Серая Мышка. Первый том о приключениях подполковника Натальи Крупиной

«Форд», негромко рыкнув, резво помчался в ночь, держа путь на кольцевую автодорогу и дальше, на Горьковское шоссе. На крыльце остался один Крючкин, не замечавший холодной ночи. Старый вор не знал – радоваться ему столь успешному началу операции, или страшиться ее непредсказуемого финала.

Глава 4. Август 1998 года. Нахабино. Подземный бункер

Дичь. Заместитель министра Стасов

Заместитель министра промышленности Иван Николаевич Стасов по кличке «Непотопляемый» не хотел ехать в Ковров. Нет, с эти городом его не связывали никакие неприятные воспоминания. Он вообще ни разу не был в Коврове, хотя продукцию его оборонных предприятий знал хорошо. Так хорошо, что это позволяло его внукам учиться в престижной частной школе. Да не в России, а в Англии. Школа предоставляла полный пансион, но на уик-энды внук и внучка Стасова отдыхали в старинном особняке – в том же городе. Этим особняком собственность «Непотопляемого» за пределами родины не ограничивалась. Российское оружие всегда ценилось за свою надежность и относительную дешевизну.

Впрочем, покупатели обычно платили больше, чем было указано в договорах. Разница шла в бездонные карманы тех, кто это оружие даже ни разу не видел – только торговал им. Посредники в этом бизнесе во всем мире имели неплохие проценты, но мало кому из них даже снились те суммы, которые оседали в карманах Стасова. В то же время сам Иван Николаевич мог только завидовать доле Николая Яковлевича Куделина – Хозяина. Так Куделина Стасов называл про себя; вслух же только по имени-отчеству. Клички же, или прозвища, у Хозяина не было. Может потому, что о самом существовании этого человека мало кто знал.

Еще на первые свои проценты в оружейном бизнесе Куделин купил по дешевке ставший ненужным бывшей Советской Армии запасной военный пункт Московского военного округа. Совсем скоро на окраине подмосковного Нахабина выросла нарядная двухэтажная дачка; очень скромная по сравнению с маршальскими и генеральскими, которые облюбовали себе этот уголок Подмосковья. Она и скрыла под собой мощное подземное сооружение.

Тех денег, что отвалил за командный пункт Николай Яковлевич, не хватило бы даже на покупку цемента, что ушел на его строительство. Однако продавцы были безумно рады – большая часть оплаты, как водится, была произведена наличными, без всякого упоминания в документах. Краснощекий, бодрый еще генерал нахваливал товар, словно продавец на рынке. Он захлебывался от восторга и собственного красноречия, показывая центр подземной цитадели.

– Здесь, – говорил он, обводя все вокруг руками, – вас вряд ли достанет даже прямым попаданием атомной бомбы. Так что считайте себя в большей безопасности, чем у Христа за пазухой.

Куделин одобряюще кивал. Он уже видел эти бетонные стены облицованными благородным итальянским мрамором; видел новую обстановку кругом, и даже ощущал под ногами вместо коричневого потрескавшегося линолеума теплый густой ковер.

В этом зале и сидели сейчас Куделин со Стасовысм.

– Ты это брось, – добродушно нахмурил брови Хозяин, – поезжай обязательно. Раз пропустишь, другой. А потом что – по миру идти?

Стасов несмело улыбнулся. Он не мог даже представить себе такого катаклизма, который пустил бы по миру его собеседника. В его представлении это Хозяин скорее был способен пустить тот самый мир… с протянутой ладошкой. Только через его «непотопляемые» руки в карман Куделина перетекло столько валюты, что цифра эта была сопоставима с бюджетом страны. К тому же, как небезосновательно предполагал Стасов, оружейный бизнес был не единственным источником доходом хозяина бункера.

Иван Николаевич попытался слабо возразить:

– Но я уже договорился о замене с премьер-министром, с исполняющим обязанности. По состоянию здоровья, так сказать.

– А ты перезвони, батенька – вон и телефончик есть, – теперь уже недовольно посоветовал хозяин, – у нас с этими филиппинцами скоро неплохой романчик может завестись, миллионов на пятьсот-шестьсот. Так что не поленись, прокатись в этот Ковров.

Голос Куделина стал непреклонным, и словно в ответ на звякнувший в этом голосе металл, за его спиной зашевелился телохранитель. Горелый – так называл свою безмолвную тень Хозяин – всегда находился за его спиной. Однажды Стасову пришла в голову крамольная мысль – как Горелый пристраивается на своем обычном месте за правым плечом Хозяина, когда том садится на унитаз. Тогда он постарался сразу же прогнать эту мысль, забыть о ней. Но одного он не смог забыть и, наверное, не забудет до конца своих дней – истинного обличья Горелого.

Обычно телохранитель, человек среднего роста, который казался Геркулесом только что разве рядом с Куделиным – маленьким, кругленьким во всех местах, где только это возможно – сохранял абсолютное спокойствие на лице. Его неизменную бледность подчеркивали черные костюм, перчатки и очки на лице. Единственный раз на памяти Стасова – еще в самом начале их с Куделиным совместной работы – Горелый покинул свое обычное место.

Тогда напротив Хозяина стоял, насмехаясь, известный уголовный авторитет. В чем-то его путь пересекся с дорожкой Куделина, и старый вор не захотел уступать. Огромный, самоуверенный, он уже высказал свои претензии и теперь ждал ответа. Куделин ответил – совсем не так, как ожидал авторитет. Хозяин махнул пухлой ручкой и в дело вступил Горелый. Вор в законе, наверное, так и не успел понять, как телохранитель оказался рядом. Горелый взмахнул рукой… В следующее мгновение огромное тело упало на густой ковер, чтобы уже никогда не подняться. Даже неопытный в таких делах Стасов понял это, увидев, как неестественно вывернута набок мощная шея лежащего на ковре человека.

Куделин отнесся к этому совершенно спокойно. Так же спокойно он сказал Ивану Николаевичу:

– Так будет со всяким, кто мешает мне. Когда-нибудь тебе, Николай Яковлевич, покажется, что твой процент слишком маленький, и ты попытаешься обмануть меня. Тогда к тебе придет Горелый.

Он кивнул телохранителю, и тот снял очки. Стасов содрогнулся – глаза под ними были страшными, пустыми, обрамленными давним плохо зарубцевавшимся шрамом. Ресниц и бровей у Горелого не было. Стасов с трудом оторвал взгляд от этих глаз на руки телохранителя, который как раз неторопливо стягивал перчатки. На руках тоже не было ни клочка живой неповрежденной кожи. Давний ожог зарубцевался очевидно без всякого медицинского вмешательства. И этой рукой Горелый провел по своему гладкому незагорелому лицу, стирая с него косметический крем. Сожженное когда-то лицо Горелого было жутким само по себе. Однако с полосами крема оно едва не заставило Ивана Николаевича потерять сознание, когда телохранитель вдруг улыбнулся ему…

Совсем недавно Николай Иванович смотрел дома видеофильм. Смотрел с внуками, и малыши испуганно жались к деду с двух сторон всякий раз, когда на большом цветном экране появлялось лицо Фредди Крюгера. А дед, прижимая к себе их худенькие тельца, внутренне усмехался, лениво разглядывая маску киношного монстра. Но сейчас Горелый стоял рядом; он был живым, до него можно было дотронуться рукой.

По новому кивку Хозяина телохранитель легко подхватил огромное тело и вынес его из зала. А когда вернулся – опять с гладким лицом, в перчатках, очках и парике – Стасов дал себе зарок никогда не обманывать Куделина; ни в чем ему не перечить.

Поэтому сейчас Иван Николаевич только глянул на Горелого и поспешил к телефону. Он не удивился, что на аппарате нет ни наборного диска, ни кнопок. Он только поднял удобную трубку, и в ней тут же послышался голос исполняющего обязанности главы правительства. Сановный собеседник ничуть не удивился, когда Иван Николаевич бодро доложил, что вполне здоров и готов завтра же выехать в Ковров.

Рано утром два новеньких «Вольво» с правительственными номерами понеслись по Горьковскому шоссе, по которому четырьмя часами раньше проехал белый «Форд» с новенькими владимирскими номерами.

Глава 5. Август 1998 года. Ковров. Проходные завода имени Дегтярева

Охота на дичь

По московским меркам коттедж был маленьким и неуютным. Впрочем, как и весь городишко. В комнатах стояла только самая необходимая мебель. Покрывавшую все пыль никто перед их приездом не удосужился вытереть. Хозяин коттеджа, оставивший ключи в условленном месте, должен был появиться тут только через неделю.

Однако большой холодильник «Стинол» был полон. Его содержимое вполне позволяло четырем не самым мелким мужчинам протянуть дня четыре. Но Топор столько времени в Коврове задерживаться не собирался. Договор, который сегодня должны были заключить Иван Николаевич Стасов с представителями министерства обороны Филиппин, широко не афишировался. Однако Топор знал и о дате проведения переговоров; и о времени – четырнадцать часов по Москве; и о месте. Самый крупный завод города – оружейный, имени Дегтярева – принимал сегодня высоких гостей. Еще Некрасов знал, что ровно в пятнадцать ноль-ноль по московскому времени у центральных проходных завода московский и филиппинский гости должны дать короткие интервью. Корреспондентов пригласили проверенных, таких, что задают только нужные вопросы. Скорее всего, один из них и слил информацию Крючкину.

Впрочем, последнее Топора не интересовало. За долгие годы работы с Крюком он привык, что тот любую информацию трижды проверяет и перепроверяет. Поэтому он сейчас на сто процентов был уверен, что ровно в три часа дня в намеченном месте состоится брифинг. А задачей Топора было сделать так, чтобы это мероприятие, названное по новомодному, завершилось по сценарию Крюка.

Около девяти часов Некрасов отправился в разведку. Он так и сказал: «В разведку», – оставляя в коттедже двух бойцов. Валера, доверенный человек Крючкина, уехал еще раньше. Ему сегодня предстояло поработать не меньше самого Топора, а уж знать улицы и переулки Коврова к трем часам он должен был знать лучше коренных ковровчан.

Совсем рядом с бывшим пустырем, где выстроились, и продолжали строиться коттеджи, было троллейбусная остановка. Людей там, как и предполагал Топор, было совсем немного. Две бабушки охотно подсказали ему, как доехать до завода. Точнее подтвердили то, что Топор и сам уже знал – все эти подробности Крюк раздобыл еще в Москве.

Две остановки он проехал в почти пустом троллейбусе четвертого маршрута. На конечной, где он пересел на «двойку», пассажиров было немногим больше, что было очень кстати. Дело было в том, что Топор в последний момент не выдержал, и взял с собой автомат. Он так удобно и незаметно поместился под плащом, что Некрасов решил рискнуть. Три других «бизона» остались в коттедже. А бойцам он строго настрого запретил появляться с оружием во дворе.

– Значит так, – сказал он, прежде чем вышел из дома, – смотреть за окрестностями, а главное – за оружием. Если что случится, своими руками яйца оторву, а Крюк – все остальное. Понятно?

Бойцы дружно кивнули, и Топор ушел, прижимая к боку согревшийся под плащом «Бизон». Сейчас он сидел на обтертом сидении троллейбуса, ощущая подмышкой приятную тяжесть оружия и удивляясь дешевизне провинциального транспорта. Потом он еще немного поудивлялся – тому, как просто и без затей ковровские власти когда-то назвали городские улицы. Троллейбус катил по Комсомольской улице с остановками на Кирова, поселке Двадцать пятого октября и подобными им. Потом – после остановки на площади Двухсотлетия Коврова Комсомольская плавно перешла в проспект Ленина с остановками: улица Коммунистическая, площадь Победы, улица Шмидта… Словно этот второй маршрут ковровского троллейбуса по-прежнему пролегал по шестидесятым-семидесятым годам.

Наконец четкий и радостный, явно записанный на пленку женский голос объявил:

– Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка – завод имени Дегтярева.

Вместе с Топором вышли почти все пассажиры, но только он повернул к заводу. Остальные поспешили через дорогу, и дальше – в сторону железнодорожного вокзала. Это Топор тоже знал. Он неторопливо направился к проходным, внимательно приглядываясь к рекламным щитам, разделяющим широкую подъездную дорогу надвое. Раньше, как правильно догадался Некрасов, эти щиты украшали портреты передовиков социалистического соревнования. Теперь ни социализма, ни соревнования не осталось.

– Наверное, и передовиков тоже, – он внезапно почувствовал ностальгию по далеким временам, когда он еще не был Топором и рассердился на себя – такому настроению перед операцией было не место.

Но внутри какой-то осадочек остался, и Топор вполне искренне пожелал этому громадному предприятию, чтобы операция никак не сказалась на планах завода. Не только потому, что пожалел снующих мимо с угрюмыми лицами работяг. На их зарплате удачная или – напротив – неудачная сделка вряд ли бы сильно отразилась. Но через дорогу – на стене серого здания – висел огромный плакат с изделием ковровского завода – мотоциклом «Восход». В далекой юности, когда Топор был просто Федькой Некрасовым, у него был такой мотоцикл, самой первой модели. Он вдруг вспомнил запах бензина и машинного масла, которым тогда была пропитана вся его жизнь; вспомнил радость, с которой он вел своего железного коня из магазина. Разве можно было сравнить с теми днями сегодняшнюю жизнь? Сравнить с тем бесконечным счастьем нынешние такие дорогие и такие пресные удовольствия.

– Ну, хватит, – одернул он себя, – дело надо делать.

Впрочем, здесь делать было уже нечего. Больше того – оставаться у завода с автоматом под плащом было просто неразумно. В переулок, ведущий к проходным, завернули сразу четыре милицейских «Жигуленка». Почти сразу за ними на огромной скорости подъехали три иномарки с тонированными стеклами. Топор понял, что это кто-то из участников предстоящей встречи. Кто именно, он не разглядел; не только потому, что машины были затонированы практически начерно, но и по той причине, что уже сидел в троллейбусе, как раз отходящем от остановки. Это была «четверка», которая по другому, дальнему, маршруту привезла его к временному дому.

Один из бойцов – Алекс – явно не ожидал шефа так скоро, иначе встретил бы его энергичным, деятельным. Теперь же он развалился в мягком кресле, напротив входной двери. На полу вокруг кресла валялись пустые скомканные пакеты из-под чипсов и несколько жестяных банок. Алекс резво вскочил на ноги, едва не перевернув кресло, а Топор хмуро оглядел пол. Все банки были красными, из-под «Пепси-колы» и морщины на его лбу немного разгладились.

– Стволы где? – уже почти спокойно спросил он.

– Там, – осклабился боец, показывая пальцем на стальную дверь, ведущую в подвал.

Топор лично осмотрел подвальное помещение утром. Большой прохладный подвал был надежным убежищем. В маленькое вентиляционное отверстие вряд ли пролезла бы даже кошка. Поэтому он кивнул разрешающе:

– Ладно, сиди.

Сам он поднялся на второй этаж. Там, улегшись как был – в одежде и обуви – на заправленную кровать, Топор задремал в ожидании Валеры с Максом, вторым, и последним его бойцом в сегодняшней операции. Топор любил работать с Валерой. Тот не только умел делать все, или почти все; он к тому же был очень аккуратным и не менее пунктуальным. Вот и теперь ровно в двенадцать часов под окном заурчал мощный движок «Форда». Некрасов вскинулся, резко поднялся, прогоняя остатки сонливости.

По лестнице, ведущей с первого этажа, простучали маленькие, почти детские, башмачки Валеры. Он появился в комнате слегка запыхавшимся, но почти невозмутимым. Но Топор хорошо знал этого человека. За этим «почти» скрывалось удовлетворение, даже гордость за безукоризненно выполненную работу.

– Все в порядке? – больше для проформы спросил Топор.

– В порядке! – отрапортовал Валера, – колеса готовы. КАМАЗ-кунг в двух кварталах отсюда; Макс ждет в «девятке» – маршрут прошли два раза.

– Хорошо, – Топор сладко потянулся.

– Теперь краситься.

Некрасов словно потух; сейчас ему предстояло самое, на его взгляд, неприятное. Валера должен был загримировать его и экипировать. А поверх всего надеть длинный плащ. И – самое паскудное – прикрепить к лацкану плаща карточку. Карточка была как карточка – жесткая, закатанная в толстый слой пластика. Топор сам бы посмеялся в другое время, прочитав рядом с физиономией незнакомого мужика фамилию, имя и отчество: «Варфоломей Иванович Хреннарыло».

Он и засмеялся, увидев ее впервые, в доме Крюка. Через минуту он едва не упал с мягкого кресла, когда Крючкин объяснил, что именно эту физиономию нарисует ему Валера перед операцией.

– Да ты что, Крюк! – попытался отказаться Некрасов, – это же западло, с такой кликухой на экран. Меня же миллионов десять увидят.

– Ну и что? – пожал плечами Крюк, – увидят-то не тебя, а его, – он щелкнул пальцем по карточке.

– Ладно, – проворчал наконец, соглашаясь, Топор, – только ты мне потом найди того муд… ка, который придумал все это. Он у меня точно получит хрен-на-рыло.

– А чего его искать? – хитро улыбнулся Крюк, – я и не прячусь.

Все это Топор вспоминал, сидя на стуле, вокруг которого кружил Валера. Он принес серый чемодан с мазями, кремами, и еще чем-то, чему Некрасов названия не знал, потому что видел впервые в жизни. А Валера поминутно сверялся с фотографией на карточке и творил, высунув от усердия кончик языка. Фотография в дополнение к диковинной фамилии еще сообщала, что сейчас на стуле возникает корреспондент местной газеты «Знамя труда».

Валера трудился долго, почти час. Но когда он поднес к лицу Топора большое зеркало, которое достал из того же чемоданчика, тот не поверил собственным глазам. В зеркало на него глянул самый настоящий Хреннарыло. Живой и естественный. Топор попробовал улыбнуться, потом нахмуриться – физиономия в зеркале послушно гримасничала вслед за ним. Даже с расстояния в тридцать сантиметров Топор не мог различить даже малейшего намека на грим.

Валера отступил, любуясь на дело своих рук.

– Гарантия минимум на шесть часов, – с гордостью заявил он.

– Ну, столько не понадобится, – улыбнулся ему уже Варфоломей Иванович; Топор в его обличье глянул на часы, – ровно час. Давай дальше.

Валера принес другой чемодан. Осторожно, словно в его руках было тончайшее стекло, он извлек из него длинную связку толовых шашек и начал наматывать ее поверх легкого свитера Топора. Взрывчатка легла в два ряда, заключив его торс в плотный панцирь. Однако Некрасов не почувствовал особой тяжести, как впрочем и сильного волнения. Этот смертоносный на вид груз Валера изготовил собственноручно из сухой доски, раскрасив деревянные брусочки так, что ни на вид, ни на ощупь от настоящих шашек их не отличил бы самый опытный сапер. Быстро нацепив такие же декоративные взрыватели, Валера хитро опутал всю систему разноцветными проводами, какими-то кнопочками, металлическими стержнями и стяжками.

Опытный глаз, увидев эту конструкцию, сразу бы понял – в эту ходячую мину не только стрелять; ее даже толкнуть посильнее нельзя. Неминуемый взрыв нескольких килограммов взрывчатки – Валера не пожалел дерева – разметал бы все живое вокруг. Наконец Некрасов запахнул на себе плащ. Он перестал быть худощавым быстрым Топором; вместо него перед Валерой стоял вальяжный упитанный корреспондент провинциальной газеты.

Гример надежно закрепил карточку на лацкане плаща и протянул Топору удостоверение и гранату Ф-1. Лимонка была учебной, но об этом тоже знали только они двое. Некрасов дернул за кольцо и протянул его Валере: «Спрячь!».

Алекс на первом этаже все так же сидел в кресле. Он неторопливо поднялся, когда по лестнице спустился незнакомый мужик в стильном темно-синем плаще.

– Это что еще за хрен? – удивленно спросил он у Валеры, которого было едва видно за внушительной фигурой «корреспондента».

Тут его глаза остановились на карточке. Губы Алекса зашевелились – он чуть слышно прошептал по слогам фамилию. Очевидно, не поверил себе, потому что повторил – уже громче:

– Хрен-на-ры-ло, – и заржал, громко и безудержно.

Он почти минуту не мог разогнуться в приступе дикого хохота, пока незнакомец голосом Топора не остановил его:

– Хватит ржать, Алекс!

Голос Некрасова был тихим, почти ласковым. Однако Алекс не раз видел, как именно с такой интонацией шеф наносит страшный удар кулаком. Пару раз доставалось и парню, поэтому он тут же замер в полусклоненной позе, а потом осторожно разогнулся, успев поглубже спрятать веселье. Топор приказал, теперь уже строго и резко:

– Открывай дверь, малыш – доставай пушки.

Малыш – ростом метр девяносто шесть – поспешил выполнить приказ. Он вошел, согнувшись, в подвальное помещение, нащупал рукой выключатель и уставился в залитую светом пустоту подвала. Зародившееся в его лице недоумение быстро сменилось гримасой ужаса.

Топор ринулся следом, отбросив здоровяка от двери. Автоматов в подвале не было. В нем вообще ничего не было, так же, как и утром, когда Топор в первый раз попал сюда. Коротко, без замаха он впечатал локоть в живот бойца. Алекс громко икнул, и опять согнулся – теперь уже от нестерпимой боли. Шеф еще раз оглядел подвал. Конечно, с этим таинственным исчезновением надо было разобраться, но время. Время! Они еще не опаздывали, но через пару минут «Форд» должен был выехать за ворота. Иначе пришлось бы гнать, а сегодня нарушать правила движения, да еще в чужом городе, было нельзя. Столкновение с местными стражами порядка в планах Топора не значилось; по крайней мере, до начала операции.

– Бегом открывать ворота! – почти прорычал он.

Куда с большим удовольствием Топор оставил бы Алекса в подвале. Однако руки бойца могли пригодиться, а лишних у него не было. «Форд» медленно выехал на дорогу. Алекс шустро запер ворота и с виноватым видом влез в салон автомобиля. Топор посмотрел на него, недовольно сморщился и подвинул лежащий на коленях последний «Бизон» к Валере.

– Пусть побудет у тебя. Отдашь на первой точке.

Валера кивнул и спрятал «Бизон» под курткой. Даже на его тщедушной фигуре пистолет-пулемет почти не выделялся. Он плавно тронул «Форд» с места, но тот совсем немного проехал по разбитой дороге. Свернув во двор, который образовали своими задними глухими стенами четыре пятиэтажных дома, автомобиль остановился у КАМАЗа с зеленым металлическим кузовом-кунгом, на бортах которого крупными белыми буквами было написано: «Специальная». В чем специализировалась организация, у который для операции позаимствовали этот автомобиль, не знал ни Топор, ни сам Валера, пригнавший его сюда. Это было им не интересно, а главное – совершенно не нужно. Свою роль надпись на бортах должна была выполнить, и точка. Роль эта начиналась, и практически заканчивалась на проспекте Ленина, который и в своем начале, и в конце был украшен «кирпичами». Поэтому и понадобилась спецмашина.

Все трое на несколько минут скрылись в кунге. Вышел из него только Валера – преображенный, как прежде Топор. Его физиономию украшала окладистая черная борода, сквозь которую можно было разглядеть разве что поблескивающие глазки. Водитель-коротышка перекинул из «Форда» в кабину КАМАЗа заранее припасенные подушки и закрыл двери своей машины. Теперь снаружи только по маленьким ладошкам можно было определить, что в кабине грузовика находится водитель много меньше среднего роста. Но на такие подробности обычно внимания не обращают.

Сыто урча – топливный бак был полным, а сам двигатель почти новым, хорошо обкатанным – КАМАЗ вырулил на улицу Комсомольскую и неторопливо покатил по маршруту, который Топор уже разведал на троллейбусе. До Дегтяревского завода он не доехал меньше остановки. За полквартала до него Валера повернул в другой двор – не глухой, как первый, но вполне подходящий для задуманного.

Из кунга выпрыгнул Некрасов. Он посмотрел на часы, подмигнул Валере в зеркало заднего обзора и зашагал на проспект. Часы были сверены заранее, еще в коттедже, и Топор одобрительно кивнул, поняв, что Валера не собирается глушить двигатель. Было без десяти минут три, а ровно в пятнадцать часов по Москве, как надеялся Некрасов, этот автомобиль ему понадобится.

Через пять минут он был у длинного ряда щитов с заводской рекламой. Четыре «Жигуленка» с мигалками по-прежнему были здесь, готовые по первому сигналу перекрыть проезд к проходным завода. Милиционеров рядом с ними было десятка полтора; большая часть в бронежилетах, с укороченными автоматами Калашникова.

Двое из них как раз пропустили иномарку с московскими номерами. Топор предположил, что это его «коллеги» – столичные журналисты – не пожалели бензина и примчались в Ковров, что бы задать пару вопросов «непотопляемому» заместителю министра.

Автомобиль отъехал, и Некрасов протянул свое удостоверение одному из стражей порядка. Тот быстрым профессиональным взглядом сверил нарисованное лицо Топора с фотографией и попытался сходу пробежать глазами по фамилии корреспондента. Прочел один раз, второй, третий… Потом недоверчиво перевел взгляд на карточку, белевшую на лацкане плаща.

Варфоломей Иванович доброжелательно улыбнулся. Второй милиционер, очевидно, почуял что-то неладное и заглянул за плечо товарища. Он тоже прочел несколько раз запоминающуюся фамилию, покатал ее во рту и выплюнул – негромким, едва сдерживаемым смехом. Первый, капитан милиции, сообразил, что его подчиненный за спиной выдаст сейчас что-то неприличное и поспешно вернул документ.