bannerbanner
Самому себе не лгите. Том 3
Самому себе не лгите. Том 3

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Было отчего расстроиться. Михаэль так задумался, что не сразу услышал шорох и хруст. Неясные тени показались в свете костра. Михаэль схватился за автомат и дал короткую очередь в воздух. Он не видел, как мгновенно вскочили на ноги Игнатьев и Эсфирь. Люди в маскировочных халатах остановились и уже хотели ответить огнём, когда Игнатьев закричал:

– Не стреляйте! Свои!

«Что он делает? – подумал Михаэль, держа палец на спусковом крючке автомата. – А если это немцы?»

Но бывший майор не ошибся.

– Какие это свои? – раздалось с той стороны. – Кто такие?

– Старший лейтенант Игнатьев и ещё двое со мной. В штаб армии направлялись.

– Какой армии?

– Первой Ударной. Немцы на дорогу выскочили, атаковали. Водитель убит.

– Их-то мы и ищем. Лес прочёсываем, – ответил тот же голос, принадлежавший, по-видимому, командиру. – А штаба вашей армии на прежнем месте нет. В бой пошла армия.

– Как в бой? – удивлённо переспросил Игнатьев. – Мы только вчера днём из двести первой Латышской выехали. Они должны были позже выступить…

– И латыши в бою. Похоже, на этот раз освободим Старую Руссу. Ну так что? Присоединяйтесь к нам. С немцами разберёмся – решим, что с вами делать. Я капитан Сорокин. А немцы эти из окружения прорвались.

– Сорокин? Какой Сорокин? – И Михаэль удивился волнению, охватившему Игнатьева. На фронте были тысячи Сорокиных. – Ты под Москвой воевал, капитан? Мне твой голос знаком.

– Воевал, – как видно, слегка растерявшись, ответил Сорокин. – В двадцатой армии. Погодите! Игнатьев? Товарищ майор, это вы?

– Я, капитан. А ты, по-моему, старлеем был.

– Приклеили шпалу, когда Брагино проклятое взяли. Сколько там народу полегло! Товарищ майор, я хочу, чтобы вы знали…

– Я больше не майор, – негромко сказал Игнатьев. – Командуй, Сорокин, не теряй время. Потом разговаривать будем.


Но поговорить им не пришлось. Через два часа капитан Сорокин погиб в бою с прорвавшимися немцами. Легко раненый Игнатьев (осколок гранаты пробил ушанку, но лишь сорвал кожу на голове) подошёл к убитому.

– Эх, Сорокин! – только и сказал он. – Вот и поговорили. Нечего больше выяснять. Земля тебе пухом!

– Возьмёте на себя командование, товарищ старший лейтенант? – спросил невысокий скуластый сержант из группы Сорокина.

– Нет, – качнул головой Игнатьев, – ты командуй, сержант. Лучше меня знаешь, что здесь и как. А мы…

– В Крестцы вам теперь нужно, товарищ старший лейтенант, – сказал сержант. – Там станция, начальство сидит. Где вам сейчас штаб Первой Ударной искать? Не найдёте…

– Вот и расскажешь, как до Крестцов добраться. Ну что, живой? – обратился старший лейтенант к Михаэлю. – Видел тебя в бою. Для такого, как ты, неплохо.

«Как ты» – это надо было понимать шире: «Для такого еврея, как ты». Михаэль собирался с ответом, но Игнатьев переключился на докторшу.

– Вы почему в укрытии не остались, Фира? Я же вам велел не высовываться.

– Знаю. Но я – врач. Где я должна, по-вашему, находиться? Кто должен был раненых вытаскивать?

– А то, что пуля – дура, вы знаете? Без вас бы вытащили. Вам там, где меньше опасности, надо быть, а вы под огонь…

Эсфирь отвечала, но Михаэль уже не слушал. Он машинально отметил, что Фира, кажется, по-настоящему волнует Игнатьева, а сам всё ещё переживал недавний бой. Гитлеровец целился прямо в голову, но пулю, предназначавшуюся Михаэлю, принял на себя случайно высунувшийся вперёд боец. И хотя от Михаэля ничего не зависело, он вопреки здравому смыслу чувствовал себя виновником смерти совершенно неизвестного ему человека и не мог избавиться от этого ощущения. Что с ним случилось? Ведь это не первое сражение. Он уже повоевал под Таллином, под Москвой. Голос Игнатьева оторвал Михаэля от размышлений.

– Гольдштейн! Выступаем! Тебя одного ждём!


В Крестцах они оказались только через день. Ожидая, пока ими начнут заниматься, Игнатьев, видимо, что-то вспомнив, стал рассказывать:

– А Сорокин этот, царствие ему, в полку у меня служил. Заместителем по разведке. И когда лейтенант Агафонов погиб, разведчик наш лучший, хотел я Сорокина в поиск послать. А он отказался. Так и сказал: «Не пойду!» Вам, говорит, товарищ майор, трупов мало? Столько людей погибло в разведке, а «языка» так и не взяли. Вот ты и возьмёшь, Сорокин, отвечаю, или другие должны головы класть, а ты у меня только замом по разведке числиться будешь?! Слово за слово, я ему судом, трибуналом, а он – ни в какую. Тут Гриша Шварцман и подвернулся разведку возглавить, а Сорокина я арестовать приказал. Только меня самого в штабе дивизии арестовали, а Сорокина, значит, после меня уже выпустили. Потом, когда я из дивизии уезжал, шепнули мне, что Сорокин на меня донос накатал. Дескать, воевать не умею, людей кладу почём зря. Вот об этом он, наверно, и хотел поговорить. Может, покаяться? Жаль, что не успел. Помянуть бы надо, да не осталось у меня. Попробую раздобыть…

Появившийся в коридоре капитан прервал излияния бывшего комполка:

– Кто здесь Игнатьев?

– Я! – отозвался старший лейтенант.

– Пройдите со мной. А вы двое подождите пока.


Игнатьев вернулся через полчаса. Михаэль и Эсфирь сидели в коридоре. За это время Эсфирь успела поведать Михаэлю свою историю. Когда началась война, она и муж работали в больнице. Муж – известный хирург, заведовал отделением. Эсфирь быстро поняла, что обстановка стремительно ухудшается и оставаться в городе нельзя. Ей удалось посадить своих родителей в эшелон, родители мужа категорически отказались уезжать, а сам он колебался. Не хотел бросать больных, да и родных оставлять тоже. Из Риги бежали лишь тогда, когда большая часть дорог, ведущих на восток, была перерезана. Над собой видели только немецкие самолёты, которые бомбили беженцев и расстреливали в упор. Но им повезло. Удалось добраться до старой границы, благополучно миновать выставленные там заслоны НКВД и в Пскове сесть на поезд. Две недели ехали с мучениями. Попали в какую-то Бугульму. Эсфирь и сейчас плохо представляет себе, где это. Каким-то чудом разыскали родителей Эсфири, начали работать, благо врачи были нарасхват, но вскоре её и мужа мобилизовали, присвоили звания и отправили в полевой госпиталь на Западный фронт. А в октябре под Вязьмой они попали в «котёл», и незнакомый капитан две недели тащил раненую Эсфирь на себе, пока выбирались из окружения. После госпиталя её отправили в Латышскую дивизию.


– О вашем муже что-нибудь известно?

– Пропал без вести. Он в девятнадцатой армии был, от неё ничего не осталось. Меня в другое место перевели. За день до немецкого наступления.

– Простите. А тот капитан?

Эсфирь погрустнела.

– Даже имени не спросила. Всё происходило как в тумане: окружение, ранение. Про мужа узнала в госпитале. Об этом стараюсь молчать. Слышали, наверное, как к родным без вести пропавших относятся?

Ответить Михаэль не успел. Появление Игнатьева прервало беседу.

– Вот чёрт! – Словно о чём-то вспомнив, старший лейтенант покосился на Эсфирь. – Извините, доктор. Мурыжили, а потом говорят: разобраться надо. Герой героем, а разжалован и в двести первой не удержался. Боюсь, дела мои не слишком… Загонят сейчас куда-нибудь. Пойду покурю.

Похлопав себя по карманам и обнаружив, что курить нечего, Игнатьев стал оглядываться по сторонам, соображая, у кого бы стрельнуть, и увидев проходящего по коридору полковника, кинулся к нему. В натопленном помещении старший лейтенант снял свой финский пуловер, и Золотая Звезда виднелась из-под расстёгнутой шинели.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться! Товарищ полковник, двое суток из леса выходили, сил никаких. Закурить бы, товарищ полковник…

Полковник опешил от такого обращения никому не известного старлея, но покосившись на Звезду Героя, вытащил портсигар:

– Курите. – И пока Игнатьев прикуривал, полковник пристально вглядывался в его лицо.

– Майор Игнатьев? Четвёртый механизированный корпус? Подо Львовом служили?

– Так точно, товарищ полковник, – удивился Игнатьев, не узнавая говорившего. Тот, как видно, не спешил представиться и скосил глаза на петлицы:

– А почему старший лейтенант? Что случилось?

– В звании понизили, товарищ полковник.

– Так. Понятно. Ты, майор, – он упорно продолжал называть Игнатьева майором, – меня узнать не пытайся. Важнее то, что я тебя узнал. Ведь ты у нас в корпусе знаменитостью был. Герой Советского Союза. Маневры сорокового года помнишь? Лихо ты в тыл противника зашёл. Генерал Власов тебе тогда личную благодарность вынес, сам видел, как он приказ о тебе зачитывал перед строем. А здесь что делаешь? За что тебе шпалы сняли?

Выслушав недолгий рассказ бывшего майора, полковник задумался. Потом, видимо, что-то решив, произнёс:

– Я сейчас на Волховский фронт еду. Назначен во Вторую Ударную. Хочешь – возьму тебя с собой. А с головой что? – спросил полковник, указывая на наложенную Эсфирью повязку.

– Да мелочь. Царапнуло.

– Ясно. Ну так что?

– Мне тут велели ждать…

– С ними я договорюсь. Соглашайся, а то не посмотрят, что Герой. Загонят в пекло.

Последнее замечание говорило о том, что полковник либо идеализирует положение Второй Ударной армии, либо не имеет о нём ясного представления.

– Я не один, товарищ полковник. Эти, – Игнатьев кивнул на сидящих не шелохнувшись Михаэля и Эсфирь, – со мной.

Полковник заинтересованно посмотрел на Эсфирь.

– Она кто?

– Военврач, товарищ полковник.

– Одобряю выбор, – усмехнулся полковник, пристально глядя на Игнатьева, – а паренёк?

– Замполитрука, еврейчик. Но вы не смотрите, товарищ полковник. Медаль у него. Под Москвой, говорят, отличился.

Ещё раз оглянувшись на Михаэля и Эсфирь, полковник отвёл Игнатьева в сторону.

– А я и не смотрю, Игнатьев. Какое мне дело до того, у кого конец обрезан, а у кого – нет? Ладно. Беру всех с собой. Задача у Второй Ударной грандиозная: прорыв блокады Ленинграда. Представляешь размах? Да, вот ещё что, – понизил голос полковник, – слух прошёл: генерала Власова на Волховский переводят, так что вместе с нашим командиром воевать скоро будем. Впрочем, я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал. Возьми у ребят документы и свои давай.


На следующее утро Михаэль, Эсфирь и Игнатьев во главе с полковником выехали во Вторую Ударную армию. Накануне у Михаэля случился очередной вызванный контузией приступ, и Эсфирь, знавшая о его проблеме, минут десять проделывала какие-то врачебные манипуляции, приводя юношу в чувство. Видевший всё Игнатьев кривился, но ничего не сказал подошедшему полковнику. И никто из них, даже сам полковник, не знал, что Вторая Ударная, хотя и добившаяся первоначальных успехов, но измотанная зимними боями в непроходимых новгородских болотах, не способна наступать в направлении Ленинграда. Более того, она оказалась в «мешке». От основных сил фронта её отделял предельно узкий коридор, напоминавший бутылочное горло. Армию следовало немедленно выводить в тыл, но людей продолжали гнать в безнадёжное сражение. Михаэля и его спутников ожидало грандиозное поле смерти: настоящая долина костей.

Зейтулла Джаббаров


Зейтулла Абдул-оглы Джаббаров родился 30 июля 1946 года в посёлке Керчевский Чердынского района Пермской области. Россиянин по рождению, впитавший в себя всю красоту природы Северного Урала, в 1956 году он вместе с родителями переехал в солнечный Азербайджан, где климат другой и краски природы – тоже. Стихи начал писать ещё в детстве, увлекался музыкой и живописью.

За тридцать с лишним лет в его творческой папке накопилось огромное количество статей, репортажей, корреспонденций, интервью с интересными собеседниками на самые различные темы дня. В свободное от работы время писал афоризмы, истины по дням, месяцам и годам, и в итоге вышла первая миниатюрная книга «Ларец восточной мудрости». Автор увлечённо работает над художественной публицистикой. Зейтулла Джаббаров – заслуженный журналист Азербайджана, лауреат премии «Золотое перо», член Объединения писателей России. Автор множества книг. Зейтулла Джаббаров проявил активность в качестве не только писателя-публициста, романиста, но и как поэт. Из печати вышла книга «Преступления века», которая состоит из лиро-эпических произведений, таких как «Баллада о январских шехидах», «Реквием о Ходжалы» и ряд других.

Из сборника «Караван»

Караваны вселенной

Идут караваны Земли,Они шли по Вселенной.На всех широтах корабли,Плыли по жизни бренной.Пережили шторм на море,Волна прошла по судьбам.И ярко солнце встало вскоре,И трагедия обернулась чудом.Миллионы прошли на планете,Их следы вижу на земле в пыли.Их дела и помыслы на свете,И женщин тех, кого они любили.Веками в пути безмолвный караван,За ним идёт шлейф следа вечности.Караван всё идёт до бесконечности,О жизни человечества толкует Коран.30.03.21

Путь к святой Каабе

Караван двигается к Мекке,У ислама святое место Кыбла.Для всех она стоит на востоке,Ещё до Корана к нам пришла.Дух ушедших от нас предковКружит над священной Каабой.К утру тени исчезают нередко,Луч востока рождается слабый.Не раз ты прославлял на намазеИдеи святого пророка, имамов.Придав всю силу верности фразеИз первой суры главных слов.Душа мусульман на востоке,С рождения привлекает Кыбла.Питает жизнь свою в её истоке,Доволен тем, что она ему дала.В ночи идут караваны в пустыне,Их следы заметает горячий песок.Шли они веками, сегодня поныне,Прочно усвоив ахлибейтов урок.02.04.21

И ты войдёшь в караван

Время моё нещадно бушуетИ всё время бежит вперёд.Годы мои оно игнорируетИ всё время по сердцу бьёт.Мы взрослели по пятилеткам,Переходя из класса в класс.Мы все радовались отметкам,Не зная, что за школой ждёт нас.Учили в институте на учителя,Есть знания, овладели спецом.Были вопросы для родителя,Все злободневные и сердцем.Канули годы советских пятилеток,Мы воспитывали старших уважать.Всё изменилось в руках марионеток,И старшим людям стали досаждать.Страна пережила жуткую пандемию.Вирус унёс талантливых людей.Я тоже перенёс паралич, ишемию,Мне сказали, ты лишний и пигмей.Угнетатели и рабы в одном караване,Путь один, безвозвратный на погост.В вечном мире ты узнаешь об обмане,Как твою свободу пускали под откос.04.04.21

Святой образ

От скуки всё время пишу,Покидая мир тревог души.Я в одиночестве грущу,Хочу найти того, кого ищу.И если я найду, не оторвусьЕго святого сияющего образа.И вместе с ним вмиг я озарюсь,Взгляд на мне – сияющие глаза.Я снова ожил, рада моя душа,Радость в сердце, свет в глазах.Подумал: «Как жизнь хороша»,Когда цветы смеются в вазах.Вот так бы жить нам лет сто,Без уныний жизни страданий.Когда в душе Иисус Христос,Обретаешь жизнь без скитаний.29.03.21

Жизнь – караван

Караванный путь идёт в пустыне,Через горячие пески в безводье.Ты сам не рад сейчас её картине,Пережив волнения в половодье.Жизнь бурей прошла через эпохи,Всколыхнула всю мою страну.Обнажив конфликты и её пороки,Не знает нация, как сбросить кабалу.30.03.21

Погадай, тюрчанка

Нагадай мне, тюрчанка,Близкое светлое будущее.Песню хвалила таганка,Молодые пары танцующие.Разложи на меня свои карты,Куда путь моей жизни ведёт.Будет ли спрос на талантыИ что меня в будущем ждёт.Я поверю восточной сказке,Рассказу о творчестве, судьбе.Прошлое – борьба, а в развязке,Прошу, не говори мне о беде.Проживу до глубокой старости,Что нового современной эпохе.И что поэт получит на радости,В поздравлениях в общем потоке.31.03.21

Кто мыслит, тот живой

Не говори, что стар и немощен,Кто мыслит, тот ещё живой.Без них мир безумно страшен,Он весь молчит, словно немой.Не надо кичиться, чиновник,Высоким саном и службой.Ты во дворце один придворник,Угрюмый спец, лишён дружбой.Ты знаешь, как приказы выполнять,Голова без мысли, в работе органчик.Говорит всегда одно: «Поймать, сажать»,На такое способен только болванчик.Кто мыслит глубоко, видит будущее,Эпохи, закрытые от наших глаз.Мысли по воле Бога вездесущегоУводят намного лет вперёд и нас.Кто мыслит мудро, тот живой,Неважно, сколько лет ему.Иногда малыш с пелёнок рос дурной,Мудрецы увидели нелёгкую судьбу.06.04.21

Чувства

Мои чувства притупились,Я внешний мир не принимаю.И сны мои, что часто снились,Уже всерьёз не воспринимаю.Я часто ухожу в свой мир,В нём мне удобно видеть всё.И мой божественный кумирШлёт мне из неба своё добро.Признаться, его таким не знал,Чем глубже к нему ты идёшь,Тем шире твоих знаний ареал,В нём ты Бога истину найдёшь.Все люди тянутся к мудрости,Приобрести не так-то просто.Она от Бога, не терпит грубости,Даётся не всем и не так часто.10.04.21

Мысли приходят, уходят

А мысли приходят, уходят,Одна дороже, лучше другой.Всё лучшее жизни проходят,В квартире за моею стеной.Мне голос диктует в ночи,Бессонница от творчества.Друг поэт, слегка помолчи,В пандемию затворничества.Мне не хочется лежать и спать,В голову снова приходят мысли.Встаю, снова начинаю писать,Не могу отказаться от Бога строки.Я как сосуд наполненный светом,Спешу озариться в моём краю.Пронесусь я карабахским ветром,В своём признании, что люблю.11.04.21

Когда любили

Когда мы любили друг друга,Сердца наши бились в кровь.На свидание шли, когда вьюга.Кто же нарушил нашу любовь?Встречи стали нежелательны.Как быстро чувства забылись,В забытом кругу необязательны,Мечты любовные не сбылись,Они остались в осеннем саду,На скамье, где сидели долго.Мы приходили в любую погодуИ холода не боялись нисколько.Сегодня живёшь воспоминаниями,Весны цветенья, осенний листопад.Молодость, прожитая свиданиями,Легендами богат мой бакинский сад.16.04.21

Цени дар божий

Пиши, когда придёт строка,Рано утром или поздно ночью.Пиши, когда забили чувстваИ сердце обливается кровью.Цени божественный дар,Работай смело, не отдыхая.Когда ты телом стар,Но жив молодой душою.Бог тебя десницею водил,Постигая мудрость истины.Он тебя как сына любил,Душа лучами пропитана.Рано я слышу твой голос:«Не бойся, сын, я с тобой».Испытал особую гордость,Что вечно рядом со мной.Идёт строка без передышки,Значит, богата душа от Бога,В душе бывают вспышки,Кратко от пролога до эпилога.18.04.21

Ветер перемен

Мы в СССР его давно ждали,Он неожиданно нагрянул.Думали, кончились все печали,А тут СССР в вечность канул.Тот ветер звали «перестройка».Как нужно перестроить СССР?За это прорабам Кремля двойка,Везде волнения, а в Баку расстрел.Ветер привёл в Беловежскую пущу,Ельцин, Кравчук и Шушкевич.Развалили великую страну. А я ищуУже три десятилетия державу СССР.Задул весенний ветер апреля,Что ждёт постсоветская страна.Какою выльется новая неделя,Какие к нам придут времена.18.04.21

Подборка стихов из сборника «Точка опоры»

Напомни, скрипка

Напомни, волшебная скрипка,Мотивы молодости любви.Какая там допущена ошибка,Когда я для тебя слагал стихи.Струна её завышено звучит,Издавая голос сердца моего.Оно в груди неровно стучит,От слёз рыданий духа твоего.Я весь во власти скрипки,Ударов нежного смычка.Дотяну ли песню до улыбки,Моего муганского сверчка.Моё сердце тоскою заныло,Скрипка зазвенела в уголках.И прошлое любви всплыло,В грусти музыки, скрипки тонах.17.02.21

Отличаются по уму

Бог любит разнообразие,Нации отличаются расой.Как в природе многообразие,Флора различается красой.Но люди отличаются умом,Учёный выносит умные идеи.Кичится превосходством своим,Какой он, пока не разглядели.Есть люди со средним умом,Они разбирают жизни события.Лучше беседуй со стариком,О превратностях жизни бытия.Мелкие умы обсуждают людей,Кто как живёт, машину, дом имеет,Такие далеки от событий и идей,Они ловко языком молоть умеют.18.02.21

Подборка стихов из сборника «Вчера, сегодня, завтра»

Прошлое

У каждого есть своё прошлое,Личное, семейное и со страной.Были в ней гадости и хорошее,С песнями с гитарною струной.Всё, что слушал, видел, всё моё,Шаловливое детство и юность.Всё делили поровну моё и твоё,Ходили в школу, отгоняя глупость.Один был класс детский коллектив,По сословию друг друга не делили.Нам не страшен был в жизни негатив,Мы все друг друга по-детски любили.04.05.21

Скромная жизнь

Я Гарвард не кончал,Стихи пришли от Бога.Всё время истину искал,А жизнь кругом убога.Стоишь и не развернёшься,Жили секретари, прокуроры.Беден, в люди не пробьёшься,На твоём пути одни заборы.Была ли власть народная,Жили демагоги и стукачи.Крыша течёт, зима холодная,Бедняк, ты не бунтуй, молчи.Писали заявления, отсылали в Москву,Приходила комиссия, обещали помочь.Предлагали подписать ответ на жалобу,Закрывая квартирную жалобу, напрочь.Вот такая жизнь была при советах,А власть была народная, неугодная.Жили не так, как у вождя в заветах,Жизнь наша нищенская и скромная.04.05.21

У минуты свой приговор

Время спрессовано днями, годами,Десятилетиями и даже веками.Не ужиться с обществом, с нами,И минута имеет власть над телами.У каждой минуты свой приговор,Быть или не быть, решает время.Силён, его не сгубит острый топор,С человеком идёт его тяжкое бремя.Бывают радости в особые минуты,Душа и тело – одно умиротворение.И нет у тебя повседневной заботы,Иного в твоей жизни стремления.Живи сто лет, познай минуты счастья,Узнай, что подарит одинокая душа.В безысходные дни твоего ненастьяПойми, такая жизнь не стоит и гроша.У каждой минуты свой приговор,Гони, жизнь, если она тебе отрава.Не жалей, стреляй по ней в упор,В минуту рухнула советская держава.Откуда взялся колокольчик, звеня,И чем возрадовал он душу мою.Былые воспоминания создал у меня,Пришли на пять все, что я люблю.05.05.21

Мудрость в старости

Странные мысли приходят,Когда сижу за компьютером.Пик жизни, старость подходит,С моими знаниями, характером.Есть в жизни вашей важный миг,Постарайся, ты его не пропусти.Стой подальше от житья интриг,Старайся в жизни их мимо пройти.Кто мудрым в жизни не родился,Тот и в старости знаний не соберёт.Он в жизни важно раскрутился,Но таким же тупым он проживёт.Кто в жизни много ошибался,Не раз со смертью встречался.В судах не раз он защищался,Но мудрость в старости пришла.Имеешь право жизни наставлять,Учить хорошим нравам, языку.Чтоб молодые жизнь могли понять,Советы не нужны только чудаку.05.05.21

Выстрел из прошлого

Четыре года, как нет СССР,В России новые правители.Москвою правит новый мэр,Есть олигархи и телохранители.И вновь весна в Москве 95 года,Ветер перемен и новый порыв.Набирал обороты ОРТ тогдаИ его гендиректор Влад Листьев.Талантливый честный журналист,Поднялся быстро и сделал карьеру.Создал ОРТ, с новостями на лист,За честность представили к барьеру.Четверо военных и всего один чекистВ его подъезде поджидали жертву свою.Две пули прогремели, их слышали свист,И чёрная тень смерти окутала его семью.Погиб журналист, создатель ОРТ,Угас России яркий, светлый гений.Четверть века убийцу ищут во мгле,Много версий, тёмных разночтений.06.05.21

Шербет с ядом

Людей травили ядом,Она традиция востока.Думал друг, тут рядом,Травили даже пророка.Шербет с ядом предложилаМачеха на свадьбе сына.Себя и мужа она отравилаИ грех на жертву возложила.Сосуд в шатёр ей подкинула,Чтоб вину того отравления.На молодую девушку охранникаВсе поверили без сомнения.Девицу тотчас взяли под стражу,Посадили для виновных темницу.Такая несправедливость в обе,Вскоре откроет тёмную страницу.Шербет и яд в брачную ночь.Кто задумал такое преступление,Какой человек, неуёмная сволочь?Нить её имеет своё продолжение.06.05.21

Не ослабляй мой разум

Всегда просил я у ТворцаНе ослаблять мой разум.У мысли есть начало, нет конца,Её я облечу в любую фразу.Знай цену искреннему слову,Что скажешь, услышат небеса.Исполнить их, достойно Богу,Творец один, творящий чудеса.Не ной и не поноси свою судьбу,Говори всегда на благо народу.Верное слово для жизни к добруИ радости раннего утра восходу.Мой разум шагает с чувствами,Чем сильнее разум, богаче душа.Идут стихи потоком с мыслями,А я пишу их смело, не спеша.07.05.21

Любовь осталась в прошлом

Что из прошлого возьмёшь,Тогда не было интернета.Гениев из книг прочтёшь,Слова, любовь из сюжета.Люблю читать Омара Хаяма,Поэзия мудрости и назидание.Двустишия Низами и Саади,О любви, когда иду на свидание.Живу я в новый ХХI век,Вокруг всё отчуждается.И чудо с собою человекНесёт, стихами возрождается.Прошли две крупные эпохи,Поэзия веков ещё живёт.Потомки бардов пишут строки,Их песни никто не отберёт.В их стихах всё та же жизнь,Купцы и женщин красота.Жизнь красива, как твоя мечта,Одни сюжеты, за роман берись.Одна лишь разница в веках:Была любовь, романтика,О ней писали письма, в словах,Ныне ждёшь секс от напарника.Какая здесь любовь, отношения,Мимолётно, как мыльный пузырь.Две минуты во власти вожделения,Тебе на память дамский козырь.07.05.21
На страницу:
4 из 5