Победа индустриального общества на Марсе была достигнута путем реализации долговременного плана тотального строительства каналов, преобразовавших рационально социалистическим образом экономику и экологию всей планеты. Создание крестьянской России произошло через осуществление программы тотального разрушения городов и трансформацию их в своеобразные социальные узлы связей гражданского крестьянско-кооперативного социума. В результате перед читателем открывается картина страны, преодолевшей фундаментальное противоречие между городом и селом со стороны активной экспансии села:

Деревня приняла необычный для сельских поселений вид. Вся страна образует теперь кругом Москвы на сотни верст сплошное сельскохозяйственное поселение, прерываемое квадратами общественных лесов, полосами кооперативных выгонов и огромными климатическими парками.

В районах хуторского расселения, где семейный надел составляет 3-4 десятины, крестьянские дома на протяжении многих десятков верст стоят почти рядом друг с другом, и только распространенные теперь плотные кулисы тутовых и фруктовых деревьев закрывают одно строение от другого. В сущности, теперь пора бросить старомодное деление на город и деревню, ибо мы имеем только более сгущенный или более разреженный тип поселения того же самого земледельческого населения. ‹…›

Вы видите группы зданий ‹…› несколько выделяющихся по своим размерам. Это – «городища», как принято их теперь называть. Местная школа, библиотека, зал для спектаклей и танцев и прочие общественные учреждения. Маленький социальный узел. Теперешние города такие же социальные узлы той же сельской жизни, только больших размеров[140].

Инженер Мэнни и экономист Мен

После аналитического описания особенностей двух утопических стран – марсианской и московской – перейдем к анализу образов и судеб главных героев богдановского и чаяновского произведений в логике описываемых утопических культур. Любопытно, что в самих корнях имен героев – марсианско-земного Мэнни и московско-«американского» Мена – обнаруживаются английские лингвистические и смысловые созвучия, связанные со словом man – человек. Оба автора тем самым, возможно, подчеркивают обобщающие гуманистические черты, заключающиеся в их персонажах. К тому же образы главных героев исторически и психологически претерпевают значительные трансформации и перевоплощения.

Так, в двух утопических романах Богданова главными героями являются Мэнни в «Инженере Мэнни» и в «Красной звезде» – Мэнни-младший, праправнук первого. Богданов таким образом стремится проследить психологическую трансформацию характеров (с разницей примерно в 250 лет) героев одного рода Мэнни, исторические корни которого переплетаются в причудливой породненности аристократической, буржуазной и рабочей среды.

Мэнни-прапрадед – гениальный инженер и крупный менеджер, инициировавший и возглавивший великие работы по сооружению марсианских каналов на пике исторического развития марсианского капитализма. Он – носитель могучих и характерных черт авторитарного либерала капиталистического типа, своим характером чем-то напоминающий честных, суровых, скупых первых капиталистов-протестантов, упоминаемых в работе Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Успешно начав свою деятельность, суровый и честный Мэнни становится жертвой конфликтов между рабочими и капиталистами и жертвой интриг со стороны коварных и алчных капиталистов, предпочитающих действовать во имя собственного обогащения коррупционными методами и всячески экономящих на экологической и трудовой безопасности рабочих – строителей каналов. В результате возмущенный коварным цинизмом главного интригана, Мэнни в ярости убивает его. Осужденный за убийство, Мэнни как очень ценный и высококлассный специалист продолжает из тюрьмы следить за великими работами и отчасти даже управлять ими. Руководствуясь своими индивидуалистически суровыми принципами, он даже отказывается покинуть тюрьму, когда власти готовы выпустить его на свободу. В конце романа Мэнни совершает продуманное самоубийство, символизируя своей смертью закат эпохи торжества индивидуализма капиталистического гения. Роман заканчивается приходом к власти по продолжению великих работ незаконнорожденного сына Мэнни, не менее талантливого инженера и организатора, чем его отец, но руководствующегося в своей жизни другой, более совершенной и гуманной коллективистско-социалистической точкой зрения, с неумолимостью прогресса сменяющей буржуазный индивидуализм уходящей эпохи.

В романе «Красная звезда» спустя два с половиной века далекий потомок великого инженера-индивидуалиста и также выдающийся инженер и ученый, но уже, конечно, коммунист – его праправнук Мэнни является одним из руководителей марсианских экспедиций на Землю и Венеру и во многом своим решающим словом предопределяет стратегические решения по направлениям дальнейшей экспансии марсиан на другие планеты Солнечной системы.

В романе «Красная звезда» Богданов ставит чрезвычайно важный вопрос об угрозе исчерпания планетарных ресурсов при условии неуклонного роста как самого населения, так и стремительно развивающихся производительных сил Марса. Фактически он признает, что в перспективе и перед коммунистическим обществом может возникнуть проблема и перенаселения, и нехватки природных ресурсов, а значит, для выхода из этой мальтузианской ловушки предстоит заняться колонизацией ближайших планетарных соседей[141]. Таким образом, одна из главных финальных интриг «Красной звезды» заключается в стратегическом выборе марсиан – колонизировать Землю или Венеру ради утоления надвигающегося голода их высокоразвитой, но ресурсно прожорливой промышленности.

С точки зрения жестко рационального выбора Земля представляется более предпочтительным объектом для колонизации. На Земле ресурсов больше, чем на Венере, и к тому же Земля более комфортная для проживания планета, чем жарко-влажная Венера, расположенная столь близко к солнцу. Единственным серьезным препятствием в вопросах колонизации Земли оказываются населяющие ее люди вида гомо сапиенс. Импульсивно эмоциональные, этнически чрезвычайно разнообразные по сравнению с флегматично невозмутимыми и этнически коммунистически унифицированными марсианами земляне, по вескому предположению одного из влиятельных марсианских экспертов, не захотят делиться с более высокоорганизованными марсианами своими ресурсами даже на самых выгодных для них условиях. Дремуче-дикие в сравнении с прогрессивно развитыми марсианами земляне, в большинстве своем к тому же обуреваемые могучими националистическими, патриотическими и классовыми предрассудками, по мнению все того же эксперта, наверняка оказали бы яростное сопротивление любым попыткам марсиан мирно с ними договориться относительно возможного перераспределения земных ресурсов с учетом потребностей Марса. Дикие, но при этом весьма сметливые земляне наверняка попробовали бы завладеть грозным марсианским оружием, и, если бы это им действительно удалось, могли бы нанести серьезный ущерб марсианам.

Именно поэтому до конца рационально последовательный марсианский эксперт в заключение предлагал безжалостно и стремительно истребить людей всех до одного, обосновывая свой план земного геноцида более высокой ценностью жизни научно-технически и социально-организованных марсиан по сравнению с низкоорганизованными «дикарями» – землянами. Впрочем, он оказался в меньшинстве. Разумные марсиане предпочли прислушаться к более гуманистической, хотя стратегически и более рискованной и затратной точке зрения Мэнни, а также возлюбленной землянина Леонида марсианке Нэтти. Ими, наоборот, была всячески подчеркнута замечательная ценность социального и культурного разнообразия Земли, потенциально таящего в себе альтернативы неожиданно новых направлений прогресса, безусловно ценных для дальнейшей межпланетной эволюции Солнечной системы, а также нахождения общего взаимовыгодного смысла существования как марсиан, так и землян. В результате марсиане решают направиться все же в сторону колонизации опасно знойной Венеры с ее царствами ящеров – динозавров, обитающих в джунглях среди болот и вулканов, но при этом в отсутствие каких-либо разумных существ – «венерян».

В отличие от «реального марсианина» Мэнни под именем вымышленного американца Чарли Мена в чаяновском «Путешествии моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» скрывается опытный революционер-коммунист Алексей Кремнев. Также в отличие от богдановского «твердокаменного» Мэнни чаяновский Кремнев-Мен отличается рефлексивной раздвоенностью, внутренней неуверенностью, хотя внешне он производит впечатление также «твердокаменного» политического деятеля, вполне соответствующего своей фамилии.

Разумом Кремнев полагает, что централизованный коммунизм – это высший общественный строй, в котором история находит свой конец, но в своих чувствах он, старый московский интеллигент, постоянно обращается к воспоминаниям о чарующем многообразии культуры самых различных стилей и эпох. Поэтому неожиданно попав в мир крестьянской утопии, Кремнев, очарованный всем окружающим его блеском многоукладности, плюрализма, толерантности Москвы 1984 года, начинает испытывать к этому миру определенную симпатию. Прилежно изучая историю и современность дивной крестьянской цивилизации, положившей пределы экспансии как урбанистического капитализма, так и централизованного социализма (по крайней мере в утопической России), способной органично сочетать в себе архаику и модерность, государственность и анархизм, Кремнев становится очевидцем многообразных и прихотливых возможностей как в российской, так и во всемирной истории. Кремнев-Мен и человечество в утопии Чаянова описываются движимыми более сложными и разнообразными путями, чем генеральный эволюционизм живого, неживого, социального мира в межпланетных поколениях, окружающих Мэнни: от «динозавризма» Венеры к капитализму Земли, а от него – к коммунизму Марса.

Нельзя сказать, чтобы в богдановской утопии однолинейность путей человека и общества торжествовала абсолютно. Богданов иногда упоминает о некоторых возмущениях и поворотах вспять прогрессивной исторической эволюции на Земле и Марсе: о контрреволюционных восстаниях, об оппортунистических интригах, но, кажется, только для того, чтобы еще глубже подчеркнуть, что победа коммунизма на Марсе, Земле да где-угодно непременно наступает и спрятаться от нее невозможно. В личностном плане Богданов упоминает и о некоторых депрессивных сомнениях и страданиях землян и марсиан, порой доводящих их даже до самоубийства. Главными причинами самоубийств в богдановских утопиях, как правило, являются тяжелое переутомление и несчастная любовь. Тем не менее именно в описаниях особенностей личной жизни в этих двух утопиях наиболее отчетливо проявляется разница в мировоззрениях Богданова и Чаянова.

Для утопии Богданова характерен примат прогрессирующего товарищеского коллективизма в жизни общества, перед которым неуклонно отступают на второй план человеческий индивидуализм и традиционно приватная семейная жизнь. Товарищеский коллективизм выравнивает даже извечные гендерные различия между мужчинами и женщинами. В марсианском музее достаточно много места уделено изображению обнаженных тел марсиан. И вот историческая культура этих изображений свидетельствует, что различия между нежно-притягательной феминностью женских тел и брутально-экспансивной мускулинностью мужских тел начинает постепенно объединяться в некоем усредненно-прекрасном женско-мужском телесном образе. И конечно, на Марсе отсутствуют как украшательства в архитектуре, так и изыски в моде. Архитектура современного Марса абсолютно конструктивистски функциональна, так же как и одежда марсиан в стиле унисекс, при котором почти неразличимы женские и мужские отличия в одежде. Вот так на Марсе с фактически товарищески-коллективистским преодолением разности полов произошло и преодоление института семьи. В марсианских семьях еще возможно жить и даже воспитывать детей, но это все устаревающе-сентиментальные социальные отношения, а отношения массово современные – жизнь и воспитание разновозрастных детей в гигантских детсадах-школах-интернатах.

В свою очередь, чаяновская утопия принципиально настаивает, что семья была, есть и останется. Семью не смог никак уничтожить даже финальный декрет о полном упразднении семьи и семейного очага утопической мировой коммунистической революции 1920 года. К тому же Чаянов вполне в духе умеренных просветителей признает, что человеческая природа, возможно, и меняется к лучшему, но (!) со скоростью геологических процессов. Вероятно, поэтому в его утопии пока лишь господствует кооперативно-рыночный, а не товарищеско-коммунистический коллективизм. Женщины в чаяновской утопии – прекрасны и очаровательны телом и платьем, как дамы времен Ренессанса, в отличие от марсианок, фигурой и одеждой схожих с китаянками времен маоистской культурной революции. Немудрено, что Кремнев-Мен стремительно очаровывается двумя прекрасными девушками – сестрами, замечательно образованными, к тому же умеющими вкусно готовить по рецептам традиционной русской кухни в кругу своей большой, дружной, московской интеллигентной семьи.

Схожая роль женщины – берегини любви и судьбы мужчины – почти одинаково проявляется в финале обеих утопий. В конце богдановской утопии марсианка Нэтти, возлюбленная землянина Леонида, спасает его на одре тяжелой болезни и воодушевляет на дальнейшую революционную борьбу. В чаяновской утопии москвичка Катерина, влюбившись в Алексея Кремнева, предупреждает, что окружающие засомневались в нем как в американце Чарли Мене и подозревают его как немецкого шпиона, объявившегося в Москве в канун внезапного вторжения Германии в Россию. Чаянов в момент написания утопии предугадывает возможные грядущие экспансионистские (реваншистские и колонизационные) замыслы воинственной Германии по отношению к России. Между прочим, он наделяет экономическую систему Германии будущего всеми признаками косной бюрократически централизованной и огосударствленной системы социализма советского типа. В утопии Германия, испытывая перманентный продовольственный кризис из-за неэффективности своих совхозов, вторгается в богатую продовольствием крестьянскую Московию, но тут же терпит сокрушительное поражение из-за применения крестьянской Россией своего чудо-оружия – метеорефоров – аппаратов точного и мощного регулирования климата как в мирных (вызывание точно по расписанию определенного количества дождя на крестьянские поля), так и в военных (вызывание разрушительных смерчей и ураганов на армии противника) целях.

Парадоксы пролетарской и крестьянской утопий

Безусловно, в своих утопиях и Богданов, и Чаянов стремились в формах художественной фантазии воплотить сущностные черты своих взглядов, связанных с перспективами развития их главных социальных героев рабочего и крестьянина.

Для Богданова драма заключалась в том, что изначально в момент своего становления и зарождения еще на мануфактурной стадии капитализма пролетарий это есть лишь некая раздробленная, усеченная частичка человеческой личности, но в дальнейшем процессе капиталистической индустриализации происходит процесс развития, собирания, самоорганизации, самопознания личности рабочего. Что же представляет пролетариат по Богданову? Это товарищество коллективного труда, и в этом процессе происходит становление новой гармоничной человеческой личности.

А что такое крестьянин по Чаянову? Это совершенно другой социальный феномен. В отличие от юного индустриального пролетариата крестьянство – это древний социальный класс. Богданов ставит задачу выработки пролетарской культуры. В то время как крестьянская культура уже существует испокон веков, где крестьянин есть прежде всего семьянин среди природы. Крестьянство – это сообщества семейных хозяйств, трудящихся на земле среди природы.

Трагедия заключается в том, что оба великих мыслителя достаточно прохладно относились к сельско-городским противоположностям своих излюбленных классов. И Богданов, и Чаянов являются яркими представителями двух мощных взаимосоперничающих идеологических тенденций своего времени – урбанизма и аграризма. Первая тенденция в начале XX века являлась безусловно господствующей, выражавшаяся в убеждении, что индустриальная урбанизация полностью преобразит производительные силы планеты и что в самое ближайшее время индустрия города окончательно победит сельскую жизнь деревень.

Впрочем, в это же время в ряде стран Центральной и Восточной Европы, в особенности в Германии и России, существовало и достаточно влиятельное направление аграризма, отстаивавшего ценности сельского образа жизни в условиях все ускоряющегося технического прогресса. И конечно, аграристы критиковали урбанизм за дымные фабрики, городские столпотворения, опасности сильной социальной дифференциации, возникающие экологические проблемы. Аграристы были именно теми людьми, кто утверждал, что с развитием науки и техники и сельский образ жизни, и аграрные науки, и сам крестьянин могут получить второе дыхание в реализации ранее невиданных возможностей. Именно к таким ярким представителям аграристов относился Чаянов.

Парадоксально, но Богданов, интересовавшийся всем на свете, фактически абсолютно игнорировал аграрную сферу развития человечества[142].

Однако следует признать, что и Чаянов, несмотря на его неутомимый интерес к самым различным сторонам существования и развития человеческого общества, весьма прохладно и критически отзывался об окружавшем его повсюду росте фабричных городских кварталов. О рабочем, его чаяниях и мечтах в своей крестьянской утопии он отзывался не менее уничижительно и поверхностно, чем Богданов с его банальными репликами о мелкобуржуазно туповатой сущности крестьянского класса:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

См., например: Никулин А. М. Чаяновский утопизм: балансируя среди кризисов интенсификации оптимумов // Крестьяноведение. 2017. Т. 2. № 1. С. 6–30; Nikulin A.M. An omitted intellectual tradition: the Chaianov school on collective farming // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 2017. Т. 65. № 3. С. 423–444; Никулин А. М. Переосмысливая сельское развитие Русского Севера через идеи А.В. Чаянова и Б. Д. Бруцкуса // Региональные исследования. 2017. № 4 (58). С. 137–147; Он же. Международная регионалистика А.В. Чаянова (к 80-летию гибели ученого) // Экономическая политика. 2017. Т. 12. № 5. С. 150–177; Он же. Чаянов и Центральная Азия // Научные труды Вольного экономического общества России. 2018. Т. 210. № 2. С. 191–202; Он же. Грезы русской революции в утопиях Александра Чаянова и Андрея Платонова // Социологическое обозрение. 2018. Т. 17. № 3. С. 256–290; Он же. Неакадемическая педагогика А.В. Чаянова // Человек. 2018. № 6. С. 139–157; Он же. Ефим Дорош и его «деревенский дневник»: наблюдая сельско-городские трансформации России и Ростова Великого // Мир России. Социология. Этнология. 2019. Т. 28. № 4. С. 172–192; Он же. Марс индустриальный и Москва крестьянская: сопоставляя утопии А. А. Богданова и А.В. Чаянова // ЭКО. 2019. № 4 (538). С. 95–112.

Сайт Чаяновского исследовательского центра https://chayanov.org/ru/.

Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914-1991). М.: Независимая газета, 2004. С. 102–304.

Тюнен И.Г. Изолированное государство. М., 1926.

Чаянов А. В. Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной кооперации. М.: Наука, 1991. С. 412–413.

Критику идеологической линии Чаянова во взаимодействии с советской властью см. в статье: Соболев А. В. Александр Васильевич Чаянов: смена вех // Фундаментальные и прикладные исследования кооперативного сектора экономики. 2015. № 6. С. 3–9.

Чаянов А. В. Оптимальные размеры сельскохозяйственных предприятий. М., 1928.

Виноградова И.Н. Социальные аспекты учения А.В. Чаянова // Материалы III Чаяновских чтений. М., 2003.

Чаянов А. В. Опыты изучения изолированного государства // Очерки по экономике сельского хозяйства. М., 1923. С. 117–144.

Чаянов А. В. Война и крестьянское хозяйство. М., 1914.

Модель изолированного государства И. Г. Тюнена, созданная автором в середине XIX века, до сих пор остается источником вдохновения для ее дальнейшего развития и применения среди многих ученых-обществоведов самых различных профессий. Достаточно сослаться, например, на статью Б. Родомана: Родоман Б.Б. Модель Тюнена и теоретическая география // Вестник географии МГУ. 1987. № 4. С. 35–40. Применительно к аграрной экономике времен А.В. Чаянова чрезвычайно ценным является анализ, проделанный в статье: Кузнецов И.А. Российская аграрно-экономическая мысль в тюненовской перспективе (1875-1925) // История мысли. Русская мыслительная традиция. Вып. 6 / под ред. И. П. Смирнова. М., 2013. С. 376–411.

Чаянов А. В. Опыты изучения изолированного государства // Очерки по экономике сельского хозяйства. М., 1923. С. 79.

Чаянов А. В. Опыты изучения изолированного государства // Очерки по экономике сельского хозяйства. М., 1923. С. 88.

Чаянов А. В. Опыты изучения изолированного государства // Очерки по экономике сельского хозяйства. М., 1923. С. 80.

Чаянов А. В. Опыты изучения изолированного государства. С. 108.

Кузнецов И. А. Российская аграрно-экономическая мысль в тюненовской перспективе (1875-1925) // История мысли. Русская мыслительная традиция. Вып. 6 / под ред. И.П. Смирнова. М., 2013. С. 403.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии // Венецианское зеркало: Повести. М.: Современник, 1989.

См., например: Фигуровская Н.К., Симонов В.В. Вопросы А. В. Чаянова // Социокультурные утопии XX века. Вып. 6. 1988; Герасимов И. Душа человека переходного времени: случай Александра Чаянова. Казань: АННА, 1997; Raskov D. Socialist Agrarian Utopia in the 1920s: Chayanov // Oeconomia. 2014. № 4. Р. 123–146.

Между прочим, чаяновская повесть была опубликована в 1920 году. Следовательно, повесть уже начинается в будущем, пусть и не столь отдаленном. Уже с первых строчек мы находимся в близлежащей утопии, из которой ее главный герой через две главы повести и 63 года XX века попадает в новую утопию.

Современную оценку феномена экономики военного коммунизма см.: Воейков М.И. Огосударствление экономики: уроки истории и идеологии (к 100-летию «военного коммунизма») // Россия и современный мир. 2019. № 4 (105). С. 6–23.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии // Венецианское зеркало: Повести. М.: Современник, 1989. С. 165–166.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. С. 166.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. С. 176.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. С. 192.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. С. 180.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. С. 183.

Чаянов А. В. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. С. 197.

<1...5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

7 из 8