Прометей. Ледяное безмолвие

Калачов хмыкнул:

– Оказывается, все знают. Все кроме нас. Но хоть что-то известно об этом «Прометее»? Кто это или что?

Джужома вернулся на своё место:

– Вы меня внимательно слушали? Внимательно? Тогда повторюсь: НЕ ЗНАЮ. Никто у нас не знает. Естественно, что вся наша заграничная резидентура сейчас только и занимается этим вопросом. Единственно, что могу сказать: столь активный интерес к «Прометею» прямо говорит о его чрезвычайной важности. Скажу более того, со времён изобретения Россией водородной бомбы и запуска космической программы никогда ещё не было такого интереса к нашим стратегическим продуктам. Я всё же склоняюсь, что на территории нашей страны кто-то что-то изобрёл. И это изобретение способно, как минимум, изменить распределение сил и влияния на нашей планете. Президент поставлен в известность и согласился с нашей оценкой. Нам дана отмашка на любые чрезвычайные меры, мероприятия и акции. Дело особой важности. Мы не имеем права сесть в калошу истории. Никто нам не простит бездействия. Вам понятно?

– Понятно. Надо пойти туда, не знаю куда, найти то, незнамо что.

Начальник ФСБ вновь недовольно качнул головой, криво ухмыльнулся, но всё же попытался сгладить едкую реакцию гостя:

– Совершенно верно. Поэтому вас и вызвали. Мы очень надеемся на ваш талант, сообразительность и аналитический ум. Вам даны исключительные полномочия. Вот, – он положил перед Калачовым очередной документ. – Для проведения операции «Прометей» президентским указом создано Особое управление стратегических операций. Его начальником назначены вы. В этом документе прописано всё. В том числе ваши полномочия. Вы имеете право привлекать для осуществления своей деятельности любую государственную структуру, любой транспорт. Вы можете производить процессуальные действия без санкций прокуратуры, без согласования свыше и так далее. Здесь всё сказано. Полномочия запредельные. Мы с Глебом Олеговичем уверены, что вы этим оружием будете пользоваться рационально. Мало того, по любому вашему запросу мы будем реагировать предельно быстро. Ваши обращения во все государственные органы будут иметь приоритетное значение. Такая директива за подписью самого Стрекалова уже повсеместно разослана. Оперативную группу для выполнения этого особо важного задания вы можете собрать сами. Впрочем, нами уже составлен рекомендательный список с функциями каждого оперативного работника. Финансы и техническое обеспечение подтверждены в полном объёме. Отдел специальных технических средств слежения и контроля за номером «21/33» будет работать только на вас. Личный ваш куратор – Глеб Олегович. Он мой заместитель, поэтому в моё отсутствие сможет решить все серьёзные задачи. Но я тоже всегда на прямой линии. Обращайтесь в любом случае, даже по мелочам. По кажущимся мелочам. Всё, что я не упомянул, расскажет вам генерал Гаков. Ну что Геннадий Васильевич? Работаем?

– Хорошо…

Когда Калачов с Гаковым удалились, в кабинет начальника ФСБ вошёл ещё один его заместитель – генерал Проскурин. Он плюхнулся в соседнее с начальником кресло и доложил:

– Вы просили подобрать надёжного человека.

– Та-а-ак…

– Кандидатуры лучше полковника Нутрецова я не нашёл. Владимир Артурович многократно проверенный кадр. Он молод, энергичен, предан. Имеет замечательный послужной список. Вот, посмотрите, – он положил перед начальником резюме на своего выдвиженца.

Глава девятнадцатая

7 апреля

Москва

Целую, бабушка

Поход до квартиры оказался невероятно трудным. Мало того, он был опасным. Метро уже не работало, и идти пришлось пешком прямо по рельсам. Идти в трудных условиях – во тьме и холоде. Теперь здесь было также морозно, как и на поверхности земли. Яру и Маре пришлось вернуться в лабораторию и изготовить с десяток факелов – надежда на бесперебойную работу электрических фонариков была слабой.

В свете горящих факелов туннели казались древними и давно заброшенными. Стены блестели от толстого слоя инея, на земле тут и там валялись окоченевшие трупы крыс.

Ярослав успокаивал попутчицу:

– Мёртвые они нам не страшны.

– Ужас их сколько… Где они обитали до этого?

– Не знаю. Да и плевать – они все замёрзли.

Дорога до дома заняла полдня. В конце путешествия Мара уже с трудом передвигала ноги, и Ярославу приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы она не встала окончательно:

– Давай, давай… Если мы остановимся, то можем уже не дойти.

Девушка не отвечала. Её мучили страшные предчувствия. Как теперь они отсюда выберутся? Угля и еды надолго не хватит. А надежда на помощь извне с каждым днём становится всё призрачней. Именно эти жуткие мысли съедали последние её силы. Как? Как? Что делать? Мы вдвоём на дне огромного ледяного купола. А вокруг никого – только холод, холод и трупы крыс. Перспективы были вовсе не радужными.

Взглянув очередной раз на девушку, впавшую в ступор, Шелихов проворчал:

– Зря теряем время. Зря. Целый день без опытов…

В замёрзшей квартире они никого не нашли. Бабушка эвакуировалась. На кухонном столе лежал рюкзак и записка: «Дорогие мои, к сожалению, не смогла до вас дозвониться. Связь стала совсем никудышной. Но скоро её уже вовсе не будет. Очень надеюсь, что вы, как обещали, приедете сюда до шестого числа. В этот день отходит последний караван. МЧС уже тоже не может ни до кого дозвониться. Они привезли бумажное уведомление о прекращении функционирования Москвы. Ваш караван отправляется 6 апреля в 14. 00. Смотрите не опоздайте. С седьмого числа в Москве уже никого не будет, всё отключат. Надеюсь, что у вас всё хорошо, так как уверена: Маришка не даст вам пропасть. В любом случае, добравшись до Большой земли, я буду бить в набат (в том случае, если вы не появитесь в ближайшие два дня). На всякий случай оставляю всё, что по моему мнению поможет вам: лекарства, спирт, спички, свечи, мыло, остатки сухих пайков. Там ещё немного риса и изюма. Берегла это сокровище для себя. Поэтому очень надеюсь, что вы всё же прибудете следом за мной в Сочи на одном из последних караванов, и кутья останется целой. Шучу, естественно. Успехов вам и здоровья. Надеюсь на скорую встречу. Целую, бабушка. 05.04.2063».

Ярик пробормотал:

– Всё же закончили эвакуацию. Я думал, её будут неоднократно продлевать…

Глава двадцатая

9 апреля

Сочи

Особое управление стратегических операций (ОУСО)

Прежде чем закинуть невод

Прежде, чем закинуть невод, его надо сплести…

Генерал сидел в своём новом кресле начальника ОУСО. Напротив него расположился актив – шесть человек. Двоих он знал давно, ещё двоих подобрал сейчас. Остальных рекомендовали замы Джужомы. Ничего, сработаемся.

В чьём-то кармане завибрировал голофон.

– Володя, отключи аппарат, и сосредоточься, – голос Калачова звучал негромко, но внушительно. – Все гаджеты должны быть отключены. Нас могут прослушивать.

Нутрецов, не поднимая глаз, быстро исправил свою оплошность. Остальные не шелохнулись. Отключать аппараты перед совещанием – это азы службы в контрразведке.

Внешне новоиспечённый генерал представлялся человеком суровым, волевым и решительным. Пятьдесят лет лишь слегка посеребрили ему виски и выдавили на лбу пару глубоких морщин. Что только усиливало его мужественность. Во всём другом он был подтянут и моложав. Одевался Калачов предельно демократично. Вот и сейчас он сидел в тёмно-коричневой тонкой водолазке, подчёркивающей его развитую мускулатуру. Взгляд холодных серых глаз был несколько тяжеловат. Его мало кто мог выдержать. Улыбка редко гостила на его скуластом лице. Но особый трепет подчинённых вызывал голос генерала. Когда он начинал говорить, затихали все. У него был глубокий баритон с небольшой хрипотцой. Говорил Калачов не громко, но всегда кратко и уверенно. Геннадий Васильевич был страстным трудоголиком, который уж если возьмётся за гуж, то не выпустит просто так вожжи, пока не достигнет заданной цели. С подчинёнными он был справедлив, но крайне требователен. Впрочем, не больше, чем к самому себе. Генерал обладал прекрасной памятью и всегда в точности помнил, когда, кому и что поручал. И спрос за эти поручения был по самому высокому разряду.

Калачов продолжил оперативку:

– Если кто-нибудь чувствует, что не тянет или кому-то не нравится мой стиль руководства – пишите рапорт прямо сейчас. Другой возможности не будет, – его холодный взгляд вновь цепанул каждого из присутствующих. – Есть желающие? – никто не шелохнулся. – Хорошо. Лиза, докладывай.

Елизавета Юшкевич пришла в ФСБ 20 лет назад и начинала свою работу в отделе Калачова. Генерал ценил её за смекалку, решительность, ответственность и работоспособность. Если бы для решения поставленных задач его поставили перед выбором: всё управление или одна Лиза, он безусловно остановился бы на втором варианте.

– Ничего, Геннадий Васильевич. Никто ничего не знает и даже не слышал про прорывные изобретения, как технологий, так и техники.

Юшкевич возглавляла отдел научной аналитики и вполне разбиралась во всех перипетиях российской академической и прикладной науки. Она продолжила:

– Я провела анализ всех современных перспективных разработок. В наше время их не так уж много. Поверьте мне, ничего такого, что могло бы заинтересовать зарубежных партнёров, нет. Все специалисты-атомщики заняты исключительно перебазированием мощностей на юг. Даже для этого людей не хватает. Куда там до прорывных разработок. Ракетчики так же пытаются спасти то, что есть, с минимизацией потерь. Космос у нас в упадке. Давно в упадке. Из работающих пусковых комплексов остался только Байконур. Морские платформы, как вы понимаете, теперь недоступны. Тихий океан далеко, в Атлантику выхода нет, а из Чёрного моря вода ушла. Есть планы по сооружению платформы на Каспии. Но это тема не очень перспективна для появления какого-либо ажиотажа вокруг неё. По остальным отраслям такая же история.

– Кир, – обратился генерал к компьютерному гению ФСБ Кириллу Целовальникову, которого все по аббревиатуре называли Кацэ. Причём Кирилла это не раздражало, даже наоборот.

«Гений» в ответ развёл руками:

– Командор, буду предельно краток – голяк.

С лёгкой руки Кирилла все сразу стали именовать генерала командором. Калачов, казалось, не обращал на этот факт никакого внимания. Работе не мешает и ладно. Целовальников оказался в команде по настоятельной рекомендации Юшкевич. Поэтому другие кандидатуры генерал даже не рассматривал.

Он продолжил планёрку:

– Влад, что у тебя?

Руководитель отдела анализа стратегических разработок вероятного противника Влад Ахтаров только пожал плечами.

Его генерал тоже прекрасно знал и позвал в новое управление одним из первых.

Калачов что-то отметил в планшете, затем поднял вопросительный взгляд на Алису Андрееву:

– Алиса, хоть ты порадуй!

Стройная симпатичная блондинка, по внешнему виду – совсем девочка, сразу же оживилась:

– Я проверила всех, так сказать, списочных учёных. Все сколько-нибудь значительные персоны находятся на месте, и занимаются привычным делом. Каким? Тем же, чем и раньше занимались. Ничего прорывного. Далее… Понятно, что в связи со всеобщим массовым переселением на юг кое-кого не могут найти. Но я сверялась – все отсутствующие не были заняты чем-то особенным, что могло бы нас заинтересовать. Так, ерунда всякая.

– Списки отсутствующих есть?

– Да, сорок три человека. Семнадцать из них умерли по факту. Вот список оставшихся двадцати шести. Я, как вы просили, в бумажном виде составила.

– Правильно, ещё не хватало светиться с этой проблемой в сети, – Калачов забрал скоросшиватель и пролистал документы:

– Тут вот целая куча ботаников отсутствует – 7 человек. Эта отрасль нас не интересует? Чем они занимались?

– Они нашлись. Там карандашом помечено. Двадцать шесть отсутствующих – это без них. Они в командировке в группе Соболевского. Глеб Олегович сказал, что вы в курсе насчёт академика.

– Первый раз слышу. Чем они занимаются?

– Не знаю. Гаков сказал, чтобы их не трогали. Они точно не имеют отношения к «Прометею».

– Ну ладно, это отдельная тема. А вот здесь, я смотрю, у тебя отмечен целый отряд из «НИИ прикладной нанохимии». Сразу девять человек отсутствует.

– Проверяла. Этот институт сейчас в стадии закрытия, как бесперспективный. Основной коллектив уже давно распущен. Была одна лаборатория, которая работала до последнего момента в Москве, но как я выяснила, там занимались разработкой морозоустойчивых полимеров для прокладок.

– Каких «прокладок»? – не понял Калачов. – Выражайся яснее.

Алиса слегка улыбнулась уголками рта, осмыслив весь перечень всевозможных прокладок, и пояснила:

– Уплотнительных. Для различных машин и механизмов.

– Да, прокладку, хоть и хорошую, вряд ли назовут «Прометеем». Всё у тебя? – он тут же перевёл взгляд на следующего из присутствующих: – Артём.

Артём Шустицкий, научный эксперт, доложил:

– Лингвистический и психофизический анализ сообщений о «Прометее» говорит о вероятности события выше 83 %. Анализ традиционной деятельности зарубежных спецслужб, их наработок в области провокаций, секретных операций и контропераций прямо указывает, что данное событие имеет место быть. Другими словами, всё говорит о том, что «Прометей» существует. И существует он на территории нашей страны. Его появление оценивается зарубежными спецслужбами как высшая категория опасности – явная стратегическая угроза для их государств. Семантический анализ «Прометея», как ни странно, указывает на происхождение этого термина здесь, у нас в России. Американцы и их союзники никогда не берут в качестве кодового обозначения термины, у которых совершенно отсутствует агрессия и «мышечная масса». «Прометей» абсолютно не агрессивен. Наоборот – он даёт людям счастье. Использование подобных «мягких» кодовых слов – давняя традиция наших стратегических разработок и военных обозначений. В качестве примера можно вспомнить цветочную тематику для обозначения грозного артиллерийского оружия российской армии: «Гиацинт», «Фиалка», «Пион», «Акация» и так далее. Страны НАТО никогда не назовут своё оружие подобными терминами. В их традиции применение таких кодовых обозначений, как: «Терминатор», «Сатана», «Незримый хищник», «Скорпион», «Полуночная смерть», «Аллигатор» и т.д. Секретные службы США именуют свои операции по тем же лекалам, что и Пентагон – «Копьё Нептуна», «Укус вампира», «Годзилла», «Скелет пересмешника» и т.д. Поэтому наш отдел рекомендует искать «Прометей» у нас. Он существует и представляет стратегическую ценность, как для нашей страны, так и для любой другой.

Калачов дослушал, покивал и подвёл итог услышанного:

– Хорошо, отрицательный результат – тоже результат. Пока условно отрицательный. Это нормально. Давайте, прямо сейчас проведём мозговой штурм на тему: разработку в какой области можно было бы назвать кодовым словом «Прометей». Высказываемся по часовой стрелке. Влад, начинай!

– Во-первых, предположу, что искомый объект никак не связан с научными разработками нашего военно-промышленного комплекса. Здесь известны все направления научного интереса. Финансирование, профиль и структура, деятельность каждого научного сообщества – всё прописано до мельчайшей детали. Поэтому, естественно, мы не могли что-то упустить. Тем более такое, что поставило на уши всю резидентуру вероятного противника. Я считаю, что надо искать в тех областях научных изысканий, где открытие может произойти случайно, но эффект от его воплощения в жизнь может иметь далеко идущие последствия. Наш интерес должен быть направлен, как в сторону научных разработок нестратегического значения, не имеющего никакого отношения к ВПК, так и к учёным-самоучкам, что несколько затрудняет поиск. Мне кажется, что какое-то прорывное открытие может быть связано с физикой, химией или даже биологией.

– Биологией-то, каким образом? – возразила Алиса.

– Всё может быть. Возможно, произошло открытие нового вида питания. К примеру, какого-то съедобного вида плесени, которая не боится низких температур. Это я так, леплю всё, что в голову взбредёт. Но, тем не менее, никто не будет отрицать, что одна из самых насущных проблем современности – как прокормить человечество в условиях глобального похолодания.

– Соглашусь, – кивнул генерал. – А что по другим наукам? К примеру, может «Прометей» иметь отношение к медицине?

– Почему нет? К примеру, кто-то изобрёл реальный способ длительного анабиоза. Тогда большую часть населения можно было бы погрузить в спячку до лучших времён.

Алиса вновь хмыкнула, покрутила головой, но ничего не сказала.

– Алиса, тебе есть что добавить? – заметил её скепсис Калачов.

– Да! – девушка оживилась. – Вспомним, что Прометей не накормил народ – это сделал Иисус, не уложил спать – это сделал Морфей и не соорудил, как мы все знаем, ковчег. Это сделал Ной. А что сделал Прометей? Правильно – дал людям огонь. Он согрел людей. Есть у нас в настоящее время такая проблема? – Алиса с улыбкой на кончиках губ обвела всех взглядом своих пронзительно-синих глаз. – Есть. Поэтому, как я считаю, именно в этой плоскости и надо смотреть на проблему поиска «Прометея» …

…Весь день Калачов провёл в здании руководимого им управления. На начальном этапе необходимо было наладить эффективную работу каждого отдела и каждого сотрудника. Чтобы всё работало, как часы, без сбоев и пробелов. Работы было невпроворот. Но постепенно становилось понятным в каких направлениях двигаться. Верил Калачов и в случайную подсказку. Главное, держать ухо востро и правильно анализировать любую поступающую информацию.

Глава двадцать первая

10 апреля

Сочи

Предатель поневоле

До этого момента Бузмаков считал, что он не подвержен гипнозу. По крайней мере, все предыдущие попытки ввести его в гипнотическое состояние потерпели фиаско. Вит всегда гордился данным фактом, считая его проявлением своей силы воли и крепости духа. Впрочем, возможно, в прошлые разы гипнотизёры были похуже, а состояние организма получше. Теперь же, обессиленный бесконечными пытками и голодом Бузмаков легко впал в транс. Тем более, из-за гадости, которую ему впрыснули в вену, всё сразу поплыло перед глазами, а окружающие предметы приобрели странный оранжево-фиолетовый окрас. В голове успела мелькнуть шальная, весёлая от безысходности мысль: «Хи-хи, мне всё фиолетово: оранжевое небо, оранжевый верблюд…». В следующий момент самостоятельные мысли выпорхнули из черепной коробки. Остался только громкий навязчивый повелительный голос, болью отдающийся то в висках, то в затылке. Бузмаков не мог не отвечать. Когда он молчал, боль бесконечно усиливалась, в душу проникал страх. Приходилось отвечать.

– Как тебя зовут?

– Вс-с-с…, а-э-э-э – боль парализовала лицевые мышцы, превращая ответ в нечленораздельные звуки. – Меня зовут Витольдом.

– «Витольдом»? Ты врёшь!

– Нет, нет, нет… А-э-э-э, так меня родители назвали. А друзья зовут Витом.

– Тебе нравится боль?

– Ы-ы-ы! Не-е-ет…

– Где ты оставил документы?

– А-а-а… Какие?

– Ты знаешь «какие»! Где?

– Я-я-я оставил их в кабинете Рашева.

– Кого?

– Заместителя директора нашего института.

– Ты отдал их секретарю?

– Нет-нет-нет. У него нет секретаря. Я положил их ему на стол.

– Они до сих пор там?

– А-а-а… Я не знаю. Скорее всего.

– Где сейчас Шелихов?

– Не знаю…

– Где?

– Нет! Нет! Не скажу.

– Скажешь. Или твоя голова взорвётся.

– А-э-э-э, о-о-о… Хорошо, хорошо… Он вместе с Кузнецовой заканчивает лабораторные опыты в Москве…

– После того, как ты уехал, они звонили тебе?

– Нет! С ними не было связи.

Глава двадцать вторая

10 апреля

Сочи. ОУСО ФСБ

Всегда есть люди, которые знают больше других

Калачов раздал каждому ворох конкретных заданий. Подчинённые взяли под козырёк и тут же растаяли за дверью «командора». Завис только Нутрецов:

– Я не привык заниматься рутиной. Хотя у меня на погонах по три звезды, я всё же полковник, а не старший лейтенант.

– Что конкретно тебе, Володя, не нравится? Берёшь список отсутствующих учёных, находишь их досье, выявляешь контакты. И по этим контактам узнаёшь, где они и чем конкретным сейчас занимаются. Обычная работа.

Нутрецов даже дёрнулся:

– Это может сделать любая из ваших девочек!

– Не «ваших», а «наших». Володя, поменьше эмоций. Ты сам ведёшь себя, как капризная гимназистка.

Нутрецов закусил губу, но ничего не ответил. Генерал всё же добавил тем же монотонным баритоном:

– Бестолковый разговор. Я хочу слышать его в последний раз. Понятно выражаюсь? Раз понятно, вот дверь, вот порог, списки возьмёшь у наших девочек.

Оставшись в одиночестве, Калачов решил: «Они ищут «Прометей» у нас. Но все дороги нынче ведут в Сочи. Здесь сосредоточены идеи, деньги, все мало-мальски значимые персоны и вся информация о них. Шила в мешке не утаить. Всегда есть люди, которые знают больше других. Так, кто у нас знает «больше других»? Известно кто. Так чего сидим?»

И генерал поехал к старому знакомому, который неоднократно сидел в его кабинетах по другую сторону стола в качестве обвиняемого, свидетеля, информатора. Этот человек был знаменит тем, что знал решительно всё и про всех. Он жил в большом загородном доме, с террасы которого открывался замечательный вид на Чёрное море. Вид замечательный, но вот беда, воды теперь в этом море не стало. Только замёрзшие лужи, да марсианский пейзаж оголившегося дна.

Михаил Моисеевич встретил Калачова с маской показной радости на лице. Он засуетился, проводив гостя на эту самую террасу, где стоял большой антикварный обеденный стол с такими же дорогими креслами на изогнутых ножках:

–Геннадий Васильевич! Какими судьбами? Я думал, вы давно того… ку-ку…

– Мечтай, мечтай! Многие мечтают, чтобы я «того… ку-ку».

– Бог с вами! Я вам только здоровья желаю. Я думал вы уже на пенсии.

– На пенсии? Я? В своём уме? Всё рушится, а Калачов на пенсии отдыхает? Не дождётесь.

– А мне говорили, что вы не при делах.

– Как видишь, твоя информация давно прокисла.

– Да-да, просто так вы ко мне не пришли бы.

– А куда мне ещё идти? Есть на земном шарике народ, который всё про всё и про всех знает лучше других.

Всезнайка изобразил обиду:

– Я не еврей. Я серб. Я не Михаил Моисеевич. Я Михаил Алексеевич. Моисеевич – это фамилия. Точно такая же, как Милошевич.

Хозяину террасы было давно за восемьдесят, но за внешностью дряхлого старика прятался всё тот же молодой, активный, пытливый ум. Все его называли просто Мишей и часто обращались за советом. В общении с гостями он и собирал информацию, которую использовал сам, или предлагал другим. Естественно, не за спасибо. В молодости он был искусным махинатором, проворачивающим хитрые аферы на очень большие суммы. Жертвами часто становились люди, относящиеся к сливкам российского общества. Иногда страдали и иностранцы. Среди потерпевших были послы, министры, депутаты Госдумы. Это и стало причиной его знакомства с сотрудниками ФСБ. Калачов любил поболтать с Мишей на любые темы, ценя его ум, начитанность и природную хитрость. Но сейчас он решил просто немного поразмять собеседника перед тем, как перейти к серьёзному разговору:

– Знаю, верю. Но всё же ты не Милошевич, не Иванович и не Семёнович, а Моисеевич.

– Что за нападки? Я же лучше знаю, что у меня сербские корни.

– Ну, да, сербско-еврейские.

– Вот что вы начинаете?

– Будь ты даже не Михаилом Моисеевичем, а Моисеем Миколовичем слов из песни не выкинешь.

– Вот вы всегда нас не любите. Всегда у вас евреи виноваты.

– Ну-ну. Если русские такие жуткие антисемиты, с каких бы это щей в России пригрелась самая большая еврейская диаспора в мире? Она до сих пор гораздо больше американской или собственно израильской. Хотя и там, и там в основном выходцы отсюда, из нашей страны.

Хозяин укоризненно покачал головой. Калачов в ответ примирительно улыбнулся, поудобней откинулся в кресле и перешёл к делу:

– Ну ладно, ладно, меня мало интересует твоё происхождение. Но я знаю, что у тебя есть брат.

– У меня два брата, одна сестра, три сына, дочь и семнадцать внуков.

– Меня интересует тот, который в Моссад занимает не самое хилое кресло.

Михаил Алексеевич осклабился блеском слишком белых вставных челюстей и пропел:

– Господи, откуда вы всё знаете? Я по вам удивляюсь.

– Миша, ради бога, брось этот свой псевдо-одесский акцент. Я знаю, что ты москвич не в первом поколении.

– Да, Москва-а-а…, – вздохнул Моисеевич.

– Ладно, не отвлекайся.

– Хорошо, что вас интересует? Всегда готов помочь. В разумных пределах, канешно. Но сразу скажу: с братом я не разговариваю. Не разговариваю по принципиальным соображениям. Вообще не разговариваю. Уже десять лет не разговариваю. Как вы этого не знаете? Сделайте запрос в вашу службу электронного контроля. Они подтвердят.