Мой одноклассник – бог

В школе ощутимо похолодало, сентябрьское бабье лето закончилось. В своей тонкой бежевой кофточке и с волосами, собранными в неаккуратный пучок, я почувствовала себя еще уязвимее.

– Виртанен, куда так несешься? Ты должна уже давно быть в классе! – прогромыхала Эльвира Сергеевна своими строгим надменным голосом.

– До звонка минута! – ответила я ей и влетела в кабинет, как футбольный мячик. Стоило  приземлиться на свою парту к Асе, как в класс зашла учительница и, недовольно мазнув по мне своим злым взглядом, сердито произнесла:

– Доброе утро, дети! Прежде чем начать решать примеры, нам надо повторить теорию, которую я задала к этому уроку. Все учили?

В классе было настолько тихо, что я слышала, как хлопают ресницы у двадцати человек разом.

Я опустила глаза, не смея поднять их на математичку.  Кажется, я знаю, кого она вызовет к доске и кто сильно облажается, поскольку не открывал учебник!

– Что ж, если добровольцев нет, к доске у нас пойдет…, – Эльвира Сергеевна специально выдержала драматичную паузу, в которую все срочно открыли учебники, в надежде повторить хоть что-то.

И только я знала, кого она сегодня вызовет.

– Виртанен, к доске, – Эльвира Сергеевна с удовольствием уселась за свой стол, точно она в ресторане и ей принесли главное блюдо, – Расскажешь нам 11 параграф, который был задан на дом.

Думаю, по моему кислому лицу сразу стало ясно, что ничего я не читала. Андрей попытался меня спасти, подняв руку и громко воскликнув:

– Эльвира Сергеевна! А можно сначала вопрос по параграфу, я не все понял, тема сложная!

– Вот Олеся тебе и объяснит, – Эльвира Сергеевна продолжала ласково улыбаться, но ее черные глаза были холодными и жестокими.

– Ты влипла, – шепнула мне Ася напоследок.

Да, а так не ясно?

Нерешительно направляясь к доске, я пыталась вспомнить, что у нас сейчас за тема, и хотя бы название параграфа. Увы,  вчера так увлеклась беседами с бабушкой и Ларсом, что все вылетело из головы.  А теперь иду, будто осужденный на казнь пленник, и вряд ли царь меня помилует.

– Что же, Олеся! Мы вас крайне внимательно слушаем!

И вот я стояла у доски, как провинившаяся первоклассница, и молчала. Класс молчал тоже. Кто-то смотрел на меня с сочувствием, кто-то злорадствовал. Андрей, добрая душа, пытался подсказать, красноречиво шевеля губами и показывая странные знаки. Вы никогда не играли с ним в «Крокодила» – это бесполезно, жесты капитана футбольной команды слишком специфичны для простых обывателей.

Оглушающая тишина. Я почувствовала, как щеки и уши начинают гореть со стыда. Вот бы провалиться под землю! Еще никогда я так этого не хотела. А главное, мое фиаско видели Ася, Стеф, Фред… Я превратилась в одно большое сердце, которое стучит так громко, что звук заполняет не только меня, но и весь класс, добираясь до самых темных уголков и до цветов с увядшими листиками.

У меня было такое мученическое выражение лица, что учительница в конце концов перестала любоваться моим позором и строго спросила:

– Олеся! Неужели ты не читала параграф?

Врать было бесполезно.

– Нет.

– Нет? – взвилась математичка, – Виртанен, я что, много задаю вам? Домашним заданием было прочитать параграф и номер 78, короткий! Весь предыдущий урок я перед вами заливалась соловьем, и что? Ты в десятом классе, пора уже взяться за ум!

Она подошла совсем близко, я взглянула на нее, и это была моя роковая ошибка. Зрачки преподавателя были узкими, такие бывают у кошек или змей, а радужка цвета холодного золота! В ужасе я отпрянула, от ее улыбки мне стало нехорошо.

Я настолько оторопела, что ничего не могла сказать в свое оправдание, только беспомощно смотреть на учительницу, у которой было что-то не так с глазами. И снова по ногам и рукам заскользило жуткое, гнетущее, склизкое ощущение беды. Затхлый запах сырой земли и пыли ударил мне в нос, как заправский боксер. Во рту пересохло, в ушах зазвенело. При всех этих метаморфозах я отчетливо слышала, как Эльвира Сергеевна продолжала обличать меня во всех смертных грехах:

– У тебя, Олеся, только мальчики и гулянки на уме! – она уже обращалась не ко мне, а ко всему классу, стоя рядом со мной, призывая полюбоваться на горе-старшеклассницу, – Все время ездишь в эту свою Финляндию, думаешь, там тебя ждут? С твоей пустой головой только и сможешь, что уборщицей работать или маникюршей!

В отчаянии я посмотрела на Фреда, жалея, что он видит эту ужасную картину моего поражения. Что подумают остальные – все равно, а он…Решит, что я двоечница и лентяйка. Однако новенький и не смотрел в мою сторону. Все его внимание было обращено на  Эльвиру Сергеевну. Брови грозно сведены, нагнулся вперед, будто готов броситься к доске, губы поджаты – да он злится на нее! Из-за меня?

И тут Эльвира Сергеевна неожиданно согнулась пополам, обхватив себя руками:

– Ох…

Я в ужасе смотрела на побледневшую математичку, ее глаза снова были с обычными темно-карими зрачками, накрашенный коралловой помадой рот судорожно хватал воздух. Женщина начала оседать на пол. Трясущимися руками я машинально поймала ее. Казалось неправильным, что она сейчас будет лежать на полу. Через пару секунд до меня начал доходить весь ужас происходящего. Бледное костлявое тело учительницы в моих руках! Прежде чем я успела заорать от страха, Андрей бросился ко мне на выручку.

– Эльвира Сергеевна, вам плохо? – мой бывший парень взял ее руку, чтобы прощупать пульс, все остальные продолжали сидеть на местах, не понимая, что происходит. Тут встала наша староста Марина, за ней потянулись люди, обступили нас плотным кольцом.

– Скорую, – прошептала математичка и закрыла глаза. Андрей осторожно потряс ее за плечо, но та даже не вздохнула. Лишь открылся рот, недавно оскорблявший меня.

И тут начался ад. Все громко орали, перебивая друг друга, кто-то побежал за нашей медсестрой, кто-то пошел за водой для учительницы. Несмотря на внешнюю худобу, женщина оказалась тяжелой, ее у меня заботливо приняли Андрей и Олег с Антоном. Все остальные только и могли, что стоять над математичкой без сознания и сыпать глупыми вопросами и предложениями.  Я выбралась из этого страшного круга, хотелось оказаться как можно дальше от школы. Лучше бы я сегодня опоздала, честное слово! Может, из-за меня Эльвира Сергеевна так расстроилась, и я виновата в том, что сейчас учительница лежит без сознания, и неясно, что с ней.

Фред очутился рядом со мной, бережно поддержав за локоть. Мы отошли от взволнованных ребят, и дышать стало легче.

– Идет! – крикнула Ася.

В кабинет ворвалась наша медсестра (повезло, что она оказалась на месте, обычно она гоняет чаи в столовой), разогнав ребят вокруг Эльвиры Сергеевны.  Я следила за всем издалека, был виден лишь ровный, как по линеечке, пробор на волосах учительницы, да холеные руки медсестры. Она достала мобильник и вызвала скорую, Марина привела Веру Сергеевну, начался такой галдеж и хаос, что после оглушающей тишины мне показалось, что рядом со мной то и дело взрывают петарды.

И только сейчас поняла, что все это время я неосознанно прижималась к Фреду чуть ближе, будто ища в нем поддержки и защиты. А он и не отстранялся.

– Леся, то, что Эльвира Сергеевна сказала тебе, – в общем гомоне я ясно слышала его уверенный твердый голос и видела, как парень напряжен, – Все неправда. Она тебе завидует, это очевидно.

– Спасибо, – я мельком глянула на него. Мы стояли вдвоем у стола, пока остальные суетились над математичкой. Мне было неприятно находиться рядом с ней лишний раз. Нечего было так на меня орать, она перенервничала, и вот результат.

– Главное сейчас, это чтобы ей оказали помощь.

– Ты так переживаешь, – Фред с удивлением посмотрел на меня, его глаза сузились, точно он решал сложную задачу, – А ведь эта женщина только что тебя оскорбляла.

Я утомленно потерла переносицу.

– И что? Сейчас ей плохо, возможно, по моей вине.

– Не думаю.

– Ты так смотрел на нее, – вспомнила я, – Может,  от твоего грозного взгляда?

Олеся, учительница упала в обморок, а ты шутишь? Или это защитная реакция? Я крепко обхватила себя руками, то ли пытаясь унять нервную дрожь, то ли пытаясь согреться. Пальцы зябли, и я спрятала их в рукавах кофты. Медсестра, Вера Сергеевна, Марина и другие ребята по-прежнему находились рядом с математичкой. Классная, казалось, совсем растерялась, и только и могла, что недоуменно восклицать: «Как же так, как же так…».

Фред покачал головой и едва заметно улыбнулся, весело глядя на меня. Его гнетущая обстановка совсем не смущала, он едва ли смотрел в сторону учительницы без сознания.

– Я такой страшный?

Я хотела ответить, но тут в класс зашли санитары скорой помощи и забрали Эльвиру Сергеевну. Вера Сергеевна просила нас тихо сидеть в классе. Однако некоторые ребята, как зачарованные, пошли следом, в кабинете осталось несколько человек, в том числе и мы.

– Ты нестрашный, – ответила я на вопрос Фреда, – Просто твой взгляд был таким пугающим…Он бы мог убить на месте! Если бы ты так смотрел на меня, я бы тоже не выдержала.

Фред крепко сжал челюсти, пригладил золотые кудри и спокойно сказал:

– Я не причиню тебе вреда, обещаю.

Он говорил так серьезно, так проникновенно, глядя мне в самую душу! Звучит ужасно банально, я знаю, но это и правда был такой пронзающий взгляд! Фреду всегда удавалось выбить почву из-под моих ног,  не делая при этом ничего особенного.  Это талант.

Завуч и директор узнали о произошедшем от Веры Сергеевны. Через некоторое время они все зашли в кабинет алгебры. Директор  хмурился, Екатерина Степановна то и дело восклицала : «Ох ты Господи! Ох ты Господи!». Педагоги не хотели наводить панику, но их испуганные лица выдавали их с потрохами. Что до моего класса, нас экстренно отправили  на физику к десятому «А». Пусть и оставалось минут пятнадцать до конца урока.

Надо было видеть лицо нашего физика, видавшего виды, но не видавшего двадцать человек, которые пришли на его урок, возглавляемые завучем и директором. Учитель был около двух метров ростом, с круглой головой и широкими плечами, бывший военный. Он рассказывал нам, что они с друзьями на охоте брали медведя и кабана голыми руками. Глядя на Михаила Владимировича, который нагибался, чтобы не задеть лампу над учительским столом, сомневаться в этом не приходилось.

В оставшееся время нас пытались посадить за парты. Маленький класс не был рассчитан на такое количество учащихся. Большинство остались стоять, Асе и Стеф удалось сесть, мы с Фредом расположились на подоконнике. Михаил Владимирович смерил новоприбывших тяжелым взглядом и продолжил вести урок как ни в чем не бывало.

Хлипкий блондин с тонкими волосами, одетый в дорогой костюм, поднял руку и, дождавшись милостивого кивка от учителя, спросил:

– Михаил Владимирович, а что случилось с Эльвирой Сергеевной? Она наш классный руководитель, мы очень за нее переживаем!

Голос у него был девчачий, тонкий и сладенький, как ириска.

Я закатила глаза, Фред тихо спросил, кивнув в сторону говорившего:

– Кто это?

– Это Филипп, все зовут его Фил, – ответила я.

– Тебе он не очень нравится, – заметил Фред, глядя на мои поджатые губы.

– Раздражает. И еще он ужасный лицемер. Вряд ли кто-то из ребят всерьез будет переживать за такую мегеру, как Эльвира Сергеевна. Конечно, то, что произошло, это плохо, но до этого случая все ее терпеть не могли, включая Фила. Болезнь не делает из нее мученицу.

– Стеф не шутила, у тебя и правда острый язык, – Фред сказал это так легко и весело, сверкая голубыми глазами, что я против воли улыбнулась, заерзав на холодном подоконнике.

– Так вот, о чем вы говорите все уроки напролет? О моей язвительности? – хмыкнула я.

– Не только, – Фред открыл тетрадь, делая вид, что слушает учителя, – Когда у тебя отбор?

– Завтра, после уроков. Чем он ближе, тем больше я переживаю.

– Могу подождать тебя, – галантно предложил Фред, наклонившись  так, что его кудри снова коснулись моего лба, – У меня будет первый матч по баскетболу с ребятами из 11 класса.

– Волнуешься?

Новенький самоуверенно улыбнулся:

– Я знаю, что у меня все получится.

– Мне бы твою уверенность!

Физики было минут десять, меня это вполне устроило. Жаль, что нельзя все уроки проводить за такое же время.  Дальше школьная жизнь текла как обычно, словно и не было того страшного урока алгебры, безмолвно раскрытого рта Эльвиры Сергеевны и кареты скорой помощи под нашими окнами.

Фред очень поддержал меня, и было приятно сидеть рядом с ним и чувствовать, что ему не все равно, он беспокоится обо мне. Это не осталось незамеченным. На последнем уроке Ася не давала мне покоя, то и дело нашептывая:

– Леся, вы так друг на друга смотрели, когда сидели на физике! Бедная Стеф! Ей это не очень-то понравилось!

– Мы с Фредом просто друзья! – отрезала я, стараясь слушать, что нам говорит преподаватель по ОБЖ. Кто вообще ставит ОБЖ последним уроком? Половина ребят ушла домой, а учитель, лысенький дядечка лет шестидесяти, читал тему по простой синей тетради в клеточку. Видимо, это были его конспекты времен учебы в школе. Слушать Виктора Валерьевича, который к тому же слегка шепелявил, было утомительно.

– Не похоже вы были на друзей, – заявила Ася, – Я тебя не виню, Фред умеет производить впечатление!

– А как там твой парень? – я поспешно перевела тему, – Вы расстались окончательно?

Это было верным решением, подруга весь урок рассказывала о перипетиях своих любовных отношений, в которых нашлось место и обману, и раскрывающему его лайку, и долгим поискам на просторах инстаграма. Это было гораздо интереснее, чем монолог учителя. Благодаря Асе урок пролетел для меня незаметно.

Когда мы выходили из школы, пошел дождь. Это был самый настоящий ливень, за которым не разглядеть ни домов, ни деревьев, ни машин. Только безумно колотящие капли дождя по серому асфальту. До этого все уроки светило солнце, никто из нас не был готов к такой смене погоды. Хотя если живешь в Питере, приходится носить в своей сумочке и очки от солнца и зонтик, тогда ты готова к любому погодному капризу.

– Бли-и-ин, – протянула Ася. Она осторожно высунула руку из-под надежной защиты козырька и тут же спрятала.

– У вас есть зонтик? – Стефани с надеждой покосилась  на Фреда, который хмуро вглядывался в пелену дождя.

– У меня нет, – я зябко поежилась. Мое пальто было из плотной ткани, и я понимала, что если я сунусь в нем под этот ливень, то превращусь в раздувшуюся губку.

– От дождя можно спастись разными способами, – Фред лукаво улыбнулся мне и снял свою кожаную куртку, оставаясь в одном джемпере. Голубые глаза блестели слишком уж игриво, – Леся, ты со мной?

Ася и Стеф напряженно поглядывали то на меня, то на новенького. Я же смотрела только на черную широкую кожаную куртку. На ней не было потертостей или пятен, она смотрелась по-новому черной и в меру хрустящей, магазинной. Того и гляди вынырнет бирка с неприлично высоким ценником.

– Ты хочешь прорываться через этот потоп? – я насмешливо кивнула в сторону дождя, который зарядил с новой силой.

Фред игриво задвигал бровями и вновь протянул мне куртку:

– Это лучше, чем стоять и ждать чуда.

И он был чертовски прав!

Я сделала шаг к нему, мы накрыли головы нашим широким черным парусом, я махнула девчонкам, Ася только и успела, что предостеречь:

– Не утоните там!

И мы выбежали прямо под бушующую стихию. Ветер сгибал тонкие ветви деревьев и выворачивал хлипкие зонтики прохожих. С жадностью принялся и за нашу куртку, но та не поддавалась, храбро защищая нас от ливня.

 Мы находились ближе к друг другу, чем раньше, настолько, что моим воздухом стал его запах, напоминающий морской бриз. Успела десять раз поругать себя за то, что не пшикнулась любимыми духами. Фред шутил, что мы могли бы запустить новый бренд зонтов из старых кожаных курток, и заработали бы на этом миллионы. Мы обсуждали, как бы выглядел наш офис, и как бы журналисты брали у нас интервью с целью узнать секрет успеха.

– А мы бы сказали: «Спонсор нашего успеха – питерский дождь. Питерский дождь – приходит всегда, когда ты без зонта!» – я уже успела придумать слоган.

– И школу заканчивать не придется, мы  знаем, кем хотим работать, – рассмеялся Фред. Его веселый и легкий смех воодушевлял меня. Жаль, дождь не может идти вечно. Он уже накрапывал с меньшей силой. Я даже подумала о том, что мы могли бы обойтись без куртки. Однако никто из нас это не предложил.

У самого моего дома нам пришлось разделиться. Фред осторожно поднял руки выше, я нехотя отступила. Мы все еще стояли друг к другу близко-близко, настолько, что я увидела лопнувшие капилляры на белках его глаз. Настолько близко, что мне захотелось стать еще ближе. Он приоткрыл губы, я тоже. И каждый  смотрел на губы другого…

А потом я весело заявила:

– Ну, раз мы у моего дома, мне пора! Завтра важный день у нас обоих! Если с музыкой и баскетболом не получится, пойдем продавать нашу бизнес-идею!

К моему удивлению, Фред не улыбнулся и не засмеялся. Он продолжал смотреть на меня, и в его глазах, во всей его осторожной позе, в чуть согнутых плечах  я прочла разочарование. Слабо кивнув мне, он пошел в сторону своего дома, не оборачиваясь. Я вглядывалась в его удаляющуюся прямую спину, не находя слов, чтобы его удержать.

А мне хотелось бы этого больше всего на свете.

Дома я решила заняться вокалом. Завтра кастинг, мне нельзя ошибиться. Песню выбрала несложную, и голос у меня поставлен, самая большая загвоздка – в дыхании. Как говорила моя учительница по вокалу: «У тебя может быть мерзкий голос, ты можешь не знать нот и даже иногда фальшивить. Но ты просто обязана научиться правильно дышать. Дыхание – основа успеха. Собьешься, и песни не  будет».

Первым делом я приступила к упражнениям именно на дыхание. Можно дышать грудью, а можно – животом. Я положила руки на низ живота и глубоко задышала, регулируя движение рук, ощущая, как они шевелятся. Так и должно быть, значит, все правильно.

А теперь усложним нашу задачу.

Я высунула язык и задышала часто-часто, как собака. Руки оставались на животе, и я могла регулировать, как дышу – грудью или животом. Это САМОЕ  тяжелое для меня упражнение, я постоянно сбиваюсь на грудное дыхание, потому что воздуха не хватает. А продержаться нужно минуту. Бесконечное число раз я ставила таймер и выдыхалась от сложного упражнения.

После этого «Свечка» показалась мне необычайно легкой. Нужно представить свечу на торте и коротким выдохом погасить ее. Не рекомендую делать эту штуку при насморке, можно испортить торт – пусть даже воображаемый.

С непривычки у меня после таких экзекуций немного побаливала и кружилась голова, и даже подташнивало. Приходилось каждый день вставать и начинать свое утро с упражнений на дыхание. И уже через месяц я смогла  регулировать и контролировать вдохи и выдохи. Если раньше я выдыхалась после пары минут таких упражнений, то сейчас одно могу делать по 3-4 подхода. Звучит по физкультурному. И это правда такой же труд, как накачивать мышцы или тренировать выносливость.

После  я даю себе минутку отдыха, а потом начинаю тренировать голос. Могу петь ноты по очереди, или вообще не петь – только мычать. Это тоже помогает.

Если есть время, я делаю еще упражнения на голос и артикуляцию. Хорошо, что дома никого нет, мне всегда неловко заниматься вокалом, когда мама дома. Она тут же заходит в мою комнату и с умилением наблюдает, как пыжусь и задуваю воображаемую свечку. Когда я была в 7 классе, мама сфотографировала этот момент и выложила у себя на страничке вконтакте с подписью: «Любимая доченька-певица!». Это был позор на всю жизнь, я еле-еле уговорила удалить это фото.

Уже смеркалось, а я все еще распевалась.

Глава 8

Пробы проходили в нашем актовом зале и для тех, кто хотел играть на музыкальных инструментах, и для потенциальных певцов. Подавать заявки на оба направления было нельзя.

Когда я пришла в темный зал, то в глаза сразу бросилась толпа людей, пришедших на пробы. Ощущение, будто я уже пришла на концерт! Почти все места в зале были заняты, некоторые участники принесли с собой сценические костюмы и свои инструменты.

В группу брали школьников с четырнадцати лет, так что сюда пришло много ребят со всех классов. Разных возрастов, разного роста, с разными возможностями и талантами. Кто-то пришел сюда от скуки, кто-то поспорил с друзьями, а для кого-то это стало целью номер один. Оглядевшись, я поняла, что из моего класса пришла только я. Остальные лица я могла видеть в школьных коридорах или столовой, даже из параллели ребят было не так много.

– Эй, Виртанен, подвинься.

Я резко развернулась на этот сладко-мерзкий голос. Передо мной стоял Фил в белой полурастегнутой рубашке и черных джинсах. На лице красовалась гаденькая самодовольная улыбочка. Парень то и дело приглаживал свои локоны, хотя на них и так вылили добрую порцию лака для волос и сдобрили гелем, судя по неестественному блеску. Ругаться с Филом я была не в настроении, так что  пересела на место в следующем ряду.

У сцены суетился наш новый препод по истории. Я все выглядывала учителя музыки, но в зале был только один преподаватель. Это точно отбор в школьную группу, или тут кружок юных краеведов, и я не туда попала?

– Не знаешь, где учитель музыки? – решилась обратиться к Филу, как к единственному знакомому лицу.

Тот высокомерно посмотрел на меня и процедил, не переставая копошиться уже двумя руками в своих трех волосинах:

– Владислав Алексеевич ведет школьную группу. А учитель музыки передумал устраиваться сюда на работу.

– Ммм, спасибо.

Не зря, когда я увидела историка в первый раз, он напомнил рок-музыканта. Возможно, после уроков играет по вечерам в баре со своей музыкальной группой и жалеет, что не может зарабатывать на жизнь любимым делом.

Наконец, все расселись и затихли, учитель объявил о начале проб. Он сидел на первом ряду и держал в руках внушительную папку с листочками – перечень участников. Ребята выходили по списку, вразнобой, и вокалисты, и музыканты. Мне, конечно, были интереснее мои прямые конкуренты. Обращала внимание на репертуар, на тембр голоса, на поведение на сцене. Звучали разные песни. Здесь были произведения на английском, на русском, на немецком и даже на финском! Одна девочка пела на французском и пыталась танцевать. В итоге она не могла сосредоточиться и достойно исполнить хотя бы что-то одно. Еще запомнилось выступление мальчика, который пел одну из песен группы Рамштайн, и дуэт девочек, исполнивших песню Шакиры. Они так зажигательно танцевали и звучали дуэтом, что все в зале подпевали им или двигались в такт. А еще у них были серебристые обтягивающие платья и туфли на таких каблуках, что я все выступление боялась, как бы они на них не поскользнулись. Этого не произошло, и в конце дуэт был награжден бурными аплодисментами.  Уверена, у девчонок большие шансы пройти.

Фил исполнил песню Джастина Бибера – Baby. Боже, я не думала, что можно быть НАСТОЛЬКО слащавым. К сожалению, пел он при этом идеально, точно попадая в ноты, не хуже самого канадского поп-певца. Девочки, которые сидели рядом со мной, с восхищением снимали Фила на телефон и выкладывали в сторис в инстаграме. При всей моей нелюбви к этому напыщенному засранцу, он умеет петь и выбрал неплохую песню для своего голоса и амплуа.

Несмотря на мажорный лад хита, я сидела и жутко нервничала, пытаясь проглотить ком в горле и унять дрожь в руках и ногах.

Ребята исполняют  иностранные песни, некоторые практически оперные арии, кто-то задействовал яркий макияж и костюм…А я? Только и могу, что робко напевать мелодичные песенки! У меня нет ни-че-го. Лишь осыпавшаяся тушь да черные брюки со свитером. Будто я собралась не петь, а стихи декламировать.

После выступления Фила я была готова выйти из зала, сбежать от этой гнетущей обстановки перешептываний и конвейера выступающих. Каждый раз замирала, когда произносили новые фамилии, и облегченно вздыхала, что не мне идти на плаху. Кому и что я пытаюсь доказать? Все знают, что я умею петь, и я знаю и люблю это дело. Одно выступление ничего не решит. Это всего лишь школьный проект. С меня хватит и того, что я пою на праздниках. Скорее бы уйти из этого страшного зала!

Только я встала, как услышала, что историк произнес мое имя.

Твою мать!!!

Теперь сбегать поздно. Стараясь не выдать своего волнения, я чинно поднялась с места и пошла в сторону сцены. Звуковик уточнил у меня песню, я кивнула. Там все было в порядке. Оставалось не испортить все самой.

Владислав Алексеевич махнул мне. Очки он уже снял и теперь близоруко щурился, потирая глаза. Выглядит уставшим. Вряд ли учитель будет слишком внимательно смотреть и слушать. А хорошо это для меня или плохо – не знаю.

Медленно поднялась на сцену, робко подошла к микрофону. На меня глядел черный зал, свет исходил только от сцены и совсем неяркий – от первого ряда, где сидел историк со стопкой бумажек. Он нетерпеливо постучал ручкой по дереву – было видно, что ему хотелось поскорее закончить отбор.