Вовсе не сказки

Но не ей решать, правда же?

***

Облачение в скафандр заняло минуты, но показалось ему невыносимо долгим. Впрочем, он что-то слишком нетерпелив, а ведь впереди ещё десять часов один на один с космосом. Но когда каждый миг приближает тебя к Земле, трудно оставаться спокойным.

Сердце колотилось больше обычного, но Кристоф сумел взять себя в руки: искусство медитации делало своё дело даже сейчас, когда о тишине и уединении не стоило и говорить.

Сьют сидел на нём превосходно – по крайней мере с покроем тюремщики научились не портачить – и, на первый взгляд, должен был выполнить свою работу на ура. Кондиционирование, контроль влажности и температуры, лёгкий вшитый экзоскелет с усилением на шее, пояснице и по суставам, трубки подачи воды и питательной массы – всё казалось сделанным разумно, с явным прицелом на использование костюма в будущем.

Двигатель, несмотря на свою компактность, грузом лёг на плечи и спину, пригвоздив Иеса к полу, однако уже через секунду заработал на полную мощь экзоскелет, забрав и перераспределив вес так, что весь скафандр стал ощущаться не тяжелее простого городского рюкзака. Да, неплохая техника.

Отчего-то он почувствовал себя по-настоящему защищённым. Настолько, что не задумываясь шагнул в пустоту за распахнутой пастью шлюза едва только прозвучал сигнал.

Ладони коснулись троса, прилаживая последние захваты, потом отстегнули карабины, всё ещё удерживающие Кристофа у «Дейзи», и началось скольжение в пустоту, к манящему голубому шару. Поначалу он двигался медленно, привыкая к положению тела в пространстве, восстанавливая сбившееся на миг дыхание, но уже метров через триста от станции Иес полностью собрался и, отдав команду, запустил двигатель.

Дом… Высокое светлое небо и накатывающие на берег волны… Скоро увидимся…

***

Чарли откусил приличный кусок обеденного сэндвича, пресного, словно картон или опилки. Нет, он не потерял вкус от беспокойства, просто хорошей еды здесь никогда не бывало. Ну, пожевать, пока глазеешь на спуск, пойдёт.

Им повезло в этот раз: лепесток их отсека сегодня оказался направлен почти в центр, так что было хорошо видно нитку спуска – по сравнению с внешними секторами, которые не увидят вообще ничего.

Подошедший Арс тоже выглянул в иллюминатор.

– Ну как, ещё не начали?

– Вот-вот, ты вовремя. Смотри, шлюз уже открывается.

Приятели прильнули к стеклу.

Из-за раскрывшейся мембраны шлюза выкатился и быстро пополз по тросу человек. Хотя в экспериментальном скафандре он скорее напоминал какое-то насекомое – снежно-белую помесь кузнечика и личинки хруща. Чуть вспыхивающие двигатели за спиной окутывали хрупкую на фоне громады планеты фигурку малиновым сиянием.

– Ты глянь, какой шустрый! Будто готовился где-то.

– Хм… и правда. Может, у него и выйдет.

Человек стремился вниз всё быстрее. Вскоре он превратился только в поблёскивающую капельку, стекающую по серой вене.

– Прошёл, кажется… уже ниже, вроде… – Чарли не договорил.

Тьму пронзила карминно-жёлтая вспышка. Разорванный взрывом трос отбросило в сторону станции. Миг – и ничего более не напоминало о неудавшейся попытке возвращения.

– Так и знал! – Арс прицокнул. – Говорил я тебе, что они специально обстреливают их мусором, а ты «случайность – случайность». Учёные, как же! Мелкий обломок – мало ли их летает, а? Не повезло просто. Бум! Рейтинги!

– Что ж ты ему-то не сказал? – вздохнул Чарли, покачал головой.

– Как же не сказал?! Предупреждал. Но разве ж такие слушают? Их всё обратно тянет… ничем эту силищу не перебить…

Мурлыка

Мурлыка сегодня проснулся раньше обычного. Мягко, но ощутимо завибрировали все близлежащие отсеки, следуя утробному ворчанию шестерней, насосов, фильтров и проток.

«Мурлыкой» станционники прозвали орбитальный гравитационный бур – громадное сооружение, занимавшее почти половину крейсера, не считая хранилищ.

Тамо́р ощутил подрагивания пола, едва успев усесться за общий стол. Вовремя: даже витаминный коктейль не расплескал. А вот парни что-то запаздывали.

Впрочем, ожидаемо. Вечно дрыхнут, едва получат отгул.

Ничего, уже совсем скоро они все отдохнут по-настоящему, стоит только вернуться домой.

В столовую, громыхая, ввалился Рэ́чче, как всегда зацепив плечом дверной косяк. Да уж, инженеры отчего-то не учли, что в миссиях участвуют и новые расы. Вот голу́т и не помещался в половину проходов. Правда, не стоило забывать и природную неуклюжесть этого белоснежного громилы.

К паутине мелких трещин на светло-зелёных панелях обшивки зала добавилось несколько новых нитей. Рэчче, естественно, не обратил на это никакого внимания.

– Хэй, бригадир! – громогласно возопил он, протискиваясь к Тамору. – Раненько они сегодня, да? Торопятся. Ну и ладушки, а то надоело уже торчать здесь, жрать всякую бурду… Чего дают, кстати?

Голут оглядел тарелку товарища, презрительно хмыкнул и устремился к стойке раздачи. Андроид шустро забегал, выполняя его всё увеличивающийся заказ. В конце концов Рэчче всё же плюхнулся рядом с другом, заняв большую часть стола своим подносом с горой наваленной еды. Тамор только улыбался, глядя как здоровенные куски мяса, миски салата и целая коробка пончиков исчезают в пасти приятеля. Сам он удовлетворился парой сэндвичей да двумя чашками кофе с молоком: сейчас как раз смаковал последние глотки.

Наевшись, голут рыгнул, испортив вырвавшимся зловонием всё удовольствие от завтрака. Впрочем, не впервой, да и вообще станционники и не к такому привыкли.

– Слышь, Там, как думаешь, если так дело пойдёт, то когда закончим?

– Ну, если командир не изменит распорядок, то дня три-четыре, не больше, – он глянул в широкое окно, за которым медленно вертелся пыльный красно-коричневый шар. – Да, где-то так.

– Хорошо бы, – Рэчче похлопал себя по волосатому брюху. – К маме хочу: хоть поесть нормально, а?

Бригадир неопределённо пожал плечами: его на Цимфе́е никто не ждал.

– Хотя, если честно, – продолжил его товарищ, – вообще не понимаю, чего мы тут торчим. Всё важное давно вывезли, так что ещё ищут? Каменюка одна.

В каком-то смысле он был прав: всё живое переместили годы назад – каждого зверя, рыбу или птицу, каждую бактерию, каждое дерево или семечко. Следом выкачали воду, потом пошли металлы, и вот теперь, действительно, оставались только древние породы, да ещё теплящееся ядро.

– Не знаю… консулу виднее.

– Консулу, скажите пожалуйста! Не-ет, – голут покачал пальцем, – это всё его прихвостень науськивает. Ищите, копайте! Больше мне, больше! И куда человеку столько, спрашивается? Хапуга столичная!

За их спинами громыхнула упавшая кастрюля: механический раздатчик в последнее время разболтался и часто ронял посуду. Звон эхом раскатился по столовой. Противное дребезжание резануло уши и медленно затихло.

Рэчче фыркнул.

– Во! Хапает, а на оборудовании экономит. Хотя… я слыхал, «Мурлыку» после этой миссии на списание?

Тамор кивнул.

– Скорее всего. Некоторые узлы уже бесполезно чинить, сам знаешь. Даже жаль немного: хорошая была станция.

– Ага! Заслужила тут быть, да?

– Больше любой другой, – согласился бригадир, оглядывая обшарпанную комнату, обедающих усталых коллег, вид за окном. – И я рад, что попал сюда, хоть и грустно всё это.

– Есть немного, – голут качнул косматой головой, – но это неизбежно. Этой звезде осталось совсем чуть-чуть, а после… пуф-ф-ф!!! Всё сделали вовремя.

– Вовремя… Но внутри всё равно сжимается: колыбель человечества, как-никак.

За прозрачными стёклами на фоне громадного алого шара вихрями перетекал в нутро «Мурлыки» каменистый сгусток, некогда известный как Земля.

Ведьмам тут не место

Подумать только, как оно сложилось!

Вот она и снова в Ильфании на старости лет. И опять ютится в избушке-краюшке на Болотищах, прямо как тогда, в юности, когда начинающую ведьму ещё никто не знал.

Потом-то узнали, конечно. Ещё как узнали.

А теперь… забыли. И напомнить бы, да силы уж не те, и желаний, если честно, почти не осталось.

Разве многого она хотела?

Просто не жить в сырости, где так ломит старые кости. Просто немного памяти, капельку уважения.

Нет, никому не нужна ни там, ни тут древняя колдунья.

Барбеза вздохнула, кряхтя перешагнула высокий порожек, выбралась на крылечко и уселась в потрёпанную скрипучую качалку, подставляя сморщенное лицо весеннему солнцу.

Внизу, на большом валуне у тропинки, петляющей через лес, грелся уж, подставляя чёрные, смоляно поблёскивающие чешуйки тёплым лучам.

Хе… вот и она будто змея, выползает из своей норки-каморки, чтобы прожарить косточки. Словно своего тепла уже не хватает, словно тело постепенно захватывает холодный могильный туман.

Ну уж нет! Не собирается она помирать вот так, в глуши да забытьи. Надо, надо что-то оставить после… Только, вот, что?

Потерявшись в своих думах, разомлевшая на солнышке ведьма вскорости заснула. Колыбельная ветра, шелестящего молодой листвой, и щебетание бесчисленных птах, заселивших заросли у трясины, убаюкивали её, всё сильнее и сильнее погружая в грёзы о былом.

***

Полторы сотни лет назад Ильфания была настоящим приютом для волшебства.

Кто только не встречался в её лесных чащах, высоких горах и прохладных озёрах. А уж о Болотищах говорить вообще не приходится.

Русалки и лесовики, гоблины и гномы, тролли, фэйри и даже драконы.

А уж магов и ведьм без счёта. Ну, не настолько, чтоб их искусство перестало удивлять, но много. И умения их ценились: кому корову подлечить, кому роженице помочь, кому королю в битве поспособствовать. Ой, ну да, и гниль на соседское поле наслать или чирьи на задницу старому мельнику, что уж, бывало. Но за дело! Да-да!

Сказать, чтоб все волшебники как сыр в масле катались, так нет. Но жили достойно: о пропитании и крыше над головой беспокоиться не приходилось. А уж когда чудище какое из лесов выбиралось, то и золотишком доводилось разжиться: что лучше выкурит вонючую гризну из амбара, чем ведьмовские свечи? Кто, как не маг, прогонит разошедшегося дракона?

Кланялись все им при встрече, на чаёк-кофеёк приглашали, на свадьбах погулять звали, да на похоронах поплакать, духу огонёк зажечь. Красота!

Из соседних земель вызывали на службу: местных-то волшебников не всегда хватало, ну и обучаться те тоже часто ездили в Ильфанию, к истокам.

Сама она родилась там. Повезло. К самой Гартанде под крылышко попала, из магических кругов всё детство не вылезала. А уж как зелья варить научилась – закачаешься. И для любви, и для битвы, и для здравия, и для хвори. Сладкие, как мёд или вскрики любовников, и горькие, как полынь или разбитое сердце.

Со своими зельями да взварами она полмира обошла – объехала. Таких чудес насмотрелась. И буйные моря видела с летящими по ним кораблями-птицами (сама, правда, так и не сплавала – тошнило жутко, до позеленения и выскакивания бородавок), и скалы, высоченные и гладкие, словно небесные крепости, реки и пустыни, холмы и низины…

…кружась в хороводе снов, проносились мимо государства и города, запретные земли… тысячи лиц… и небо, всегда небо. Грозное и тёмное, с сизо-фиолетовыми тучами, приносящими ливень; голубое, яркое как барвинки, со стадами барашков-облаков; почти белое, знойное, ослепительное, как сама смерть… небо…

Вот зелья-то её и сгубили. Вернее, не зелья, а драконы.

Нашла общий язык… ха! С этими-то тварями. Нет, кое-что, правда, получалось: бочонками с её варевом от чешуйчатых монстров откупались и в Ильфании, и в Пранеже, и в Сухумете. Ух! Пришлось ей потрястись в дорогах со всеми этими переездами.

Потом и в Гизель позвали. Надолго она там осела… могла б и навсегда, да вот же ж… Мозги тогда отшибло. Власти захотелось. Дура старая! Ведь пожила ж уже на свете, всякого навидалась.

А ещё и дракон этот…

Уф… ящерица каменнокожая… будь он неладен… угораздило ж связаться, понадеяться…

Впрочем, это не её промах. Всё он, Дорреной. Вот же старикашка! И как только хватило ума догадаться?

И как ей самой не пришло в голову, что королевский советник-то всю подноготную болотных тварей знает? Столько ж бок о бок работали.

Эх! Затуманили головушку посулы Крумленда. Ладно б деньги – Гаффаро тоже неплохо платил. Так ведь всю Жемирскую рощу посулил, зараза, вместе с каменным кольцовьем, да-да. Как же она обрадовалась тогда, что этот идиот не понимает, что обещает. Тут бы ей и задуматься, а соображает ли он вообще, во что ввязывается, да алчность глаза застила.

С главным кольцовьем всего Гизельского королевства она б свой собственный конклав собрала: в древних-то её тогда ещё молодушкой считали. Ну, по сравнению с ходячими мощами, которые тогда возглавляли и Ильфанское коло, и Хутумет, так и было. Долго б ждать пришлось, да и потом ещё выбор… претенденток всегда до чёрта.

А тут незанятый первокруг почитай задаром, и в таком местечке… м-м…

Эх! Такой шанс прошляпила!

И ведь сделала всё, как полагалось. И зельев для крумлендского сброда сварганила, и заклинаний наплела, и рунных камней целый мешок раздала (корпела над ними несколько месяцев, между прочим). А всё одно, не вышло.

Да и выйти не могло… это если сейчас, со стороны взглянуть… Слишком уж горяч и безрассуден был герцог, вот и сгорел, фигурально выражаясь.

А Гаффаро молодец. Вон, до сих пор Гизель просто цветёт, а уж скоро внук его на трон сядет. Только вот старой ведьме путь туда заказан. Предательницей обозвали, изменницей. Спасибо, в смоле и перьях не изваляли, да не казнили, а просто выгнали. А как хорошо б было теперь ей там, на юге: ни тебе зим, ни сырости, и домик – не чета здешней развалюхе.

…одинокая слезинка скатилась по морщинистой щеке дремлющей старухи…

На какое-то время ей удалось приткнуться в Пранеже, а именно под Кахницем, что в Марцком уезде. Травки собирала да болезных лечила. Жила у фермера одного: выделил ей хорошую, светлую комнатушку с окнами прямо на ручей и берёзки. Ела сладко: молоко парное, масло свежее, хлеб только из печи. За скотиной его ходила: ну, ежели хворь приключится, или телёнок не так пойдёт у мамашки. Девчушку-дочку колдовским премудростям учила: так, не всерьёз – способностей у малышки не оказалось, но травки-корешки различать, ядовитую ягоду не брать, да понимать, когда ждать дождя, это да.

В общем, жила неплохо, без почестей и власти, но сыто и спокойно.

Только, вот незадача, пошла молва, что во всех уездных озёрах завелась нечисть – русалки, утаскивающие и пожирающие случайных путников. Чушь, конечно: на весь Пранеж, не то, что Марц, водилось всего две или три водных девы, а поблизости так вообще одна – в Девичьем пруду. Да и людей они не ели отродясь: рыбу, в основном, да мелких зверюшек и птах, оказавшихся неподалёку от берега, вблизи цепких щупалец.

Короче, дурость и страх, выросший на передаваемых друг дружке сплетнях. Она б удивилась, если б хоть кто в действительности умудрился узреть водную деву: слишком уж в уединённых местах они обитают, случайно не попасть.

Но дурость дуростью, а обвинили в этом, кого б вы думали? Ага, её, Барбезу, которая ни сном ни духом. Ну, как, обвинили. Смотреть косо стали, шептаться, да заказывать зелья прекратили. А после её домовладелец и намекнул, что неплохо б подумать о смене места проживания. Выгнал, что уж. Дал, правда, с собою осла с тележкой, так что скарб свой она смогла забрать. Провизией и водой тоже не обидел. Хороший человек, только трусливый, как и все они.

Ей-то самой никогда не с руки было бояться.

Так и побрела – поехала назад, к родному дому, так сказать. Понадеялась, что в Ильфании ведьм ещё понимают и ценят. Ошиблась малость. Дело нехитрое: почитай, сто лет уж пролетело, как она усвистала оттуда счастья искать.

А здесь ой как всё изменилось.

Волшебство стали считать чуть ли не старой сказкой. И ладно б относились подозрительно, так нет, чаще просто подсмеивались. От заклятий и рун отмахивались, зелья не брали. Тут теперь на любой случай были медики да аптекари, агрономы да химики. Учёные. Эти вообще воротили нос при одном её появлении, разве что изредка покупали по дешёвке травы и коренья.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.