
Полная версия
Изображая зло. Книга вторая
– Но бессмертные и так могли отобрать книгу.
– Могли. Но какой смысл в запретах, если не понимаешь, зачем они?
– То есть…
– Это урок, Кроули. За свои мечты царю пришлось заплатить непомерную цену. Завоевав весь мир, он вдруг увидел, что править на самом деле некем. И нечем. Большинство людей умерло, а тех, кто остался после падения Калинги, начала истреблять эпидемия. Всё вокруг было отравлено: воздух, реки… В водах разлагались трупы, земля пахла пеплом. Болезни уродовали выживших, превращали в калек. Узрев всё это, прочувствовав ужас на собственной шкуре, царь наконец признал, что заблуждался. По его приказу храм Кали был разрушен. Легенда гласит, что Девять Неизвестных пришли на зов и забрали книгу с обещанием, что она никогда не попадёт в руки смертных и не будет использована…
– Они сдержали обещание?
– Ну, об этом можно судить хотя бы потому, что про книгу больше не слышали. Проблема не в знаниях, не в содержании рукописи, а в самих людях. В стремлении превзойти врага, обыкновенно не замечаешь, что сжигаешь всё кругом: пламя с соседнего участка так или иначе перенесётся и на твой дом. Одни «гонки на вооружение» чего стоят. Атомная подводная лодка, говорят, может уничтожить две планеты. До сих пор гадаю, против кого её создали… Неизвестные ещё тогда, за два тысячелетия, знали о тайном желании человечества погубить себя и делали всё возможное, чтобы скрыть технологии. Они позволили царю доиграть роль деспота до конца. Наглядно продемонстрировали, что произрастает из ненависти.
Александр собирался плеснуть добавки, но граф отклонил предложение.
– Раз хватило ума разрушить, найди силы на то, чтобы склеить, – Сен-Жермен печально улыбнулся. – По всей стране царь запретил жертвоприношения, разрешил народу исповедовать разные религии, построил образовательные комплексы и вложил огромные средства в медицину… В общем, поднимал страну с колен. Начал с нуля. А ещё изложил любопытный закон: не наказывать, а прощать, насколько это возможно.
– И что, у него всё получилось?
– Вы удивитесь, но да. Ашока – так зовут этого царя. Угодный богам. Его и сейчас считают самым выдающимся правителем в истории Индии. Но я рассказал о нём по другой причине. Неизвестные… Они объединились именно благодаря Ашоке. И с той поры служат цели защитить мир…
– От таких, как агенты Анэнэрбе?
– Восхищаюсь вашей осведомлённостью, – промолвил граф. – Вижу, Виктория поведала о своих подвигах.
– Да, она что-то такое говорила о Граале. В подробности не вдавался, – Александр с напускной непринуждённостью пожал плечами. – Меня приключения бессмертных слабо волнуют.
– И всё-таки, – с упрямством отозвался тот. – Это война не между нами и Мелькартом, её корни гораздо глубже. Она всех коснётся. Всех, если Мелькарт сделает то, ради чего его создали.
Детектив прикрыл веки ладонью.
– Смерть Виктории стала катализатором. Будь я её учеником, перевернул бы весь мир, чтобы найти предателя. Мелькарт ищет предателя, не так ли? – Александр испытывающе посмотрел на алхимика. – Он испортит жизнь каждому, кто приложил руку к её падению. А таковых немало. И вы в их числе, я прав?
Сен-Жермен поджал губы, лицо на краткий миг исказила судорога. Миг – но собеседник всё же заметил.
– Я был ей другом. Боги свидетели, я любил Викторию.
– Можете не объяснять, что значит быть «другом фрау Морреаф». Хотелось бы знать, что вы сделали, Ваша Светлость… в тот день, тринадцать лет назад, когда отправились с ней в Швейцарию.
– То, что должен был, – голос вдруг обрёл убеждённость, словно граф всё ещё верил, что поступал правильно. – Сейчас вы вряд ли меня поймёте. Я не желал причинить ей вред, я слишком её уважал… Но Виктория подписала себе смертный приговор, связавшись с Мелькартом. Это самое настоящее чудовище. Не милый мальчик, каким вы его, возможно, видели. Не только я, агенты тоже были обеспокоены. Клод Каро пожертвовал жизнью, чтобы прикончить ублюдка. А он ублюдок и есть… Бессовестная тварь с интеллектом гения.
– Странно, Виктория им восхищалась, – Александр отнёсся к услышанному скептически.
– Мелькарт не обделён шармом. Он бывает очень настойчивым и обворожительным, когда жаждет что-то получить… или кого-то. В нашем случае – Викторию.
– Вы шутите? Хотите сказать, он соблазнил её?
– В своём роде да. Мелькарт стал для неё тем, кого она искала. Я не говорю, что Виктория ничего не знала, напротив, его амбиции, жестокость нравились куда больше, чем простое послушание. Мелькарт убил для неё Калиостро. Видимо, желал доказать верность. Он принёс заклятого врага ей в жертву.
– Убил бессмертного, – прошептал Александр. – Сколько ему тогда было? Двадцать?
– Похоже, вы начинаете осознавать ситуацию.
– А теперь он намеревается уничтожить Совет…
– В том-то и заключался весь замысел, – добавил алхимик. – И Калиостро, и Виктория преследовали одну цель: положить конец власти Совета Девяти. Они много лет искали способ…
– И что же это, по-вашему?
– О нём может рассказать лишь один человек – сам Мелькарт. Но я опасаюсь вовсе не это проклятое чудовище. А того, что произойдёт потом… если ему удастся победить Неизвестных, – Сен-Жермен пристально разглядывал лицо детектива, будто бы пытаясь достучаться до самой глубины разума. – Армия, которую он создавал все эти годы… она предназначена не для нас. А для обычных людей. Для народа. Для смертных.
– Полагаете, мне предстоит познакомиться с Тёмным Ашокой?
– Верно, Кроули. Ашокой, который не собирается каяться. А собирается воевать.
– Дьявол, – прорычал тот сквозь зубы. – Как вы поступите?
– Я…, – мужчина прервался, рассеянно покусал губу, затем вновь воззрился на Александра, который, отставив в сторону бокал, замер на своём диване. – Знаете, Ашока допустил много ошибок. Почти все он исправил, но одну, увы, нет. Царь не оставил наследника.
– Простите? – напрягся детектив.
– Он потратил остаток жизни на благополучие страны. Преуспел не только как завоеватель, но и реформатор, законодатель, отец народов. А воспитать преемника, к сожалению, не догадался. Империю развалила оставшаяся после него верхушка. Я много думал… Вы знаете, Кроули, в кое-каких вопросах я очень осторожен. И порой настолько, что кажусь трусом. Сейчас передо мной стоит выбор… я должен всё сделать правильно.
Сен-Жермен покачал головой, встречая подозрение в глазах Александра.
– Иллюминаты… Что бы ни случилось, орден следует сохранить. Эта структура контролирует политику большинства западных стран. И, боюсь, она единственная может реально помешать деятельности Мелькарта.
– К чему вы клоните?
– Уходя, Виктория сделала самое главное – передала ученику свои миллиарды и компанию. Я последую её примеру. Я завещаю место в ареопаге вам.
Александр не нашёл, что ответить. Он поражённо смотрел на то, как бессмертный начал расстёгивать верхние пуговицы рубашки и извлёк широкий перстень, который висел на толстой цепочке. Детектив сразу же узнал традиционный символ власти.
– Я не виновен в её гибели, но Мелькарт никогда в это не поверит. Потому что в тот день я пытался его убить, – Сен-Жермен протянул перстень. – Примите это.
– Нет.
– Иллюзий я не питаю. Мелькарт наверняка уже придумал, что со мной сделает. Не стоит надеяться на возвращение, и всё-таки… если удастся выжить, у меня будет повод вас навестить. Я приду за своим сокровищем.
– Я не возьму его.
– Да перестаньте! Чего вы боитесь? Немилости иллюминатов, их гнева?
– Я и так слишком долго был под прицелом…
– Так нападите на них первым! Устройте показательную порку. Вы справитесь. В ком, в ком, а в вас я никогда не сомневался.
– А как же философский камень?
– Он ничего не значит. Наследие куда сильнее. Наследие сильнее всего остального. И пока живо моё наследие, – Сен-Жермен схватил Александра за руку и вложил перстень ему в ладонь, – буду жив я.
Гостиную обуяла тишина. Случайный взгляд упал на большое настенное зеркало. «Прискорбно», – подумал алхимик, – «что суть вещей в нём отражается лучше, чем в наших глазах». Он увидел своего неофита и себя – разделённых непремиримым временем и от этого разных; один был полон огня, другой познал разочарование.
Будто боясь передумать, Сен-Жермен быстро поднялся с дивана и, не сказав больше ни слова, вышел.
Александр же остался наедине со своими демонами.
Он не хотел всего этого. В орден ему пришлось вступить, чтобы избавиться от преследований и постоянного давления; откуда же детективу было знать, какие возможности перед ним откроются, если присягнёт врагам? Иллюминаты владели обширной агентурой, в ареопаг входили влиятельные бизнесмены и политики, а появление в их рядах агента Интерпола только усилило позиции. Спустя какое-то время Александр продвинулся в дирекцию, проник в тайные связи преступных синдикатов и правоохранительных органов.
Но к чему он точно не был готов, так это к роли главного кукловода.
Александр бесцельно побродил по гостиной, развязал галстук, пару раз ударился затылком о стену и зажмурился, чувствуя наплыв тошноты. Судьба намеренно толкала его ввысь. И чем ярче светил ореол могущества, тем отчётливее ощущался холод Смерти. Взгляд скользнул по перстеню – выгравированной пирамиде со всевидящим оком по центру. Этот символ давно мозолил глаза, попадаясь то на архитектурных памятниках, то на денежных купюрах, заявляя о существовании мифической теневой власти.
Детектив стёр со лба капельки пота и со смутным изумлением посмотрел на влажную ладонь. Никогда ещё ему не было так страшно. Мгновение – и он бросился к унитазу. Внутри всё крутилось и переворачивалось. Дрожа в истерике, он кое-как подполз к раковине, открыл кран и ополоснулся ледяной водой, забрызгивая пиджак и волосы. Из зеркала на Александра смотрел раскрасневшийся мужчина, в карих глазах которого стояли слёзы и безумие.
– Что ты вытворяешь? – заорал во всю глотку. – Что ты вытворяешь, чёрт тебя подери! Тебе мало, да? Мало? Почему тебе всегда не хватает?! Теперь добился, чего хотел? Теперь ты, наконец, доволен?
Но ответа не прозвучало. Александр понимал, что лишился доверия к самому себе. Грудь обжигала ненависть, а разум сковал страх.
Всё это было слишком. Даже для такого, как он.
Кроули захлёбывался. Неровным движением он стянул с шеи галстук и сполз на пол. Сердце отбивало бешеный невообразимый ритм, тело пронзила острая боль. Мужчина задыхался.
Вокруг стемнело. Чёрные грозовые тучи сомкнулись над головой, и лишь в последний момент, перед тем как шагнуть за грань, он услышал женский крик, в котором безошибочно узнал собственное имя.
Уже вечером Александр очнулся в своей постели.
– Спасибо, мистер Фокс.
– Всё зависит от него самого. Если будет соблюдать режим, риск снизится.
Голоса звучали как будто из потустороннего мира. Детектив с трудом оторвался от подушки и поглядел за приоткрытую дверь. Какой-то старичок в белом халате возился с чемоданчиком, убирая туда инструменты. Рядом с ноги на ногу переминалась Сьюзен.
«Мне вызвали доктора? Зачем? Что произошло?»
Сьюзен проводила старичка на улицу, затем вернулась. Заметив, что Александр пришёл в чувство, она громко и облегчённо вздохнула.
– Что со мной было? – хрипло спросил Кроули.
– Приступ.
Глаза детектива увеличились раза в два.
– Да не волнуйся, всё самое страшное позади, – женщина поправила ему одеяло и ободряюще потрепала по волосам.
– Но ведь повторится? – он поморщился от её фамильярного обращения. Сьюзен сразу же убрала руку.
– Когда ты в последний раз нормально ел?
– Сегодня. Утром завтракал.
– Так нельзя. Ты себя загубишь.
– Что сказал доктор?
– Это и сказал. Кофе больше не пей. У тебя проблемы с сердцем, – Сьюзен достала листок бумаги. – Здесь названия лекарств, которых надо принимать.
Александр с презрением посмотрел на список.
– И не пренебрегай рекомендациями доктора, пожалуйста, – добавила она. – Мне совсем не в радость тебя хоронить.
– У меня раньше проблем не было.
– Доктор считает, это из-за душевного расстройства. Нервы. И неправильный образ жизни. Он посоветовал съездить на природу, пожить на какой-нибудь ферме.
– Коров подоить, коз…
– Кроули, я серьёзно! Ты чуть концы не отдал, ты понимаешь?!
Александр подумал бросить что-нибудь язвительное, но не подобрал слов. Сознаваться, сколько он натерпелся страху, когда глотал слёзы и не мог дышать, тоже не хотелось.
– Как ты здесь оказалась, Лиллард? – решил он сменить тему. – Почему ты не в Шотландии?
– Я недавно вернулась.
– Вот как? И что же тебя привело?
Сьюзен отвернулась.
– Я догадывалась, что ты будешь не рад мне. Мог хотя бы притвориться, что благодарен за чудесное спасение.
– Спасибо.
– Засунь себе это спасибо…!
– Так почему ты здесь?
– Сен-Жермен попросил приехать.
– Ох, – Александр дёрнулся в раздражении. – Ну да, это всё меняет.
– Я вернулась вовсе не из-за тебя, – Сьюзен покрутила перстень, который тот обронил в ванной. – Дело касается ордена.
– А ты-то причём?
– Я тоже иллюминат. Или ты забыл?
– Досадное недоразумение.
– Прекрати, – она протянула ему подаренный алхимиком символ власти. Александр нацепил украшение на палец. Оно оказалось большим, пришлось вновь соединить с цепью и повесить на шею.
– Сен-Жермен сообщил о своём решении. Ты поэтому разнервничался? – Сьюзен печально улыбнулась. – А раньше ты повышению радовался.
– Я не готов сидеть в ареопаге, – мрачно ответил детектив. – Я немного запутался. Всё наперекосяк. А теперь ещё и сердце сдаёт.
Он проследил за тем, как бывшая напарница пересекла комнату, раздвинула тяжёлые шторы и распахнула окно, впустив свежий весенний воздух. В нос ударил приятный запах после дождя.
– Тебя это не касается, – произнёс Александр. – Проблемы ордена не твоя забота. Поезжай обратно на Скай.
– Прогоняешь?
– Пытаюсь оградить от неприятностей. Мелькарт Тессера… слышала о нём?
– Конечно.
– Вот он и есть причина всех неприятностей. Его даже Сен-Жермен боится. Возвращайся на Скай, забудь обо всём.
– Я никуда не уеду.
– Да брось!
– Сен-Жермен дал мне задание, – Сьюзен старалась не оглядываться на напарника. – И оно напрямую связано с Мелькартом.
– Надеюсь, ты не собираешься…
– Хватит! Я же сказала, что приехала не из-за тебя. У меня задание. И я не буду перед тобой отчитываться.
– Отлично, – фыркнул тот. – Только ты забыла, теперь я во главе ордена. Так что тебе придётся отчитываться.
Сьюзен обречённо закатила глаза.
– Смотри, властью не поперхнись.
Лондон утопал в багровых лучах заката. С высоты птичьего полёта город выглядел иначе, чем обычно, и Сен-Жермен, остановившийся на крыше небоскрёба, вполне мог оценить его размашистую красоту. Дождь закончился совсем недавно, и желанная свежесть уже успела разогнать душный зной мегаполиса. Рука то и дело тянулась к шее, где ещё несколько часов назад висел огромный золотой перстень. Старый, как душа его бывшего владельца. За триста лет Сен-Жермен привык к этой вещице. И решение передать полномочия другому человеку далось с трудом. «Око иллюминатов» он вручал, буквально пересиливая себя, и даже по прошествии такого количества времени всё ещё продолжал бороться с жаждой вернуть то, что принадлежало ему по праву. Он не сомневался в необходимости предпринятого, как и в способностях Александра Кроули, в том, что этот рассчётливый человек не просто займёт трон, но докажет свою состоятельность владыкам современного мира. Многого Сен-Жермен ему не сказал – да и как объяснить причины ужаса, терзающего не один год?
Поимки Мелькарта никогда не прекращались. Наёмники Сен-Жермена ездили за ним по всему свету, вынюхивали, как псы, следы пребывания в Штатах, странах Африки, у народов Дальнего Востока, но когда казалось, что жертва в шаге от ловушки, она ловко ускользала. Десять лет ученик Виктории Морреаф бродил за кулисами и дьявол знает чем занимался. Прятался от общественности, временами публиковал достойные научные статьи, но интервью не давал, не совершал важных открытий, которые заставили бы людей о нём думать. А потом появился. И начал прокладывать путь наверх, творить себя как политика.
Потратил Мелькарт на это три года.
Сен-Жермен предпочёл бы не пересекаться с ним, издалека наблюдать за попытками перекроить общественные устои, далеко не первыми. Но никто не отменял проблему, нависшую, подобно внушительному року, неумолимому в стремлении сломать кому-то из них жизнь. И проблема эта звалась Викторией Морреаф.
Алхимик старался быть готовым к любому повороту событий, в том числе самому радикальному. Основной угрозой по-прежнему оставалась непредсказуемость. Склонившись над перилами, в пол-оборота он следил за тем, как соперник медленно, не спеша приближался. Мелькарт Тессера застыл в нескольких шагах от него, обеими руками опёрся о блестящую, выдвинутую вперёд трость и привередливо оглядел бессмертного. В нём самом от прежнего мальчика мало что сохранилось. Тогда, в мрачном подземном склепе Сен-Жермену почудился ангел. Даже рука, протянутая убить, дрогнула.
И вот спустя тринадцать лет из-под чёрных бровей на мужчину взирали глаза. Контрастные, как день и ночь. В одном из них, аспидном, полыхал живой яростный огонь, в другом светилась пустота. Похоже, Мелькарт был наполовину слеп. Сошла на нет юношеская мягкость, лицо стало жёстче, острее. Тело отяжелело, потеряло гибкость и изящество, которыми отличалось ранее. Особый элемент выразительности ему придавало наглухо застёгнутое, длинное пальто, напоминающее сутану католического священника.
– Вы изменились, – нарушил молчание Сен-Жермен.
Он чуть ли не до боли вцепился в железные перила, похолодевшие пальцы побелели от напряжения.
– Вы попросили о встрече. Честно говоря, я этого ожидал. Нам давно следует расставить приоритеты.
Что-то в Мелькарте ему не нравилось. Что-то было неправильно, и это заставляло нервничать.
– Меня сбило с толку ваше желание предстать перед Советом, – добавил Сен-Жермен. – На вашем месте я бы не выказывал носа.
– Вы не на моём месте.
– Разумеется. Нет никакой нужды равнять нас. Такая крошечная деталь – философский камень, и какая огромная пропасть между нами двумя… Вы как были, так и остались ребёнком. Безродным мальчишкой, обозлившимся на весь мир. Пожалуй, всё-таки стоит представить вас Девятерым. Но не надейтесь на славный приём, они быстро собьют с вас спесь.
Похоже, его бравада не произвела должного впечатления: Мелькарт остался глухим к злобной насмешке, так, как если бы ожидал услышать нечто подобное.
– И про агентов забудьте. Ни один из ваших псов не будет допущен на территорию.
– А вы умеете утомлять. Заканчивайте, прошу. Мы оба знаем, что я не из тех, кто в крайних ситуациях ждёт помощи, – подобно хищнику, он двинулся в сторону Сен-Жермена, сделал несколько шагов и предусмотрительно замер. – Сколько лет вы исподтишка наблюдали за мной? Сколько ходили по пятам, как тень? Вот он я. Во плоти. И всё, что вы можете сейчас сказать – это жалкие оскорбления?
– Я презираю вас, – алхимик отпустил перила и разогнулся, распрямив плечи.
– Разве только презираете? По вашим жилам течёт страх. Да, вы правильно делаете, что боитесь. Это как раз то, что все должны испытывать ко мне… наряду с почтением, – губы Мелькарта тронула улыбка. – Я стал другим человеком. И совсем скоро вы увидите моё истинное лицо.
Державшая трость рука вытянулась. С замиранием сердца Сен-Жермен наблюдал, как удлиняется ствол, как две змеи выползают наружу, обвивают наконечник, словно играючи борясь за первенство, и поджидают восхождение солнца – сферы, заполняющей между ними пространство. Лишь с завершением трансформации змеи застыли, доводя до осознания поражённого зрителя, что они произведение величайшего гения. Настоящее солнце опускалось за горизонт; блёклое, растерявшее мощь, оно заметно уступало светилу, заточённому в Жезле.
– И всё же в одном вы оказались правы, – сладко проговорил Мелькарт, наслаждаясь замешательством противника. – Вы мне не ровня.
Глава 4. Жезл Трисмегиста
Кожа истекала ледяным потом, череп разрезала боль – сосуды бешено пульсировали, угрожая кровоизлиянием. Сен-Жермен не помнил, когда он в последний раз так орал. До хрипоты, сдирая горло, не в силах остановить жалящее его оружие. От напряжения лёгкие готовы были лопнуть. В какой-то момент мужчина даже перестал видеть…
Но спустя несколько минут пытка закончилась. Послышались тихие шаги, и сквозь красную пелену проник голос Мелькарта Тессера.
– Мы оба понимаем, что не найдём покоя, пока один из нас не умрёт.
– Так… так убей меня…
– О, нет-нет. Вы представите меня Совету Девяти. А уже потом…
Сен-Жермен старался дышать глубже, пока это было возможно.
– Я знаю, вы и дальше будете вставлять мне палки в колёса и всячески отравлять жизнь, – продолжил между тем Мелькарт, наблюдая, как тот медленно поднимался с колен. – Одно лишь ваше существование действует мне на нервы.
– А ведь… дело… вовсе не в Виктории, – алхимик выдавливал слова с трудом; он бы признал поражение, не будь его противник чудовищем.
При упоминании о фрау Морреаф мускул на лице Мелькарта непроизвольно дёрнулся.
– Я удивлён, как у вас хватает наглости произносить её имя.
– Ищите предателей… среди своих! Не я заминировал горы.
– Но вы подняли на неё руку.
– Её ученик был моей целью! Тессера… Я знаю, чего вы добиваетесь. Виктория для вас просто прикрытие. Не я… Иллюминаты – вот кто вам нужен!
– А вы умнее, чем кажетесь, – ответил Мелькарт спустя мгновение, взирая на Сен-Жермена так, как если бы тот был подопытным кроликом. – Я не смогу достичь успеха, пока иллюминаты будут у власти. Но поверьте, я их подомну. Как и всех остальных.
Ещё пару часов назад алхимик бы рассмеялся, услышав такое. Но не после того, как опознал в изящном золотом изделии Жезл Трисмегиста. Это не было подделкой – силу оружия он испытал на собственной шкуре, – но и верить, что легенда оказалась правдивой и что Виктория отдала жизнь не случайно, отчаянно не хотелось. Сен-Жермен попал в западню.
Поднявшийся над небоскрёбом ветер прислал с собою новую волну опасений. На площадку опускался вертолёт. Мощный звук двигателя заглушал разговор, потому Мелькарт одним лишь резким, повелительным жестом дал указание занять место в кабине, затем, смоделировав своё оружие в трость, сел напротив.
«Без глупостей, надеюсь», – прочёл Сен-Жермен по его губам.
«Мы падём не перед человеком. Перед Драконом».
Бывший «солдат удачи», лучший наёмный убийца Клод Каро пытался донести смысл до единственного, к кому, как он думал, мог тогда обратиться – другу любимой женщины. Бессмертному созданию, прожившему целых три века. И, как выяснилось впоследствии, ни на что не способному. Агент Каро понимал, что никогда не будет оправдан, и всё же решил подвести черту. Знай Сен-Жермен, что случится спустя тринадцать лет, отнёсся бы к предупреждению иначе.
«Перед Драконом».
Да, некоторые рождены для власти и для войны. Рождены сильными. Чем больше им причиняют боли, тем закалённее делается их душа. Виктория была в числе этих людей: прошедшая через суровое Средневековье, она презирала всякое подобие слабости. Её чувства – это нескончаемый поединок Эроса и Танатоса, её ум – точно лезвие, сдирал до плоти и крови всё, во что облачались враги, все их маски. Могла ли она предположить, что будет после того, как обожаемый ученик вырастет? Сен-Жермен прикрыл веки, вспоминая, как причудливо Виктория танцевала во дворце шаха, а выползавшие из кувшинов кобры вторили её движениям. Вспоминал серо-голубые глаза, в которых упоение могуществом сопрягалось порой с усталостью. «… я застала падение Тевтонского ордена, была в Константинополе, когда к его стенам пришли османы; я помню инквизицию, борьбу с Лютером и нашествие Тамерлана. На моих глазах империи расцветали и рушились…». Отголоски её признания по сей день звучали в голове алхимика. Что могли значить укусы кобр в сравнении с сожжением людей, пытками, уничтожением поселений и городов? Он тенью следовал за Викторией, вполне отдавая себе отчёт, что уже не разбудит в ней любовь.
Любовь женщины к мужчине. Но не любовь матери к ребёнку.
– Интересно, обретёте ли вы покой, узнав, что исполнили клятву? – прошептал Сен-Жермен, устремляя взгляд в вечернее небо.
– С кем вы разговариваете? – произнёс Мелькарт.
– С вашей матерью.
Заметив вопрос на лице собеседника, алхимик пояснил:
– С вашей духовной матерью. Викторией Морреаф.
– И о какой клятве идёт речь?
«Он ничего не знает», – осенило графа. – «Да и откуда бы ему знать? Кто поделится таким со злобным мальчишкой?» Мелькарт между тем ждал ответа. И отступать не собирался.