Воскресенье на даче. Рассказы и картинки с натуры

– Сейчас, я думаю, Афимья его переоденет. Афимья! Скоро вы там?.. – крикнула Матерницкая. – Вася! Торопись, Вениамин Михайлыч пришел.

Показалась горничная Афимья в светлом ситцевом платье и с цветком красной гвоздики в волосах. Увидав студента, она несколько вспыхнула и смешалась, но покосилась на барыню и сказала:

– Вы про кого? Вы Васю?.. Да он уж умылся, переоделся и к вам пошел.

– Да что ты врешь, мать моя. Мы сидим и ждем его, – отвечала Матерницкая.

– Ну, значит, куда-нибудь в другое место побежал.

– Так поди и поищи его.

– Это все равно что ветра в поле искать. Уж ежели его здесь нет, то, стало быть, он где-нибудь за тридевять земель скачет.

– Вася! Васенька! Ты тут? – кричала Матерницкая, перевесившись с террасы в сад, но ответа не было. – Уж извините, Вениамин Михайлыч, мне, право, так совестно, что он вас так долго заставляет себя ждать, – обратилась она к студенту. – Афимья! Надо же, наконец, его разыскать!

– Да вон дворник Ферапонт идет. Ферапонт не видал ли его где, – указала горничная. – Ферапонт! Вы не видали нашего барина?

– А он с дьяконским сыном у докторской конюшни в навозной куче червей копает, – отвечал дворник.

– Позови его, пожалуйста, Ферапонт, домой. Скажи ему, чтобы сейчас шел сюда, потому учитель его дожидает. Да скажи, что я строго ему приказала сейчас же идти сюда, – проговорила Матерницкая. – Ну, ты, Афимья, продолжай тут на террасе чистить ягоды, а я понесу вот этот таз варить, – сказала она горничной и спросила студента: – Не помешает она вам, что будет здесь ягоды чистить, Вениамим Михайлыч?

– Отчего же… Пусть чистит… Ничего, – отвечал студент.

Матерницкая подняла со стола медный тазик с наложенными в него ягодами и понесла в кухню.

V

Студент Кротиков и горничная Афимья остались на террасе одни. Студент покуривал папиросу, Афимья чистила ягоды и с полуулыбкой косилась на студента. Она была горничная из кокетливых, носила белый передник, обшитый кружевцами, и челку на лбу, помадилась господской помадой и питала слабость к цветным бантам на груди и к колечкам с цветными стеклушками. Колечками этими были унизаны ее мизинцы. Сегодня она, кроме того, была с красной гвоздикой в волосах. Она была довольно миловидна и имела такую курносенькую физиономию, которая приличествует именно молодым горничным.

Сначала они сидели и молчали. Наконец студент взглянул на часы и проговорил с неудовольствием:

– Это ужас сколько приходится всякий раз ждать этого Васю!

Горничная посмотрела на него, улыбнулась и сказала:

– И ништо вам. Себя заставляете ждать понапрасну, так вот теперь и сами ждите.

– Когда же я-то?.. Я, кажется, всегда вовремя являюсь.

– А вчера-то? – подмигнула ему Афимья. – Нет, вы даже обманщики.

– Ошибаетесь, моя милая. Вчера я также явился вовремя и также ждал его более получаса.

– Да я не про Васю, я не про Васю говорю. Я про вечер.

– Про какой вечер? – спросил студент.

– Ну вот, будто не знаете! – опять подмигнула Афимья. – А по-нашему это называется, что вы интриган. Сами приглашаете, а потом не приходите.

– Ах, это вы про вечер в клубе-то! Так я вовсе не обещался Варваре Петровне быть на этом вечере.

– Да не про вечер в клубе дело идет и вовсе не про Варвару Петровну. Что вы из себя дурака-то строите! Будто и не понимаете.

– Решительно не понимаю!

Студент сделал строгое лицо.

– Нечего глаза-то удивленные делать, нечего! – опять заговорила Афимья. – А ежели это насмешка с вашей стороны, то очень это даже глупо и неучтиво – прямо скажу.

– Да объясните, пожалуйста, Афимья, хорошенько – что такое?

Студент встал.

– Пожалуйста, пожалуйста, не притворяйтесь! Знаем! – кивнула ему Афимья с тоном обиды в голосе. – Рассердимся, так ведь и мы умеем мстить.

– Да в чем-с, позвольте вас спросить? И не понимаю я, что я сделал.

– А вот показать вашу записку нашей барышне, так и запляшете. Ну, что?

Афимья бросила очищенные ягоды в тарелку и, подбоченившись одной рукой, опять вызывающе взглянула на студента.

Тот уж совсем сбился с толку, покраснел и спросил:

– Какую записку?

– Да которую вы мне-то прислали, – отвечала Афимья.

– Когда?

– А после вчерашнего урока, с деревенским мальчишкой.

– Я прислал вам записку?

– Да, мне. Про кого же речь-то? Называете душечкой, ангельчиком и зовете в девять часов вечера в парк, к пруду на скамейку.

– Господи! – всплеснул руками студент.

– Да нечего молиться-то! Я сжалилась над вами и, хоть боюсь к этому проклятому пруду ходить, а пришла. Ждала, ждала вас, да так и не дождалась. А теперь скажу: глупо, низко и подло с вашей стороны, господин интриган!

– Уверяю вас, Афимьюшка, что я никакой записки не писал. И не думал, и не воображал писать, – говорил студент, прижимая руку к груди. – Позвольте! – воскликнул он. – Это опять какие-нибудь штуки вашего Васи.

– Да вот посмотрите. Записка налицо. Не следовало бы только вам отдавать-то ее.

Горничная протянула ему записку. Он схватил ее и воскликнул:

– Ну, так и есть! Опять Вася! Опять его рука! Опять его штуки! «Милая Афимьюшка! Душечка, голубушка! Я тебя люблю и обожаю. Приходи в парк на свидание в девять часов сегодня вечером. Я тебя буду ждать у пруда на скамейке. Целую тебя в губки. В. Кротиков», – прочел студент. – Он, он… Вы мне позвольте, Афимья, это письмо. Его надо показать Клавдии Максимовне.

– Как? Зачем же показывать? – проговорила горничная. – Нет, отдайте мне его.

– Нельзя-с. Надо, чтобы Клавдия Максимовна примерно наказала Васю за эти штуки.

– Так это и в самом деле не вы писали?

– Уверяю вас, что нет. Он и мне два таких письма написал и тоже зовет меня в парк на свиданье. Письма ко мне подписаны: Варя.

– Нашей Варварой Петровной?

– Да нет же, нет. Неизвестно какой Варей, Варь много на свете. Но письма-то написаны Васей. Я тотчас же узнал его бумагомарание и, разумеется, на свиданье не пошел, а сегодня одно из этих писем передал Клавдии Максимовне.

– Да ведь мне письма-то принес не Вася, а какой-то деревенский мальчишка.

– И мне деревенский мальчишка, но я тотчас же схватил его за волосы и стал допытываться, от кого. Ну, он и сознался, что ему Матерницкий барчук велел письмо передать.

Афимья сидела разочарованная. Ей, очевидно, было жалко, что письмо оказалось ненастоящим. Она все-таки еще раз спросила Кротикова:

– Ну, а вы не просили его писать?

– Да что вы, Афимья, помилуйте! С какой же это стати я?.. И наконец, ежели бы я вздумал кому-нибудь писать, так ведь я сам грамотный.

– Ну, знаете, ведь иногда тоже не хотят, чтобы своя рука была…

– Да полно вам!..

Произошла пауза. Афимья как-то исподлобья взглянула на студента, улыбнулась лукаво и сказала:

– А я все-таки пришла в парк и ждала вас.

Студент не знал, что отвечать, и выговорил:

– За это спасибо вам, но я и ума никогда не держал приглашать вас на свидание.

В комнатах послышался голос Матерницкой. Она шла на террасу и говорила:

– Привели его. Дворник привел. Опять весь в грязи. Сейчас он придет к вам, – сказала она, появляясь в дверях. – Он плачет и боится вас. Сами вы его турните, как следует, и поругайте хорошенько, а я уж потом с ним разделаюсь. Только вы, Вениамин Михайлыч, уж не очень…

Сзади показалось заплаканное лицо Васи.

VI

Вася стоял перед студентом и уж ревел в голос. Мать опять показалась на террасе.

– Не смей плакать, безобразник! Садись и учись! – крикнула на Васю она, размахнулась, чтобы дать ему подзатыльник, но тотчас же остановила руку, когда довела ее до головы его, и только толкнула Васю в затылок. – Ведь эдакий мерзкий мальчишка! А все оттого, что с сорванцами, дьяконскими мальчишками, водится.

– Ох, барыня! – проговорила горничная Афимья. – Дьяконские сорванцы хороши, но Вася и их чему угодно научит.

– Молчи! Не твое дело! Ты знай ягоды чисти! – огрызнулась на нее Матерницкая.

Вася сел к столу, но продолжал плакать, всхлипывая.

– Что ж ты, невежа, с учителем-то своим не здороваешься! Эдакое дерево! – продолжала мать.

Вася вскочил, шаркнул ножкой и проговорил:

– Здравствуйте, Вениамин Михайлыч.

– Садитесь. Не желаю я от вас сегодня никаких любезностей, – сердито сказал студент.

– Вот так, вот так… хорошенько его. А я пойду варенье варить, – пробормотала Матерницкая и удалилась с террасы.

Вася раскрывал тетрадь в синей обложке, разрисованной им чертиками. Студент начал выговор:

– Скажите, пожалуйста, Вася, какое вы имели право писать от моего имени письмо вашей Афимье?

– Это не я. Это дьяконский Сережка, – послышался сквозь всхлипывания ответ.

– Вздор! В письме ваша рука, ваша неграмотность и ваши кляксы, так как же вы смеете отпираться? Сознайтесь, а то хуже будет. Вы писали?

– Я, – еле выговорил Вася. – Но только Сережка меня научил. Он и диктовал мне.

– Для чего же вы его слушались?

– Как же мне его не слушаться! Он побьет меня. Он сильный… Он гимназист… Я написал и не хотел посылать, а он вырвал у меня письмо и отдал его мальчишке Панкратке, чтобы тот снес нашей Афимье.

– Да, да… Панкратка, сотского сын, мне и принес письмо, – подтвердила горничная Афимья.

– Ну, а мне, мне какое вы имели право писать от имени какой-то Вари?

– Простите, Вениамин Михайлыч. Никогда больше не буду… – выговорил сквозь слезы Вася.

– Это тоже дьяконский сын Сережка? – насмешливо спрашивал студент.

– Сережка… Он говорит: «Пиши, пиши… Напишем, а я пошлю».

– Должно быть, тоже дьяконский Сережка и в комнату к вашей сестре забрался и утащил у нее розовые бумажки и конверты? Ведь письма, как оказалось, написаны на бумаге вашей сестры Варвары Петровны. Тоже Сережка?

Вася помолчал и отвечал:

– Он говорит: «Давай бумаги и конвертов», а у меня бумаги и конвертов не было, вот я…

– Слушайте… – строго начал студент. – Вы совершили кражу и подлог…

– Простите, Вениамин Михайлыч…

– Вы совершили кражу и подлог. Подписываться чужими именами называется подлогом. А знаете ли вы, как закон наказует за такие деяния, как кража и подлог?

– Виноват… Никогда больше не буду…

– Как юрист я знаю и сейчас вам скажу. Статьи закона, предусматривающие эти преступления, наказуют…

– Ей-богу, больше никогда не буду. Простите…

Студенту понравился судебный язык, он начал входить в роль, продолжая:

– Преступные деяния эти суд наказует лишением всех прав состояния и ссылкой в места не столь отдаленные. Поняли?

– Извините… Простите… Никогда… Это, ей-ей, Сережка…

– Вы лицо привилегированное, ваш отец статский советник. Привилегированные же лица даже за одну кражу, совершенную хоть бы на копейки, караются…

Вася слушал и опять заревел навзрыд…

– Однако уж вы его и доканали же… Точь-в-точь полицейский… – перебила студента горничная.

– Постойте, Афимья. Не перебивайте. Не суйтесь не в свое дело. Ну, не ревите! Довольно! Слушайте. Так наказало бы вас уложение о наказаниях, если бы дело дошло до суда и следствия. А домашним образом вы будете наказаны вашей маменькой два дня подряд лишением второго и третьего блюда за обедом. Кроме того, она еще сама с вами распорядится по своему усмотрению. Поняли? Я кончил. Теперь давайте заниматься.

Вася сморкался.

– Писать? – спросил он, придвигая к себе одной рукой тетрадь.

– Склоняйте мне прежде два слова: преступный мальчик, – отдал приказ студент.

– Именительный – преступный мальчик, родительный – преступного мальчика, дательный – преступному… Вениамин Михайлыч, скажите Афимье, чтоб она надо мной не смеялась.

– Оставьте его, Афимья, в покое. Что вам?.. Это не ваше дело… – обратился студент к горничной, чистившей ягоды.

– Ну вот… Что ж мне, плакать вместе с ним, что ли? Блудлив как кошка, труслив как заяц… – пробормотала горничная.

Вася поковырял в носу и продолжал:

– Именительный – преступный мальчик, родительный…

– Дальше, дальше! Это уж мы слышали. Дательный…

– Дательный – преступному мальчику, винительный – преступного мальчика, творительный… Вениамин Михайлыч, она мне язык показывает!

– Афимья! Я же просил вас… Ведь так нельзя… Это урок… Ну, продолжайте, Вася. Творительный…

– Творительный – преступным мальчиком, предложный – о преступном мальчике. Множественное число. Именительный – преступные мальчики. Это значит, я и Сережка.

– Склоняйте, склоняйте. Или нет, постойте. Преступный… Какая это часть речи? – задал вопрос студент.

Вошла Матерницкая.

– Ну, как же вы решили с дачным праздником? – перебила она, подсаживаясь к столу.

– Сарай в наших руках, – отвечал студент. – Он выметен, будет украшен внутри флагами и зеленью, елками, но спектакля устроить нельзя. Вчера студент Ушаков ездил искать настоящую комическую старуху для роли ключницы, нашел настоящую актрису, но она дешевле пятнадцати рублей играть не соглашается, а у нас и всех денег-то собрано только семьдесят один рубль. То есть не собрано, а подписано. Тут на все: на музыкантов, на угощение, на иллюминацию, на фейерверк. Согласитесь сами, откуда же взять для нее пятнадцать рублей? Но концерт и живые картины перед танцами мы все-таки поставим. Лесная декорация по самой середине проедена крысами. Довольно большая дыра… В пол-аршина так, а то и больше. Но мы решили так: мы к этой-то дыре и поставим группу позирующих. Они и загородят собой дыру. Поняли?

– Ну, конечно же… Варе-то уж очень хочется постоять в живой картине, – сказала Матерницкая.

– И я, главным образом, из-за Варвары Петровны хлопочу. Но вот беда: у нас денег нет. Подписались, а не дают, не уплачивают.

– Мы уплатили.

– Вы-то, я знаю, что уплатили, а вот другие… Клавдия Максимовна, что я вас хотел попросить… – сказал студент.

– Говорите, говорите. Что такое?

– Отойдите в сторону. Я не могу при Васе. Каждое слово разглашает…

– Да, он ужасный мальчик. Ничего при нем сказать нельзя.

Матерницкая и студент встали и отошли в угол террасы.

– Дайте мне, пожалуйста, пять рублей вперед за мои занятия с Васей. Я взял уже у вас, но прошу еще… – проговорил студент.

– Денег? Не могу, не могу, – отвечала Матерницкая. – Сама сижу на бобах… Что муж дал на расходы – все на варенье ухлопала.

– Я, собственно, прошу у вас, чтоб внести мой пай на устройство нашего праздника. Надо купить серы, селитры, пороху, бертолетовой соли для фейерверка и бенгальского огня. Должны же мы начать делать все это.

– Сама с тремя рублями сижу. Купила пуд сахарного песку и осталась с тремя рублями. И зачем это я столько варенья варю – решительно не понимаю! – покачала Матерницкая головой. – Так вот… Страсть какая-то.

Студент вздохнул.

– Тогда с нашим праздником опять будет задержка, – проговорил он и снова подошел к Васе и уселся перед ним за столом.

VII

– Ну-с, начинаем опять… – обратился студент Кротиков к Васе и полез в карман за папироской. – «Легковерная девушка, получив письмо, пришла на свидание». Разберите мне это. Сначала так: где здесь подлежащее, где здесь сказуемое…

– Вы это, Вениамин Михайлыч, про меня, что ли? – перебила его Афимья. – Надули, да еще продолжаете издевку делать?.. Очень, очень вами благодарна!

Студент слегка улыбнулся.

– Отчего же вы непременно думаете, что это вы, Афимья? – спросил он.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ты спишь? (нем.)

2

Это тебе! (нем.)

3

Уже наслаждаешься? (нем.)

4

О, да. Уже давно. У нас в саду так уютно (нем.).

5

Конечно (нем.).

6

Не правда ли, хорошо? (нем.)

7

О, да, Франц… Иди сюда, я тебя поцелую (нем.).

8

О, да, милая… (нем.)

9

Уютно!., (нем.)

10

Итак… (нем.)

11

Боже мой! (нем.)

12

Для ангелочков… (нем.)

13

«Стража на Рейне» (нем.).

14

Позвольте, фрейлейн (нем.).

15

Мы хотим идти (нем.).

16

Свежа, резва и здорова… (нем.)

17

Вот вам (нем.).

18

Успокойся (нем.).

19

Но… (нем.)

20

Здесь так приятно, а ты… Ой, как жадь… (нем.)

21

Очень приятно, чрезвычайно приятно! (нем.)

22

Дамы и господа, давайте еще… (нем.)

23

Не правда ли, у нас очень уютно? (нем.)

24

Но эти (нем.).

25

Итак? (нем.)

26

Правда? (нем.)