Странные женщины

Клавдия, смущенно опустив глаза, заторопилась:

– У вас беда. Малышке операция нужна. А сейчас все дорого. Возьмите, от чистого сердца. Все, что смогла! Пусть ребенок лечится.

Она подняла глаза на мужчину и осеклась… По лицу соседа текли слезы. Они струились по загорелому лицу, собирались в морщинах и капали на темную майку, оставляя на ней мелкие бесформенные пятна.

И пошли, пошли люди…

Собирали всем миром: сельчане, узнав о такой беде, несли последние копейки, бывшие сослуживцы отца собрали большую сумму, родственники матери из Армении отправили гонца с пакетом, в котором лежала весомая пачка денег.

Неравнодушных и милосердных оказалось гораздо больше в этом сумасшедшем мире. Люди звонили и приезжали, писали и посылали переводы. Мама, получая деньги, плакала от счастья и молилась в церкви за каждого, кто щедростью своей добавлял лучик надежды на выздоровление крошечной Вареньки, ожидающей в колыбельке своего часа.

И этот час настал. Операцию сделали в полгода. И судьба, уставшая им противостоять, вдруг смилостивилась. Проявила сострадание и благословила девочку, подарив ей жизнь.

Мир заиграл новыми красками, наполнился чудесными звуками. Варенька озарила их дом бесконечной радостью, подарила умиление и давно забытое блаженство. Все они: и мама, и отец, и соседи, и, конечно, Арсений, с замиранием сердца следили за каждым ее шагом, каждым вздохом, каждой улыбкой. А она, изумляя всех, быстро пошла на поправку после операции, хорошо набирала вес, рано научилась сидеть и стоять.

И они опять зажили так же спокойно, как в те далекие времена, когда Арсений сам был ребенком.

Александра, слушая рассказ Арсения, качала головой. Заметив, что он волнуется, вспоминая былое, она решила его немного отвлечь, чтобы успокоился.

– Хочешь еще чаю? – спросила она.

– Что? – не понял Арсений.

– Чаю хочешь еще?

– Хочу! Спасибо, – он вдруг широко улыбнулся и сделал несколько глотков ароматного горячего напитка. – Не устали еще?

– Нет, – она подперла щеку рукой. – Рассказывай дальше.

Семья требовала и больших забот, затрат и усилий. Арсений, понимая, что теперь вся ответственность за их жизнь и быт легла на его плечи, старался изо всех сил: перевелся на заочное отделение, пошел работать в хозяйство местного фермера, занимался ремонтом дома…

Он валился с ног от усталости, но стоило маленькой дочери обнять его за шею, прижаться кудрявой головкой к его груди, как непонятно откуда появлялись и силы, и настроение… И мысли светлели, и надежды просыпались, и мечты одолевали… Все казалось возможным и достижимым.

Когда девочке исполнилось десять лет, вдруг объявилась ее мать. Свалилась им на голову непонятно откуда. Приехала, как ни в чем не бывало, зашла в дом, по-хозяйски окинула взглядом небольшую комнату. Кинулась к изумленной девочке, сжала в объятиях, всплакнула. Расцеловав дочку, разложила гостинцы.

– В жизни всякое бывает, – заявила она. – Я сделала глупость, а теперь приехала ее исправить. По молодости мы все ошибаемся, оступаемся. Теперь я повзрослела и, нравится вам или нет, но я вот что решила, – она прижала к себе Варьку. – Варвара уже большая. Ей в городе надо жить, учиться в хорошей школе, музыка и языки тоже нужны. А здесь, в этой глуши, что ей светит? В коровнике будет работать? Огород ваш копать и поливать? Ну, уж нет! Пожила она с вами, теперь со мной поживет.

Мать Арсения, услышав это, резко встала.

– Ты свои правила нам не диктуй. Ты этому ребенку никто и звать тебя никак, поняла? Забыла, как отказ от нее в роддоме написала? Так что, как говорится, вот бог, а вот порог. Уезжай и забудь сюда дорогу.

Бывшая невестка не испугалась. Спокойно собрала свои вещи, поправила прическу и перевела взгляд на смущенную девочку.

– Ну, что? Поедешь со мной?

Дочка, никогда ее не видевшая, растерянно оглянулась на отца, на побледневшую бабушку и, опустив голову, робко прошептала:

– Нет. Я с папой останусь.

Женщина словам ее не придала значения, не поверила. Повела Варьку в сад, что-то долго рассказывала ей, показывала фотографии, уговаривала… Но ничего не вышло.

Вечером, уже уезжая, бывшая супруга пригрозила Арсению:

– Не надейся, что так все оставлю. Я еще вернусь. И Варьку все равно заберу.

Потрясенные ее появлением, они долго приходили в себя. И вдруг Арсений понял, что если она появилась один раз, появится и еще. От нее всего можно ожидать. И тогда он решил переехать в Москву, чтобы скрыться в большом городе от этой женщины, от ее угроз и нежданных появлений.

Вечером они с родителями битый час обсуждали, как ему в незнакомом городе найти работу и жилье. Решили, что для начала он отправится к отцовскому родственнику, давно живущему в Москве. Устроится, обживется, а потом и девочку заберет. Отец позвонил двоюродному брату, получил его согласие, и Арсений, записав адрес в крошечной записной книжке, радостно засобирался.

Мать, волнуясь, спросила напоследок:

– Ты адрес-то запомнил?

– Зачем? – Арсений ласково обнял ее. – Я все записал. Хотя название улицы-то запомнил – Симферопольский бульвар. Уж больно красивое название, наверное, где-нибудь на юге города и находится. – Он обернулся к дочери. – Устроюсь, и заберу тебя. Ты только бабушку с дедом береги.

– Ну? А дальше-то что? – нетерпеливо поинтересовалась Александра.

– А дальше ничего хорошего. Результат вы видели.

Он грустно улыбнулся и продолжил…

В междугородном автобусе, который шел до Москвы целую ночь, рядом с ним сел молодой человек. Обычный, ничем не примечательный. Ничего не спрашивал. Мало говорил. Сразу уснул. Ни с кем не общался. Арсений, тоже порядком уставший, долго крепился, глядел в окно, думал о дочери, размышлял о грядущем. Но и его, как на беду, сон сморил.

А когда утром проснулся – ни соседа, ни большой дорожной сумки с записной книжкой и деньгами, ни телефона, ни пакета с теплыми вещами… Ничего! Так он и остался: с несколькими рублями в кармане да пиджачком, в котором вышел из дома. На автовокзале, конечно, отправился в отделение полиции, написал заявление о пропаже, да что толку? Кто искать его вещи будет?

Совершенно разбитый, он почти весь день просидел на автовокзале, глядя в одну точку. Куда идти? Что делать? Голова отказывалась думать, злость и бессилие душили… Возвращаться домой было стыдно.

И он отправился на ту самую улицу, название которой, к счастью, запомнил, искать отцовского родственника. До Симферопольского бульвара мужчина добрался без труда, а вот ни номера дома, ни квартиры он не помнил. Так и ходил от дома к дому, надеясь встретить двоюродного дядьку, которого помнил еще с детства…

В тот день, когда Александра его встретила впервые, он уже совсем потерял надежду. За десять дней поисков успел хлебнуть бездомного «счастья»: и грузчиком подрабатывал, и дворнику помогал, и охранником побывал, и в пьяную драку попал.

Ночевать на улице становилось все труднее. Холод, голод и дождь делали свое дело исправно: он медленно, но верно превращался в грязного, противного бомжа, за которого его и приняла сегодня испуганная Мария.

Глава 9

Маруся, по старой привычке, перед сном решила позвонить Сашке. Она любила на ночь глядя поболтать с подругой, пожелать ей спокойной ночи, обсудить планы на завтра. Но та на звонки не отвечала и не перезванивала. Это показалось Марусе странным и непонятным, поэтому она, недолго думая, накинула халат и позвонила в дверь напротив своей квартиры.

Александра открыла довольно быстро. Приветливо кивнула подруге, но остановилась у порога, не приглашая в квартиру.

– Ты чего так поздно бродишь?

Маруся изумленно округлила глаза, потом перевела взгляд на дверь, которую держала подруга.

– Ну?

– Что ну? – Саша растерянно улыбнулась.

– Что с тобой? – насторожилась Маруся.

– Со мной ничего, – Александра пожала плечами, – а что?

– Почему не пускаешь в квартиру? Чего глаза блестят? Плакала что ли?

Александра поправила рыжие волосы, собранные в короткий хвостик на затылке, и недовольно сдвинула брови.

– Что ты выдумываешь? Ничего я не плакала. Проходи. Просто подумала, ты уже спать собралась, – она отступила от входной двери. – Ну, заходи же, а то холодно.

Мария встревоженно огляделась, пожала плечами.

– Я-то точно спать собиралась. А ты почему трубку не берешь?

– Не слышала я…

Подруга явно была чем-то озадачена, и это Марусе не нравилось. Отодвинув Александру в сторону, она медленно прошла по коридору и заглянула в комнату. Никого…

– Ты просто как Пинкертон, – Александра ухмыльнулась.

Но Мария видела, что подруга явно нервничает.

– Какая-то ты не такая сегодня. У тебя все в порядке?

– Конечно, – отозвалась подруга, – просто…

Закончить фразу она не успела, потому что кухонная дверь распахнулась и пропустила в коридор незнакомого мужчину.

Остолбенев от неожиданности, Мария взглянула на него и ахнула! Тот самый бомж с детской площадки, от которого она сегодня еле оттащила подругу.

– Маруся, спокойно! Это не то, что ты подумала, – всполошилась Александра.

Но было поздно. Мария, в голове у которой вспыхнул фейерверк ужасных предположений, притормозить не могла.

– Так… Что здесь происходит? – Она, сжав кулаки от негодования, двинулась на незнакомца. – Как вы здесь оказались? Что вам нужно?

Мужчина, совершенно растерявшись, молчал, смущенно обернувшись к хозяйке квартиры. Александра нервно прикусила губы, а Маруся, запутавшись в самых страшных догадках, пошла в наступление…

– Вы вообще кто?

– Маруся, хватит, – попыталась вмешаться Александра. – Дай объяснить.

– Вот-вот, объясни, почему у тебя в квартире этот бомж? Он что, залез к тебе? Он тебе угрожал?

Тут до Маруси дошло, что мужчина как-то странно одет. Она вдруг поняла, что на нем не те вещи, в которых он бродил по улицам. Она испуганно обернулась к подруге.

– Саша, он вор?

– Маруся, прекрати! Хватит! Все! Я сама его впустила! Сама! – Выпалив все это на одном дыхании, Саша, замерев, выдохнула и развела руками. – Извини, ты не дала мне возможности объяснить все спокойно. Это Арсений. Я сама позвала его в квартиру.

– Я иду домой, – Маруся побледнела от негодования.

– Маруся, пожалуйста, остановись. Выслушай. Я не хотела тебе врать и обязательно бы рассказала, но ты же прешь, как танк, не даешь возможности оправдаться и объяснить.

– Хорошо, – кивнула Мария. – Объясняй. Почему этот бродяга здесь?

– Я не бродяга. И не вор, – выступил вперед Арсений.

– Тогда почему вы в чужой одежде?

Александра поняла, что все бесполезно. Маруся уперлась не на шутку, поэтому она предложила другой вариант.

– Давайте пойдем на кухню, съедим чего-нибудь. А то у меня от нервов поджилки трясутся.

Они прошли на кухню, расселись. Маруся демонстративно отвернулась от незнакомца, сидела, надувшись, и терпеливо дожидалась, пока подруга закончит дела. Когда Александра, накрыв на стол, присела рядом, она требовательно обернулась к ней.

– Ну?

Подруга, сообразив, что сопротивление бессмысленно, рассказала, как два дня назад случайно встретила незнакомца, который помог ей донести продукты до квартиры, как она сразу поняла, что он не бродяга, как хотела дать ему деньги, а он убежал.

Краснея, она вспоминала:

– Он мне сумки вообще не позволил взять, сам все тащил. Ты бы знала, как он в лифте к стене прижимался, чтобы меня не коснуться, не испачкать ненароком! Поразил меня своей деликатностью. А сегодня… Он сидел на детской площадке, страшно одинокий и жалкий. И такой безнадегой от него веяло, что хотелось плакать от отчаяния! Я поначалу не обратила внимания, тебя послушалась, а уже дома поняла, у человека что-то случилось. Ну, не может человек с такими глазами быть пьяницей или бродягой! Я подумала отчего-то, что у него, быть может, беда, понимаешь?

– Понимаю. И что? – Маруся нахмурилась. – Ты решила стать спасателем?

– Маруся, – Сашка занервничала, – ты ли это? Та, которая бежала по пояс в воде к провалившейся в реку старушке… Та, которая, кинулась в огонь, спасая книги… Что с тобой сегодня?

Маруся опустила голову. Долго молчала, теребя пояс на халате. Встала, подошла к окну… Сашка, зная эту ее привычку думать, стоя у окна, немного успокоилась. Понимала, что подруга сейчас размышляет о случившемся, ищет пути решения, подбирает логические объяснения своему поступку.

Арсений сидел как на иголках: то поворачивался к хозяйке квартиры, то глядел на строгую Марию… Он то поднимался со стула, то присаживался опять… То пытался вставить полслова, то, вздыхая, опускал голову.

Наконец, Маруся обернулась к ним, подошла к столу.

– В общем, извините меня. И ты, Сашка, и вы…

– Арсений, – подсказала, хитро улыбнувшись, подруга.

– Да. И вы, Арсений, – продолжила Маруся. – Мне неловко, что я накинулась на вас. Но сейчас такое время… Не знаешь, чего бояться и с какой стороны тебя беда укусит, – она развела руками. – Но все же расскажите мне все с самого начала. Пожалуйста.

Сашка, услышав это, громко захохотала, откинув рыжие волосы.

– Он только что все рассказывал мне, и тоже с самого начала, – она подмигнула Арсению. – Что ж… Придется все повторить на «бис», а то она не отстанет, я ее знаю!

В окнах квартиры на пятом этаже далеко за полночь горел свет. Уставший Арсений, стараясь быть немногословным, пересказывал Марусе свою историю. Пытался укоротить длинный рассказ, но не получалось, потому что Мария вникала во все мелочи и выспрашивала каждую деталь.

– Вот видишь! Ему надо помочь! Давай что-то придумаем, – время от времени дергала подругу за руку Александра, а потом перебивала рассказчика: – Ой! Это очень страшно! Маруся, ты слышишь?

Поначалу это отвлекало Арсения, он останавливался, запинался, повторялся… А потом вдруг понял, глядя на этих уставших женщин, что ими двигало не простое любопытство. Что-то другое… Другое, чему он пока не знал названия, но что заставляло его быть откровенным и честным с людьми, которые сердцем приняли и поняли его горе.

Закончив свой рассказ, он, смущенно замолчал. Замер, опустив голову. Маруся, словно очнувшись, вздохнула.

– Значит так, – подвела итог Маруся. – Я вот что думаю. Вам, Арсений, нужно документы новые выправить, для этого надо ехать домой. Не перебивайте. Денег мы вам на дорогу дадим, не возражайте. Потом сочтемся, если это вас так волнует. Когда документы получите, возвращайтесь. Мы с Сашкой поможем вам найти вашего родственника или снять квартиру на первое время. А дальше жизнь покажет. У вас десятилетняя дочь, надо об этом помнить, ей школа нужна. Так что забот много впереди. – А ты собирайся, чего сидишь? – обернулась она к Сашке.

– Куда? – Александра озадаченно дернулась.

– Ко мне. Будешь у меня ночевать, пока Арсений здесь. Ты же, если я правильно понимаю, собираешься его у себя оставить?

– Собираюсь, конечно, – Александра нахмурилась.

– Вот и собирайся, – Маруся хитро улыбнулась. – И тебе спокойнее, и человеку комфортнее. Не будешь мельтешить у него перед глазами.

Когда подруги, отправляясь спать, распахнули входную дверь, мужчина, кашлянув, вдруг смущенно проговорил, робко улыбаясь:

– Спасибо вам! Я даже не знаю, что сказать… Как благодарить… Какие-то вы удивительные! Честное слово, я таких еще не видел!

– Мы еще и не такое можем, да, Марусь? – весело усмехнулась Александра.

– Перестаньте, – устало отмахнулась Маруся. – Я тут на вас наорала, а вы чему-то удивляетесь…

– Ну, что вы… Это же странно: пускаете в дом незнакомца, даете ему еду и одежду. Оставляете ночевать, обещаете помощь. У меня голова кругом. Я думал, сейчас уже таких людей и не бывает!

– Что тут странного – человеку помочь? – задумчиво улыбнулась Маруся. – Это нормально. Просто в нынешнее время мы много чего нормального позабыли. А жаль…

Александра, обняв подругу за плечи, подмигнула.

– Оказывается, ты ошибался! Разные люди бывают. Не зря говорят: на странных мир держится.

Они ушли.

Арсений прошел в комнату, осторожно присел на диван и, обхватив голову руками, замер, прислушиваясь и к себе…

Долгий-долгий день подошел к концу. Вечерний сумрак, щедро перемешавший синий с серым, давно взял в плен уставший город. Тишина, вечная спутница ночи, ласково обняла уснувшие дома. Призрачное безмолвие медленно, но настойчиво вступало в свои законные права. Тишина завораживала и умиротворяла…

Арсений, совершенно обессиленный, упал на прохладную подушку… Впервые за последние дни он спал, как ребенок, безмятежно и счастливо улыбаясь во сне.

Глава 10

Часы пробили восемь. Лидия Васильевна посмотрела на стрелки, замершие в положенном месте, и удовлетворенно улыбнулась. Она очень любила эти старинные часы с боем, доставшиеся ей от бабки с дедом. Они напоминали о далеком-далеком детстве. Она так отчетливо помнила все из ранней поры ее жизни, что иногда даже представляла, что чувствует запах домашних вещей, ощущает покрытие стен и полов, тепло или прохладу окружающих предметов.

Лидия Васильевна, прихрамывая, прошла по комнате, открыла старинный комод, достала еще бабушкин, видавший виды, саквояж и присела в глубокое кожаное кресло.

Она долго молчала. То ли чего-то ждала, то ли что-то вспоминала, то ли просто набиралась смелости. А потом, щелкнув замком, раскрыла саквояж, извлекла из его глубин несколько детских вещей. Грустно улыбнувшись, развернула первую из них и положила себе на колени.

Замерев, женщина глядела и глядела на кружевную распашонку, боясь пошевелиться. Затем, вздохнув, погладила ее морщинистой рукой, прижала к лицу и застыла, погрузившись в тяжкие думы.

– Жизнь… – горестно пробормотала она. – Сколько глупостей, сколько ошибок! Трагических, глупых, никчемных… И ничего не вернуть, ничего!

Она отложила распашонку, взяла другие вещи. Чепчик, отороченный белым кружевом, пожелтевшим от времени, ползунки бледно-голубого цвета и маленькое атласное покрывальце, больше напоминающее по размеру обычную пеленку…

Лидия Васильевна время от времени прикрывала глаза, тяжко вздыхала. Нелегко ей давались эти свидания с прошлым…

Сентябрьские вечера коротки. Серые питерские сумерки подбирались властно, крепко обнимали дома, набережные и проспекты. С Невы дул пронзительный ветер, привычный для местных жителей и невыносимый для приезжих.

Входная дверь чуть скрипнула, открываясь, потом захлопнулась, и в комнату вошел высокий широкоплечий мужчина лет сорока. Протянул руку, нажал на кнопку выключателя. Поморщился от вспыхнувшего яркого света и удивленно глянул на Лидию Васильевну.

– Мама, опять в темноте сидишь? – он подошел, чмокнул ее в щеку. – С тобой все в порядке?

– Не начинай. Все хорошо, – Лидия Васильевна ласково потрепала сына по плечу.

– Точно? – мужчина внимательно всмотрелся в ее лицо. – Ты бледная, синяки под глазами. Ничего не болит?

– Перестань, – она досадливо отмахнулась. – Я не умру раньше времени, не тревожься. А когда придет время – умру, и ничего тут не поделаешь. Никто не знает, когда это время наступит. Так что успокойся – живу пока живется, пока мои часы не остановятся.

– Мама, опять ты в какую-то философию ударилась, – он кивнул на детские вещи у нее на коленях. – Вот зачем ты опять эти вещи достала? Нравится тебе себя мучить?

– Что ты, сынок… Какое же это мучение? Это милость божия, что прошлое свое я еще не забыла. Это во-первых. А во-вторых, если кому-то и рассказать, как я прожила свою жизнь, никто не поверит. Никто! Скажут – врет бабка. Такого, мол, не бывает. Понимаешь? Слишком уж невероятна моя история. Вот так, милый. То, что мы с тобой оба знаем, на хороший детектив потянет. А это просто жизнь. Моя жизнь, будь она неладна… – Вздохнув, она медленно встала с кресла, собрала вещи, убрала их в саквояж. – Да не стой ты истуканом. Все хорошо. Сказала же: если соберусь умирать, тебе первому позвоню, не волнуйся. Пойдем на кухню. Расскажешь, как в Москву съездил. У нас сегодня борщ. И есть котлеты холодные, разогреть?

– Ого! Все, что я люблю, – Сергей радостно потер ладони. – Давай и борщ, и котлеты подогревай, и хлеба побольше.

Лидия Васильевна расплылась в доброй улыбке.

– Ах, ты мой голодушник! Что ж тебя в Москве не кормили?

– Мам, ну, конечно, я ел. Вопрос – как ел? Это другое дело. Ресторанную еду я не люблю, ты знаешь, а домой никто, к сожалению, не приглашал. В Москве у меня близких друзей нет, а компаньоны, так уж водится, домой не зовут. Так что целая неделя в Москве оказалась настоящим испытанием: без тебя, без Галины, без ее котлет и борщей мне плохо…

Он захохотал, откинув голову назад, а она, обняв его за плечи, ласково хлопнула ладошкой по лбу.

– Ах ты, подлиза! Ну, ладно, ешь скорее, а то от голода язык проглотишь!

Они жили с сыном душа в душу. Сергей вырос заботливым, умным и серьезным человеком. Мать свою обожал. А она, очень его любя, все тревожилась, что такой хороший человек без семьи. Ей, прожившей нелегкую жизнь, очень хотелось для сына простого человеческого счастья.

Лидия, как и любая мать, мечтала о внуках, о заботливой невестке, о семейных обедах, о веселых общих праздниках. Ей хотелось повторения, которое возможно в детях, но чаще всего даруется нам внуками…

Но годы неумолимо бежали, а Сергей все оставался один. То учился в институте, то служил в армии, то создавал свою компанию, то развивал бизнес. Ему всегда не хватало времени, не оставалось сил, руки не доходили…

Мать откровенно нервничала. Сын не молодел и порой жаловался то на боль в спине, то на желудок… Лидия тревожилась, ходила в церковь, молилась у иконы Пресвятой Богородицы, просила за сына, иногда плакала и все чаще заводила разговоры о детях… Однако Сергей разговоры эти решительно пресекал, отшучивался: «Какие мои годы, мамочка? Успеется».

Мать на время отступала, особо не давила, гасила в себе невеселые мысли, но, чувствуя, что слабеет, опять и опять возвращалась к прежним разговорам.

Женский пол Сергея любил. Еще в институте девушки водили хороводы вокруг него. Он, как ни странно, дружил со всеми сразу и никого конкретно не выделял. Правда, случилась в его жизни однажды влюбленность. Сергей тогда реально проводил много времени с девушкой по имени Мила. Затаив дыхание, Лидия терпеливо ждала продолжения затянувшегося романа, но он вдруг нелепо оборвался, оставив у матери привкус горечи и глубокого сожаления.

Сергей на объяснения не шел, отмахивался от назойливости волнующейся Лидии.

– Перестань, мама. Дались тебе эти девчонки. Вот как найду такую, как ты, сразу женюсь.

– Глупый, – качала головой мать. – Не нужна тебе такая, как я. Я столько раз оступалась… Ты светлый, добрый человек, тебе и жену такую же нужно. А девочек чудесных очень много, ты просто их не разглядел еще.

– Не нравится мне никто. Некого любить, – гнул свое Сергей.

– Как же некого, сынок? Столько прекрасных женщин вокруг…

– Да, – досадливо кивал он. – Они-то, конечно, прекрасные, да я, видно, толстошкурый. Меня красота их не трогает. Не волнуйся, я настоящую любовь сразу узнаю. И обещаю: ни за что не пропущу!

– Ах, ты болтун, – она, смеясь, качала головой. – Вот умру, и не увижу тебя счастливым. Ты уж поторопись, пожалуйста.

Покормив уставшего сына, Лидия Васильевна ушла в гостиную, взяла книгу и, открыв ее на заложенной странице, погрузилась в чтение. Однако вскоре пришел Сергей, присел на диван напротив.

– Как ты здесь без меня жила?

– Как? По-стариковски… – она отложила книгу. – Не волнуйся. Давление не поднималось. Нога пока ходит, косточка болит, правда. Галина вздохнуть не дает, каждый день контролирует. Таблетки добросовестно принимаю.

– Ого, – он удовлетворенно кивнул, – полный отчет. Ну, хорошо. Я этот месяц здесь, никуда не поеду. Будем с тобой по вечерам гулять, пока сильно не похолодало.

– Будем, если ноги позволят, – послушно кивнула мать.

– Болят? – Сергей нахмурился.

– Не то что болят, просто не ходят. Я уж и так, и эдак… И мази, и таблетки, и настойки… Толку никакого. Просто отказываются служить, как и весь мой организм.

– Мам, тебе только семьдесят три, – Сергей вздохнул. – Всего семьдесят три! Не время горевать, еще все впереди.

– Конечно, – она усмехнулась. – Но, как говорится, и рада бы в рай, да грехи не пускают.

Сергей, поболтав с матерью, отправился спать. Лидия Васильевна, незаметно перекрестив его в спину, откинулась на спинку кресла. Она любила эти ночные часы одинокого бодрствования. Вспоминала, анализировала, проживала заново, иногда мечтала. Благодарила, проклинала, горевала и радовалась…

Человеческая натура – странная штука, ей всегда всего мало. Или, наоборот, слишком много. Это уже от человека зависит. Теперь, в свои семьдесят три, она ничего уже, конечно, не могла изменить, но душа ее, не подвластная времени, все возвращалась в былое, все трепетала и тревожилась, словно могла что-то переиначить, обновить, исправить.