Полная версия
Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба
Рога буйвола, едва не превышали его голову.
– Да, хорошо тебе, – проговорил Гомер безучастно. – У тебя есть паучок, а меня кто выведет из этого состояния? А мне еще топать до самих Афин.
Гомер, как показалось животному, загрустил.
– Так ничего, я сейчас позову своих рабынь, они тебя вмиг доставят куда надо! сказало животное и обратило свой взор на небо. В небе кружились две птицы с женскими телами, издавая неприятные птичьи звуки, похожие на скрип старого колеса. Гомер не осмелился на их помощь.
– Жениться мне надо, буйвол, – сказал Гомер. – Жаль, оставил на мысе Дарданелл женщину свою. Нимфеей зовут. – Вспомнил Гомер о своей жене.
– Так ты женат?! И еще хочешь?! Так я знаю, где есть один приличный гарем. Я тебя отнесу.
Буйвол наклонился к поэту, и писатель-путешественник внезапно окунулся в сон.
Открыв глаза, Гомер понял, что лежит на том же месте, где лег. Но небо было темное. Только плеяда ярких точек озаряла небосклон. Наступила ночь. Поэт почувствовал холод и дрожь своего тела. Попытавшись встать, внезапно он шарахнулся испуганный. Рядом с ним на шесте была голова буйвола. Ужаснувшись от зрелища, поэт, тут же позабыв, что у него было с собой, кинулся наутек, не зная дороги.
Пробежав так несколько метров, пока голова не исчезла из поля видимости, грек остановился. Присев отдохнуть, он почувствовал вновь голод. Нащупав на поясе мешочек с едой, который теперь почему-то был неполным, все же поискал там чего-нибудь съестного. Найдя пару сушеных грибов, не отважился их съесть. Сориентировавшись по небу, Гомер, не останавливаясь, пустился в сторону, где светила самая яркая звезда из соединения Ориона.
Дойдя до холма, он заметил едва исходивший из хижины дымок. Достигнув вершины, голодный, усталый и замерзший, дошел до дверей. Не стучась, так как дверь была из прутьев и громкого звука бы она не передала, взяв всю свою силу воли как и физическую, набравшись крайней смелости, Гомер отставил дверь, открыв проем, чтобы проникнуть внутрь. Попав внутрь, приставил ее обратно. Тепло остывавшего очага сразу подействовало на него. Изнемогающий, он лег возле плетеного стула, стоявшего у стены хижины, и заснул.
Утром он проснулся рано. Тут же оценив обстановку, не дожидаясь, пока хозяева появятся в хижине, поспешил к выходу. Небрежно уместив за собой дверь, направился вперед от места ночевки к первому возможному поселению. Но, пройдя несколько шагов, Гомер вдруг осознал, что вокруг степь и море и ему неизвестно ни одного места ближайшего поселения. Он решил вернуться. Вновь приоткрыв дверь, путешественник для осторожности оглядел комнату через проем, в случае если кто-то из хозяев появился в этой части дома из другой комнаты, и оказался бы агрессивен, как тот, которого он встретил в полях. Но внутри никого не было. Гомер оглядел округу, оценивая ситуацию, и решил, что единственным выручающим фактором его положения было расспросить хозяев, куда двигаться ему дальше, не решаясь продолжать свой задуманный путь.
Побродив вокруг хижины, осмотрев хозяйство, где были два петуха, которые, к удивлению Гомера, до сих пор не кричали, хотя светило уже показалось из-за горизонта, и коза, уже жевавшая поутру сено, наконец Гомер, не выдержав, кинул найденную неподалеку палку в сторону петухов. Птицы всколыхнулись, но не закричали. Заорала коза, в которую попала палка, отскочив от ограждения двора. Гомер выругался на древнегреческом языке, на котором знал несколько слов. Улегшись на землю, попытался заснуть, к утру стало немного теплеть, но морской прохладный ветер заставлял поэта сжиматься от холода. Прилегши, он задумал все же вновь проникнуть внутрь жилища, и пусть будет как будет. Но как только он подошел к хижине, заорал петух. Гомер, смущенный птицей, человек, всегда выдержаный, вновь выругался, назвав кукарекалку на филистимском языке извергом. Выждав какое-то время, сделав несколько кругов возле лачуги, поэт вновь приоткрыл дверцу и, не заметив движения, юркнул внутрь. Обойдя все комнаты, не застав никого из людей, он пожалел, что не сделал этого раньше.
На столе в холле лежала недоеденная еда, которую он моментально уничтожил. Посидев в одном из плетеных стульев из веток и не дождавшись хозяев, не теряя времени, решил действовать. Для продолжения пути он спустился к морю и двинулся по побережью. Шествуя по краю воды, он не раз сожалел, что не остался с Нимфеей или не забрал ее с собой, променяв семью на злополучные приключенья! Ведь ради чего?! Ради израильского повелителя?! Но утешал он себя тем, что этот человек был не просто царем на Ханаанской земле, но о ком весть разнеслась по всему Средиземноморью.
Пройдя большую часть пути, навстречу мастеру слова попался пришвартованный баркас с людьми, это были рыбаки. Они объяснили ему, что он находится на земле Израиля. Что по суше до первого города Дан ему сутки пути, и он должен будет пройти через некоторые поселения. Но рыбаки, пообщавшись с поэтом, который их заинтересовал, взяли его с собой, где баркас проходил по морю вдоль береговой линии. Они переправляли товар по поселениям, и ближайшая деревня была в нескольких километрах от их остановки. А там уже неподалеку находились и городские жилища. Этим Гомер сократил бы свой путь.
По пути следования, отдохнув, он развлекал рыбаков несколькими памфлетами из жизни разных народов, в частности, он рассказал историю о своем друге, моряке Одиссее, о его жене, которая ждала его долго, пока он наконец не вернулся домой. Вернувшись на родину, Гомер упомянет о них в своей поэме и назовет ее «Виладера» в честь обнаруженного им поселения у мыса Дарданелл, канувшего на тысячелетия в века в историю, но потом греки переименуют его эпос проще – в «Илиаду».
Сдружившись с иудеями, промышлявшими в морских водах, Гомер неплохо подкрепился предложенной ему провизией рыбаков. И они, в свою очередь, надавали ему советов, где можно найти много информации, пусть и недостаточно верной, но полезной, если ею правильно распорядиться. Так посоветовал один из старших средиземных поморов, которого звали Нестор, где позже его образ писатель принял за главенствующее божество по отношению к другим и нарек его Зевс.
К полудню, появившись на центральном рынке Дана, при помощи телеги трое торговцев по совету рыбаков, познакомивших их с Гомером, отправились в город торговать своим товаром, захватив путешественника.
Гомер отправился из Филистии, когда подходил к завершению по еврейскому календарю шестой месяц тевет. Здесь, в Израиле, оказалось ненамного, но прохладнее, чем в покинутых им четверо суток назад поселениях. Теперь он находился в части Ханаанской земли севернее города Ашдода, где пробыл сутки, набрав там некоторую другую провизию, кроме тех, что подарили ему в поселения Фэхтер.
Светило солнце. Оказавшись наконец на просторах рынка города Гиввефона израильского колена Дан, Гомер желал скорей покинуть его и направиться обратно домой на родину. Но это никак не совпадало с его планами. А планы его включали такие детали, как найти работу на время, заработать денег, чтобы хватило добраться до дому, и после выполнения второго плана, сразу, где есть, было устроить временный ночлег.
Впрочем, Гомер был не только сочинитель поэм, он также увлекался познаниями реальности, соприкасающимися с его творческой деятельностью, а именно любомудрием или, по греческому языку, направлением, названным софистикой, где было понятие, что все есть целое, а целое есть одно связанное. такие размышления помогали ему проводить ночи на берегу Большого моря. Однако голод препятствовал всем философским наукам. И как-то раз, проходя мимо женщины, торговавшей свежей выпечкой, он долго разглядывал мучные изделия, не решаясь в свои почтенные тридцать лет схватить булки и бежать. Но помог случай. Один юноша с подпоясанным платьем-халатом прикупил у бубличницы шесть лепешек.
– Так, так, бабуля. Собери-ка мне штучек так шесть лепешек, да самых протопленных! – попросил юноша.
Женщина выглядела лет на пятьдесят пять, молча стала собирать Хесену, завернув в тряпицу.
– Что это?! – спросил Хесен.
– Что? – не понимала его женщина.
– Что это за тряпка такая, бабуль?! – спросил Хесен.
– Это не тряпка, юноша, это укрывало, кстати, тебе за нее один гир! – попросила женщина.
– Что?! За эту грязную тряпку?! – возмутился Хесен.
Собравшиеся позади него люди, изучавшие товар домашней кухонной утвари напротив лавки торговки, оглянулись на возмутившегося молодого человека, но ничего не говорили. Женщина, несмотря на признания городских жителей о том, что городская охрана вела не особый контроль, охранявший торговцев, все же закон покупателя и продавца оставались особые, самые доверенные друг к другу, и она не замедлила этим воспользоваться. Она была не из спокойных торговцев.
– Что значит «тряпка»?! Это настоящий ханаанский хлопок! Я его на рынке за два гира покупала! – отвечала женщина.
– Это?! Да наши прялки Филистии лучше соткут тебе за такую цену! – не унимался Хесен.
Он уже был слегка опьянен вином и сделал нужные покупки, и ему пора было возвращаться домой к Нефертатонптах.
– Эти ваши дикари, филистимлянин?! Не смеши меня! Плати деньги! Охрана! Охрана! – женщина звала рыночную стражу.
– Зачем охрану?! – сказал Хесен, утихомирившись и скорей обращаясь к самому себе. – Давай уже всех сюда ханаанских судей! Торгашка! – сказал он громче, тем самым еще больше возбудил бубличницу.
Отряд, проходивший мимо, заинтересовался происходящим. Кто-то из прохожих останавливался понаблюдать за ними, а кто, просто обратив внимание на скандал, проходили мимо.
Некоторое время женщина не знала, что сказать, и тут она посчитала наглость Хесена как за приближенного к знати Иерусалима.
– Я, молодой человек, знаю, что говорю. С тебя один гир за покрывало… – уже спокойным и ровным голосом сказала женщина.
– Да забирай свой платок грязный! – не унимался Хесен и собирался уйти, как к ним подошли два воина.
Одетые как городская стража, с отличием от других на рыночной гвардии не было стальных наплечников и шлемов, и на ступнях надеты были облегченные сандалии. Но на поясах, также как и у городской боевой охраны, в ножнах запрятаны ножи ассирийской ковки.
– Вот! Вот! Грабит! Не платит! Скоро эти филистимляне всех нас разорят! Им только дай повод, начнут новые набеги, и куда только правитель наш смотрит?! Никакой защиты, никакой охраны! Бандитские лесостепники!.. – не унималась женщина. Казалось, она еще больше стала причитать, когда охрана оказалась рядом. Она знала, на что надавить.
– Халдей! Басрем! Либиец! – говорила она, перечисляя племена, которых в Иерусалиме считали за варваров и проходимцев.
Хесена обступили два служителя городского правопорядка, и один из них со сделанным видом обратился к Хесену:
– Что случилось? – задал он вопрос.
К этому моменту среди горожан появился Гомер, он остановился понаблюдать за происходящим. Ведь где был диспут, там ему пища для размышлений, хотя бы взамен той, в которой нуждался его организм.
– Вы не знаете, она издевается, если я из Филистии, значит, уже бандит!? – не понимал Хесен.
Гомеру был более знаком иврит, чем филистимский язык, который был лишь чем-то схож с иудейской речью, в ней отличались не только предлоги и нередко пропадали наречия. Но иврит был проще, и в нем за неделю Хесену можно было освоиться неплохо. Но в произношении его также ощущалось иноречие, как и у Гомера, в его разговоре больше выделялся звук «р».
– Вы наверняка не бандит, но надо разобраться, – сказал один из стражей.
Пока спорили бубличница, Хесен, и стражи, прошло не так много времени, но этого хватило, чтобы Гомер мог понять ситуацию. Он не спеша подошел к спорщикам.
– Извините, хочу вам добавить, что я только что из Филистии, неделю шел сюда. И я могу удостоверить, что это добродушный народ и гостеприимный, – сказал Гомер.
– Вот! Слышите? Где я тут бандит? Я хлеб сюда пришел покупать! А она мне тряпку… Грязную! Вы что, не любите филистимлян? – спросил Хесен, обращаясь к продавщице.
Стражам все же не нужны были лишние скандалы с соседними племенами.
– Сколько он вам должен? – спросил страж бубличницу.
– Шестнадцать гир, – сказала она.
– Пятнадцать! Я эту тряпку покупать не буду! – сказал Хесен.
Страж оглядел тряпицу и сделал тут же заключение:
– Ткань стара, продайте ее лучше другому, кому она будет нужней, – посоветовал страж.
Женщине не оставалось ничего, как послушаться городского воина. Она тут же предложила тряпицу Гомеру. Гомер отказался.
– Вот видите! Кому она нужна?! – спросила женщина.
– Вот видите, никому, даже этому нищему! Отдайте ее кому-нибудь уже! И не создавайте, пожалуйста, неприятностей на рынке, – потребовал порядка с продавщицы страж.
Женщина размотала лепешки и отдала ткань Гомеру как подаяние и благодетельность, как это было положено к соотечественнику в Иудее. Гомер не знал, что делать с тряпицей, и передал ее Хесену. Юноша поблагодарил его и поспешил скрыться с места.
Пройдя закоулками, Гомер натолкнулся на Хесена.
– О! Почтенный!.. – обрадовавшись встретил его Хесен.
– Будьте почтенны и вы. – Усталый Гомер выглядел понуро.
Хесен заметил это. И также то, что писатель был не из местных людей, судя по его одежде. Он протянул ему лепешку.
– Держите. Я могу понять вас. Я тоже недавно продал Лоскутика. И я знаю, как это далеко находится от дома, и что такое искать пропитание, – сказал юноша. – И я благодарю за тряпицу, евреи – они такие мелочные, даже за тряпку деньги требуют. Кстати, меня зовут Хесен, я родом из Филистии. А вы?
– Я Гомер из Смирны.
Хесен не знал, где это.
– Из Южной Греции, – пояснил Гомер, заметив его вопрошающий взгляд.
– О! Это же самая легендарная земля?! – удивился Хесен.
– Да, но не для тех, кто ищет и пытается понять смысл бытия, – сказал Гомер, поедая хлеб.
– Держи вина, – сказал Хесен.
Он протянул ему помятый медный кувшин. Его предложение как раз подходило чтушего разумность и изыскателю историй. Пусть это был и вызывающий опьянение напиток. Гомер поблагодарил его.
– И что же ты ищешь, Гомер, в землях Ханаана? – поинтересовался Хесен, когда тот отхлебнул вина.
– Царя Соломона. Хочу узнать о его мощи и силе. Я слышал, что он может повелевать джиннами, духами другого мира, – сказал Гомер.
– Духами? – удивился Хесен. – Царь?! Ерунда. Их царь, я думаю, не настолько велик, чтобы обладать такой силой.
– Не знаю, – засомневался сам Гомер, – по слухам…
Хесен хотел рассказать о своем божестве, но толком о нем ничего не знал и посчитал, что иноземцу сейчас не до него, к тому же в хижине Равена его ждала не менее привлекательная особа по имени Нефертатонптах.
– Ну, хорошо, Гомер из Смирны, удачи тебе! – сказал Хесен.
– Еще раз великодушно благодарю тебя, Хесен из Филистии. – Хесен представлялся своим именем данного ему на родине. – За хороший, хоть и не еврейский традиционный, прием, который я бы и его хотел познать…
Они оба рассмеялись.
– А я узнаю о Соломоне, обязательно о нем напишу. Так что будешь у нас в Греции – обязательно почитай… – сказал Гомер на прощание Хесену, уже отойдя от него, обернувшись, направляясь дальше.
– Хорошо, – отозвался ему Хесен.
Неожиданное знакомство
Под вечер, пробыв весь день в поисках работы, Хесен вернулся туда, где он оставил Нефертатонптах одну, купив некоторые продукты. Нефертатонптах о чем-то размышляла, сидя, прижав колени, на лежанке Хесена.
– Мой друг! – радостно воскликнула она, направившись к нему.
Сейчас бы девушке обнять своего покровителя, но царская кровь не позволяла ей. Хесен же не знал такой тонкости и никак не мог понять, отчего девушка не решается обнять его. Ведь сейчас она, казалось, как никогда полностью в его власти и зависит от его благодетельности. Но и, растерявшись, Хесен сам не решался притянуть ее к себе.
Нефертатонптах, подойдя ближе, скрывая свои чувства к молодому человеку, дружеским жестом протянула ему руки с преданным взглядом.
– Приветствую тебя, мой спаситель. – Улыбалась она. – А я уже было забеспокоилась, где мой благодетель?
Девушка не сводила с него взгляда. Хесен тут же желал заключить ее в свои объятия, однако ощущал меж ними какую-то грань, и нераздумывая пресек свое желание к ней.
– Вот, принес поесть. Наверное, голодна? Весь день сидеть в одном месте… – сказал он.
Он протянул ей пару лепешек и помятый медный сосуд, наполненный вином.
– О! Благодарю, хозяин!
После таких слов трепет охватил юношу вновь. Загоревшись, он предложил ей разделить трапезу с ним, указав на лежанку.
– Соглашусь, мой господин и друг! – сказала Нефертатонптах.
Она направилась к лежанке, усевшись, принялась есть хлеб.
– Да! Вот… – Хесен вспомнил, что было у него в туеске.
– Халва недорогая, простая, но питательная. Не забывай про вино… мисраимянка… – заботливо назвал он ее, не сдерживая улыбки, – хе…
Она ему явно нравилась.
Нефертатонптах действительно была очень привлекательна. Южные черты девушки, ее кожа схожая с метисами, давали отличия жителям Нила от иудеев и других племен Ханаанской земли.
Отличием внешности жителей Нила, откуда была родом девушка, от проживавших в Израиле людей было и то, что она была низкого роста и больше похожа на дитя, но с взрослым взглядом. Сделав несколько глотков вина, Нефертатонптах почувствовала легкое опьянение.
– Это с голоду, – пояснил Хесен, заметив ее самочувствие, которое она старалась скрыть.
Сделав еще несколько глотков вина, юноша, оставив немного напитка на дне, почувствовал к новой знакомой новое желание. Он даже жалел, что оставил свою подругу на своей родине. Но, подметив, что его новая знакомая сама по себе неприступна, не стал ее донимать. За то время, проведенное в трапезе с ней, она поведала ему часть своей истории, как она оказалась в этой части Израиля.
– Мне нужно очень встретиться с учителем Соломоном, – сказала Нефертатонптах в заключение своего рассказа.
Хесен, сделав очередной глоток вина, вспомнил о хозяине этого дома.
– А ведь я как раз хотел познакомить тебя с интересным, но странным человеком. Хозяином этой лачуги, у которого я этот дом купил, – солгал Хесен, чтобы покрасоваться перед понравившейся ему девушкой.
– Купил?! Так это твой дом?! – удивилась Нефертатонптах.
– Ну… почти. Я его еще не полностью выкупил, только часть, – сказал Хесен.
– Часть?! – не понимала гостья.
– Часть… – Хесену далее не придумывалось.
Однако, когда их взгляды встретились, юная Нефертатонптах словно читала его мысли.
– Так, значит, часть? – уже подыгрывала она ему, догадываясь об обмане.
– Аха, – опьяневший, он получал удовольствие от, как казалось ловкости обольщения.
– И долго еще выплачивать? – спросила равнодушно Нефертатонптах.
Тут же этим оборвала мысли готовности молодого человека сблизиться с ней.
– Ну… – задумался юноша, – мы можем об этом узнать у него самого, – не сдавался парень.
– Я не против этого, – сказала она.
– Тогда пойдём? – спросил Хесен.
– Пойдём, – согласилась Нефертатонптах.
Молодые люди поднялись и направились к выходу.
На дворе было еще светло, хотя людской гул и скрип телег, неподалеку, утихал. Это означало, что наступал вечер. Перед тем как войти в комнату хозяина дома, Хесен приоткрыл дверь и негромко позвал Равена.
– Хозяин?! Ку-ку. Ты тут? Далеко? Ну, ты дома вообще? – Вино оказалось более чем крепким, что подталкивало юношу на любые действия. Он отворил ставни, взяв девушку за руку, потащил за собой внутрь.
В доме было все так же, как прошлым вечером. Но протопленный камин хранил в себе уже новую заготовку хвороста для следующего огня.
– Ну что же, тут никого нет. Ну и хорошо! Садись на скамью, я тебе расскажу, как я попал сюда, это очень хитрая и запутанная история!
Он предложил Нефертатонптах сесть на скамью за небольшим столом. Но, заметив нишу за камином, решил заглянуть туда.
– Погоди… – предупредил он подругу, вытянув руку открытой ладонью и поднятыми пальцами вверх.
Он с опаской подошел к нише. Заглянул за камин. Это оказалась еще одна комната, которая, вероятно, служила спальней хозяина или для отдыха друзей. Посчитал Хесен так, потому как широкая скамья у столика больше напоминала лежанку в человеческий рост, чем тахту для сиденья.
Внутри комнатки никого не оказалось. Хесен вернулся к Нефертатонптах.
– Итак, начну рассказ, – сказал он.
Оценив любопытный доверчивый взгляд девушки, замолчав, захотел ее обнять, но в это время открылась входная дверь, в проеме появился хозяин хижины.
Взгляд исподлобья предполагал скандал из-за незваных гостей. Однако Равен, словно не замечая их, прошел мимо. Налил из горшка, стоявшей на краю стола, с узкой горловиной светлой жидкости в чашку и выпил ее.
– Хорошие виноградные плантации у винодела Эзелькиля, – сказал он и наполнил чашку еще раз. – Пейте, гости, и вы из чаши моего вина, – предложил хозяин.
В горшке было вино из сортов белого винограда. Хесен направился к столу.
– Ему хватит! – выкрикнула неожиданно для самой себя Нефертатонптах,
на некоторую долю секунды приостановив Хесена, но юноша продолжил движение к наполненной чаше.
Хозяин наблюдал за ним. На его внимательном и хитром взгляде угадывалась ирония.
– А вот твой брат Омар Юсуф сейчас совсем недешевое вино пьет, и шербет сладкий лопает, и…
Хесен не вытерпел, вникая в слова Равена, узнав о каком-то брате, да еще живущем в роскоши, поразившись тому, поперхнулся вином. Едва удержав чашу в руке.
– …и обнимается с красавицами, да такими, каких белый свет не знает!
Беглым взглядом Равен оценил реакцию и Нефертатонптах.
– Какой еще такой брат-крат?! Вы что-то путаете…
Кратом называли маленькую ящерицу, прятавшуюся под камнями на берегах моря, похожую на пятнистую саламандру.
– Твой брат – владелец несметных богатств на севере Магриба! – сказал Равен.
Нефертатонптах сделалась более серьезной, еще мгновенье – и она будет переживать за состояние Хесена.
– Да, у тебя есть брат, и имя тебе не Хесен, а Гассан. Гассан Абдуррахман, и твой отец Хоттаб Саидшариф ибн Назара маль Шариф, потомок Аль Саида маль Шарифа, верховного жреца равнин заходящего солнца! – продолжал удивлять юношу хозяин дома.
– И именно он знал, как можно превращаться из человека в животное и обратно.
Рука Хесена, или теперь Гассана, сама потянулась за горшком с вином. Удивленным, но и вопросительным соображением глядя на Равена, он хотел заполнить чашу, но, словно завороженный чьей-то силой или от взглядом домовладельца, приложил ко рту весь кувшин больше похожего на горшок . Он отхлебывал вино, пока напиток не потек по рту, и только тогда он отпрянул сосуд.. В сосудах таких форм обычно хранили молоко, масла или вина.
– Да, твой отец был последователем тайного общества мустахибов сторонником своего отца. Но однажды, когда появились на свет вы, вас разделили. Факхра, она была из племен Ханаанской земли. Тогда ее поселение было выбито племенами бесра воевавших между племенами асов и либийцев, которые покинули свои земли и направились в края Нила. И от тех набегов она была спасена и также вывезена через Египет. Да. – Равен посмотрел задумчиво на Нефертатонптах. – Так на земле Ханаанской называется Мисраим, страна древнего сфинкса, или, как у вас, Кхе Ми Птах.
Он оторвал взгляд от девушки, зная об ее престолонаследии, в свою очередь она об иудее ничего не ведала и продолжала слушать.
– Когда либийцы пришли в себя отстраиваясь, и я, его брат, второй сын Асмаила, родного брата Сулеймана, остался в Ханаанской земле, где оставили и тебя, Гассан, в семье филистимлян. Я жил неподалеку, но когда тебе исполнилось десять лет, твоя приемная мама оставила тебя среди своих родственников. У нее самой не было детишек.
Гассан с завороженным и охмелевшим взглядом не знал, чему верить, либо на него вино так действует, либо этот дядя был сам пьян, думал он. Но Нефертатонптах, слушая рассказ, верила Равену.
– После твоего рождения Хоттаб вернулся в земли Магриба. Об этом я узнал позже по слухам. Караван мне донес вести. Но вот после этого прошло пять лет, и я узнаю, что некий блудный филистимлянин с буйным нравом выкрикивал на рынке слова, схожие с речью племен ассириев, я пригляделся к нему, и я вспомнил, и я понял, что это не кто иной, как оставшийся на земле Ханаана сын моего названого брата Хоттаба! Я догадывался, что ты приедешь сюда, ибо кровь наших предков тянет нас к людям и познаниям, тайнам и науке!
– Науке?! – не понял его юноша.
– Да, Гассан, это что-то вроде волшебства. Но основано на знаниях других людей.
– Магия?! – догадался Гассан.
– Что-то вроде этого. – Задумался Равен и продолжил: – Я узнал тебя здесь, на рынке пятого колена израильского. Потом я расскажу тебе, что это за колена, но позже. Это тебе пригодится, и не только для общения среди народа самого Дана, но и всего Израиля.