Двойственные души

– Ты и себя сам прокормить не в состоянии!

Пухлые пальцы Чарльза демонстративно отвинтили крышку фляги.

– Ты не будешь пить! – приказала я.

– Ну так и жрать поджаренные фекалии тоже не стану!

– Да плевать!

Нетронутый омлет со звоном треснувшего фаянса незамедлительно встретился с полом. Осколки посуды в геометрически известном порядке устелили плитку.

Чарльз вытаращился.

Воспользовавшись привлеченным вниманием, я сдержанно сказала:

– Мне надоело видеть мужа пьяным. Это зашло слишком далеко!

Я подошла к нему с намерением выхватить из рук флягу, но Чарльз довольно крепко удерживал ее.

– Ты оставляешь нас с Агнес одних в этом страшном доме, пока сам шляешься по кабакам. Сегодня будет месяц, как мы живем здесь. Месяц, Чарльз! Ты обещал, что это продлиться не дольше недели…

Рассерженно, я потянула на себя флягу сильней. Чарльз и не думал отпускать. Нагло, Чарльз приблизил к груди наши скрещенные руки.

– Прости. Мне это нужно.

В следующую минуту я сжимала пальцами воздух, а содержимое перевёрнутой фляги со змеиным пристрастием вливалось в рот.

Почему он так? Почему смотрел на меня этими вселенски обиженными щенячьими глазками? Почему не спорил? Не кричал? Не пытался переубедить? Почему… поступал не так, как я помнила?

– Почему ты так поступаешь? – только и смогла проговорить я. – Ты уже не тот, в кого я когда-то влюбилась…

Не дожидаясь ответа, я взбежала вверх по лестнице на второй этаж.

Это уже были не мы.

Все рушилось со стремительной скоростью. Рассыпалось в щепки. А я будто стояла и молча смотрела со стороны.

Дверь в комнату к Агнес была приоткрыта.

– Папа снова пил? – словила она меня встревоженным голосом.

Иногда создаётся впечатление, что Агнес понимала куда больше, чем мы с Чарльзом надеялись.

– Не кричи на него больше, хорошо? Ты не будешь кричать?

Конечно, она слышала.

Пройдя вглубь комнаты, я села на край детской кроватки.

– Не буду.

– Он исправится.

Я укрыла дочь одеялом.

– Еще рано, постарайся заснуть.

Агнес крепче прижала к себе плюшевого мишку и послушно закрывала глаза.

Долго или мало я просидела рядом с ней, пропуская сквозь пальцы маленькие кудряшки, пока ее дыхание не выровнялось.

Когда я спустилась в холл, Чарльза уже не было. Его пальто, туфли и полупустая фляга пропали вместе с ним. Ушел.

Этот дом. Снова мы остались с ним вдвоём. Один на один.

Уводящие сознание длинные коридоры, мрак одиноких комнат. Он хранил в себе тайну. Путал, смешивал чувства.

Стоял кирпичными костями на мертвой земле.

Айфон завибрировал в кармане халата.

Сообщение от Чарльза:

«Сегодня я планирую наведаться в свою старую киностудию Браун Форбс. Если они мне не дадут какое-то место, я их буду умолять об этом».

Может мы смогли бы все вернуть?

Нужно лишь больше времени.

С одной стороны, с меньшей, значительно маленькой стороны, я понимала Чарльза.

Мы уже не мы. Затерялись где-то меж мирами, канули в беспрерывном потоке идентичных будней. Жили одним днем. И он повторялся. Снова и снова.

Сколько так ещё будет?

Но с другой, разве ему понять меня? Разве ему может быть хуже, чем мне?

Да, порой мы эгоистичны. Ставим себя на первое место. Оно и верно, ведь если не мы, то кто об этом задумается?

Чарльзу не легко, но он слишком горд, чтобы сознаться в этом. Его образ «папаши-года» давно в проигрыше. Он, в какой-то мере, сдался, сдался судьбе. И пусть мне было за что винить его, сейчас, думаю, я должна помочь ему. А если нет, то хотя бы попытаться. Другого выхода нет.

Хотелось сбежать. Уехать, сменить обстановку, почувствовать тепло. Сесть на поезд, растворится в закате. Улететь. Забыться. Получить долгожданное освобождение от поедающих изнутри мыслей.

Ни о чем не думать, пустить жизнь на самотек. И так ехать ночь напролет, любоваться меняющимися за окном пейзажами. Туда, куда ведет дорога в забитее. Как можно дальше, дальше от сюда.

Ехать… Ехать…

А это только месяц прошёл.

Я подожгла спичку. Огонь спешно поедал тлеющий опилок. Успокаивал. Я почувствовала, как пламя добралось до пальцев. Боль от ожога, и я потушила ее.

Казалось, что сгоревшая спичка – это я сама. Она использована. Ее больше нельзя положить в коробок к остальным. Ее можно только взять и выбросить, как и меня. Я могу скользко угодно мечтать о прежней жизни, жалеть за тем, чего не вернуть, но изменить что-либо не в силе.

Вскипяченная ранее вода в чайнике остыла.

Я взяла в рот сигарету, подожгла еще спичку. Никотин незамедлительно воздействовал на мозг.

На третьем этаже располагалась домашняя библиотека: обширная комната, заставленная со всех сторон стеллажами с книгами. Интернет здесь не был подключён, поэтому я только и делала, что читала. Маркес, Остин, Шарлота Бронте. Вот и сейчас, когда Чарльз ушел, а Агнес еще спала, чтобы как-то отвлечься, я взяла с полки новую книгу.

Эрих Мария Ремарк «Триумфальная арка». Прочла аннотацию: «пронзительная история любви всему наперекор, любви, приносящей боль, но и дарующей радость». Мне захотелось исправить предложение: «пронзительная история любви всему наперекор, любви, которая сначала дарует радость, а потом приносит боль».

Я не любила романы со счастливым концом. Такое бывало только в сказках. Поэтому прежде, чем сделать выбор на какой-либо из книг, я заглядывала на последние страницы рассказа. Знать наперед всегда легче.

Я села в кресло и потерялась в нескончаемых монологах героя Равика.

В полдевятого снизу донесся звонок стационарного телефона.

– Семья Франклин, – сняла я трубку.

– Доброе утро, Одри.

Звонила Бренди Стоун. Старая и единственная подруга.

У меня было много друзей, но после замужества все куда-то подевались. Осталась Бренди.

Интересно вышло, в школе я ее не признавала. Причина проста, я была популярна, она – нет. Если начать с ней общаться – значило потерять авторитет. Когда она подходила к нашей компании, мы ее игнорировали, и Бренди оставалась одна. Я даже не понимала, чего ее не любили, она была не хуже остальных. А потом сама нашла ответ из собственных наблюдений: каждый второй человек ищет слабые места другого. Таким образом, мы поднимаем себе самооценку, понижая ее слабому.

И я была такой. Зависящей от чужого мнения, от положения в обществе. Удивительно, как любовь меняет человека. Ведь когда не признали Чарльза, я от всех отвернулась.

Теперь время указало на мои ошибки, научило и наказало.

– Хорошо, что оно хоть у кого-то «доброе» …

– Что? Чарльз снова берется за старое?

– Мягко выражаясь. Ушёл в запой!

Зажимая телефон между ухом и плечом, я вошла в кухню, набрала в чайник воды.

– Подруга, он с тобой несчастен.

– Хочешь сказать, это моя вина?

От накатившего возмущения я забыла закрутить кран, прежде чем вода начала выливаться из посудины.

– Вот зараза!

– Хеей! – запищала обиженная трубка.

– Прости! Это не тебе.

Одним движением я перекрыла воду, вернула чайник на место, нажимая на кнопку кипения.

– Подумай, что у него хорошего в жизни? Жена, ребенок…

– Как что? Жена, ребёнок. Разве это не повод?

– Ну а ты сама счастлива?

Неожиданно, я вылетала из зоны комфорта и столкнулась лбом с вопросом.

Давно я перестала всерьёз задумываться о таких вещах. Теперь счастье для меня – это гладкое течение обстоятельств без острых углов, о которые можно раниться.

– У него такое же состояние, – по долгому молчанию поняла Бренди.

– Дело не в этом. Это все этот чертов аукцион.

– А что с ним не так?

– Чарльз получил намного меньше за те Японские статуэтки, чем мы рассчитывали. Жить, по-прежнему, хватает только на еду. Ещё этот дом…

– Так что с ним?

– Его никто не хочет брать. Покупателей ноль. Мы тут застряли.

Кипяток не упустил возможности капнуть мимо чашки на руку.

Взвинчено, я снова дернула рычаг крана вверх, подставляя под холодную струю обожженную руку.

– Я этого не вынесу больше. Здесь ужасно. Одиноко. И с Чарльзом я не чувствую себя больше счастливой…

– Поздно, поздно бросать все сейчас. Ты подумала, где будешь жить? С родителями?

– Мать сгрызет меня заживо. Да и папа не обрадуется.

– Просто признай, наконец, ты рассказываешь мне свои проблемы не затем, что тебе нужен совет.

– Точно! Я могу переехать к тебе. Вместе мы справимся! Ты же мне поможешь?

Последовала порядком ощутимая пауза.

Пальцы под холодной водой совсем немеют, но я не нашла в себе сил выдернуть руку.

– Я не совсем уверена, что это хорошая идея. Ну ты знаешь, маленькая квартира, все дела…

– Ничего, как-то уживемся.

– Да и мой кот. Он терпеть не может детей…

Ясно, все мне ясно. Бренди молодая девушка. Она хочет надышаться свободой, благополучно устроить свою жизнь. У нее ещё есть этот чертов шанс.

– Одри, я думаю тебе нужно повременить с разводом. Будь с ним помягче.

– Может, – без особого энтузиазма соглашаюсь я.

– Не раскисай, со временем все наладится. Одс, прости, мне тут такая красотка по скайпу пишет. Договорились встретиться в пять. Как думаешь, надеть платье или лучше что-то скромнее?

Да, Бренди была у нас по девочкам.

– Надевай, что хочешь. Я не спец в таких делах.

– Не люблю этот твой пессимистичный тон! Ну-ка быстро улыбнулась!

– Бренди, у меня шесть лет такой тон, если ты не заметила. – И не желая портить настроение подруги, добавляю: – Надень платье. Пусть у твоей красотки мозги поплывут при виде тебя.

– Да ну скажешь! Ладно, мне серьезно пора. На созвоне. Целую, пока.

– Хорошо тебе провести время. – Я повесила трубку. Перекрыла воду. Рука не болела, я ее не чувствовала. Как не чувствовала ту тоску, что скреблась где-то там внутри.

В тайне я завидовала Бренди. Пускай мы ровесницы, я ощущала себя старой по сравнению с ней. Сегодня она идет на свидание, у нее впереди столько возможностей. А я была тут, с обожженными пальцами и печальными домыслами Равика из «Триумфальной Арки».

И так целый месяц. Если бы не звонки Бренди, я бы, наверное, сошла с ума. Жить в полной изоляции от общества не то, что трудно, скорее невозможно.

Человек рожден для общества. Конечно, Чарльз этого не понимает. Он днями пропадал в городе. Дни ему не казались просмотром одной и той же кассеты.

В кухню впорхнула Агнес с растрепанной куклой в руках.

– Солнышко, ты проснулась?

– Здравствуй, тетя Одри, – сказала она, поднеся к моемому носу застывшую с улыбкой на лице резиновую игрушку.

– Привет – привет, – подыгрывала я. – Агнес и.…?

– Эмили.

– И Эмили проголодались?

Девочка состроила недовольную мордашку.

– Не хочу!

– У Эмили заболит животик.

– Она не голодна!

– Что-что? Что ты говоришь? – театрально поднесла я ладонь к уху, к игрушке. – Хочешь кушать!? Эмили говорит, что

проголодалась!

– Нет! Она не это сказала!

– Мойте руки, а я подогрею омлет.

– Мм…

– Ну что ты надулась? Давай, бегом!

После тяжкого кормления мы собрались на прогулку. Двор замело, вокруг бело.

Северный ветер обдал морозом щеки, я потуже затянула красный шарф.

Такая снежная зима в Англии – большая редкость.

Агнес выдернула свою ладошку из моей руки и помчалась к соседнему саду.

– Далеко не убегай! – крикнула я ей вдогонку.

Но Агнес не услышала. Закружившись в только ей понятном танце, она зашлась громким смехом.

Один из плюсов был тем, что Агнес нравилось здесь.

Я оторвала взгляд от веселящегося ребёнка и посмотрела вперед, где высилась заплесневелая хлипкая хижина. Прогнившие доски почернели от влаги. Кое-где в деревянной стене виднелись трещины. От старости дом перекосило набок, что создавалось впечатление, словно от одного дуновения ветра его снесет к чертям.

На одной из голых ветвей худой березы закаркал чёрный ворон.

Напуганная Агнес вскрикнула и подбежала ко мне:

– Мамочка, мне страшно, – потянула она меня за рукав пальто по направлению дома.

– Это всего лишь птица. Вон, смотри, – указала я на дерево.

– Но она такая огромная!

Вытаращив глаза, Агнес уставилась на ворона. Как вдруг тот слетел с ветки и, быстро махая массивными черными крыльями, двинулся прямо на нас.

Заслонив малышку собой, я закричала:

– Кыш! А ну – полетел отсюда!

– Кар!

Ворон недовольно каркнул и закружил в небе.

– Добрый день, юная Франклин, – послышался за спиной скрипучий, низкий голос, заставивший меня подскочить от неожиданности.

Я резко обернулась. Позади меня стояла пожилая женщина лет восьмидесяти, облачённая в шерстяной белый платок, хомутом окутанный вокруг шее. Сперва ее сморщенные черты лица оттолкнули меня: худое морщинистое лицо, заострённый подбородок, седые, высоко расположенные брови, маленькие глаза и обвисшие щеки. Но стоило легкой улыбке коснуться ее тонких потрескавшихся губ, как образ старухи смягчился.

Агнес сжала мою руку в своей. Посторонних людей она здесь видела крайне редко. Поэтому такие встречи всегда производили на неё впечатление.

– Добрый день, – немного сконфужено ответила я на приветствие. – Вы…? Откуда Вы знаете нашу фамилию?

– Ах, точно, я же не представилась! – легонько стукнула она себя по лбу. – Я – Эйва Вайт, Ваша соседка. Я давно знакома с Вашим мужем.

Агнес ещё плотнее прижалась ко мне.

– Так Вы живете здесь одна? – удивлённо указала я на старую хижину позади неё.

Вот тебе и раз! Мы уже месяц как тут живем, а я все думала, что это место заброшенное.

– Согласна, дом совсем осел и прохудился, как и я сама, но ничего, как-то справляюсь.

Как эта хрупкая маленькая бабушка могла жить сама в таком пустом холодном доме?

А где же ее дед? Дети?

Почему она тут совсем одна?

– Вы шутите? – ни на шутку встревожилась я. – Так ведь Вам, наверное, там совсем холодно! На улице жуткий мороз!

Эйва Вайт отмахнулась:

– Не стоит лишних переживаний, моя дорогая. Я давно обитаю в этих краях, многое повидала. Простым морозом меня не возьмёшь.

– Переезжайте жить к нам. Я серьезно. Места у нас много, для Вас точно найдётся свободная комната.

Действительно, особняк Франклинов выглядел великаном по сравнению с хлипко хижиной Эйвы Вайт.

– Ох, ну что Вы! – И без того высоко посаженные седые брови подскочили вверх. – Милая! Не стоит. Мне намного уютнее будет в своей крохотной лачужке, чем в том здоровом не менее холодном доме.

Что-то здесь было нечисто. И Эйва Вайт наверняка знала гораздо больше, чем показывала.

– Зайдите хотя бы выпить чаю и согреться, – пыталась я завести с ней дружбу, чтобы разузнать об этих местах побольше. – Вы, наверное, жуть продрогли.

Но Эйва Вайт держалась дистанции.

– Ах, ну что Вы! Благодарю Вас за Ваше гостеприимство! Не хочу показаться невежливой, но я вынуждена отклонить Ваше столь заманчивое предложение! У меня там ещё столько работы. До завтра я должна дошить два заказа! Как-нибудь в другой раз, непременно! – О, так Вы портниха! – восторженно воскликнула я.

Старуха улыбнулась своими потрескавшимися губами.

– Да, я полностью отдана своему любимому делу. Шью днём и ночью. Иногда, вяжу. Это меня вдохновляет.

– Звучит очень интересно. Возможно, и нам с Агнес когда-нибудь пригодится Ваша помощь. До магазинов с одеждой тут крайне далеко добраться.

– Да, может быть, когда-то, – не особо воодушевленно кивнула та. – Что ж, было приятно с Вами познакомиться! И с Вами, юная миссис Франклин, особенно!

Старуха нагнулась попрощаться к спрятавшейся за моей спиной Агнес.

– Она стесняется, – объяснила я.

– Все мы когда-то были детьми.

Ее красноречивый взгляд скользнул мне за спину, где высокой скалой возрастала усадьба Франклинов, отбрасывающая тень на крохотный домик Эйвы Вайт. Создалось странное ощущение, что она на кого-то смотрела. Ни на что-то, а именно на Кого-то.

Машинально я повернула голову в том направлении. Тёмное окно третьего этажа, одна из нежилых комнат поместья.

На мгновение я словила какое-то движение, будто этот кто-то поспешил спрятаться в стенах дома, прежде чем я уличу его в слежке. И теперь там снова было простое темное окно одной из нежилых комнат.

Глава 3 НОВЫЙ ПОКУПАТЕЛЬ / ОНА

Утро выдалось не менее мрачным и холодным.

Время показывало 8.09. Я раздвинула шторы в большой зале в надежде застать желаемый свет, но получила лишь толику сумбурной унылости.

Мокрые хлопья снега устилали задний двор. Зима диктовала свои правила.

Я не чувствовала холод. Не чувствовала ничего. Иногда, казалось, что я и не жила вовсе. Настоящая Одри Мэтьюс умерла в день свадьбы. Теперь это был запрограммированный зомби Франклин, который проживал ежедневную рутину на автомате.

Шарканье тапок Чарльза по паркету послышалось с коридора.

– Одри, ты не видела мой кошелёк?

Чарльз ввалился в кухню.

– Ты… куришь?

Расплывшееся от ранее выпитого лицо вытянулось в изумлении.

Весь этот месяц мне удавалось скрывать своё вернувшееся пристрастие к сигаретам. Но не в этот раз.

– А что такого? Ты – пьешь, я – курю, – поспешно нашлась я. – Хочешь, чтобы такие родители были у нашей дочери?

С переездом сюда мы с Агнес для Чарльза легко заменились излюбленной стопкой «Хеннесси» по вечерам. Изначально я не придавала этому значения. Каждому человеку требуется отдых, и для каждого это имеет разное значение.

Однако, все оказалось куда серьезнее. Такой «отдых» стал проходить чаще, пока не перешёл в регулярный. Чарльз, как обычно, многое обещал, был чрезмерно убедителен, только бы я поскорей отлипла со своими нравоучениями. Каждые его «завтраки» съедались налегке. Я слепо не замечала очевидного. Подумаешь немного пьет. Если ему так лучше, кто я, чтобы запретить?

Но лучше Чарльзу не становилось. Я ловила его со стопкой с утра: «для того, чтобы башка варила» и после работы: «чтобы крепче спалось», пока это не перешло в регулярную привычку.

Чарльза одолевали мысли. Я замечала, как ему трудно.

Тогда я начала подозревать, есть что-то похуже стрессовой работы и кредитов. Определенно есть. Что-то, что мешало ему спать глубокими ночами, что сбивало с верного пути. Когда я спрашивала его об этом, Чарльз был то слишком пьян, то слишком занят.

Даже не посмотрев в его сторону, я протянула ему потертый кожаный кошелёк:

– Вчера ты вернулся посреди ночи пьяным в стельку. Мне пришлось тебя раздевать самостоятельно, когда из твоих брюк выпало две тысячи фунтов!

Затушив одну сигарету, я потянулась к пачке за следующей.

– Ты рылась в моих вещах? – разозлившись, прокричал тот.

– Чарльз, ты не слышишь? Ты был пьян! Я кое-как стащила с тебя брюки. Они выпали случайно!

Чарльз растерянно заморгал, застигнутый врасплох.

– Я так и знала! Ты выиграл на аукционе больше денег! – выдвинула я свою догадку.

– Я тебе сказал правду о том, столько получил.

– Продал картины?

– К сожалению…

– Неужели, выдали аванс за дом? – самонадеянно воскликнула я.

– Если бы! На работе один коллега давно торчал мне две тысячи фунтов!

– Боже мой! Две тысячи? Почему ты не сказал мне? – моему возмущению не было предела.

Мы совсем перестали разговаривать, делиться переживаниями. Закрылись в своих отдаленных мирках. Сидели, забитые в разные углы. А ведь в отношение, главное, общение и поддержка.

– Я забрала себе половину.

Я знала, что его это выведет из себя. Чарльз ненавидел, когда трогали его вещи без разрешения.

– Ты с ума сошла? Зачем тебе столько?

– Всякое может случиться. Будет правильней, если часть денег будет храниться у меня для сохранности.

– Что такого может случиться?

– Что хочешь! Вдруг сантехника придётся вызвать или полицию?

Ну или ты, чего доброго, разом все пропьёшь или проиграешь в казино.

– Все это меньше тысячи фунтов!

– Я не работаю, практически все время трачу тут одна с нашим ребёнком…

– Ну так и сиди тут с ребёнком, зачем тебе деньги, ты же никуда не ходишь? – перебил меня он.

– А может и пойду!

– Нет!

– Почему?

– Тут повсюду опасно!

– Опасней, чем здесь? Вот уж не думаю!

Ответа не последовало.

– Чарльз, что с тобой происходит? – поймала я его вопросом, накрыв мужскую ладонь своей.

– О чем ты?

Тот обреченно посмотрел на наши скрещенные руки.

– Ты вливаешь в себя по три литра алкоголя каждый день, приходишь домой пьяным поздно ночью… И ещё спрашиваешь, с чего я взяла?

Слова загнали его в угол. Ещё никогда я не видела мужа таким потерянным.

– Чарльз, скажи честно, у тебя были проблемы с алкоголем до нашего знакомства?

Он силился придумать ответ, но его виновато опущенные глаза сказали все за него.

– Чарльз, у тебя же есть я, – отчаянно простонала я, выдвигая свою последнюю попытку до него достучаться. – Почему ты не можешь поговорить со мной? У меня тоже есть проблемы. Мы могли бы сесть и спокойно все обсудить…

Не сдержавшись, Чарльз закричал, взлетая со стула:

– Да потому что у нас не получается нормально поговорить! Все заканчивается очередным скандалом!

– Это все дом. С приездом сюда ты сам не свой. Спиваешься до чертиков, не уделяешь нам с дочерью внимания…

– Да ты не видишь, что ли? Я пытаюсь решить нашу финансовую проблему!

– Может, стоит напомнить из-за чего взялась наша эта финансовая проблема? – упомянула я об ещё одной его игровой зависимости.

Чарльз озлобленно выскочил из кухни, я кинулась за ним. Молча он натянул шарф.

– Ты куда собрался?

Пить? Или, того хуже, снова играть?

– На работу.

– Куда?

– Я теперь помощник продюсера, – нехотя сообщил тот.

– Помощник?

– Да, меня пока что понизили, но это ненадолго.

Чарльз спешно надел ботинки, пальто и охотничью серую шляпу, как у знаменитого Шерлока Холмса.

– Мне пора, – сказал он будничным тоном, прокручивая дверной замок.

– Но ты же ничего не поел!

Хоть я ничего и не успела приготовить!

– Заскочу по дороге в местную забегаловку. Всюду лучше, чем твой английский стандарт.

Я проигнорировала пылкую колкость в мой адрес.

– Постой!

– Чего тебе? – приостановился тот.

– Удачи тебе на работе! Я верю, что у тебя все получится.

Чарльз окинул меня ненавистным взглядом и, наконец, хлопнул дверью.

Сбежал.

Мороз за секунду просочился в дом под тонкую ткань сорочки. Я набросила сверху халат.

Следующие несколько часов я потеряла в приключениях своего героя Равика в Париже из Триумфальной Арки, пока меня не оторвал громкий звонок.

– Привет, подруга, что делаешь? – интересовалась Бренди по ту сторону трубки.

– Да так, читаю.

– За последний месяц ты не пестришь в делах разнообразием.

Я вздохнула и закрыла книгу.

Что ж, не стану спорить, Бренди была права.

– Ну а ты? Как прошло твоё свидание?

– Я так и знала, что ты спросишь, – слащаво протянула подруга. – Девочка – воплощение невинности. Она ещё почти ребёнок, живет с родителями. Это ее первые однополые отношения, поэтому в основном действовать приходилось мне.

– М? И как же далеко вы зашли в своих действиях? – поддела ее я вопросом.

– Да пока рано о таком говорить, мы просто много говорили о всяком, как старые подруги.

Около получаса я болтала с Бренди по телефону. Зажав телефон между ухом и плечом, я поднялась с корзиной грязного белья наверх, чтобы закинуть стирку.

– Когда я уду отсюда, мы не сможем больше дружить? – как вдруг, я услышала какие-то странные разговоры, доносившиеся из комнаты Агнес.

С кем это она говорила? Чарльз ушёл примерно полчаса назад, сотового у неё нет, а городской находился внизу.

Шепнув в динамик мобилки Бренди, что перезвоню, я отключила вызов. Остановилась за дверью так, чтобы Агнес не было меня видно и как можно незаметнее заглянула внутрь. Девочка сидела на кроватке и на кого-то внимательно смотрела. На кого именно с этого ракурса мне не было видно.

– Но почему?.. А как?

Вопрос. Молчание. Вопрос.

– Тогда я не хочу отсюда уезжать! – обиженно воскликнула девочка.

Нетерпеливо я толкнула от себя дверь:

– Кто здесь?

Никого!

– С кем ты разговаривала?

– С Дэном, – спокойно объяснила Агнес.

Я осмотрела спальню, раздвинула шторы, приоткрыла дверцы шкафа, заглянула под письменный столик и под детскую кроватку для общей убедительности. По-прежнему, никого.

– Где он?

– Спрятался.

– Здесь никого нет! Да он бы не успел так быстро спрятаться… Ага, ты меня подловила! Ты меня разыгрываешь, маленькая хитрюга! – Я подскочила к детской кроватке и начала щекотать девочку.