Проклятие дома Вебстеров

Каролина Фелицы

Проклятие дома Вебстеров

Часть 1

Глава 1

Блики огня от камина высвечивали резкие черты лица сидевшего в кресле подле него господина, еще не старого, но уже и не молодого. Господин этот сэр Уильям Вебстер, хозяин особняка и богатый фабрикант, был погружен в глубокое раздумье, и морщины резко избороздили его широкий лоб. Мысли его были тяжелы и безрадостны.

Не прошло еще и трех месяцев с тех пор, как он похоронил свою молодую, нежно любимую им супругу, которая умерла в родах, оставив на попечение мужа сына семи лет от роду и свою новорожденную дочь.

Сэр Уильям никак не мог и не хотел примириться со своей потерей. Как человек, шагающий в ногу с прогрессом, он был уверен, что смерть в родах в XIX веке – это такая же нелепая дикость, как дождь в январе. Газеты обходили молчанием неблагополучие общества в вопросе детской и родовой смертности. В религиозной Викторианской Англии женщины практически постоянно пребывали в состоянии беременности, начиная с момента свадьбы и до окончания детородного периода.

У жены Уильяма Вебстера были проблемы иного рода. После благополучного рождения сына-первенца прошло целых семь лет, прежде чем леди Эвелин смогла вновь забеременеть. Ради долгожданного зачатия супруга Уильяма прибегала даже к самым нелепым суевериям своих предков. Она месяцами сидела на особой детородной диете, состоящей из травяных салатов с пижмой и пила «мандрагоровый чай», который на самом деле знахарки заваривали из корней переступня, а также ездила испить воды из особых колодцев, которая по народным приметам даровала плодородие.

Когда же долгожданная беременность, наконец, наступила, благодарная леди Эвелин до такой степени уверовала в чудеса народных примет, что окончательно превратилась в их беспрекословную рабыню. Сэр Уильям с трудом узнавал свою супругу, настолько причудливыми казались ему ее капризы. Всегда уравновешенная и разумная леди Эвелин подобно запуганной деревенской девчонке трепетала перед любой самой нелепой плохой приметой.

Кухарка была строго настрого предупреждена о том, что хозяйка ни в коем случае не должна увидеть на кухне кролика или зайца. Это грозило рождением ребенка с заячьей губой.

Заботясь о благополучном вынашивании плода и предотвращении выкидыша, она приказала раздобыть для нее «орлиный камень», который необходимо было извлечь из гнезда орла. На самом деле «орлиные камни» были ничем иным, как обыкновенными жеодами, полыми внутри кусками железняка. После получения этого камня, леди Эвелин привязала его к левой руке и проходила с ним всю беременность. Затем камень перекочевал к бедру для облегчения родов, но все равно не смог предотвратить трагической развязки.

При участии старой няни маленького Джонни супруга сэра Уильяма пыталась предсказать пол будущего ребенка с помощью манипуляций с петрушкой, розмарином и шалфеем. Леди Эвелин распорядилась разбить целую грядку для посадки этих зеленых предсказателей и наблюдала за их ростом на протяжении всего лета. Если петрушка желтела, а розмарин сох на корню, следовало ожидать мальчика, если же все росло благополучно – девочку. Вероятно, в силу слабых познаний садовника в выращивании этих культур все они отказывались бурно расти на возделанной грядке и дружно зачахли. Однако леди Эвелин родила девочку. Не оправдали себя и предсказания старой няни, утверждавшей, что первым словом Джонни было слово «папа», что, согласно приметам, означало, что следующим ребенком будет мальчик. Обманул радостные надежды леди Эвелин и на рождение близнецов небывалый урожай в этом году на яблоки и орехи.

Хотя психика беременных женщин часто бывает причудливо изменена, надо признать, что опасения будущей роженицы не были так уж нелепы. На самом деле каждый пятый ребенок в Англии XIX века не доживал до второго года своей жизни, и каждая десятая роженица умирала от сепсиса, родильной горячки или кровотечения. Роды были едва ли не одним из самых опасных состояний женщины того времени.

Роды в больницах практиковали довольно часто, однако это не гарантировало их благополучного исхода, напротив, они почти всегда сопровождались смертельным риском. Как ни странно, но даже мытье рук врачом перед осмотром было делом вовсе не обязательным. Врач мог войти в палату прямиком из морга, не считая это чем-то невозможным. В больницах рожали женщины из работных домов или заключенные. Благополучные женщины предпочитали рожать дома. При этом приглашение семейного врача не всегда предпочитали услугам повитухи, отсутствие медицинского образования у которой с лихвой компенсировалось богатым практическим опытом.

Будучи заботливым и любящим мужем, Уильям Вебстер заранее поинтересовался новыми веяниями в акушерстве и доверял прогрессу. Он знал про открытие первого роддома в Лондоне, где все было оборудовано по последнему слову медицинской техники, и где, согласно последним распоряжениям правительства, роды принимали врачи, получившие специальную государственную лицензию. Он знал, что именно в этом роддоме знаменитый доктор Сноу произвел сенсацию, впервые применив хлороформ для обезболивания родовых болей у рожениц. Несмотря на поднятый духовенством шум, провозглашающий его практику безбожной, ибо Бог повелел женщине рожать в муках за прегрешение ее праматери Евы, практику доктора Сноу взяла под свое покровительство сама королева Виктория, которая показала побуждающий пример для всех женщин Англии. В этом роддоме 7 апреля 1853 года королева Виктория произвела на свет принца Леопольда. Роды принимал сам доктор Сноу, применив наркоз из хлороформа. Позже примеру королевы последовала и дочь архиепископа Кентерберийского.

Сэр Уильям был вдохновлен этими примерами и собирался перевезти семью в Лондон, когда придет время родов леди Эвелин. Его успокаивало также и то, что роды леди Эвелин были для нее не первыми, и что ее первые роды прошли благополучно и без осложнений.

Однако на деле сэру Уильяму так и не удалось побороть сопротивление супруги, которая ни за что не хотела, чтобы ее роды принимал врач – мужчина. Она предпочитала рожать дома в присутствии надежной старой повивальной бабки, которая приняла у нее первенца и оказывала услуги еще матери сэра Уильяма при его рождении. И вот, произведя на свет прелестную и долгожданную дочь, его молодая и горячо любимая супруга леди Эвелин скончалась от послеродовой горячки, оставив мужа в глубокой скорби и печали.

Вызванный к постели умирающей доктор не смог предложить для спасения роженицы ничего кроме опиума и коньяка с содой. На самом деле большинство даже опытных врачей сходились во мнении, что причина родильной горячки кроется в излишних переживаниях матери и целиком зависит от состояния ее ума в такой напряженный момент ее жизни.

Смерть жены стала для сэра Уильяма неожиданным и сокрушительным ударом. С тех пор не проходило дня, чтобы сэр Уильям не упрекал себя за проявленную уступчивость. Дни проходили за днями, а он все никак не мог найти себе успокоения от своих скорбных сожалений.

Глава 2

Сэр Уильям Вебстер был вторым сыном, но единственным наследником своего отца Джона Вебстера. На момент описываемых событий ему едва исполнилось сорок лет.

Это был крепкий, плотный, но стройный мужчина гораздо выше среднего роста. Он высоко держал свою начавшую уже седеть голову и открыто и прямо смотрел на собеседника светлыми и ясными глазами из-под густых бровей. Достаточно пышные усы почти прикрывали узкие и плотно сжатые губы, однако волевой подбородок был лишен растительности и придавал лицу твердое волевое выражение.

Одевался он изыскано, но строго. Неизменный черный сюртук из дорогого сукна, обычно расстегнутый, открывал элегантный черный жилет с золотой цепочкой от часов, спрятанных во внутреннем кармане. Безукоризненной белизны сорочка со стоячим воротничком, строгий черный галстук и элегантный черный цилиндр завершали его образ.

История старшего сына Джона Вебстера и брата Уильяма Вебстера была покрыта тайной, которую глава семьи так и не открыл своему младшему сыну. Уильям не знал даже, в самом ли деле его старший брат Тимоти Вебстер был убит на войне, как говорил отец, или же был изгнан из дому, провинившись перед известным суровым нравом отцом. На последнюю мысль его наводило полное забвение отцом имени своего старшего сына и отсутствие в доме портретов брата или иных предметов памяти о старшем сыне, которые были бы уместны в случае его геройской гибели на войне. Молчание по этому поводу хранила и мать Уильяма, никогда не осмеливавшаяся перечить воле мужа.

Несмотря на то, что предки Уильяма Вебстера, как подавляющее большинство богатых промышленников в Англии, не имели аристократических титулов, их сыновья находились в лучшем положении, чем отпрыски высоких аристократов. В этом заключалось еще не явное и не всеми осознаваемое в обществе преимущество нарождающегося класса богатой буржуазии.

Это выражалось в том, что титул в семье аристократов переходил только к старшему сыну, а его младшие братья должны были сами выстраивать свое будущее, или, как принято было говорить, идти в профессию, к чему избалованные и изнеженные аристократические отпрыски были однозначно не способны. Если им не посчастливится получить богатое наследство или жениться на деньгах, они вынуждены будут влачить весьма незавидное существование.

У богатых промышленников напротив все сыновья были равны в своем статусе. Кроме того, они, как правило, с детства были знакомы с делом, которым занимался их отец, часто работали вместе с ним, занимая различные нерядовые должности на предприятиях родителя и, в конце концов, в равных долях получали в наследство отлаженный и успешный бизнес и имели все возможности укрепить и преумножить его. Именно таким преимуществом и обладал Уильям Вебстер.

В наследство от отца Уильям принял семейный ткацкий бизнес и за время своего владения им превратил ткацкий сарай в настоящую современную ткацкую фабрику с цехами и прочими необходимыми подразделениями. Его управление бизнесом счастливо совпало со временем промышленной революции в Англии, положившей начало созданию первых крупных капиталов и укреплению класса крупной английской буржуазии, которым так славилась эпоха королевы Виктории.

Династия Вебстеров уходила корнями вглубь веков и занималась одним профессиональным делом, наследуемым из поколения в поколение сыновьями семьи. Уильям Вебстер не был единственным сыном Джона Вебстера, однако именно он унаследовал весь семейный бизнес, приносивший ему хороший доход и позволивший заново отстроить на родовой земле Вебстеров новый шикарный особняк, в котором размещалось теперь его семейство.

Глава 3

Фамильный дом Вебстеров, в котором родился Уильям Вебстер, был построен из корабельной сосны его прадедом Конрадом Вебстером в конце XVII века. По древней английской традиции это был дом с одним большим холлом, в котором первоначально размещалась вся большая семья Конрада.

По гражданскому законодательству того времени дом должен был выходить на улицу своим узким торцом. Однако, как и городские усадьбы дворян, пользовавшихся особыми привилегиями, дом Конрада был построен за пределами городской стены, в молодом квартале Манчестера Каслфилде среди множества живописных особняков. Это позволяло дому иметь широкий фасад здания, весь занимаемый большим холлом, в то время, как остальные жилые помещения располагались вокруг внутреннего двора.

Вступив во владение домом, Уильям отстроил поместье заново, согласно новой моде в градостроительстве XIX века и потребностям своей большой в его планах семьи. Помимо общих помещений и комнат, служивших многим целям, Уильям спланировал в новом доме просторный кабинет, уютный будуар супруги, супружескую спальню, вместительную столовую и несколько светлых детских комнат. Коридоры дома планировались так, чтобы не было проходных комнат, и не нарушалась интимность проживания каждого из членов семьи.

Главенствующий в начале XIX века в английской архитектуре неоклассицизм с его преклонением перед античной Грецией украсил новый дом Вебстера дорическими портиками и красивыми террасами. И наконец, участие в создании проекта дома модного архитектора Робинсона, последователя романтизма и псевдоготического стиля, придал всем постройкам здания облик средневекового замка, асимметричного, с живописным расположением частей и элементов.

В Викторианскую эпоху дом считался визитной карточкой его хозяев, заставляя их тратить основную часть средств, при отделке здания, на убранство гостиной и столовой. Однако и при обустройстве частных пространств, недоступных для посторонних глаз, Уильям Вебстер не поскупился на их отделку. Спальни и небольшие комнаты в доме были не просто помещениями для сна или досуга, заботами хозяина они стали небольшим частным миром своих владельцев, в котором прослеживалась его любовь и забота.

Весь дом отапливался с помощью каминов, предусмотренных в каждой комнате. Их квадратные углубления в стене были оформлены красивой чугунной рамой с керамическими вставками и узорчатой плиткой. Над каминной полкой висели древние зеркала в массивных золоченых рамах. Саму же каминную полку украшали бронзовые подсвечники и античные скульптурки из белого мрамора.

По обе стороны от камина в стенах были сделаны небольшие углубления для полочек, которые занимали тома книг, в золоченых переплетах, дорогие сервизы и различные безделушки. Эркерные окна гостиной, выступавшие широким полукругом, были украшены в верхней части красивыми витражами из расписанного вручную цветного стекла. В каждом эркере под окнами были устроены удобные сидения, повторяющие форму эркера, где любила проводить время за книгой или рукоделием леди Эвелин.

Полы гостиной были выстланы дорогими персидскими коврами, и только возле самого камина пол был выложен дорогой мраморной плиткой. По краям высокого потолка шел рельефный бордюр, а в центре над огромной хрустальной люстрой красовалась узорчатая розетка.

Напротив входной двери в дом находилась лестница с балюстрадой, ведущая на второй этаж в приватную часть. Здесь размещались спальни и детские комнаты. На втором этаже располагалась также и ванная комната, с горячей и холодной водой, а также смываемый клозет, что являлось новинкой и большой редкостью.

В детстве Уильям вместе с отцом посещал городскую баню в Манчестере, для чего его отец снимал отдельный номер. Уильям навсегда сохранил в памяти отвращение к этой процедуре. Освобождения заказанного номера приходилось ожидать часами, проводя время в общем зале ожидания, где полным полно было всякого разношерстного народу, так же ожидающего своей очереди. Отец прихватывал с собой свежий номер Таймс, а Уильяму ничего не оставалось, как скучать и глазеть по сторонам. Он с напряжением прислушивался к грубым голосам сердитых банщиков, требующих поскорее освободить тот или иной номер. О том, чтобы понежиться в теплой ванне, нечего было и мечтать. Поэтому совершенно неслучайно, что он уделил такое внимание обустройству ванной в своем новом доме.

После полной реконструкции в доме было проведено газовое освещение – новшество, которое опасались вводить родители Уильяма. И только на кухне плита все еще отапливалась углем. Это была уступка леди Эвелин своей любимой кухарке, которая сильно противилась новшеству и грозилась уволиться, если ее заставят готовить на «этой уродливой газовой плите». Ее вполне устраивала огромная чугунная печь, которая топилась углем и считалась ею чрезвычайно удобной. В духовке можно было запекать мясо или печь хлеб, а на самой плите – варить суп или нагревать утюги. Температурного режима в духовке не было, да он и не требовался опытной кухарке. Она и без того хорошо знала, как, что и сколько требуется обжаривать или запекать.

Вообще с точки зрения кухарки, идеальной госпожой была та, которая никогда не вмешивалась в процесс приготовления пищи и на кухню не заходила. По ее мнению, пока она исполняла свои обязанности, леди нечего там было делать. Похоже, что это устраивало обеих.

Из задних спален открывался вид на большой сад с идеально постриженными газонами, на которых Уильям любил проводить время с маленьким Джоном, играя с ним в кегли. В то время, как леди Эвелин следила за ними с любовной улыбкой, отвлекаясь, время от времени, от книги или рукоделия. Летом в погожие дни семейное чаепитие устраивалось тут же на газоне.

В конце сада была устроена конюшня на десять лошадей и сарай для кареты и упряжи. Кучер и конюх жили тут же в верхних комнатах над конюшней, являя собою надежную охрану территории сада.

Несмотря на появление электричества, Уильям, разумеется, не был среди тех, кто заменил дровяной камин на электрический. В своих консервативных по большому счету взглядах он сохранил трепетное отношение к традиционному дровяному камину.

Впервые дорвавшийся до богатства класс средней буржуазии Англии стремился демонстрировать свой статус всеми возможными средствами, и нигде это не проявлялось так явно, как в устройстве системы обслуживания в имении. Часто количество слуг в доме викторианской эпохи диктовалось не хозяйственной необходимостью, а требованиями престижа. В этом разбогатевшие нувориши стремились полностью копировать богатые аристократические дома.

Так количество мужской прислуги в доме богатого аристократа почти всегда во много раз превышало количество служанок женского пола. Дюжина рослых красавцев в богатых ливреях или униформах, нанимаемая обычно парами, чтобы не разбивать комплект, выстроившихся перед главным входом или за спинами гостей в столовой, служила одной единственной цели – внушать мысли о величии их господина. Ничем иным эти могучие атлеты, называемые лакеями, не занимались, кроме как везде обязаны были сопровождать своего господина да выполнять его мелкие деликатные поручения. Во все остальное время они лишь без толку шатались по дому, зля и развращая своим бездельем остальную прислугу. Несмотря на то, что обходились они своим хозяевам намного дороже, чем остальная прислуга, хозяин намного легче мог бы расстаться с более полезной женской прислугой, чем с любым из этих бездельником. Таковы были жесткие традиции престижа.

На эту тему в обществе даже ходили сплетни о герцогине Бекингемской, которая, заботясь о своем престиже, развела так много слуг, что им реально нечего было делать. Они весь день слонялись без дела, развращались и наглели настолько, что отказывались вообще выполнять какую-либо работу, утверждая, что их нанимали не для этого. Гости герцогини часто наблюдали сытые, насмешливые физиономии, лишенные подобострастия, и жаловались на наглость и даже грубость ее прислуги.

Уильяму Вебстеру, обладающему независимым характером, чуждо было любое показное бахвальство. Во всем он старался соблюдать разумность и меру, поэтому в его доме слуг было ровно столько, сколько было продиктовано реальной хозяйственной необходимостью. По этой причине в доме Вебстеров никогда не было лакеев.

Благоразумие и справедливый нрав Уильяма Вебстера, проявлявшийся в его обхождении со слугами, способствовал тому, что в его доме никогда не происходило неприятных конфликтов с теми, кто в нем работал. В то время, когда в обществе шли нешуточные дискуссии по поводу того, должен ли хозяин извиняться перед слугами за свои несправедливые действия, для сэра Уильяма это не представляло никаких сложностей. Он легко и непринужденно мог извиниться перед кем угодно, если считал себя неправым.

Всей прислугой в доме управляла леди Эвелин. Она настолько четко регулировала правила и предписания, определявшие деятельность прислуги, что сделала ее присутствие абсолютно незаметным для остальных членов семьи и гостей дома.

Каждая комната господ была оборудована системой звонков со шнурками, а в цокольном этаже, где располагались служебные помещения, была вмонтирована специальная панель, позволяющая видеть, из какой комнаты поступил сигнал.

В доме было две лестницы – парадная и черная, предназначенная для слуг, чем обеспечивалась полная автономность их перемещения по дому. Лишь горничная мадам, няня маленького Джонни, камердинер хозяина, домоправительница и дворецкий имели право свободно перемещаться по жилым помещениям своих хозяев. Во всех же иных вопросах леди Эвелин старалась ничем не ущемлять достоинства своих слуг. Им хорошо платили, заботились об их здоровье, выделяли время на отдых, время от времени устраивали для них небольшие праздники и разрешали принимать своих гостей в отведенное для этого время. Все слуги дома Вебстеров столовались в кухне, и их рацион в основном мало отличался от рациона хозяев.

Впрочем, и сами Вебстеры были достаточно скромны и неприхотливы в том, что они употребляли в пищу. Тушеное мясо с овощами, баранья нога, рыба, несколько видов овощей, выпечка, фруктовый пудинг, фруктовый пирог, телячья лопатка с начинкой, запеченные голуби, заяц или карри, яблоки с рисом, запеченная птица, яйца пашот, ростбиф, сладкий омлет, баранья лопатка, вареная говядина, бульон из баранины, жареная баранья шея, печень и бекон, сладкий пудинг с изюмом – вот, пожалуй, и все, что составляло их ежедневный рацион в будние дни.

Со двора при кухне был устроен ледник для скоропортящихся продуктов. По сути дела это был очень глубокий колодец с лестницей, на дне которого лед хранился даже в самое теплое время года. При необходимости кто-нибудь из мужской прислуги спускался в ледник по лестнице и поднимал со дна ледника большой кусок льда, который кололи потом на более мелкие куски в холодной комнате при кухне и укладывали на дне большого шкафа, в котором хранились мясо, рыба, молоко и масло.

Хотя леди Эвелин требовала, чтобы свежие продукты закупались ежедневно на рынке, у мясника, молочника, пекаря и зеленщика, иногда все же, в зависимости от меню, их приходилось запасать впрок. Если случалось так, что у рыбы или мяса в жаркую погоду появлялся несвежий душок, то и в этом случае опытная кухарка, как и все деревенские хозяйки, знала, что надо делать, чтобы избежать ненужного привкуса. Обычно она мыла начавшие портиться куски в холодной воде и затем кипятила их в кастрюле вместе с древесным углем. Летом помогал также и густой настой ромашки или календулы, в который клалось хорошо промытое мясо. После этого кухарке надо было только высушить его чистой тканью, спрыснуть соленым раствором и оставить до следующего дня. Тушки птицы хранились иначе. Их подвешивали за шеи, а вместо внутренностей тушка заполнялась древесным углем. Чтобы не портилась рыба, кухарка выкладывала ее в соль или сахар. Впрочем, существовало много и других хитростей. Иногда мясо она присыпала перцем и имбирем от мух, рыбу клала на уголь, в кувшин с молоком добавляла тертый хрен, вареные яйца смазывала льняным маслом и упаковывала в опилки.

Хотя главной прислугой в доме считались дворецкий Флэтчер и домоправительница миссис Слайд, кухарка мисс Грейвз стояла на одном с ними уровне, если даже не выше. Мисс Грейвз знала себе цену и вела себя весьма независимо. Она прекрасно понимала, что очень часто престиж хозяев и престиж их дома находятся именно в руках умелой кухарки. Этот ответственный момент наступал во время званных обедов, когда каждое из двадцати – двадцати пяти сложных и изысканных блюд должно было быть подано вовремя, горячим, отличаться отменным вкусом и поражать своим оригинальным внешним видом. Успех или поражение будут полностью приписаны хозяйке дома, будут обсуждаться много дней и тенью лягут на ее супруга.

В такие дни кухня превращалась в настоящее поле битвы, а мисс Грейвз – в полководца. Впрочем, она весьма виртуозно справлялась со своим воинством. Ее помощница Мари и посудомойка Глен наперегонки ощипывали птицу, потрошили кур и рыбу, чистили овощи и взбивали яйца, а мальчишка, приставленный к кухне, постоянно мелькал среди них то с ведрами воды из колодца, то с кусками льда для крема, то с дровами для печи.

Поскольку все блюда подавались с головами, и именно по виду этих голов гости могли судить о свежести подаваемых блюд, подготовку голов поросят, рыбы или дичи мисс Грейвз не доверяла никому, собственноручно чистя, приготовляя и украшая их. Блюда готовили одно за другим, накрывали крышками и отставляли на длинную, во всю стену, полку, с которой их забирали слуги, обслуживающие гостей за столом. Этой частью церемонии уже руководил Флэтчер. Пока кухню ни покидал десерт: мороженое нескольких видов, разноцветное желе в красивых формах и причудливо украшенные торты, никто на кухне не смел и пикнуть или перекинуться между собой парой слов. На кухне стояла напряженная тишина, и только командный голос кухарки нарушал ее.

Мисс Грейвз покидала свой командный пункт только тогда, когда к столу будет подано последнее блюдо и десерт. Тогда за дело принималась посудомойка и приставленная к ней в таких случаях помощница мисс Грейвз. Перемыть до пятисот единиц грязной посуды после званного обеда, убрать и подготовить кухню к завтрашнему дню возможно было только далеко за полночь.