковой и непоправимой.

– Опасность начинается уже с первого шага из катакомб, – улыбается Светлосанов, – если все рассчитать и действовать решительно и дерзко… Успех обеспечен!

– Я только «за»… – бодро выдыхает Елкин, – Ослабить артиллерию фрицев на полуострове – это же святое дело! Тем более это наши непосредственные враги по военной специальности. Артиллеристы против артиллеристов! Просто дуэль чести…

Хоть и партизанским способом, но все равно бой! Это просто судьбоносный поединок!

– Только неравный, уже в который раз… – замечает Гогитидзе, – Нам бы родные зенитки, да выкатить их на прямую наводку! Вот был бы праздник Возмездия! Но ничего, мы и так их порубим, было бы в руках хоть какое-то оружие.

– Наше преимущество – внезапность, – поясняет Гусейнов, – должно сработать! Как будем действовать, командир?

– Мое предложение такое, – склоняется над картой Светлосанов, – пойдем тремя группами. У каждой группы будет своя задача и своя цель. Вы, Валериан Сафронович, возьмете на себя казармы, они располагаются в старых бараках, вот здесь, – Светлосанов показывает карандашом на карте, – Задача – расстрелять, сжечь по максимуму! Устрицкий со своими, займется подрывом складов с боеприпасами. Это вот тут! – карандаш вычерчивает крестик, – А мы, с младшим лейтенантом Елкиным, будем уничтожать вражеские единицы артиллерии, базирующиеся на территории части. Надо вывести из строя казенные части орудий, чтобы они замолкли навеки. Продумаем самый удобный и быстрый вариант. Сколько взрывчатки и как лучше применить. Чтобы все прошло эффективно и мобильно.

Вам, Мехбала Нуралиевич, поручается прикрывать наш тыл у входов в каменоломни, в той самой заброшенной балке! Мобилизуйте всех своих боеспособных людей, включая легкораненых. Несколько солдат для верности и поднятия боевого духа мы вам выделим. Ваш рубеж не менее важен, если что-то пойдет так, надежда будет только на ваше подразделение… Будете нас вытаскивать из фашистских клещей! Таким образом, в операции будет задействован весь гарнизон, кроме дежурных в госпитале и постов охранения входов. Таков мой план. Предложения? Возражения есть?

– Да пожалуй, нет… – смотрит на карту Гогитидзе, все еще переваривая информацию, – Все толково и ясно, детали проработаем… Так, чтоб все прошло гладко и с минимумом потерь! Погоняем собак фашистских по ночной степи!

– План превсоходный, – радуется Елкин, – все хорошо, только со взрывчаткой у нас, как говорится, не ахти… Даже гранат не так много! И в основном все осколочные противопехотные. Такими сильно по железу не разгуляешься! А у нас основная ставка на большой огонь…

– Огромный пионерский и комсомольский костер, мы фрицам организуем в любом случае! – возбужденно заявляет Светлосанов, – Будем импровизировать. Канистры с горючим еще есть… Есть нетронутый боекомплект к зениткам – снаряды разных калибров! Что-нибудь сообразим, у немца много чего на плацу лежит. Нам главное туда добраться, и фитиль запалить…

– У меня вопросов нет, – слегка хлопает ладонью по столу Гусейнов, – мои подчиненные стрелять научились достаточно сносно для сражения. Не подведут! Муртазаева вообще в раж вошла – по мишеням лупит как заправский снайпер! Так что все готовы…

– Что ж, замечательно, Мехбала Нуралиевич! – улыбается Светлосанов, – И еще… Мы идем в бой с хорошо вооруженным, превосходящим нас в численности противником. И драться надо за троих, если не за десятерых… Продумывать каждый шаг, каждое действие.

Видеть ситуацию шире, нежели сам враг! И идти дальше его. Понимать больше…

Из этого боя вернуться не все… Никто не знает, кого и где настигнет пуля… Это война. Часть наших товарищей ляжет в сырую землю… Но Родина никого не забудет! Наше дело правое! И Победа будет за нами!

– Сила нашей Родины, ее непобедимый Дух, собственно наш, – глубоко и даже чуть надрывно с чувством произносит Гогитидзе, – складывается из тех, кто пожертвовал собой, сложил голову за Счастье всех живущих… Поэтому Смерти для нас нет! Есть переход в основу нашей Родины, ее существование! Может кого-то из нас, здесь сидящих, скоро уже не будет… Они будут в другом месте, на другом, не менее важном Посту! Никто никогда не уходит совсем… Есть Память и еще Сердце! В его Пламени наши товарищи будут жить, и пылать вечно священным огнем!

– Память памятью, – замечает Елкин, – но лучше всем остаться в добром здравии. Сколько времени на подготовку?

– Двое суток. Еще раз проверим все подходы, – отвечает Светлосанов, – подготовим взрывчатку и оружие, установим время смены караулов. Приглядимся внимательней. Ошибок быть не должно.

– Это правильно, – поддерживает Гусейнов, – продумать нужно все до мелочей. От этого зависят жизни людей. А дороже человека ничего в мире нет… Гарнизон надо сохранить.

– Вы как, Мехбала Нуралиевич? – наклоняется к военврачу Светлосанов, – Выдержите натиск если что?

– Мы хоть и медики, – улыбается Гусейнов, – но люди уже обстрелянные! И здесь в каменоломнях воевали, пока с вами не соединились. Не беспокойся, командир, позицию удержим, и вам поможем, если потребуется! Все будет хорошо!

– Добро! – выдыхает Светлосанов, – Если все ясно, тогда за дело, товарищи! Нам здесь останавливаться нельзя ни на секунду…. Чтобы светиться Красными Звездами во мраке, не угасать, двигаться пламенем Жизни! Зазеваемся, успокоимся – провалимся в беспробудный каменный сон Тьмы…

– Хорошо, Михаил Викентьевич! – бодро отзывается Елкин, – Будем гореть и плести силки для фашистского зверя…

– Они думают, что мы в капкане, или уже в каменном гробу, – усмехается Гогитидзе, – а мы им, охотничью яму подготовим, необратимую! Зверь, уверенный в своем превосходстве, попадается легче…

– У нас зверюга матерый, беспощадный и вероломный, – добавляет Гусейнов, – но мы ему приготовим здесь еще не один сюрприз! Как бы ни было – это наша земля и она нам сама подскажет, что делать… И укроет от чумной фашистской бури!

– Так оно и есть… – кивает Светлосанов, – Сидим в самых недрах, заботливо укрытые каменным панцирем! И бродим в забытых тоннелях… И решаем то, о чем раньше никто не мог и помыслить, и на вооружение берем то, к чему никто не касался!

– Пионеры во тьме? – загорается Елкин, – Шкиперы в каменном море? Факелы в пропасти? Кем еще будем? Что еще встретим? В себе и снаружи…

– Мне кажется, мы здесь не случайно, – как-то печально-серьезно Гогитидзе, – может, нас сюда привели… Судьба, или что там над нами есть? Силы реальности неизвестные. И мы должны что-то важное здесь сделать. Здесь, в этой завораживающей Глубине, есть что-то Грандиозное и Древнее… Живое и Забытое! И чего-то подобного этому уже нигде нет.

– Природа очень глубока, – замечает Гусейнов, – глубже, чем любые катакомбы… А природа нашего человеческого сознания особенно. Там вообще все надуманные формы и границы исчезают… Поле неисчерпаемых возможностей. Это я как врач говорю…

– Ну что ж, – улыбается Светлосанов, – слова доктора – закон! Пойдем дальше и глубже… По коням, товарищи!

Глава 17. Солдаты темноты

Из смоляного непробиваемого бескрайнего Мрака коридора, изредка доносится тихое завывание сквозняка, как неприкаянного голодного зверя, и едва слышимый шелест раскрошенного песка и брошенного мелкого мусора…

Сержант Борис Устрицкий сидит на посту, за бутовой кладкой, в своеобразном каменном гнезде, проверяя в который раз от скуки пулемет Дегтярева, и посматривая по сторонам.

Перед ним, как звезда в небе, сияет маленькая щель выхода, от которой, под уклоном вверх, уходящего тоннеля в 60—70 метров, раскрывается смутное пространство вздыбленных ощерившихся острыми углами, стен…

Гнетущая тишина катакомб и гипнотическое оцепенение нависших гротескных скал, усыпляют своим однообразием, и черно монолитной Незыблимостью. Кажется, все в мире остановилось. И ты тоже. Любое движение, резкий поворот, внимательный взгляд, слишком глубокий вздох – ломают подземную гармонию мертвого безмолвия и заставляют вновь замереть и не двигаться… Даже остановить мысли, прервать их причудливо-узорчатый поток, ибо какая-нибудь из них может прогреметь как упавшее нелепое железо в пропасть, сотрясая уступы валунов. Как незаметный наваливающийся сон, глыбы будто улыбаясь, тянут к себе, завораживающе всасывают, как топь, в забытый горький Камень…

Устрицкий встряхивает головой, отгоняя темную навязчивую хмарь. Трет глаза и старается отвлечься, занять себя чем-нибудь, в который раз снимает и вставляет части пулемета, перебирает запасные диски, чтобы не провалиться в темный омут мрачно играющих с разумом каменоломен.

<1...8 9 10 11 12 >

На страницу:

Перейти

10 из 12