Сага о розах. Книга третья

– Я же знаю… вы же, вы же по запаху…

Да, возможно другая девица рискнула бы нарушить запрет дракона, но эта, судя по всему, уже была научена его братом.

… Мысль о Снерше заставила Зарраха вскипеть! И не иначе его глаза засверкали жаждой убийства, раз Сабрина испуганно вжала голову в плечи и принялась жалобно всхлипывать. Однако её страх на этот раз не успокоил Зарраха, а, напротив, вызвал в нём чувство брезгливости. Ему стало до мерзости противно нести такое «сокровище» в свой дом, в свою обитель. И оттого, приняв обличье человека, он намного крепче, чем следует ухватил девушку за руку.

– Пожалуйста, не убивайте меня! – тут же вскрикнула она, но он, не обращая внимания на этот крик, рывком поднял её на ноги. – Не убивайте, прошу!

– Смотря как вести себя будете! – всё же прошипел в ответ Заррах и бесцеремонно потащил мереш брата в дом гостевыми тоннелями.

Сабрина не особо сопротивлялась. Она только плакала и спотыкалась всё время. Однако постепенно до Зарраха дошло, что нехорошо будет, если жена увидит сестру в таком состоянии. Поэтому ему пришлось пересилить себя, и он постарался успокоить девушку.

– Вы хотели к сестре, и я веду вас к ней. Чего ж вы рыдаете?

– Мне страшно, – протяжно призналась Сабрина и с мольбой в голосе спросила. – Скажите, что вы сделали с Ареном? Убили?

– Он не ваш муж, чтобы вы о нём заботу проявляли! – строго напомнил дракон, жалея, что своей собственной жене таких слов он всё решиться сказать не может.

Девушка начала всхлипывать ещё горше.

– Я отдал его в руки Церкви, – пришлось пояснить ему. – Люди не имеют права находиться на землях драконов, так что пусть сами изыскивают ему наказание за то, что он разозлил меня.

Кажется, сказанное успокоило мереш брата.

«Снерша», – поправил сам себя Заррах.

Девушка стала выглядеть бодрее, и вскоре даже дышать прекратила судорожно. А там они подошли к последней из дверей, и он осторожно открыл её. Зарраху не хотелось, чтобы зазвенел колокольчик. Ему виделось, что он проводит Сабрину в одну из комнат, запрёт её там, а всеми неурядицами начнёт разбираться утром. На свежую голову.

Но надежды не оправдались. Омико как будто намеренно караулила его!

– Заррах, ты вернулся, – радостно прощебетала она, прежде чем воскликнула в тысячу раз радостнее. – Сабрина!

Сёстры бросились навстречу друг другу и разрыдались.

… Смотреть на это после собственного разговора с двоюродным братом было невыносимо противно. Тем более, Зарраха и так тяготили неприятные размышления о предстоящих заботах, первая из которых требовала освободить тоннель от оставленных там вещей.

«Эх, хоть бы что-нибудь интересное отыскалось в котомке вора», – горько вздохнул дракон и вдруг оживился.

«А ещё лучше блестящее, драгоценное… принесённое им от Снерша» – додумал он.

Заррах аж довольно сощурился от собственных фантазий, и оттого неподдельно растерялся, когда ни с того ни с сего Омико повисла у него на шее.

– Спасибо, спасибо тебе огромное! – благодарила она его щедрыми поцелуями, и плечи Зарраха даже горделиво расправились.

Вот только, не зная как принять это неожиданное расположение к себе так, чтобы не утащить супругу в постель, он всего-то пробормотал.

– Найди ей где-нибудь место, а я пойду пока.

– Куда? – удивилась Омико.

«В ту часть дома, которую ещё можно считать свободной от людей и женщин!».

– Ещё не все дела снаружи закончил.

Никто не стал удерживать Зарраха. И хотя уйти хотел он сам, это обстоятельство по новой раздражило его. Легко злиться на всё на свете, когда тебе хочется злиться. Дракону даже пришлось всерьёз постараться, чтобы не хлопнуть за собой дверью. Но, оказавшись вне пределов малого дома, его тяга к разрушениям постепенно угасла. Царящая вокруг тишина успокаивала. Здесь всё было хорошо. Он наконец-то остался один.

Неторопливо Заррах зашагал по гостевым тоннелям. В облике человека путь по ним занял бы продолжительное время, но ему нравилось созерцать ходы своего подземелья. Не зря он столь заботливо относился к дверям. Они его всё-таки защитили, вор не смог проникнуть так глубоко как желал.

Рассуждая так, дракон наконец-то пришёл к спокойствию. Правда его разочаровало обстоятельство, что в вещах Безликого ничего интересного не нашлось. Котомка была почти пуста. В ней лежали кресало и ещё несколько пустяковых мелочей. Ничего занимательного или блестящего. Так что по итогу Заррах повертел в руках тёмно‑серую маску и, подумав, решил оставить её себе в качестве сувенира.

«Будет хорошо смотреться рядом с мечом», – хмыкнул про себя дракон и, спалив лишнее, пошёл дальше, постоянно принюхиваясь. Скудность найденных пожитков надоумила его на то, что не всё своё имущество подлый червяк с собой прихватил. Кое-что он припрятал, и то, другое, тоже следовало уничтожить. Нечего всякому мусору на землях владыки драконов валяться и тем первозданную чистоту природы нарушать.

***

– Сабрина, – всё никак не могла отпустить руки сестры Омико.

Девушки сидели на одном диване, но продолжали прижиматься друг к другу, как если бы их могли разлучить в любой момент. Нынче помыслить было невозможно, что некогда обе они могли ссориться так, что не общались целыми днями.

– Мне самой не верится.

– Да, не верю, что ты здесь.

– Это всё Арен, он украл меня у Снерша! – Сабрина тихо хихикнула. – Он лучший вор на свете. Правда! Жаль, что у меня никогда не получится тебя с ним познакомить.

– Ты думаешь он ещё жив? – с беспокойством спросила я. История Арена мне уже была известна.

– Не думаю, что его серьёзно накажут. Не должны. Скорее всего он в тюрьме, а из тюрьмы он выберется. Ты бы видела, Омико, как молниеносно он вскрыл тот замок на кухне! У него такие ловкие руки.

На миг сестра запнулась, но я видела каким огоньком загорелись её глаза. Она восхищалась Ареном не только потому, что он спас её.

– Да ты никак влюбилась, солнышко, – в изумлении прошептала я.

– Влюбилась? В вора? – напоказ скривилась Сабрина. – Да у него за душой только легенда о подвигах его предков. Что бы он мог мне предложить? Скитания по подворотням? Нет, Омико, я не такой судьбы для себя хочу. Он, конечно, милый, с ним интересно, но это только полезное знакомство. Ничего более.

Последние слова были сказаны столь категорично, как если бы Сабрина пыталась убедить саму себя, а не меня. Но настаивать на честности я не стала. Мне ведь тоже не захотелось правдиво отвечать на её последующий вопрос.

– Омико, я вижу, что твой муж перестал быть тебе противен. Выходит, ты забыла милорда Гилберта?

– Нет, я не забываю о нём ни единой минуты, – мгновенно солгала я.

Увы, Ортольд всё чаще казался мне только неким видением. Мы были слишком мало вместе, чтобы вышло как-то иначе. Из-за скоротечности нашего романа в моих воспоминаниях его облик всё больше приближался к некоему сказочному миражу, который некогда вызвал во мне необъяснимо горячие чувства. Такие, что я до сих пор не могу отпустить от себя память об этом счастье. Так что да, несомненно, я любила Ортольда. Но, увы, мне довелось большую часть жизни прожить без его присутствия в моей судьбе. На память, что он действительно существовал, мне досталась лишь некрасиво лежащая у виска прядь волос. Та самая, что я некогда безжалостно обрезала.

«Он был только сном», – настойчиво шептало нечто у меня в голове, хотя я знала, знала, что это не так!

Сыграла свою роль и совместная жизнь с Заррахом, оказавшаяся не такой горькой, как мне представлялось раньше. У меня, в сущности, не осталось стремления сохранять верность своему миражу, помимо желания во всём проявлять упрямство. Я скорее знала, что обязана любить первого мужа. Ну как я могла отказаться от любви к Ортольду, когда из-за своих чувств ко мне он устроил самое настоящее восстание? Люди где-то там далеко, что ещё недавно было столь близко, сражаются и умирают с моим именем на устах, так как именно мне довелось похитить пылкое сердце ещё одного из рода Гилбертов. И да, как бы мне хотелось сказать, что это всё его родовое проклятие, а не я! Но я знала, что я. Это я умоляла его любить и помнить меня. Это я завершила наш свадебный обряд, и я приняла его клятву вернуть меня вопреки всему.

Наверное, моё отчуждение к этому смелому мужчине и возникло из-за того, сколь много боли принесла миру моя нечаянная любовь. Заррах ведь не скрывал от меня происходящее. События, катастрофичные события, были мне известны. Вот только принять их я не могла. Никак не могла. Мне не довелось родиться властной принцессой или королевой, чтобы настолько же легко, как делал это маркиз Виссерийский, ступать по чужим головам. Совесть изматывала мою душу и раз за разом обвиняла – если бы не ты, Ортольд Гилберт никогда бы не начал свою войну!

Вот как-то так. Сказать кому-то, что всё, что моя любовь во многом остыла, даже совестно. Героев, готовых ради тебя на столь великие подвиги, нужно любить и чествовать, а не предавать забвению словно мимолётное знакомство в буднях дней. И поэтому я, скрепя сердце, любила Ортольда. Странного, непонятного Ортольда. Какого-то даже чужого. Потому что к имени того весёлого мужчины, что я знала, нельзя было добавить столь сухое высокопарное прозвище. Кто он этот ставленник богов? Кто он Ортольд Страстотерпец? С таким человеком меня судьба никогда не сводила.

Но признаться в этом даже родной сестре?

– Я невыносимо скучаю по нему, – как можно увереннее и эмоциональнее добавила я к своей лжи, надеясь, что в результате расспрашивать о подробностях Сабрина постесняется. Она и не стала. Просто печально вздохнула и через некоторое время призналась.

– А я очень скучаю по папе. Мне правда, очень‑очень его не хватает.

– Мне тоже, – с лаской сказала я и внутренне сжалась, ожидая кары богов. Ведь сказанное являлось очередным бесстыдным враньём.

О том, кто считался моим отцом, я даже не вспоминала.

***

На этом моменте, мой дорогой читатель, мы совершим ещё одно путешествие во времени. Мы побывали в прошлом, а теперь устремимся в будущее.

Хотя где граница между тем и этим?

Бесплотные духи могут жить в разных мирах и в разные вехи. Для нас не существует никаких пределов. Но для тебя всё это ново, а потому что мне смущать своего храбреца? Пусть предстающая перед твоим взором история протекает в хронологическом порядке, о мой дорогой читатель. Тебе ведь как человеку так легче. А потому вот, смотри.

Вот рука одного из слуг маркиза Виссерийского переставляет брусочки на его календаре. Теперь они показывают двадцатое августа. И знаешь что, мой милый читатель? Это прекрасный день! И прекрасен он потому, что редко когда увидишь такой величественный парад, который нынче утром гремит на самой широкой улице Райграда…

***

Ортольд Страстотерпец возвращался домой как увенчанный славой полководец. Он смело направил коня под триумфальную арку и ощутил, сколь горячо бьётся его сердце. Любой мужчина мечтает о ратных подвигах, но не каждому дано их совершить. А Ортольд справился. Всего двадцать шесть дней назад он покидал столицу и вот уже вернулся. Вернулся победителем. Добрград сдал позиции только благодаря его руководству. Нет, он не вёл никаких переговоров. Была ярая осада и жестокий штурм!

Ах, как радостно в это утро кричат люди и как громко благословляют его! Как щедро бросают ему под ноги цветы!

Ненадолго Ортольд оглянулся. Клетка, в которой везли Адриана Оумрока, не стала ему виднее, но он знал, что в бывшего прелата летят гнилые овощи и небольшие камни. Он слышал гневное осуждение людей за своей спиной и радовался, что охранять пленника поставил своих лучших рыцарей. Ему хотелось, чтобы всё было так, как должно – Адриан Оумрок будет позорно и прилюдно казнён на площади, а не растерзан толпой. Таковой будет месть маркиза Виссерийского за отнятую у него супругу!

«Я люблю тебя, Омико. Только тебя люблю, только к тебе стремятся мои мысли и моё сердце», – печально произнёс он про себя.

Несмотря на заверения друзей, память о любимой в Ортольде не стала слабее ни на миг. Наверное, его советчики совсем не знали о том, что значит любить вопреки. Тем более, что значит любить вопреки для настоящего по характеру мужчины и мужчины, наделённого властью. Сдаваться молодой маркиз Виссерийский с детства не умел, а потому привычно для себя шёл напролом и этим только разжигал огонь своих чувств до самого настоящего безумного пожара. Чтобы сокрушить данное судьбой жестокое испытание ему требовалось брать откуда-то силы, и силой для него стала именно его любовь. Так как могла она ослабнуть, если без неё он теперь не видел смысла дарованной ему жизни? Нет, каждый новый день Ортольд начинал и заканчивал с именем любимой на устах. Каждая его молитва была обращена к богам с просьбой воссоединить его с Омико. И неудивительно, что из-за такой сосредоточенности мечты о совместной жизни с украденной драконом супругой он возводил до совершенного идеала. На других девушек и женщин молодому маркизу больше не хотелось смотреть. Все они были в чём-то порочны.

В них не было того света, что… что выдумал себе он!

Глава 7

– Хм, наше одиночество в экипаже не будет долгим, так что не надо тянуть время. Раз хочешь чего‑то, то говори уже, – с добродушной укоризной посоветовал Великий Инквизитор, когда Эрт сел напротив него.

Парой минут ранее племянник «совершенно случайно» столкнулся с дядей в момент, когда тот садился в экипаж, и «с удивлением» выяснил, что им по пути.

– Эм-м?

– Ты нечасто стараешься ненароком встретиться со мной безо всякой причины.

– Не буду скрывать, что да, – позволил себя мягко улыбнуться Эрт, радуясь, что обстоятельства лишили его необходимости заходить издалека.

Но гораздо больше он был счастлив от того, что возвращение Ортольда Гилберта выпало на такой удачный день. Парад победы потребовал от его дяди весьма своевременно появиться в Астонии, а уж дальше показаться ему на глаза было не так сложно.

– Так в чём дело? – поторопил его с ответом Самюэль ван Донатан и привычно задёрнул шторки кареты. Его всегда раздражало мельтешение домов за окном.

– В мисс Жанне Рейн.

– Я же дозволил тебе воспользоваться порталом, чтобы отправить её к родственникам, не тревожа её слабое здоровье долгой дорогой. Что ещё?

Из-за ярко выраженного дядиного недовольства Эрт печально вздохнул и перевёл грустный взгляд на украшающий потолок кареты символ веры. И только затем поведал нерадостные вести.

– Увы, в среде родных её состояние стало намного хуже. Она пятый день подряд отказывается от еды, и применение силы в этом вопросе бесполезно. Организм начал отвергать пищу. Так что для Жанны будет лучше возобновить стационарное лечение. Стоит вернуть её в лазарет.

– В здешний? В Ритовии вообще-то тоже есть хорошие целители.

– Нет, я имею в виду Ортланд. И эта та самая причина, по которой я обращаюсь к вам. Мне не только нужно разрешение на использование портала, но и моей личной просьбы пока недостаточно, чтобы королевский лазарет Лоррендаума принял у себя эту девушку.

– Главный лазарет Ортланда? – вопросительно и вместе с тем требовательно уставился на племянника Самюэль ван Донатан так, что Эрту пришлось сознаться.

– Я имел неосторожность позаботиться, чтобы Марфа Ригольд, очень способная астонская целительница, продолжила свою деятельность ближе к моему будущему месту назначения. Но Жанну я хочу отправить именно к ней. Этой женщине уже удавалось достучаться до неё, и мне думается, она способна сделать это во второй раз тоже.

– А что потом? В третий раз? В четвёртый? – недовольно заворчал Самюэль ван Донатан, хотя его хитрый взгляд выражал скорее довольство из-за совершённого Эртом поступка.

– Николас умер из-за меня. Но даже если бы это было не так, то я всё равно обязан позаботиться о дочери друга.

– А я, значит, должен позаботиться о тебе, да? Это замкнутый круг, Эрт. Замкнутый круг! – грозно проговорил Его святейшество, прежде чем смилостивился. – На этот раз я помогу тебе. Снова. Но больше я ничего не хочу слышать про Жанну Рейн! Ни к чему, чтобы тебя начали порицать нашим родством.

– Не думаю, что до этого когда-нибудь дойдёт, – уважительно склонил голову Эрт.

– Очень на это рассчитываю, – холодно ответил Великий Инквизитор, смеривая племянника суровым взглядом. – А ещё я рассчитываю, что ты незамедлительно отправишься в Ритовию для сопровождения мисс Жанны в лазарет Лоррендаума. Даже так, чтобы ты отбыл как можно скорее, мы вместе направимся к порталу.

– Состояние девушки таково, что я сам хотел просить вас об этом, – удивился указанию Эрт и выжидательно посмотрел на дядю. Ему было любопытно узнать о пока ещё неизвестных для него планах.

– Тогда хорошо, что наши стремления совпадают.

– Вы позволите поинтересоваться…

– Позволю. Я считаю, что раз уж ты взялся за дела Ортланда так основательно, то пора бы тебе показаться при его дворе. Постарайся сделать всё, чтобы находиться в королевском лазарете Лоррендаума сегодня с пяти до семи часов по полудню. В этом случае забота о дочери друга тебе будет на руку, а мне это даст время найти причину представить тебя тем, кому я хочу тебя представить. И да, пусть это ещё не будет озвучено, но только дурак не догадается, что я вижу тебя на месте Его преосвященства Лоренса Вейконта. К тебе будут присматриваться многие.

– Пусть присматриваются, – меланхолично ответил Эрт, а затем осведомился. – Но раз многие, то в столице Ортланда намечается какое-то событие?

– Очень важное, – сухо подтвердил догадку племянника Самюэль ван Донатан. – Император Заррах решил оказать нам честь своим визитом. И хотя это будет уже второй его визит на наши земли со времени его избрания, скажу прямо, первый как-то не задался. Так что наша цель смягчить настроение владыки Хранителей Неба и убедить его присутствовать при казни Адриана Оумрока.

– Для чего?

– Хватит разрушений и смертей. В намерения Церкви входит унять поднятые волнения. Мы признаем, что да, по вине Адриана Оумрока были совершены ужасные злодеяния и за них он будет публично казнён. Но всё, это конец конфликта. Святым Отцом Зарионом Твейром и Его императорским величеством Заррахом должна быть проведена совместная символичная церемония, обещающая безмятежное небо и вечный мир между нашими народами.

– А как же намерение возвысить Хранителя Неба Снерша? Такая церемония станет для него помехой.

– В свой первый визит император Заррах, образно говоря, предостерёг людей от подобного рода поступков. Кроме того, он заинтересован в сохранении мира и договора, об этом отчётливо говорит его поведение во время смуты. Но даже монархи согласились, что в Хранителе Неба Снерше за весь период нашего сотрудничества такой уверенности ни у кого не возникло. А есть ли что‑то важнее безмятежного неба над нашими головами?

Спорить о том, кто из драконов будет лучшим императором, Эрт не мог. Оба они на его взгляд были достойны очищающего пламени. Поэтому ему пришлось смириться с принятым Церковью и светской властью решением.

… Вот только кое-кто не смирился бы с подобным ни за что на свете!

– Милорд Гилберт будет категорически против.

– Да, это факт. А ещё факт, что, к моему прискорбию, на этой встрече он присутствовать будет тоже, – недовольно поморщился Самюэль ван Донатан, прежде чем испытывающе посмотрел на племянника и сказал. – До меня донесли, что он начал переписываться с тобой. Это действительно так?

– Верно. Его растревоженная душа нуждается в спокойствии и у меня получается вносить подобие мира в неё.

– Очень хорошо, что он доверился тебе, Эрт. Думаю, ты сможешь проявить себя, утихомирив этого упрямца, – после одобрительной интонации голос Великого Инквизитора вновь приобрёл жёсткие властные нотки. – Подбери слова, что заставят его замолчать. Пусть он согласится на церемонию, а ещё лучше даже покорно встанет по правое плечо от Святого Отца, как и положено истинному воину веры. Его молчание сейчас важнее всего на свете! Оно успокоит тех бунтарей, что в безумии своём готовы идти покорять острова драконов.

Эрту оставалось только задумчиво поджать губы. Он понимал, что дядя прав – такая война никому не нужна. Собственно, к этому мнению по своему личному разумению и инициативе Эрт уже мягко склонял милорда Гилберта.

Встретив маркиза Виссерийского глубокой ночью в дворцовом комплексе, такого растерянного и с безумным взглядом, он не мог поступить иначе нежели сесть за конторку и начать писать письмо. Слишком яркой оказалась разница между тем мужчиной, что прибыл к нему в Альтград, и сим, словно одержимым неким демоном. Он чувствовал, что Ортольд Гилберт нуждается в опоре и поддержке и решил протянуть свою руку дружбы. Желая вырвать из пучины гнева и бездны страданий скользнувшую в них душу, он исподволь напоминал поддавшемуся порочным страстям храмовнику об ответственности каждого человека перед будущими поколениями. И, вроде бы, постепенно у него получалось пробуждать в противовес горячности рациональное зерно. Оно ещё было слабым, но уже лёгкой прохладой пронеслось по обжигающе горячей пустыне глубокого отчаяния, заставляющей любого человека, не только милорда Гилберта, сперва делать, а только затем думать.

Однако не стал бы услышан Эрт, если бы не одно обстоятельство. Всё, что он хотел донести, он доносил, прекрасно понимая страдания несчастного мужчины. Тот, кто любил и терял любовь, не мог не испытывать сострадание к чужому горю, так как оно поднимало из глубин памяти боль своего собственного. Из-за этого Эрт всей своей душой поддерживал стремление Ортольда Гилберта воссоединиться с бесчестно отнятой у него сразу после бракосочетания женщиной. Воистину, немыслимое кощунство!

И что теперь?

Вместо того, чтобы придать глубоко влюблённому мужчине сил в случае чего тихо и незаметно отступиться от любимой, от него просят что? Что просят?!

Нет, это для всех прочих церемония будет символом вечной чистоты небес и мира. А вот для маркиза Виссерийского она станет открытым благословением супруги на её брак с другим.

Благие Двенадцать, да какой мужчина воспримет такое спокойно?

– Я сделаю всё, что от меня зависит, – снова склонил голову Эрт и предпочёл всю оставшуюся дорогу молчать. Отчего-то он чувствовал себя так, будто вымазался в грязи.

***

Зарраху уже казалось, что Снерш его там на берегу проклял. Скверна взялась за его тело с небывалым размахом.

«Просто вопреки разумным словам ты нисколько не прекратил заниматься Ключом», – поспешил с упрёком внутренний голос.

– Заррах? – тихо прошептала Омико.

– Да, прости.

Он продолжил ласкать женское тело негнущимися пальцами, и девушка, страстно застонав, провела ладонями по его груди. Но кожа там уже начала каменеть, он почти не почувствовал прикосновений. Просто знал, что они есть и потому с жаром поцеловал Омико в губы. Хотя бы их вкус он ещё чувствовал. Хотя бы нежный запах своей мереш он ощущал.

На этот раз близость с женой не принесла того удовольствия, что могла бы. Однако, скорее всего, не из‑за распространяющейся потери чувствительности, а из-за не покидающих голову Зарраха мыслей. Он знал, что ему осталось совсем недолго. Не год или два, как он сперва наивно надеялся, а хорошо если ещё месяца три.

– Мне было хорошо с тобой, – прошептала Омико, прислоняясь к нему крепче.

– Это всё ожерелье, – с усмешкой подцепил он украшение пальцем. – У меня челюсть сводит, когда я пытаюсь его прокусить, так жалко портить столь бесценную вещь.

– А я, значит, не такая бесценная?

– Ты ещё ценнее. Иначе поверь, я бы ни за что не отдал тебе эту красоту. Посмотри, как его местами мои зубы погнули.

Она тихонечко засмеялась, и ему стало ещё приятнее целовать её. Ему нравилось, когда у Омико хорошее настроение.

– Я ожерелье Сабрине не показываю, всё как ты просил.

Да, Зарраху нравилось, когда у Омико хорошее настроение. Вот только он терпеть не мог разговоры о Сабрине! Его всё больше и больше раздражало присутствие посторонней девицы, плюс ко всему начавшей несусветно капризничать. То она исподтишка начинала ныть о платьях, то о прогулках под открытым небом, то…

Нет, она что, и правда надеялась, что он купится на это?!

– Это правильно, – нежно погладил Омико по тёмным волосам Заррах.

А затем он, столь горячо желая сменить тему, что даже смирился с предстоящей едкой беседой о непонятных людям особенностях драконов, намеренно, пусть и запоздало, пояснил о подоплёке своего требования.

– Твоей сестре никому не стоит рассказывать о том, что из моих сокровищ она видела, так как для нас, драконов, это как… как если бы я каждый день ходил перед ней без одежды!

Он хохотнул, надеясь таким образом придать последующему разговору шутливый тон. Однако рассуждения Омико пошли по иному пути нежели ему виделся. Она акцентировала своё внимание на другом моменте.