Сад нашей памяти

– Но ведь это сколько времени впустую – просто для вида оборачивать коробки в красивую бумагу!

– Это вовсе не впустую, Сэйди, если пытаешься продать эту самую оберточную бумагу или же как следует настроить людей на рождественские покупки.

Сэйди поглядела на обвязанные ленточками коробки в витрине, решив для себя представить, будто в них лежит какой-нибудь красивый наряд.

– Я ведь ничего не испорчу, если просто посмотрю.

– Глазами смотри – это бесплатно, – усмехнулся Джонни.

– Небось новой миссис Картер господин Салливан позволяет брать в руки у себя в магазине что угодно. – С тех пор как эта женщина приехала в Блюстоун, Сэйди видела ее всего один раз. Тихая и миниатюрная, молодая жена доктора Картера напомнила ей мышь.

– Ты не хуже меня знаешь, что в Вудмонте совершенно другой мир, где живут по своим правилам, – приглушенно, едва не шепотом сказал брат.

– Это же несправедливо.

– При чем тут справедливость? Я просто говорю то, что есть.

Джонни было всего девятнадцать, но выглядел он лет на десять старше. С тех пор как два года назад умер их отец, а старший брат Дэнни отправился на войну, Джонни стал работать на их ферме от рассвета до заката. А в те промежутки времени, когда он не тратил все время и силы на выращивание пшеницы, Джонни подрабатывал на мебельной фабрике в Уэйнсборо. Недели, когда брат отсутствовал, были для Сэйди самыми трудными, поскольку и работа на ферме, и перегонка бражки целиком ложились на нее. Минувшей осенью она почти не показывалась в школе и понимала, что сильно отстала в учебе от своих одноклассников.

«Сухой закон» закончился уже много лет назад, и самый расцвет продаж самогона давно остался позади. Однако находились люди – включая и тех же живущих с шиком Картеров, – которые, однажды распробовав, предпочитали всем другим напиток по томпсоновскому рецепту с ароматом цветков жимолости. Да и, честно говоря, все домашнее, считала Сэйди, всегда вкуснее купленного в магазине.

В этот отрезок года продажи самогона, как правило, возрастали. Однако в нынешнем году декабрь выдался особенно беспокойным. Президент Рузвельт объявил на всю страну по радио о внезапном нападении Японии на Перл-Харбор, и все в их городке, включая и Джонни, уже горели желанием отомстить. Теперь их мать, которая и так переживала из-за Дэнни, совсем лишилась сна и ночами беспокойно мерила шагами их скрипучий деревянный пол. Ей довелось пережить Первую мировую войну, и она не хотела, чтобы в подобных кровопролитиях участвовали двое ее сыновей.

Сэйди соскочила с подножки грузовика и тут же сунула руки в перчатках в карманы шерстяной серой куртки Дэнни. Она торопливо подошла к задней части кузова, готовая вытянуть оттуда несколько завинчивающихся банок с самогоном. На Рождество мистер Салливан всегда брал для себя самого три банки и на эту сумму пополнял их счет в своем магазине.

Напротив, через улицу, неспешно вышел из дверей местной каталажки шериф Бойд. Темная рубашка натянулась на его заметно округлившемся животе и, старательно заправленная под выцветшие джинсы, в паре мест все ж таки вылезла наружу. К груди его был приколот жетон со звездой, который никогда как следует не блестел, сколько бы Бойд его ни натирал. Шериф, естественно, узнал грузовик Джонни, и в прищуренных глазках Бойда тут же загорелся интерес.

– От шерифа Бойда у нас будут неприятности? – спросила брата Сэйди.

– Нет, у нас с ним уговор. – Из ящика для молочной тары Джонни достал две самые большие банки.

– Что за уговор?

– Я даю ему две банки нашего жимолостного самогона – и он глядит в другую сторону.

Сэйди быстро подсчитала в уме.

– Но ведь это два доллара, Джонни!

Брат покрепче ухватился за горлышки банок, и морщинки возле его рта сделались глубже.

– Он пригрозил вызвать полицию штата и сообщить о моем нелегальном самогонном аппарате. А мне этого совсем не надо.

Курт Бойд не был таким высоким, как Джонни, однако он был на пару десятков лет старше и весил как минимум на двадцать кило больше. За должность шерифа в их городке платили немного, однако Бойд нашел верные способы получить с нее дополнительную выгоду, дабы увеличить свой скромный доход.

Бойд одернул на животе ремень и заправил под джинсы выпустившуюся рубашку. Поглядев налево и направо, шериф двинулся через улицу, явно направляясь к грузовику.

– Почему бы тебе не пойти уже в магазин и не вручить мистеру Салливану его заказ? – предложил Джонни. – Посмотришь пока журнальчики.

– Я там все обложки видела еще две недели назад. Вряд ли там что-то изменилось. А поскольку смотреть мне можно, только не беря в руки, то мне никак не узнать, что там интересного внутри.

Джонни поднял, прижав к себе, банки.

– Сэйди, ступай в магазин. Ничего хорошего не будет, если ты перехлестнешься с Бойдом.

– Я буду умницей.

– Нет, не выйдет. Иди давай в магазин.

Сэйди разгладила на себе джинсовый полукомбинезон, добытый некогда из церковного ящика с обносками. Хотя он и был очень старым, но ткань за долгие годы сделалась мягкой и приятно ощущалась на коже. В прошлом году полукомбинезон висел на худенькой фигурке Сэйди, но теперь ее бедра и грудь прекрасно заполнили в нем пустовавшие места. Она надеялась однажды найти в том же ящике и платье и пойти в нем в кино в Шарлоттсвилле или в Роаноке.

– Я хочу остаться с тобой, Джонни, – упрямо сказала она.

– Делай, что я говорю, Сэйди. – В голосе у Джонни смешались апатия усталости и тревога. – Дома будем препираться, но не сейчас! – приглушенно прошипел он, следя глазами за Бойдом.

Шериф Бойд уже однажды арестовал их брата Дэнни при развозке самогона и посадил его в кутузку. Суд предложил на выбор Дэнни два варианта: три года тюрьмы или армия. Рассудив, что в армии все же кормят куда лучше, Дэнни выбрал второе. Но в глубине души Сэйди подозревала, что Дэнни только рад был хоть такой возможности уехать из Блюстоуна.

– Быстро дуй в магазин! – скомандовал Джонни. – Я сам отнесу ящик с банками.

Нахмурившись, Сэйди сжала кулаки.

– Все равно буду глядеть из окна.

Джонни между тем расплылся в улыбке:

– Рад вас видеть, шериф Бойд!

Оглянувшись по пути к магазину, Сэйди поймала мрачно изучающий ее взгляд Бойда. Вскинув в доказательство своей храбрости подбородок, она зашла в заведение господина Салливана. Над головой тут же зазвенели колокольчики, заглушив то, что сказал шериф ее брату.

Из витринного окна Сэйди видела, как Джонни протянул Бойду ладонь, и они пожали друг другу руки. В ее брате всегда сидела этакая прагматическая жилка, позволявшая ему улыбаться, даже когда он бывал сердит.

– Куда ты там глазеешь? – спросил мистер Салливан.

Сэйди нехотя отвернулась от витрины, украшенной фальшивыми подарками. Мистер Салливан был некогда высоким, широкоплечим мужчиной, однако фигура его с возрастом заметно обмякла, а плечи ссутулились. Свои черные, с сильной проседью волосы он смазывал бриолином и зачесывал назад, разделяя прямым пробором, отчего напоминал Сэйди некий мультяшный персонаж.

– Ничего я не глазею, – возразила она.

– Вечно ты суешь свой нос в то, что тебя не касается.

– Мой брат меня касается.

Даже витавшие по магазину насыщенные ароматы специй и духов или пестрое разнообразие ярких этикеток на консервных банках не могли сейчас отвлечь Сэйди. Она снова угрюмо повернулась к окну.

Шериф тем временем поднял повыше банку, доверху налитую прозрачной жидкостью, и стал внимательно ее разглядывать. Потом сказал что-то Джонни, отчего тот нахмурился еще сильнее. Наконец Джонни кивнул и передал Бойду третью банку.

– Вот же мерзавец, – пробормотала Сэйди.

Брат в последние двое суток почти не спал, допоздна гоня эту последнюю партию самогона – и это после того, как он целый день пас на поле скот, а потом еще и подрабатывал в саду у семьи МакКензи.

Наконец Бойд отправился назад к себе, в кабинет шерифа, неся в руках три полные банки самогона. По пути он оглянулся на магазин, как будто выискивал глазами Сэйди. И когда их взгляды встретились, Бойд самодовольно ухмыльнулся, после чего повернулся и исчез у себя в конторе.

– Ворюга, – пробурчала Сэйди.

– А Джонни привез мне мой заказ? – осведомился мистер Салливан.

– Да, сэр, – отозвалась Сэйди. – Сейчас брат принесет. С ароматом жимолости, как вы любите. Эту партию Джонни сделал с особой крепостью, так что имейте в виду.

Посмотрев в окно, мистер Салливан увидел, как Джонни шагает к магазину, неся перед собой ящик из-под молочной тары.

– Только помни: ни миссис Салливан, ни моя дочь Рут не должны знать о нашей сделке.

– Да, сэр. От меня они ни слова не услышат. А мне нельзя хоть глазком заглянуть в ноябрьский выпуск «Life» с Джин Тирни на обложке? Голова у меня тогда будет занята, а рот закрыт.

Мистер Салливан мгновение поколебался, глядя на нее, потом подвинул к Сэйди журнал.

– Смотри только странички не помни. Не то я не смогу его продать, коли попортишь.

– Я буду так с ним аккуратна, что никто даже не заметит, что я его смотрела. – Сэйди торопливо стянула вязаные перчатки и сунула в карман.

Взгляд Джин Тирни на обложке был устремлен куда-то вдаль. Темные волосы обрамляли ее безмятежное лицо, ниспадая на темное платье с V-образным вырезом. Тонкая, как паутинка, двухцветная вуаль спускалась на бледные изящные плечи. Позади актрисы простирался океан, и казалось, будто легкий ветерок ласково овевает ей лицо.

Сэйди ни разу в жизни не была на океанском пляже, но слышала, что воздух там на вкус соленый, а вода денно и нощно разбивается о берег. Девочка копила деньги, и на сегодняшний день у нее уже имелись один доллар и десять центов. Когда наберется достаточно, Сэйди собиралась отправиться на побережье океана – в точности как Джин Тирни. Вот только сперва смотается в кино, что в Шарлоттсвилле.

Перелистнув журнал к странице с содержанием, Сэйди нацелилась было просмотреть заметку о мисс Джин, однако застыла, заметив заголовок «Реальные боевые действия». В статье говорилось, президент Рузвельт официально заявил, что американские военные корабли разбиты и потоплены, что погибло более 2300 человек. И что Америка почти вступила в войну с Японией и Германией. Сэйди сразу же подумала о Дэнни. Тот бросил школу после пятого класса и не умел толком писать. Потому-то, как она подозревала, он и не слал вестей домой в течение последнего года.

Колокольчики на входе зазвенели, одновременно послышалось звяканье стеклянных банок друг о друга. Обернувшись, Сэйди увидела входящего в магазин Джонни. Прошагав через зал, он водрузил ящик с банками на прилавок.

– Доброе утро, мистер Салливан, – кивнул он хозяину. – Как нынче поживаете?

– Да не жалуюсь, Джонни. – При виде банок взгляд мистера Салливана сразу перестал быть томно-кислым.

– Спасибо за заказ, сэр.

– Ваш напиток неизменно скрашивает мне праздники, когда к нам приезжает погостить теща. Запишу два доллара на ваш счет.

– Благодарю.

Мистер Салливан поднял банку, поглядел прозрачную жидкость на свет, после чего поставил обратно в ящик.

– Чудесненько, – обронил он.

Сэйди поспешно перевернула страничку журнала, понимая, что если Джонни увидит военные снимки, это его сильно встревожит. Его и так уже распаляла ярость в отношении Японии, а новости из Европы это могли порядком усугубить.

Она пролистнула до страницы, являвшей Розалинд Рассел в день ее свадьбы. Замуж она выходила за некоего парня по имени Фредерик Бриссон. Сэйди и понятия не имела, кем является жених, однако за спиной у новобрачных она узнала Кэри Гранта и Лоретту Янг. Все четверо сияли лучезарными улыбками.

– Вас не заинтересует возможность взять у меня еще пять банок? – спросил Джонни. – Я в этом году сделал дополнительную партию.

– Я не могу отнести на ваш кредит больше, чем уже зачислил, – ответил мистер Салливан. – Если я чересчур заиграюсь с бухгалтерией, то недостача выплывет наружу.

– Да я вот подумал: вы же можете их продать. А выручку поделим пополам.

Задумавшись, мистер Салливан заглянул в ящик.

– Брать немножко для себя – это одно. А продавать – совсем другое. Что насчет этого скажет Бойд?

– Я дал ему на банку больше, так что в ближайшие дни шериф будет глядеть в другую сторону. Впереди праздники, так что наверняка найдутся желающие пропустить стопочку-другую.

Салливан еще раз посмотрел на банки. Он был достаточно сметливым, чтобы согласиться, что в праздники народ и вправду ищет, где бы лишний раз принять на грудь.

– Тогда по рукам, Джонни, – протянул он ладонь. – Загляни ко мне через несколько дней, чтоб забрать свою половину.

Джонни пожал ему руку:

– Хорошо, сэр.

Мистер Салливан расставил банки подальше в стороне, чтобы их не видно было с улицы через витринное окно, но так, чтобы их сразу заметили постоянные покупатели, которые знали, куда смотреть.

Затем Джонни вытащил из кармана помятую бумажку и, прищурившись, вгляделся в темные каракули записки.

– Матушке понадобятся три мешка муки, банка топленого жира и соль.

– И все?

– На сей раз – да.

Хозяин перевел взгляд на Сэйди:

– Полегче там со страничками, Сэйди Томпсон.

– Да, сэр.

– Нет ли каких-либо новостей насчет войны? – спросил Джонни. – Я слышал, Национальная гвардия вовсю активизировала учения. Похоже, их в любой день могут призвать.

– Не стоило бы торопиться, – заметил Салливан. – Я был во Франции в 1918 году.

– Но мы же тогда выиграли, – вскинулся Джонни.

Мистер Салливан неспешно выставил на прилавок небольшие мешки с мукой.

– Никто тогда не выиграл, Джонни.

– Вы так говорите, будто вы проиграли, мистер Салливан, – подала голос Сэйди.

– Это была кровавая баня, Сэйди. И победа в войне никогда не дается так легко, как это пытаются нам внушить политики, – тихо сказал хозяин.

– Не так уж и трудно взять в руки оружие и стрелять по врагу, – возразил Джонни. – Я вон с восьми лет белок стрелял.

– Человека застрелить совсем не так просто, Джонни.

Когда, наконец, их разговор перешел на стоимость зерна и последний урожай пшеницы, Сэйди вновь стала разглядывать мягкие локоны Джин Тирни и ее темные глаза с густыми ресницами. И хотя фотография была черно-белой, девушка готова была поспорить, что ногти у актрисы выкрашены в красивый и яркий красный тон.

– Мне, кстати, вот что вспомнилось, – сказал вдруг мистер Салливан. – У Картеров сегодня вечеринка, и молодой доктор Картер просил передать, если я тебя увижу, чтобы ты заглянул к ним в Вудмонт. Они празднуют нынче женитьбу мистера Эдварда и чествуют его заморскую невесту. Так что у них там, надо думать, довольно шумная пирушка.

– И просили передать, что им понадобится мой самогон? – уточнил Джонни.

– Во всяком случае, он пожелал видеть именно тебя. Возможно даже, захотят взять побольше. Сдается мне, у молодого доктора Картера нынче самое настроение тряхнуть мошной. – Он положил поверх муки банку с топленым жиром.

– Будем надеяться, – кивнул Джонни.

Сэйди подтолкнула брата локтем:

– Мама же сегодня устраивает большой ужин. Она уже несколько недель выдерживает на праздник окорок.

– Ужин подождет, – отрезал Джонни. – Мы не можем себе позволить отказываться от дополнительных денег. Особенно теперь.

– Почему «особенно теперь»? – переспросила Сэйди.

Морщинки на озабоченном лице Джонни пролегли глубже.

– Потому что никто не знает, что случится завтра.

Сэйди закрыла журнал.

– Война и так увела от нас Дэнни. И по-моему, с Томпсонов этой дани уже достаточно.

Но Джонни помотал головой:

– Это совсем не так работает, Сэйди.

Глава 6

Либби

Понедельник, 8 июня 2020 г.

Поместье Вудмонт

Пикап Коултона заурчал двигателем и, мягко покачиваясь, покатился по ухабистой грунтовке с высящейся по бокам травой. Дорога, как и оранжерея, три десятка лет оставалась заброшенной, и лес отвоевал себе большую ее часть. И хотя по ней недавно явно прошелся грейдер, потребуется проехать по этому пути еще не один раз, прежде чем дорога снова станет ровной. Леса вокруг были старыми и густыми – как раз, наверное, такими, как и в ту пору, когда первый из Картеров оставил свою пометку на этой земле.

– Поверить не могу, что я не слышала ни разу про оранжерею! – изумилась Либби, поднимая фотокамеру, чтобы заснять дорогу.

– В семье Картеров всегда предпочитали держать ее лишь для своих.

Хозяева Вудмонта вообще имели репутацию людей скрытных и замкнутых. Единственный раз, когда им довелось попасть в поле зрение общественности, случился в конце девяностых, когда один журналист в Ричмонде написал статью об Эдварде Картере и его работе в Линчбургской школе медицинской подготовки и в тамошней больнице. Если верить той статье, доктор Эдвард Картер участвовал в стерилизации пациенток, признанных недееспособными. В статье доктор Картер утверждал, что нисколько не стыдится проделанной работы и что он всю свою жизнь посвятил заботе о женщинах. Вскользь упоминалось и о его работе с бедными слоями населения, и о тысячах благополучных родоразрешений, которые он принял.

Либби вспомнилось, как ее отец что-то пробормотал тогда неразборчивое насчет доктора Картера, но когда она попросила повторить, отец сказал, что это неважно.

– Ты, я знаю, выросла в Блюстоуне – но я почему-то тебя совсем не помню, – сказал Коултон.

– Когда мне было тринадцать, меня отправили учиться в пансион. Ты в каком году окончил школу?

– В 2003-м.

– Ну, а я была бы в выпуске 2007 года. Так что мы там по-любому бы разминулись.

Внезапно пикап наехал на рытвину, нос его качнулся вниз, потом на миг задрался кверху, и Либби пришлось ухватиться за поручень дверцы.

– А ты здесь прожил всю жизнь?

– Я одиннадцать лет прослужил на флоте. Два года назад списался на берег – после того, как умерла жена. У меня два совсем юных отпрыска.

Осознание того, что Коултон потерял жену, странным образом заставило ее испытать к нему еще больший интерес. Так же, как и ее, жизнь подло ударила этого человека.

– Это и есть те два мальчика, что были на свадебном фуршете?

– Ну да, их было бы трудно не заметить, – усмехнулся он.

– Где же они сейчас?

– У моей мамы. Не передать словами, как здорово она мне помогает.

– А отец твой был главным садовником в Вудмонте до тебя?

– Верно.

– Не думала, что в Штатах должность может передаваться из поколения в поколение. Это настолько по-английски. Прямо как в «Аббатстве Даунтон»[3]!

Его губы тронула легкая улыбка.

– Может быть. Я очень рад, что Элайна решила сохранить имение, а не продавать его частями – если не считать того, что она уже вынуждена была продать.

– Большинство старинных имений вроде этого имеют высокие накладные расходы на содержание и немалые налоги. И если у тебя нет огромного трастового фонда, чтобы поддерживать его в приличном состоянии, то единственный жизнеспособный вариант – это сдавать в аренду на проведение деловых мероприятий, свадеб и прочих торжеств. Как тебе подобный бизнес?

– Не думаю, что мы к этому полностью готовы. – Он усмехнулся, явно нисколько не обескураженный этой идеей. И Либби предположила, что Коултон достаточно прагматичный человек, не расположенный идти на риск без особой необходимости. – Свадьба Джинджер явилась этаким пробным пуском. Выйти замуж она решила четыре недели назад и собиралась устроить торжество в здании муниципалитета, когда Элайна предложила ей Вудмонт.

– Четыре недели – очень узкий срок для подготовки свадьбы. Ей повезло, что она здесь своя.

– В тот день все прошло бы лучше, послушайся она моего совета взять напрокат шатер.

– Ну, обычно невесты, женихи и матери невест не очень-то прислушиваются к советам. У каждого свое видение грядущего празднества, и такие чисто практические моменты, как погода, не всегда берутся в расчет.

– Буду иметь в виду, если Элайна и впрямь решит ступить на эту стезю. А ты давно уже в фотобизнесе?

– Пять лет. Поначалу я была медсестрой при онкологических больных. Но потом настал момент, когда мне понадобилось отойти от этой работы.

– И ты достаточно востребована как фотограф?

– Я бы сказала, очень.

– Тебе повезло.

– Да, работа всегда дело хорошее.

Он понизил передачу и сбавил ход, поднимаясь по пологому холму. Лес вдалеке расступался, и Либби заметила там проблеск реки. Поместье Вудмонт располагалось у округлого изгиба реки Джеймс, где она заметно сужалась. За весну и начало лета дожди подняли в ней уровень воды, и река быстрее покатилась по острым выпирающим камням.

– Река, смотрю, там намного уже, – сказала Либби.

– Обычно вода спокойная. И в это время года у нас тут много любителей каяка.

– Сегодня-то, скорее, их ждет сплав по бурной реке.

– Это да. Бывают и смертельные случаи.

Либби обратила внимание на его руку, держащую руль, и поймала себя на том, что не может отвести взгляд от его загорелых пальцев с аккуратно подстриженными ногтями. У Коултона были очень сексуальные руки, и эта мысль напомнила ей о том, что последний раз она занималась любовью, еще когда пыталась забеременеть от Джереми.

– А где ты жила до того, как сюда вернулась? – поинтересовался Коултон.

– В Ричмонде. Снимала там квартиру в историческом районе города. Всегда любила старинные здания со своей историей.

Между тем пикап спустился по небольшому склону, повернул – и сразу же Либби увидела стеклянную конструкцию размером примерно шесть на двенадцать метров, уютно устроившуюся посреди лесных зарослей.

– Это и есть оранжерея?

– Надо думать, официальное ее наименование – «солярий» или «зимний сад». Фактически это теплица – только намного пальцастее.

Поставленные вытянутым восьмиугольником стеклянные стены соединялись куполообразной крышей. Стекла сплошь покрылись грязью и обросли мхом, а также пышными лианами плюща, мешавшего увидеть, что внутри. Густая растительность плотно подступала к стенам, отчего все это сильно смахивало на площадку для съемок какого-нибудь малобюджетного фильма ужасов.

– Элайна желает, чтобы ее восстановили, – молвил, запарковываясь, Коултон.

– Да уж, задача не из легких.

– Меня, признаться, все имение изрядно заставляет попотеть. Но Элайна уж очень исполнилась решимости вернуть Вудмонт к жизни.

– Должно быть, она сильно его любит.

Задержавшись запястьем на руле, Коултон поглядел вперед.

– По-видимому, да.

– А сама она сюда приедет?

– Да, будет с минуты на минуту.

– А ты еще внутри там не был?

– Входная дверь наглухо заперта и давно заржавела. Это своего рода капсула времени.

– И давно она закрыта?

– Лет этак тридцать, плюс-минус, – пожал плечами Коултон. – Никто даже точно не знает.

Они выбрались из пикапа, и Либби порадовалась, что у нее есть лишняя минута разглядеть оранжерею поближе. Солнечные лучи преломлялись сквозь стекло, создавая изумительные формы и светящиеся углы. Либби подняла фотокамеру и принялась снимать.

– Ее возвел дедушка Элайны?

– Да, в 1941-м. В качестве подарка своей английской невесте. Доктор Картер познакомился со своей будущей женой Оливией, когда учился медицине в Оксфорде.

– Чудесный свадебный подарок.

– Как гласит семейная история, из-за войны они поженились гораздо раньше, нежели планировали. Тогда как раз начался Большой Блиц[4], и оставаться в Лондоне было небезопасно.

– Наверное, твой дедушка и помогал ей засадить оранжерею.

– Возможно.

– Есть какие-то наметки, во сколько выльется ее восстановление?

– Думаю, выйдет недешево.

Либби сделала несколько снимков стеклянного купола, поймавшего на себе яркое полуденное солнце.

Заслышав звук другого мотора, Либби опустила фотоаппарат и немного напряглась. Выскочив из своего пикапа, Элайна сразу направилась к ним быстрыми широкими шагами, немного напомнившими Либби ее собственную походку.

– И что вы об этом думаете? – с ходу спросила ее Элайна.

– Очень впечатляет!

Коултон тем временем прошел к кузову пикапа и вытащил из него монтажку и небольшую пилу.

– Я заезжал сюда вчера. Дверь намертво приржавела к раме, так что понадобится приложить усилия. Очень постараюсь ничего тут не сломать – но никаких гарантий.

– Да, ты меня уже предупреждал. – За улыбкой Элайны явственно сквозило нетерпение.

С монтажкой в руке Коултон прошел к уже расчищенному от зарослей пятачку перед арочной дверью в оранжерею.

– Готовы?

– Этот знаменательный момент вскрытия оранжереи после стольких лет я отложила до вашего приезда, Либби, – произнесла Элайна. – Я решила, что вам это доставит особое удовольствие.

Либби сочла, что Элайна будет только «за», если реализацию ее замысла зафиксируют на фото от начала до конца.

– Я уже сделала несколько интересных фотографий. Не возражаете, если я продолжу снимать?