Ажнабия. Записки иностранки

У каждого свой Восток, свои воспоминания и картинки.

Я вспоминаю неприметное снаружи кафе в Дамаске. Мы заходим внутрь – аутентичный восточный стиль и плазма на стене. Свободных столиков почти нет. В дальнем углу большая компания молодёжи, среди них несколько девушек в кофточках на тонких бретельках (!), сидящих в обнимку с парнями (!). Час ночи.

С удивлением смотрю на Мхаммада – он так называемый «новый сириец»,

40-летний успешный адвокат по бракоразводным делам.

Курит сигары, модно одевается, гоняет на джипе и «харлее», слушает не национальную восточную музыку, а западный рок и французский рэп. Он много ездил по миру, был и в России.

– Да, – он кивает головой, – в Сирии есть такие девушки, которые хотят показать, что им наплевать на традиции. Днём они могут ходить в платке, а вечером идут в клуб.

– Тебе это не нравится?

– Не нравится, – сразу отвечает он, – я за традиции.

– А много разводов в Сирии?

– Сейчас стало много. Проблема в том, что женщина, выйдя замуж, перестает следить за собой, толстеет, не красится. Мужья недовольны.

– С кем остаются дети после развода?

– С отцом в большинстве случаев, потому что мать не работает и не в состоянии обеспечить ребёнка.

В кафе заходят парень с девушкой (все моментально оглядывают их с ног до головы) и садятся в самый дальний угол.

Мхаммад хитро улыбается.

– Я хочу, чтобы ты нашла мне вторую жену. Мне очень нравятся русские девушки. Они красивые, умные и… загадочные.

– А твоя жена, она согласна?

– Конечно, согласна.

– Почему она не поехала с нами в кафе?

– Она болеет, и старший сын заболел.

Мхаммад рассказывает, как приехал туристом в Москву в «перестроечные» времена, как в метро за ним бежали два мужчины, умоляя продать свои джинсы «Левис» за любые деньги.

Но больше всего его поразила красота русских девушек.

– Твоя жена носит платок?

– Недавно надела.

Следующий вопрос я задаю всем женатым арабским мужчинам:

– Ты заставил её надеть платок?

И все опрошенные мужчины дают одинаковый ответ:

– Нет. Это её выбор. Она сама захотела.

На прощание он жмет мне руку и говорит:

– Ты не забудешь?

– I promise, – отвечаю я.

(Обещания своего не сдержала. Знакомые девушки не видят себя в роли второй жены. Их не соблазняет даже отдельный дом, обещанный Мхаммадом…).

Многожёнство разрешено на Востоке. Но больно хлопотное это дело.

Вот что говорится в Коране: «Женитесь на женщинах, которые вам нравятся, – на двух, трёх, четырёх» (сура ан-Нисаа («Женщины»), аят 3).

Но наличие нескольких жён предполагает соблюдение очень строгого условия: справедливости в отношении них. Это значит, что отношение ко всем жёнам должно быть абсолютно одинаковым. У каждой должен быть дом, драгоценности, машина, одежда и так далее. И самое важное – любить своих жен правоверный мусульманин должен тоже одинаково.

«Кто имеет двух жён и отдаёт предпочтение одной из них перед другой, тот в День воскресения подвергнется суровой каре» (Ибн Маджа передал этот хадис в «Бракосочетании», 1-я часть, стр. 633).

Коран предостерегает, что установить такую справедливость очень трудно и что человек, как бы он ни старался, не сможет выполнить это условие, поэтому мужчине лучше ограничиться одной женой.

«Вы никогда не сумеете относиться одинаково справедливо к жёнам, если бы даже очень стремились к этому» (сура «ан-Нисаа» («Женщины»), аят 129).

«Если же вы опасаетесь, что не сможете быть одинаково справедливыми (с жёнами), то женитесь на одной» (там же, аят 3).

Бывают случаи тайного многоженства. Бывают случаи, когда мужчина не может дождаться наследника, или жена рожает шесть девочек и ни одного мальчика. Вот тогда и появляются вторые жёны. На Востоке не разводятся просто так, сплошь и рядом.

Если мужчина увлёкся, он не бросит жену и детей, потому что его осудит общество. Он или приведёт в дом вторую жену, или… не приведёт.

Общество вмешивается в жизнь индивидуума. Семейственность и клановость довлеют на Востоке.

«А что скажут соседи, знакомые, просто люди?» – вот главный аргумент в любом действии араба.

Главная проблема восточных женщин – свобода выбора. Вернее, ее отсутствие. Мусульманка не сможет выйти замуж за иноверца. На Востоке запрещены аборты. Многие публичные профессии недоступны для женщин. Даже на эстраде (количественно) преобладают певцы, а не певицы. Женщина-бизнесмен или политик – исключение из правил, потому что серьёзный бизнесмен не будет заключать никакого договора с женщиной, если она пришла на переговоры одна.

За женщиной должна стоять семья, муж, клан.

Нет на них Марии Арбатовой!

И все хотят замуж. И современные арабские модницы, и традиционные мусульманки. Если в семье восемь дочек, большая вероятность, что половина из них останется без женихов.

Рассчитывает, например, их мама хоть одну выдать за своего же родного племянника, который учится где-то за границей, и представляет собой очень перспективный вариант во всех отношениях. А тот, отучившись, возвращается на родину… с женой из России, или Украины, или Белоруссии.

Многие арабки поступают в университет и идут работать с одной целью – найти выгодного жениха.

А как же любовь?

Я сижу в большом зале, с трудом глотаю кофе под пристальным взглядом двух кузин мужа. Старшая, 35-летняя, в шикарном брючном костюме, курит как сапожник, работает в престижной фирме, водит машину.

Младшая, 25-летняя (модные джинсы обтягивают довольно-таки пышную фигуру), – преподаватель в институте. Обе не замужем. Они с интересом разглядывают меня с ног до головы: настоящий ли цвет волос, сижу ли я на диете, кем работаю…

«Почему старшая не вышла замуж?» – спрашиваю у свекрови. «Она сделала карьеру, хорошо зарабатывает, лишь бы за кого идти не хочет. Ищет мужчину себе под стать», – отвечает свекровь. Ну что ж, логично.

Традиционно семья арабской девушки (и деревенской, и городской) рассматривает её будущего мужа с позиции «как и где он состоялся в этой жизни». Поэтому мужчины здесь женятся поздно (по российским меркам) – в 35 – 40 лет, став на ноги и хотя бы что-то имея за душой и в банке.

Будущую невестку разглядывают буквально через микроскоп. Если девушка опозорила семью (целовалась с мужчиной или того хуже), вряд ли она выйдет замуж, а в глухой деревне её могут даже убить собственные родственники. Загубленная девичья репутация коснётся всех её сестер. В эту семью больше не придут свататься.

Гражданских браков здесь нет. Это позор. Харам. Нет вообще такого понятия, как «поживем, притрёмся, попробуем; если не понравится – разбежимся».

Восток парадоксален донельзя. Пропитанный чувственностью, разгорячённый и страстный, он в то же время стыдливый, ханжеский. Каждая песня здесь о любви. Но в жизни само это понятие воспринимается арабами как-то отстранённо.

Есть культ семьи, в котором преобладают традиции. Поиск женихов и невест происходит при помощи родственников. Помолвка может длиться годами, а свадьба всегда проходит пышно и тоже традиционно. Как среди этих вековых устоев рождается светлое чувство, неясно. Главное – выйти замуж. Ведь если родители выбрали жениха для любимой дочери, они знают её вкусы и плохого не посоветуют. Родителям можно доверять. А любовь… Она приложится.

Бывают и грустные истории, когда, найдя для дочери замечательного жениха, после свадьбы родители видят, что он, оказывается, не так уж замечателен, не очень богат, и патологически ревнив. Девушка зарабатывает болезнь на нервной почве, мучается, рожает, но о разводе и не думает. Мало кто из женщин о нём мечтает (даже если муж бьёт).

– Твои старшие сёстры дружат с мальчиками? – разговариваю со своей 12-летней племянницей.

– Что ты! – она машет руками. – Харам! Неприлично. Сначала мы должны закончить школу. Потом будем учиться в колледже. А лет в 25 родители найдут нам женихов.

– А если ты полюбишь кого-нибудь, когда будешь учиться в колледже?

– Я скажу своим родителям, они поговорят с парнем и его родителями, у нас будет помолвка.

– Представь, ты его любишь, а он тебя нет…

– Я забуду его и выйду замуж за другого человека.

– Неужели ты думаешь, что так легко управлять своими чувствами?

Девочка улыбается в ответ. Её будущее уже распланировано на многие годы вперед.

Арабская женщина загадочна, закрыта. Душа нараспашку – это не про неё. Она не будет откровенничать о своих проблемах и плакаться в жилетку. Высокомерная, хитрая, скандальная, взрывная и сдержанная. Разная. Счастливая и несчастная…

Им нравится носить хиджаб и закрывать лицо, потому что они привыкли так одеваться. Потому что так одевались их матери и бабушки. Существуют религиозные каноны и предписания, касающиеся одежды правоверной мусульманки. Это их жизнь. Они не знают другой. Расслабляются и «отрываются» арабские дамы (мусульманки) в женских спортивных клубах и бассейнах. Купальники, боевой раскрас, килограммы золота – завидуйте подруги и родственницы. И на свадьбах – вот где зажигательные танцы, вечерние наряды и охота за женихами.

Но какая бы лояльная семья ни была у девушки, если она поедет в деревню навестить бабушку и любимых тётушек, то оденется скромно. Потому что репутация прежде всего!

Вера и традиции в крови даже у тех, кто борется за свободу своего выбора и равноправие с мужчинами.

У арабских женщин своё понятие о счастье. Иное представление о мире. Они другие. Потому что их мир другой.

Глава 4. Завтра в полдень…

Первые три месяца жизни в Ливане – это постоянные слезы. Не нравилась еда. Раздражала жара. Пугали обычаи. И сводило с ума одиночество.

Однажды муж подошёл с виноватым видом: «Прошу тебя… сними крестик. Отец так сказал». Я сняла.

Мой свёкор – правоверный мусульманин: молится пять раз в день, соблюдает Рамадан, совершил хадж в Мекку. Он абсолютный восточный мужчина – властный, своенравный, грозно стучит кулаком по столу, если что-то не по нраву. Он настоящий охотник – гараж забит ружьями и всевозможными охотничьими трофеями. Своим внукам, моим сыновьям, подарил коллекционные охотничьи ружья. Он поддерживает Путина и ругает на чём свет стоит Америку. С прекрасным чувством юмора и отменным аппетитом. Адекватный в общем-то человек… Но как только его взгляд натыкался на мой выглядывающий из-под одежды крестик, мрачнел, словно туча. Он никак не мог смириться, что в его правильный дом попала неправильная невестка.

Как же так произошло? За какие прегрешения? В страшном сне ему не могло привидеться, что в абсолютно закрытую мусульманскую семью проникнет христианская кровь.

И этот крест, мелькающий иногда перед его глазами, стал его крестом. Непосильной ношей правоверного мусульманина, ношей, с которой он не мог смириться.

…На рассвете ребёнок начал плакать, потом вырвал. Температуры не было, но он плакал без остановки. Вызвать «скорую» – единственное, что приходило на ум.

Когда меня уже трясло от ужаса, на кухню, где мы общались с мужем и успокаивали сына, вышла младшая сестра. И стала учить, как надо себя вести в ЧУЖОМ доме: неприлично так громко разговаривать, вдруг соседи услышат, и не следует забывать, кто я здесь такая… Уходя, она презрительно бросила: «Ажнабия».

Мы ехали в машине по улицам Бейрута. За рулём – свекровь, рядом ЕЁ сын (мой муж), ребенок и я – сзади. Осенняя жара спала. Мы ехали в российское посольство оформлять документы на гражданство. В посольстве было шумно и – о Боже – был телевизор с российскими каналами.

Как передать ощущения человека, который три месяца не слышал родной речи? Это похоже на счастье голодающего, нашедшего мешок еды.

Нет, это было сродни находки Робинзоном себе друга – Пятницы! Я чуть не разрыдалась над ненавистной, но такой близкой рекламой майонеза…

Можно было бы и в квартире поставить спутниковую антенну с российскими каналами, но зачем? Есть уже «спутник» с арабскими и европейскими каналами. Помимо прочего, «спутник», который я хотела, был «харамный»: там были «развратные» каналы и передачи, а в доме с нами жил 18-летний брат мужа. Развращать мальчика не входило в планы семьи. (То, что нежелательные каналы можно удалить, не обсуждалось…)

Насмотревшись и наслушавшись российских новостей и передач, я погрузилась в ещё большую тоску по Родине. Свекровь что-то бурно обсуждала со своим сыном (моим мужем).

– Какие-то проблемы с документами?

– Да, проблемы, – муж не поворачивался, а смотрел на меня в боковое зеркало. – Мама говорит, надо, чтобы ты приняла ислам, тогда тебе сразу дадут ливанское гражданство и ливанский паспорт.

Внутри всё похолодело… Муж объяснял, что-то рассказывал про законы, традиции, а я молчала.

Свекровь повернулась ко мне. Она ждала ответа.

– Нет! Я увидела в зеркале своё лицо – бело-зелёное, с гримасой ненависти, боли и страха… Как же я боялась. Как проклинала себя за то, что приехала сюда с ребёнком. Но пути назад не было.

Вечером достала из кармана джинсов цепочку с крестиком, снова надела её на шею и больше никогда не снимала.

Каждое утро просыпалась с тоской, выходила на балкон, смотрела, как раскалённое солнце своим маревом обволакивало город. Ещё один день. Долгий. Бесконечный.

Днём, укладывая сына спать, закрывала дверь на ключ, доставала из сумки икону Божьей Матери. Только так можно было помолиться, обдумать дальнейшие действия, поплакать. Но ужас и страх мешали жить и думать.

– Собирайся, мы едем в гости к русской! – муж, кажется, радовался больше, чем я.

Мы ехали в долину Бека, заезжая по пути на кофе к родственникам и знакомым свекрови. И вот наконец, подъехав к конечному пункту, выгрузились из машины.

У дверей огромного дома нас уже ждала хозяйка.

Я «надела» улыбку на лицо.

– Мархаба11!

– Здравствуйте! А что, по-русски ты уже не говоришь? – засмеялась миловидная женщина. Брючный костюм, открытые руки, модное каре, никакого платка.

Валерия живет в Ливане двадцать лет. Познакомилась с будущим мужем в медицинском университете. Не думала, не гадала, что окажется на Востоке.

Приехали с мужем на пустое место. Сами, без помощи родни, раскрутились, открыли стоматологический кабинет. Выстроили шикарный дом.

Хожу по её вилле, словно из сериала «Санта-Барбара»: огромный сад, в котором есть даже берёзы, бассейн, летняя веранда… Хожу и восхищаюсь.

Свёкры и муж разместились в зале с хозяином дома, мы с Валерией – на кухне. Она ловко готовит свежий сок из разных фруктов и варит кофе.

А кухня в русском стиле – уютная, красивая, маленький телевизор на холодильнике. Как дома. Я уже почти рыдаю.

– Хочешь валерьянки? А может, водочки? Котлетку съешь? – и эти простые родные слова сбивают меня с ног как нокаутом. Я смеюсь и плачу одновременно.

Хозяйка возвращается из зала.

– Свекры попросили поговорить с тобой, боятся, что ты уедешь из Ливана.

Удивляются, почему плачешь постоянно, ведь у тебя всё есть, а ты плачешь….

Она курит и рассказывает свою историю. Самодостаточная. Добившаяся на чужой земле всего. Сделавшая чужую землю своей.

– Как же я тебя понимаю! Сама семь раз уезжала отсюда. Муж привозил обратно.

Я приняла ислам, очень много читала о культуре и религии, чтобы понять, принять. Но невозможно взять и забыть своё прошлое.

Поэтому я разрываюсь на две половины: и мусульманка, и христианка.

Вот держу Рамадан, злюсь, срываюсь, муж успокаивает. Он разрешает без проблем выпить вина, если собираемся русской компанией. Хиджаб не ношу. Не молюсь. Но главное, что ты должна знать, если решишь здесь остаться, – твои дети никогда не будут твоими. По духу. По мироощущению.

Старшая 18-летняя дочь Леры учится в Москве и сама захотела надеть платок. Младшая ещё школьница. Я смотрю, как она играет с моим сыном, очень осторожно держит его за руку, принесла мешок игрушек.

– Ты понимаешь, – продолжает Лера, – дети растут в этой атмосфере, впитывают её. Как я ни старалась – и книги, сказки-стишки на русском мы с рождения читали, и песенки разучивали, и мультики, фильмы смотрели, и наши праздники отмечали, – все это девчонкам моим нравилось, но… Душевно дети не близки не мне, они близки отцу.

У них больше понимания между собой. Одинаковая религия, одинаковые ценности и взгляд на вещи. Это его дети, а не мои…

Дома я включила телевизор, нашла «Евроньюз» – моё спасение и глоток прошлой жизни: в новостях иногда передавали, что происходит в России, хоть и на английском.

Мелькали сюжеты, рекламные ролики, появилась заставка прогноза погоды.

Бухарест +25… Киев +20… Москва +13… дождь…

Внизу экрана бежала строка – на разных языках дублировалось два слова. На английском, немецком, французском говорилось о том, какая завтра на планете будет погода. Бесконечная бегущая строка, спокойная музыка, и вдруг среди этого многоязычия глаза выхватили русские слова «завтра в полдень»…

Этого не может быть! Я прилипла к экрану, но, увы, они проплыли мимо и растворились, словно слова-привидения, словно растаявший хмельной туман. Наверное, просто показалось.

Завтра в полдень моя мама придёт с работы, будет готовить обед и смотреть очередное ток-шоу.

Завтра в полдень в моем городе начнётся дождь. Люди наденут куртки и, обходя лужи стороной, будут вспоминать прошедшее лето.

Завтра в полдень я снова выйду на балкон в этой чужой жаркой стране, сделаю глоток горячего кофе и включу «Евроньюз», чтобы на одну секунду поймать едва заметные бегущие буквы русских слов…

…«завтра в полдень»…

Глава 5. Рецепты моей свекрови

…Прошло полгода. Восточная еда опостылела настолько, что «схуднула» я на шесть килограммов. И безумно захотелось оливье нашего родненького. Свекровь ознакомилась со списком продуктов. Дома в наличии была только картошка.

Маринованые огурчики – польского происхождения, консервированного горошка так и не нашла, а вот вкус просроченного майонеза до сих пор вспоминаю с дрожью.

Когда уставшие от поисков продуктов мы ввалились в дом, первое, что бросилось в глаза, – скороварка с разваренной громадной картошкой в мундире… Свекровь хотела сделать мне приятное. Потом она достала замороженный сырой горошек. На кухню вышел заинтригованный глава семьи. С интересом смотрел, как я измельчаю солёные огурцы. В это время свекровь обзванивала всех соседей и родственников. С тоской и бесконечной грустью, вздыхая при каждом слове, она сообщала, что я готовлю «салата руссия». Оливье за границей прозвали «русским салатом».

Ну вы представляете, что в итоге получилось: вместо колбасы – вареные окорочка, горошка нет, картошка разварена до безобразия… Шлёпнув, не попробовав, майонез и начав перемешивание ингредиентов, все же решила снять пробу… Пришлось добавлять сметану (ливанскую, естественно).

В общем, вкус у блюда был специфический.

Свекру понравилось: « Гуд, Олга, гуд!» – уплетал он оливье прямо из миски. Остальные члены семьи, попробовав по чайной ложке, накинулись на долгожданную баранину с макаронами…

Ливанцы едят очень много. Очень вкусно и всегда. Они наслаждаются едой.

Именно из-за этого в стране люди с пропорциями 90 – 60 – 90 – большая редкость. С XVI века Ливан находился под контролем Турции. С распадом Османской империи Лига Наций передала управление Ливаном в руки французов.

В 1941 году страна получила независимость. К сожалению, спокойствие в стране было недолгим. В 1975 году началась гражданская война, продолжавшаяся до 1991 года.

И в новом тысячелетии Ливан постигло страшное горе – новая война, отголоски которой слышны и по сей день.

Поток беженцев хлынул в другие страны, забрав с собой самое дорогое – детей и традиции. В том числе и кулинарные…

Основа ливанской кухни – зейтун— оливки и оливковое масло. Оливки маринуют бочками, масло закупают канистрами. Что такое маргарин, ливанцы не знают. Сливочное масло в приготовлении пищи используется очень редко. Оливковое масло льётся словно вода – везде, даже готовое блюдо щедро сдабривают маслом.

Ну а лимоны в Ливане поштучно не продаются, «покилограмно» – да. И за копейки. Потому что, так же как и маслом, лимонным соком приправляют все блюда, включая супы и лепешки, маринады для рыбы и мяса, ну а овощной салат без лимона – это не салат.

Помимо того, что это вкусно, это ещё и очень полезно. Если бы еда поглощалась ливанцами в умеренных количествах, вполне возможно, что стандарты моделей им были бы обеспечены.

Традиционно в каждое блюдо добавляют свой букет специй, их здесь такое огромное количество, что существуют отдельные магазины и рынки специй.

В двух кварталах от нашего дома в Бейруте среди нагромождения бесчисленных магазинов затерялась маленькая древняя лавка. Когда входишь внутрь помещения, то словно попадаешь в какую-то загадочную историю, написанную на пожелтевшем листе, вырванном из старинной книги. Ароматный дух пощипыват нос. Мешки, коробки, деревянные ящики и ящички, полки и кульки – всё наполнено, переполнено разными специями.

Старый, немножко глуховатый продавец прислушивается к вашим вопросам, открывает какой-то ящик, набирает нужную приправу и даёт оценить запах. В другой пакет сыпет смесь трав для восточного чая – это подарок. Как среди сотни (а может, и больше) разнообразных специй и приправ он не путается, уму непостижимо.

Возле двери висит пара фотографий – первого хозяина лавки. Праправнук, чья фотография совсем скоро тоже украсит эти стены, очень на него похож…

Конечно, восточные специи отличаются от индийских и японских, но это уже другая история.

Пожалуй, самое популярное национальное блюдо страны – это КИББИ (кеббе). Ливанское кибби не что иное, как турецкое кефте: баранину толкут в ступке, пока она не превратится в эмульсию, добавляют специи и бургуль (дроблёную пшеницу).

Делают начинку из обжаренного фарша с луком и кедровыми орешками. Формируют шарики и жарят. Процедура приготовления наисложнейшая. Я так и не научилась накручивать фарш вокруг пальца, как моя свекровь…

А вы думали, что это обычная котлета?

Кибби бывает трёх видов: кибби найе (сырое), кибби би-санейа (запеченное), кибби расс (жареное).

Многие блюда по традиции считающиеся арабскими, происходят именно из Ливана. Например, национальный салат ТАБУЛИ. Когда знакомые ливанцы узнают, что я его обожаю, то смотрят на меня с восхищением.

А все дело в необычном для нашего вкуса добавлении лимонного сока и бургуля. Табули напоминает кашу – мелко порезанные помидоры, петрушка, мята, лук, дроблёная пшеница (сырая), оливковое масло. Подаётся с листьями салата или капусты. Божественный вкус! Оторваться невозможно! Табули готовят специально к приходу дорогих гостей или же на поздний-поздний ужин.

Знаменитые ливанские закуски – ХУММУС (хоммус) и МТАБАЛЬ. Первое – это пюре из отварного гороха-нута с добавлением лимонного сока, чеснока, оливкового масла и тахины (кунжутной пасты). Второе – пюре из печеных баклажан с добавлением тех же ингредиентов. Кстати, о тахине, которую в России не производят: представьте себе халву с тем же запахом и вкусом, но только несладкую и… жидкую. И вот, в такую «халву» добавляют баклажаны, чеснок… Трудно представляется. Да, что ливанцу хорошо, то русскому как-то странно.

Вообще, баклажан – любимый овощ в Ливане. Он ингредиент многих мясных и овощных блюд. Баклажаны фаршируют, запекают, жарят, маринуют.

МАКДУС – ещё одна знаменитая закуска, которую любят есть на завтрак. И на ужин. И в любое время суток. Это маринованный в оливковом масле баклажан, начинённый орехами и острым перцем.

А картошка здесь не в почёте. Поглощают в огромных количествах лишь картофель фри.

В Ливане проживают как мусульмане, так и христиане. Повсеместно известно, что мусульмане свинину не едят и алкоголь не употребляют. Но всё это имеется в продаже в супермаркетах в огромных количествах. Поэтому христиане себя ущемлёнными в плане еды и пития не чувствуют.

И, конечно, в стране, которая находится на побережье Средиземного моря, обожают рыбу. Перед тем как приготовить, её обязательно «вымачивают» в лимонном соке.

– Как жаль, что у вас нет «чеснокодавки», – вздохнула я, когда в очередной раз толкла в ступке чеснок.

– Есть, конечно! – ответила сестра мужа. – Просто, когда ты готовишь еду руками, у неё совсем другой вкус. Мы всю жизнь так готовим. Привыкли. Традиции.

…Это поразительная нация! Сколько я ни билась с ливанской роднёй, они в штыки принимали русские блюда. Только своё, только ливанское. Если я готовила что-то на обед, свекровь принимала «вызов» и готовила три-четыре традиционных блюда. Естественно, вся семья поглощала родное, а не странную еду русской невестки.

Арабы, которые учатся в России, привозят с собой килограммы специй, оливки, местный сыр и прочее, предпочитая национальные блюда даже знаменитому русскому борщу.

Моя знакомая ливанская студентка каждый раз переплачивает за свой багаж, отправляясь на учёбу в Россию. Половина из семи её огромных сумок заполнена продуктами.