Седьмой круг рисуем собственной рукой

Мелькнула кровать, спина существа приблизилась.

Кот выставил лапы и обнажил когти.

Пролетев сквозь существо, Максим Геннадиевич врезался в прикроватную тумбочку и шлепнулся на пол. От неожиданности пресловутое кошачье умение всегда приземляться на лапы подвело, и он шлепнулся боком, перекувыркнувшись пару раз, перед тем как остановиться.

А существо, торжествующе дергаясь, опустилось на женское тело. Проникло в него.

Кот отчаянно закричал, пытаясь остановить творящееся безобразие.

Его никто не услышал. Разве что существо, но его крики несчастного лишь тешили.

Дергаясь, изгибаясь, оно плотнее прижималось к женскому телу. Острые обломки костей, которыми заканчивались руки, вонзились в спину. Вспороли кожу, прорвали мышцы, погрузились дальше.

Брызнула кровь, заставив Максима Геннадиевича в ужасе спрятаться под кроватью.

Но скрип матраса и булькающие звуки не дали отрешиться от того, что происходило сверху. Разыгравшееся воображение лишь добавило масла в огонь.

Кровь, пропитав простынь и матрас, крупными каплями забарабанила по ковру.

Кот мяукнул и выметнулся из спальни.

На пороге детской комнаты Максим Геннадиевич обернулся.

В дверном проеме спальни покачивалось существо. Все такое же возбужденное, но теперь густо перепачканное густой, липкой кровью, только что растерзанной жертвы.

Заскрипев, оно встрепенулось, словно пес, выбравшийся из воды. Капли крови украсили стены и пол.

Существо двинулось на кота, не оставив сомнений в намерениях.

Максим Геннадиевич, заорав, бросился к детской кроватке, надеясь разбудить, спасти…

Тело пронеслось сквозь холм одеяла, провалилось сквозь матрас и шлепнулось на пол.

Существо вошло в комнату.

Максим Геннадиевич прыгнул на него, не с надеждой, но в бессильной злобе и отчаянии. Ибо ждать, во стократ хуже, нежели действовать, даже если эти действия – впустую.

В этот раз он не пронзил тело, словно голограмму.

Существо стремительно обернулось. Массивный окровавленный орган припечатал кота между глаз и сбил на пол. Ни ковер с мультяшными зайцем и волком, ни деревянный пол, ни даже железобетонное перекрытие не задержали его падения. Ликин ухнул в темноту, продолжая считать кружащиеся перед глазами светлые точки.

Как и всякий кот, Максим Геннадиевич приземлился на лапы. Вернее, на ноги, поскольку к этому моменту обрел привычный облик.

Когда хоровод искорок перед глазами погас, он обнаружил, что находится на улице.

И город укутан в темноту. Не горит не одной лампочки.

Кто-то скрывался в подворотнях, замышляя недоброе.

Чем тише Максим Геннадиевич старался идти, тем громче звучали шаги.

Где-то рядом должен находиться спасительный отель. Он чувствовал, что должен любой ценой добраться до него. И тогда кошмар закончится, и он проснется.

Он шагал все быстрее, почти бежал…

Появилась луна. Кроваво-красная, пророчащая ненастье и беды.

В ее свете отель, появившийся буквально в двух шагах, выглядел огромной печью крематория, призывно распахнувшей створки.

Максим Геннадиевич попытался затормозить, но ноги не послушались, безвольно скользя над землей. Его понесло вперед быстрей.

Ухватившись за столб электропередач, оказавшийся в зоне досягаемости, он замер.

Руки, дрожа и хрустя суставами, вытянулись, удлиняясь и утончаясь.

Столб стал удаляться, медленно, но неуклонно. Два метра, три… пять… десять…

Руки вытянулись, став не толще вязальной спицы.

Он отчего-то не испытывал боли, лишь безмерное удивление.

Створки печи хлопали, словно пасть кровожадной твари.

Максим Геннадиевич поджал ноги, из последних сил напряг мышцы, в отчаянной попытке отсрочить неизбежное.

Пятки опалило нестерпимым жаром. Онемевшие пальцы соскользнули и тело, словно резинка из детского пистолета, со свистом влетело в разверстую пасть.

Крик потонул в свисте ветра и реве огня.

Непроизвольно сжавшись в комок, словно бы это каким-то образом смягчит удар, Максим Геннадиевич зажмурил глаза.

Удара не последовало. Стих ветер, жара больше нет. Лишь дыхание, оглушающее громко отдается в ушах.

Застонав, Ликин расслабил мышцы, приоткрыл глаза.

Он в номере. Обстановка едва различима в желтоватом свете Луны, с любопытством заглядывающей сквозь прореху в шторах и голубоватых отсветах лампы, пробивающихся из коридора в щель под дверью.

Осознав, что это всего-навсего кошмар, порожденный вечерними волнениями и новым местом, Максим Геннадиевич шумно вздохнул. Стерев со лба ледяной пот, покосился на дрожащие пальцы.

– Приснится же такое.

Нащупав мобильный телефон, поднес к глазам.

Таймер высветил 03.43. Две полоски сигнала, но ни мигающего колокольчика, ни конверта. Значит, пропущенных звонков или сообщений нет.

Поборов острое желание набрать жену, Максим Геннадиевич вернул мобильник на прикроватную тумбочку и направился в санузел. Позвонит позже, когда жена с дочкой проснутся. Приснившийся кошмар не повод будить их среди ночи.

Медленно отходя от нервной встряски, вызванной невероятно реалистичным сном, Ликин умылся холодной водой и принялся изучать свое отражение.

Белки глаз покрыты густой сеткой лопнувших сосудов, словно небо росчерками молнии. От этого взгляд у Максима Геннадиевича стал странным, словно у кролика-альбиноса. Пугающим и испуганным одновременно.

Черный ежик волос взлохмачен, и мужчине пришлось намочить голову, чтобы вернуть видимость порядка.

– Ох, – вздохнул Максим Геннадиевич, недовольно кривя губы, – с такой мордой у потенциального клиента разве что "кошелек или жизнь" потребовать можно, а не договор.

Отражение в зеркале послушно шевельнуло губами. А вот щеки как-то неестественно задрожали и потекли, как у восковой статуи под солнечными лучами.

– Что за….

Губы раздались в стороны, мелькнули желтые острые зубы. Из темного провала рта вывалился красный и длинный язык.

На Максима Геннадиевича из зеркала уставился ночной ужас.

Как-то по-женски взвизгнув, Ликин отпрянул и выскочил из санузла.

Дрожащие пальцы осторожно прижались к щекам.

Покрытая колючей щетиной кожа упруго подалась давлению.

Кончики пальцев пробежались по губам, ощупали язык. Все в порядки. Никаких отклонений.

– Я еще сплю? – Ухватившись за спасительную мысль, Максим Геннадиевич зажал между ногтями кожу на бедре и с силой сжал пальцы. – Ой!

Он не спит. Но как иначе объяснить ведение?

В гостиничном номере два зеркала. Одно в санузле, второе на дверце платяного шкафа.

Максим Геннадиевич зажег свет и медленно повернулся к нему.

В этом зеркале он отразился в полный рост.

Волосатые ноги, семейные трусы в розовый горошек, немного провисающая на животе футболка и бледное лицо. Губы, щеки на месте.

Максим Геннадиевич высунул язык.

Отражение ответило тем же.

Корча рожицы минут десять, и не обнаружив отличий между отражением и оригиналом, он сумел почти убедить себя, что задремал на унитазе и монстр просто приснился или померещился.

Чтобы окончательно развеять сомнения, Максим Геннадиевич вернулся в санузел.

Переборов тревогу, посмотрел на отражение. Все на своих местах.

– Это сон. Просто видение, – с деланной уверенностью произнес он.

Двойник в зеркале повторил мимику без отсебятины.

Погасив свет, Ликин вернулся в постель. Нужно выспаться.

Закрыв глаза, Максим Геннадиевич сосредоточился на приятных воспоминаниях, стараясь игнорировать всплывающий образ из кошмарного сна.

Память буксовала, не в силах выбрать яркий момент. Но он настойчиво воскрешал в памяти детский смех, восторженный писк от неожиданных сюрпризов… как-то сами собой мысли соскользнули к событиям полугодовой давности, когда они вместе с дочкой мастерили из бумаги действующую модель воздушной мельницы. Как он умудрился приклеить одну деталь к штанам, и они долго искали ее. И еще дольше смеялись, обнаружив.

А сон все не приходил, слишком эмоциональна встряска от кошмара и виденья.

Лишь под утро Ликин провалился в тревожный сон.

Проснувшись от звука будильника, Максим Геннадиевич не смог вспомнить, снилось ли ему что-нибудь. И это обрадовало.

Вот только голова была словно чугунная, в затылке пульсировала тупая боль. Самочувствие, как с похмелья.

На часах половина девятого, а значит родные должны проснуться. Уж жена-то точно.

Ни звонка, ни сообщения от нее. Возможно, думает, что он отсыпается после долгой поездки и не хочет беспокоить.

Максим Геннадиевич нажал вызов и поднес мобильник к уху.

Гудки заполнили пространство.

Длинные и безответные.

– Возьми трубку, – пробормотал он, нервно притопывая.

Гудки оборвались, и оператор сообщила, что абонент недоступен и лучше перезвонить позже.

Посещение санузла не принесло новых потрясений – отражение исправно давало реальную картинку, и Максим Геннадиевич уверился, что ночное происшествие не больше чем странный сон. Дурной, излишне реалистичный, но все же сон, не имеющий к действительности никакого отношения.

Чем терзаться тревожными мыслями, решил он, лучше сосредоточится на работе. Ему еще предстоит подготовить доклад для встречи, назначенной на послезавтра.

Достав из-под кровати сумку, пристроил ее на коленях.

На подушку легла папка с документацией.

Вытащив со дна сумки пакет со сменным бельем, Максим Геннадиевич извлек спрятанное среди маек и трусов портмоне. Открыв, потянулся за ручкой, на железном колпачке которой старинной вязью выгравировано «С любовью. Таня». Пальцы наткнулись на плоскую коробочку.

Максим Геннадиевич открыл ее.

На красной подушечке, удерживаемое в прорезях, поблескивало тонкое золотое колечко с крохотным камушком. Зная привычку всегда опаздывать с отъездом, он по приезду озаботился гостинцами для жены и дочери. Жене кольцо, дочери плюшевый мишка.

Достав колечко, примерил на мизинец. Подставил камушек под луч света, падающий из окна. Ярко блеснуло. Улыбка появилась на губах. Максим Геннадиевич представил, как обрадуется подарку Танюшка, как страстно поцелует… видение монстра из ночного кошмара неприятно кольнуло, но мужчина прогнал дурные мысли. Солнце за окном сделало воспоминание о пережитом кошмаре призрачным. Улыбка вернулась. Ликин был уверен, что, несмотря на привычку снимать перед сном все украшения, даже крестик, несколько ночей это колечко не покинет палец любимой так же как и обручальное кольцо.

Вернув колечко в коробку, мужчина опустил ее на дно портмоне. Взамен достал ручку.

Раскрыл документы.

Беспокойная ночь на второй уже странице напомнила о себе приступом сонливости и отчаянным зеванием.

Графики и таблицы поплыли перед глазами.

Встрепенувшись, Максим Геннадиевич заставил себя сосредоточиться.

– На этом графике показан прирост объемов реализации, – продекларировал он, прокручивая в воображении предстоящую встречу. Потенциальный клиент, вероятно в окружении двух-трех помощников, расположился за столом, в удобном кресле с высокой спинкой. Его взгляд отстранен, словно мысли витают в других сферах, их – скептичны и подозрительны. Поэтому аргументы должны зацепить сразу, иначе эта встреча окажется последней. Здесь пригодилась бы личная информация, но в социальных сетях таковой не оказалось. Использовать шутку? Вариант беспроигрышный, вот только стоящая на ум не приходила. Занеся в наброски пометку «шутка!», Ликин перешел к следующему графику.

Через два часа в животе заурчало, и Максим Геннадиевич устроил перерыв.

Достав из холодильника припасы, он наскоро соорудил бутерброды из хлеба с колбасой и салом. Привычная еда во время частых командировок.

Посмотрел на экран мобильника. Без изменений. О нем словно позабыли все и напрочь. Даже навязчивой рекламы не пришло. Что уж совсем странно.

Заварив в стакане крепкий чай, он вернулся к составлению речи.

Чавканье неплохо стимулирует работу мозга, если оно порождается тобой.

После обеда снова набрал жену.

Неопределенность раздражает. Разумом он понимал, что все у них нормально, просто какая-то объективная причина не дает ответить на звонок, но нечто в глубине души недобро ворчит, нагнетая панику.

Гудки оборвались, и голос оператора заучено пробубнил набившую оскомину фразу.

«Наверное, вышли на прогулку в парк», – решил Максим Геннадиевич, открыв окошко сообщений.

Сосредоточено тыча пальцем, набивает: «Скучаю. Люблю. У меня все ОК. Как вы?»

Касанием пальца он отправил СМС адресату.

Не дождавшись ответа, Ликин сунул мобильник в карман и включил телевизор, предварительно вооружившись пультом.

Завывая и потрясая павлиньими перьями, по сцене скакал любитель престарелых дам.

Максим Геннадиевич поспешно нажал на кнопку прокрутки каналов. На экране появился серый фон, заполненный мерцанием статических помех.

И снова концерт.

Всего один рабочий канал? Разве в наше время так бывает?

– Это какая-то жесть, – вздохнул Максим Геннадиевич. Выключив телевизор, он забросил пульт в верхний ящик прикроватной тумбочки.

Пиликнул мобильный телефон, оповестив и пришедшем сообщении.

Максим Геннадиевич поспешно схватил аппарат и открыл пришедшую СМСку. Едва скользнув взглядом, не сдержал вздох разочарования. Это не от жены, а информация оператора о подключении бесплатной, на целых десять дней, услуги с мелодией, которую он и злейшему врагу не пожелал бы слушать. Нужно не забыть отписаться от "щедрого" подарка, а то будет денежку со счета сосать, словно ненасытный кровосос.

Почему из дома нет вестей? Может он в очередной раз забыл пополнить счет жене? Такое уже было, но ведь не специально… да и не помнит он, чтобы в последнее время звучала такая просьба.

Набрав вызов, терпеливо прослушал гудки до того момента, как их оборвал оператор, указав на конечность механического терпения.

Чем заняться?

Максим Геннадиевич прошелся по комнате, заглянул во все шкафы. Отыскав тонкую брошюру с тесненным золотом крестом и названием «Знакомство с Библией для чайников», достал ее. Чего только не придумают в угоду потребителю. Такое впечатление, что обыкновенную художественную литературу люди перестали читать.

Открыв наугад, прочел первую попавшуюся на глаза цитату: «Каждому да воздастся за грехи его».

Иллюстрация на второй странице разворота сделала мысль однобокой. Болезненно тощего грешника рвали на части полуптицы-полуженщины с лицами безумных валькирий и ногтями, больше похожими на клинки Росомахи. Куда там милым горгульям у входа в отель.

Максим Геннадиевич не был верующим человекам, но изображение вызвало какую-то смутную тревогу, и это разозлило.

Захлопнув брошюру, он вернул ее на место. Пускай пылится в тумбочке до следующего скучающего командировочного.

Включив телевизор, Максим Геннадиевич с первых же звуков понял глупость затеи – концерт продолжался. Все те же на манеже. Клик, экран погас, и пульт вернулся на место.

Нужно было взять в киоске у железнодорожного полустанка что-нибудь почитать. Или, на худой конец, кроссворды.

Вздохнув, мужчина взял мобильный телефон.

Черный экран ожил при первом прикосновении. Не звонят и не пишут. Не стоит волноваться, всему есть разумное объяснение, но нервам не прикажешь. Они звенели и вибрировали, отзываясь на дурные мысли, проникавшие в голову. И как раньше обходились телеграммами и письмами? Не электронными, а теми, которые на бумаге, да еще и в собственноручно подписанном конверте. И горьковатый привкус клея на языке, вместе с чувством удовлетворения от проделанной работы. Конверт падал в почтовый ящик, и начиналось ожидание. Несколько дней задержки с ответом даже особого беспокойства не вызывали, не то что сейчас не поднятая сразу же трубка.

Встрепенувшись, Максим Геннадиевич с удивлением посмотрел на окно. За ним темно. Как и в номере. Он и не заметил, как пронесся вечер и наступила ночь.

Он задремал? Странно!

Взгляд на телефон, по-прежнему лежащий на ладони. 21.54. В остальном без изменений. Ни ответа, ни привета.

И звонить уже как-то поздно. Танюшка всегда укладывала дочь не позже девяти. Так уж ее приучили с детства. Преемственность поколений в действии.

Словно запертый в клетке зверь, Максим Геннадиевич описал по комнате круг. Второй. Замер у окна, попытался рассмотреть хотя бы какие-то признаки жизни ночного города. Ничего. Сплошная темень, лишь мотылек неистово бился о стекло, просясь внутрь, к свету лампы.

Скучно и тоскливо. Разные тревожные мысли лезли в голову. Почему не звонят, не отвечают? Может случилась беда? Нельзя даже думать о такой вероятности – не стоит ее накликать.

Отгоняя страхи, он заметался по комнате, из угла в угол.

Задев что-то, растерянно остановился у стены.

– Это что за ерунда?

Преломляющийся свет искажал контуры, но сомнений не было. Из стены торчала человеческая рука. Вернее, муляж кисти и предплечья сантиметров на десять-двенадцать.

– Это такая вешалка?

Никто естественно не ответил – он в номере один.

Как он ее раньше не замечал?

Подсвечивая мобильным телефоном, Ликин изучил находку.

Рука совсем как настоявшая. Бороздки на ладони, волоски на предплечье, заусеницы и ободки грязи под ногтями.

Осторожно прикоснулся.

Кожа прохладная, как и положено муляжу.

И тут пальцы руки стремительно сжались, едва не поймав его в ловушку.

Максим Геннадиевич от испуга дернулся, запнувшись, упал на зад. Боль пронзила позвоночник. От потрясения он вытаращил глаза и шлепал губами, беззвучно распахивая рот.

Сердце колотилось так, словно желало обрести новый дом, а не эту клетку из ребер и кожи.

Отодвинувшись, он попятился к кровати, затем вскочил на ноги и бросился к двери.

Щелкнул замок, язычок послушно покинул паз.

За дверью царил абсолютный мрак. Хотя бы какой-то дежурный свет на ночь должны были оставить? Прошлой ночью коридор был ярко освещен, это он помнил отчетливо.

Подсвечивая фонариком мобильного телефона, Максим Геннадиевич попытался сориентироваться. Но без освещения коридор превратился в зловещий тоннель, наполненный шелестом тараканьих лапок и клацаньем чьих-то маленьких зубов. Его обуял страх, совсем не свойственный взрослому человеку, трезво смотрящему на мир.

Захлопнув дверь, он запер замок на два оборота и вернулся к кровати.

Всему есть разумное объяснение. Нужно успокоиться, а через некоторое время он, несомненно, посмеется над надуманными страхами.

Стараясь не смотреть на торчащую из стены руку, лениво жестикулирующую, Ликин сел на кровать и нырнул под одеяло. Мазок пальцем по экрану, и фонарик погас. Номер погрузился в темноту. Максим Геннадиевич закрыл глаза и сосредоточился на мыслях о жене, о дочке. Но полностью абстрагироваться не получилось, страх то и дело вклинивался в поток раздумий, сбивал в сторону паники.

Слушая громкий стук собственного сердца, он провалился в сон.

Максим Геннадиевич снова оказался в своей квартире. Жена и дочка спали в своих кроватях. Даже позы, как помнится, те же.

Сам он в облики призрачного пушистого комка с хвостом и усами.

Предчувствуя недоброе, кот метнулся из комнаты в комнату, заорал дурным голосом, попытался рвать когтями одеяло и даже плоть жены. Безуспешно. Он словно заточен в комнате, заполненной голографическими проекциями.

Электронные часы на трельяже в спальне моргали нолями – никто не обеспокоился выставить точное время после очередного отключения электроэнергии. Вечно ему приходилось заниматься этим.

Появление ужасного существа ожидаемо, но от этого не менее неожиданно. До последнего момента теплилась надежда, что на этот раз все будет иначе.

Чудовище заметило кота. Демонстрируя крайнюю степень возбуждения, изогнуло спину с татуировкой вдоль позвоночника. То ли змея, то ли лоза.

Острые в месте облома кости предплечий вонзились в беззащитную спину жены. Пронзили легкие. В сладостном стоне появились булькающие звуки. Из раны, вместе с вытекающей толчками кровью, вырвался воздух, обдав монстра кровавой моросью. По белоснежной коже Татьяны потекла, пузырясь, розовая пена.

Попытка запустить в кошмарного монстра когти не принесла результата.

Кот вновь оказался под кроватью. Охваченный неистовой яростью, парализованный бессилием.

Очередной удар гротескного существа настолько силен, что кость пробила не только тело, но и матрас.

Кровь хлынула в образовавшуюся дыру нескончаемым потоком.

Максим Геннадиевич жалобно мяукнул, попятился. Лапки заскользили в крови. Густой, обжигающе горячей и пахнущей одуряюще приторно.

А существо устремилось в комнату дочери, с намерениями недвусмысленными и ужасными.

Кот в отчаянии бросился следом.

Пинок под ребра, и он рухнул в кусты. Уже в человеческом обличье.

Поднявшись на ноги, Максим Геннадиевич осмотрелся.

В нескольких метрах от него мерцала знакомая лампочка в красном колпаке. Из недостроенных зданий доносились скрип, рык и скрежет.

Страх ощутимой волной ударил в спину.

Максим Геннадиевич, взвизгнув, бросился к спасительному входу в отель. Совсем позабыв, что именно отсюда он с такой неистовой силой несколько минут… часов?.. назад, хотел выбраться.

В темноте нога соскользнула с деревянного мостика, и он рухнул в ров.

И с головой ушел в густую жижу. Она обожгла кожу словно кислота.

Извернувшись, Ликин попытался ногами достать до дна. Но ров слишком глубок.

От охватившего ужаса тело свела судорога. Легкие наполнились пламенем, требуя сделать вдох.

Но жижа была повсюду. Она обжигала кожу, просачивалась в уши и врывалась в легкие, когда помутившееся сознание не удерживало от инстинктивно глубокого вдоха.

Ощутив на языке солоноватый привкус, Максим Геннадиевич вскочил.

Сердце неистово колотилось. Перед глазами в безумном хороводе плыли все цвета радуги.

Разум не сразу осознал случившееся.

Он поднес ладонь ко рту, пальцы скользнули по мокрым губам.

– Это был кошмар, – пытаясь придать мысли убедительность, он произнес ее вслух.

Нащупал мобильный телефон.

Привычная последовательность движений, и вспыхнул фонарик.

Максим Геннадиевич направил луч на пальцы. Они красные.

«Во время сна прокусил губу», – пришло понимание случившегося.

На часах 04.34.

Сегодня уже не уснуть.

Включив свет, Максим Геннадиевич обвел мутным взглядом скудную обстановку номера. Голова тяжелая, словно ватой набита, и тупая боль жжет в груди. В этот раз кошмар оставил после себя более разрушительные последствия для организма. Какой-то проклятый номер, как только рассветет, он подыщет себе новое жилье.

Суеверный бред конечно, но здесь он больше не останется.

Вспомнив, Максим Геннадиевич бросил быстрый взгляд на стену. Рука на месте. Пальцы сжаты в кулак. Лишь средний вызывающе оттопырен.

– Сама пошла! – орет он, не беспокоясь за соседей.

Страх, пошедший на убыль после пробуждения, вернулся с новой силой. Что здесь, черт побери, происходит?

Единственное разумное объяснение, которое пришло на ум, у него поехала крыша.

Словно подтверждая догадку, из-за спины донесся смешок.

Ликин стремительно обернулся.

У изголовья кровати из стены торчит женская голова. Если судить по сережкам в ушах. Лицо полностью закрыто волосами. Черными, длинными.

– С добрым утром, дорогой. – В женском голосе проскользнуло шипение. Дыхание колыхнуло завесу волос, мелькнул провал беззубого рта, в ореоле разбитых губ.

Эти слова он слышал каждое утро, просыпаясь в своей постели. Но каков контраст с ласковым шепотом любимой.

– Кто ты? – голос Максима Геннадиевича задрожал от страха.

Голова дернулась, отчего локоны принялись извиваться как змеи у Горгоны Медузы, и издала шипение, в котором проскальзывали звуки, сложившиеся в слова:

– Мечтай о смерти…

– Что тебе от меня нужно? – пробормотал мужчина, яростно протерев глаза. Пускай абсурдное видение исчезнет.

Голова не исчезла. Она по-прежнему шипела и шевелила волосами-змеями.

Количество ненормальностей зашкалило, и инстинкт самосохранения окутал мозг туманом животного ужаса.

Не контролируя себя, Максим Геннадиевич отпрыгнул прочь от кровати.

В спину уткнулись пальцы, попытались ухватить, оцарапать.

Ликин рванул в санузел. Его сотрясала крупная дрожь, так что рука не с первой попытки попала по ручке. Наконец дверь открылась, и он ввалился в тесную комнатушку.

Кап… кап… – неплотно закрытый кран монотонно ронял влагу.

Из зеркала уставилось перекошенное лицо с расширенными глазами. В их темной глубине сплелись в яростной борьбе страх и безумие.

То, что из зеркала смотрел не ужасный монстр из кошмара, а он сам, пускай и утративший частично человеческий облик, позволило Максиму Геннадиевичу взять себя в руки. Не полностью, но достаточно чтобы действовать, а не метаться в приступе паники.