Полная версия
Вовсе не сказки
– Ладно, доверюсь твоим знаниям, друг мой. Тем более, что нам остаётся? Значит, говоришь, по дракону бить?
– Ага, в морду, по глазам – самое лучшее.
Из-за узкой дверцы в стене выбежал запыхавшийся солдат, таща ящик сладко пахнущих оранжевых, словно солнце, плодов. За ним следовал ещё один.
– Вот, ваше величество, ваша мудрость, всё что есть.
– Туда, – король махнул рукой в сторону двух высоченных требушетов, занимавших большую часть площадки третьего яруса под обзорной башней. – С гравием перемешайте. Я сейчас, – он оглянулся. – Дай бог, твои хитрости сработают, чародей, – и он устремился к лесенке, ведущей прямо вниз.
Дорреной, кряхтя и еле-еле передвигая ноги – колени, будь они неладны, направился туда же, но в обход, по внутренним галереям и переходам. Когда он, наконец, добрался до этих ужасающе громадных, похожих на журавлей-переростков убийственных механизмов, всё уже было готово. Оставалось дождаться, пока цель окажется на расчётном расстоянии.
Эти несколько минут прошли в тишине, только под отдающиеся в затылке тревожные вздохи.
Монстр был уже совсем рядом: можно было разглядеть даже резные чешуйки на толстых боках. Запашок стоял препротивный: гнилостный, плесневый и неживой, он заставлял лошадей в авангарде громко ржать и вставать на дыбы. Тошнотворно. Ну, зато теперь можно найти плюс в том, что они все уже сутки не ели.
Вокруг чудовища тесными рядами топали наёмники и бандиты герцога Крумленда. Вилы, копья да топоры – вот что нёс этот грязный сброд в качестве оружия. Да, их бой не предполагает благородства, что уж…
А самого зачинщика-то и не видать. Да и ведьму свою при себе держит, наверное. Тьфу, пропасть! Заварили же бучу!
Дракон дыхнул, выпустив из приоткрытой пасти струю болотно-жёлтого огня: до рядов готовых ринуться в атаку защитников дворца и королевства оставалось двести ярдов. Ещё немного… и ещё…
Требушеты вскинулись, посылая вперёд маленькое цитрусовое облако, казалось, неспособное даже пощекотать шкуру ползущей на них твари.
Несколько мелких камней попали в бойцов противника, наставив им синяков и вызвав тем самым злорадный смех. Но вдоволь поиздеваться над слабостью удара у них не вышло.
Апельсины чвакались о твёрдый драконий панцирь, разлетаясь ошмётками. Едкий ароматный сок защекотал глаза и ноздри зверя. Он затряс головой, зафыркал, пыхая серым дымом, потом вдруг вздыбился и завертелся, чихая и кашляя, как подорванный.
Каждое «А-а-пчхи» сопровождалось выбросом пламени, выкашивающим всех тех, кто по злому року оказался поблизости. Душераздирающие крики горящих людей, визги, гомон и толкотня тех, кто пытался увернуться и убежать от огненной смерти, наполнили поляну.
Герцогское войско расползалось, как изношенная ткань, разрываясь в самых неподходящих местах. Паника накрыла мятежников с головой.
Дракон, не переставая чихать и вертеться волчком, раздирая себе горло передними лапами, кинулся назад, в сторону лежащего в нескольких милях отсюда озера.
Несколько почти демонстративных наскоков королевской конницы довершили дело: широкая полоса земли устлалась трупами, остальные в ужасе бежали.
Принюхиваясь к странно приятному, несмотря на действительное происхождение, запаху жаренного мяса, витавшему в воздухе, Гафарро отошёл от требушетов и приблизился к магу.
– Как?! Что за магией ты их начинил, если такая мелочь смогла обратить в бегство настоящего дракона? Апельсины… кто бы мог догадаться…
Дорреной потупился. Смущённо подняв на короля глаза, он объяснил:
– Видите ли, ваше величество, давно, ещё до того, как я поступил на службу к вашему величеству, мне всяким приходилось заниматься, чтобы выжить, знаете ли, добыть пропитание. Лекарствовал я, в общем. А жил там, в Ильфании, почти у границы с Болотищами, ну и вот. Кто ко мне только не ходил, за медицинской помощью-то, значит. Он молодой тогда был ещё. Подросток, считай. Да и вреда мне не делал. Помогал я ему, чем мог, вот и знаю…
– Да что знаю? Кому помогал-то? Говори толком…
– Так кому… дракону вот этому, да. Аллергик он, с детства. Цитрусовые на дух не переносит.
Нечто, называемое весной
Once there was a thing called spring…
Spring is here!
Why doesn’t my heart go dancing?
Spring is here!
Why isn’t the waltz entrancing?
No desire, no ambition leads me
Maybe it’s because nobody needs me?*
Frank SinatraМонументальная громада павильона Тэнван в это закатное время отчётливо выделяется на фоне реки.
Вот-вот должны вспыхнуть обвивающие башню фонари, вторящие цветом кирпично-красным стенам и изумрудно-зелёным крышам. Вообще-то павильон можно назвать пагодой, но ему недостаёт обычного изящества этих традиционных строений. Впрочем, впечатление он производит незаурядное: да, новодел, по сути, но что-то такое древнее, какой-то дух места, без сомнения, живёт в этих камнях. А в окружении десятков, сотен небоскрёбов, с каждым годом всё больше сжимающих объятия – что на этом берегу, что на противоположном – царапающих коготками облака, Тэнван тем более может показаться чуть ли не столпом, пронзающим и связывающим прошлое и настоящее.
Дождь, прошедший с утра, омыл всё вокруг, сделав цвета более яркими. Широченная каменная лестница, ведущая вверх, к павильону, теперь больше походит на скалу, чем на творение рук человеческих.
Двое молодых людей – явно нездешних, туристов – останавливаются прямо на знаке Великого предела, отрываются от экранов смартфонов и поднимают головы.
– Хм, вот и он. Ну, неплох, а? Не зря шли.
– Впечатляет. Немаленькая штука, – парень отхлёбывает из стаканчика холодный чай, причмокивает. – А, знаешь, недурно. Вообще не люблю все эти травки, но этот ничего, освежает.
Его приятель отпивает своего напитка, кивает.
– Да, сойдёт. Ну, что, пойдём? – он машет рукой в сторону подъёма.
– Сейчас, пару минут. Дай отдышаться: таскаешь меня весь день… нет бы такси.
– Такси… Вот ты неженка. Мы и из района этого не выходили. Да и таскаю… можно подумать, я тебя заставил.
– Ладно – ладно, работа, согласен. Но сейчас-то уже время отдохнуть, а? Так куда торопиться? Эта башня никуда не убежит, – он снова смотрит на Тэнван. – Глянь-ка, а что это там, наверху?
На углу изогнутой крыши, отдалённо напоминающей драконий хребет, замерла странная фигура. Различить в сумерках силуэт непросто: не человек, но, несомненно, кто-то живой.
– Погоди-ка, кажется, это один из них. Прыгать собрался, погляди! Ох, вот будет зрелище! Ну же! Прыгай!
***
Он стоит на самом краю.
Вообще погода сегодня безветренная, но только не здесь, не наверху. Впрочем, ветер – друг, один из немногих: буйный, неуправляемый, нужный.
Сейчас любой порыв грозит сорвать его с крыши. Сорвать, бросить, закружить… нет, не теперь… ещё немного…
Внизу, за его спиной, вьётся тёмная лента реки, лениво катящей вдаль свои пока ещё прохладные воды: несколько недель – и жара возьмёт здесь власть. Жара, от наступления которой следует убираться. А стоит ли? Ради чего теперь?
Зачем ему теперь назад, на родину? Одному… без неё…
Что гонит его возвратиться обратно?!
Весна… это всё она, часть вечного цикла этого мира. Закон вселенной, если хотите. Закон требовательный и неумолимый, вложенный в самые глубины подсознания. Вернуться назад…
Он думал, что они отправятся домой вместе. Вместе из этого благожелательного, на первый взгляд, места, которому они всё же были чужды.
Чужаки. Пришельцы.
Алые лица, алые ноги, белизна покровов.
Они – другие.
Нет, подобных им давно уже тут не притесняют. Охраняют даже. Заботятся, можно сказать. Но о себе и своём благополучии люди заботятся больше.
А они что? Нездешние. Ценные, но иные.
Никогда им друг друга не понять. А люди сильнее. Сильнее, наглее, требовательнее.
И они забирают воду. Ограничивают самих себя, но всё равно неумолимо отнимают место для жизни. Не здесь, там, чуть севернее – сюда он попал совсем случайно, кружил-кружил, и вот – но город скоро подступит и туда. Подступит и отберёт новые жизни, как отобрал у его любимой. Убьёт, как убил её.
Нет, никто не охотится на них специально: здешние правительства давно запретили подобное. Но человек запятнывает своим присутствием всё вокруг: всё, созданное им, может принести смерть. Многое – вовсе не её оружие, но почти каждая крупинка может неожиданно призвать эту холодную даму с пустыми глазами.
Простое топливо для людских лодок – отрава для подобных ему.
Грязная смерть. Случайная смерть.
Их нашли слишком поздно.
Он звал людей, звал отчаянно, пытался привести к ней, погибающей в той грязной луже, но люди не понимали. Кричали восхищённо, показывали на него пальцами, улыбались, желали друг другу счастья. Будто бы он явился к ним покрасоваться. Будто бы они не слышали в его крике безысходности и горя.
Люди сидели в своих клетушках, рассыпанных по земле, поставленных одна на одну в высоченных башнях-муравейниках, как те, за рекой. Люди сидели там и думали только о себе.
Иногда они вспоминали и о таких, как он.
Не все: только самые понимающие или же те, кто мог извлечь из этого наибольшую выгоду.
Тогда они решали окружить чужаков заботой.
Пока для него забота предстала лишь в виде затянутого на ноге браслета. Да, они надели на него метку – стараясь не повредить ему, но всё же против воли – метку, по которой можно было отследить его жизнь.
Но ему-то что с того?
У его милой тоже была метка, блестящая маленькая штучка, обвившая голень.
Помогла ли она, когда её носительница билась в судорогах? То-то же.
Ещё они дали ему имя. Странное имя, похожее на их собственные.
Хенг Чун. Постоянная весна. Вечная весна.
Ха!
В этом мире нет ничего вечного, только звёзды, зажигающиеся в черноте ночей. Но они там, далеко, ведут своим сиянием к дому – и только.
А в его душе нет весны.
Её дыхание вокруг… повсюду… везде…
Всё цветёт, всё живёт… Только он словно умер внутри на том берегу, где она испустила последний вздох.
Ступить шаг, ещё один – и рухнуть вниз.
Нет, такое доступно только им, людям. И они ужасаются этому. И они восторгаются этим!
Вон, и сейчас снизу на него смотрят во все глаза.
Смотрят, что-то обсуждают, буйно жестикулируя. Ждут.
Да, словно чего-то ждут…
Ветер приносит нездешнюю музыку. То есть их музыку, людскую, просто несвойственную этому месту: рваную, грубую, остро режущую краями слов.
Он не понимает смысла, но ритм вколачивается в каждую его косточку.
…Und der Mob fängt an zu toben
Sie wollen seine Innereien
Und schreien
Spring**
Пронизывающий холод и обжигающий жар. Кровь ревёт. Больно и… очищающе. Словно весна омыла его дождём.
Он переступает с ноги на ногу, качается, потом снова замирает на коньке из крашеного зелёным дерева. Изогнутый луком угол крыши создан, чтоб демоны не пробирались в дом, чтоб они скатывались по этой дуге, как по трамплину, и улетали в небо, распадаясь на части. Сейчас по изгибу катятся слова.
Jetzt fängt der Mann zu weinen an
Fragt sich was hab ich getan
Ich wollte nur zur Aussicht gehen
Und in den Abendhimmel sehen
Und sie schreien
Spring***
Внизу люди машут и что-то кричат. Сотней искр мелькают вспышки камер: они стремятся его запечатлеть. Зачем? А, может, не его? Может, это здание, вросшее в землю словно исполинское древо, привлекает их внимание? Может, его вообще никто не замечает?
Он оглядывается, смотрит на изрезанный силуэт города, подсвеченного заходящим солнцем. Похоже на лес, встречающийся ему по пути на родину. Отдалённо похоже, потому что лес тот гораздо больше, величественнее, потому что лес раскинулся так широко, что порою кажется непреодолимым.
А теперь и не хочется его преодолевать.
Хотя… там всё своё. Может, там он сумеет найти утешение?
Многие люди там чуть ли не поклоняются им, как богам. Называют их священными. Празднуют приближение счастья, если их увидят.
Там нет таких городов, напоминающих скопище игл, вонзающихся в небо. Там всё и все ближе к природе, по крайней мере, если добраться до нужного места.
Так зачем они явились сюда? Что позвало их в эти дальние края?
Они пришли за теплом и пропитанием. Пришли, потому что привыкли приходить. Потому что не умеют меняться, не умеют захватывать новые территории, подобно людям. Они пришли в единственное место, что знали.
На берегу чудесного озера нашли они свой приют, как находили всегда. Место пока ещё было. Хуже оказалось с пищей.
Потому и отправились они вдвоём дальше. Потому и приблизились сюда: к городу, к человеку.
Потому и погибла она.
Случайность: жизнь – это цепь случайностей.
Закономерность: люди, пытаясь помочь в малом, не замечают, как вредят в большем.
Они плакали, когда нашли её. Мёртвую. Плакали. Но разве слёзы что-то меняют?
Их вина.
Их вина!
Почему этот мир терпит, что они с ним творят?!
Снова та же песня прорезает галдёж толпы.
…tausend Sonnen brennen nur für dich…
Spring
Erlöse dich****
Ему придётся идти, пусть и без неё.
Проделать их обычный путь за них обоих. Поклониться расцвету той земли, как завещано их природой.
Пора. Время пришло.
Он раскрывается навстречу ветру, цепляется за его поток.
Падение… и подъём.
Заложив крутой вираж, он пересекает реку и уносится на север, прочь от города, в поглощающую его силуэт ночь.
***
– Прыгнет или нет? Как думаешь, прыгнет? – парень выбрасывает пустой стаканчик в урну. – Должно выйти красиво, мне кажется.
– Наверное. Такие тут – редкость. Я имею в виду, в городе. Обычно они держаться в парке, на озёрах. Говорят, увидеть его – к счастью. Слыхал?
Тот кивает.
– Да. Тут полно этой символики: плакаты, магнитики, марки, – он снова наводит камеру телефона на подсвеченный зелёными и красными огнями, зажёгшимися на павильоне, силуэт, почти недвижимо стоящий на этом рукотворном «утёсе». – Всё-таки они странные, правду сказать: эти пропорции, цвета.
– Но красивые, – возражает его приятель. – Белый всегда выглядит отлично.
– Жалко только, что он один. Вроде, они, обычно, парами путешествуют. Вот бы увидеть их танец! О! Смотри, смотри! Прыгнул!
Над их головами, расправив снежные крылья, с крыши срывается стерх и, протяжно курлыкнув, так, что серебряный отзвук разносится по всей округе, летит на север, догоняя идущую на его родину весну.
* – примерный перевод.
* Когда-то была вещь, называемая весной…Весна пришла!Почему мое сердце не танцует?Весна пришла!Почему меня не захватывает вальс?Никакие желания, никакие амбиции не движут мной,Может быть, это потому, что я никому не нужен?** Rammstein, SpringТолпа начинает неистовствовать,Они хотят его внутренностиИ кричатПрыгай*** Rammstein, SpringЧеловек начинает плакатьСпрашивает: «Что я сделал?»Я хотел лишь посмотреть на открывающийся видИ на вечернее небо,А они кричатПрыгай**** Rammstein, Spring…тысяча солнц горят только для тебя…ПрыгайИзбавь себяВниз
Две пары глаз следили, как за узким зрачком иллюминатора в темноте разворачивается, вытягиваясь всё больше, тонкий трос, почти неразличимый на фоне призрачно-голубого сияния земной атмосферы. Графитово-серая нить, выходящая из шлюза А-11, уже набрала полную длину, и прикреплённая снизу платформа, должно быть, уже достигла Южноамериканского воздушного порта, летящего в десятке километров над поверхностью планеты. Значит, до схода осталось не больше часа-двух.
– Парень не передумал? Всё ещё хочет рискнуть? – старческий подрагивающий голос прорезал тихий гул прогулочной зоны Тридцать третьего отсека.
– Нет. Такого не отговоришь, раз он что-то решил, – отвечающий не скрывал некоторого сожаления. – Сам понимаешь… он потому-то сюда и загремел, если поразмыслить.
– Да уж… А вдруг… вдруг у него выйдет? В конце концов, они и правда работают над этими костюмами, Арс.
Его приятель пожал плечами. Скуластое лицо, изломанное сеточкой морщинок – свидетелей бурной жизни, исказилось гримасой сомнения.
– Ну, пока ни у одного с этим вариантом не выгорело. Да и вообще… Вот скажи, Чарли, сколько вообще человек вернулись вниз? На твоей памяти? Не только вот так, почти напрямую, но и через другие эксперименты? Сколько выиграли себе освобождение?
Старик почесал лысую макушку, вздохнул, сгорбился больше обычного.
– Двое…
– Вот! А пробовали сколько? Два десятка? Три? Пять? Да я уж со счёта сбился.
– Вообще-то этот парень не промах.
– Не промах… Но вот я не понимаю, чего он так рвётся обратно? Что его тянет туда? Сам же боролся с этой новой системой.
– И добился, чего уж, – Арс невесело усмехнулся, – тут никаких тебе чипов. Считай, свобода, которой он и хотел.
– Свобода?! – его собеседник округлил глаза, расплылся в улыбке и захохотал, прикудахтывая. – Свобода… ой, не могу… Здесь, на «Дейзи»? Хэй! Свобода!
Продолжая веселиться, Чарли сделал десяток шагов вправо, уткнулся в серебристую стену, развернулся, шаркая в попытке изобразить бег, двинулся обратно. Ещё тридцать шагов – и снова преграда на пути. Смех оборвался. Старик хлопнул ладонью по металлической поверхности:
– Вот она, наша свобода. Тридцать метров в поперечнике – и баста. Неужто эта клетка лучше той?
***
Исправительная опытная станция, а, проще говоря, орбитальная тюрьма, кружилась над Землёй без малого полвека.
Заключённые нежно и с иронией звали её «Дейзи» – за внешнюю схожесть с многолепестковым цветком. Впрочем, визуальным сходством всё и заканчивалось.
Многоярусный диск с отсеками-лепестками безостановочно крутился вокруг сферы управляющего модуля, служившего также пунктом приёмки и распределения новоприбывших. Впрочем, доставочные капсулы от Западного космического лифта появлялись не чаще раза в неделю, а то и реже, так что особой нагрузки центральный сектор не испытывал. Полностью автоматизированная система превосходно справлялась со своей задачей.
Здесь держали самых опасных преступников планеты: маньяков, террористов, а ещё политических оппонентов, не добившихся успехов, но представляющих угрозу. «Риск подрыва общественных устоев, благополучия населения», как называли это те, кто сумел сослать сюда своих врагов, создававших им препятствия на пути к власти. А, может, здешние узники, действительно, были чудовищами?
Их держали по трое на отсек и никогда не селили всех одновременно. Старожилы и новички регулярно менялись местами: по очереди их переводили в другие камеры или во вновь присоединяемые к тюрьме боксы. Изредка заключённым давали возможность пообщаться не только с сокамерниками, но и с другими здешними обитателями – по внутристанционной связи, однако приятелями, а тем более друзьями в такой обстановке становились единицы. Большинство же терзалось одиночеством.
И владельцы станции обернули это себе на пользу.
Содержание тюрьмы на орбите обходилось недёшево, даже со стабильно работающими космолифтами и доступной энергией. Поэтому ИОС стала базой для экспериментов: они всегда неплохо оплачивались, особенно экстремальные. А где находить для такого испытуемых, как не среди преступников? Давнишняя, в общем-то, практика.
А уж если превратить всё в шоу… Шоу, со ставками на исход каждого опыта. Шоу со ставками на чужую жизнь. Выживет ли подопытный после химической модификации крови? Останется ли в уме после воздействия инфрашума? Вынесут ли кости волновые удары? Сможет ли человек спуститься в атмосферу без капсулы, только в скафандре?
Программа ИОС давно могла посоперничать прибыльностью с лучшими казино Земли: шансов выиграть так мало – заключённые почти всегда идут в расход – но тем слаще желанный приз.
Только вот в последние годы всё сложнее становилось понять, каков истинный смысл существования станции: изоляция негодяев от общества плюс научные достижения или всё-таки зрелища.
Ну, как бы то ни было, он уже всё решил. Можно побыть немного подопытной крысой, клоуном, шутом, если итоговый результат окажется таким, какой они обещают. Если он выиграет.
Кристоф слышал взрывы смеха за тонкой переборкой своей комнаты: приятели-старички умудрялись веселиться даже здесь, в клетке.
Поначалу, когда он только прибыл сюда, другие люди, другие обитатели этого замкнутого кусочка пространства, казались благом. Можно сказать, они помогли ему освоиться. Но сейчас сокамерники только мешали. Вот уже три дня – с того момента, как объявили о его участии в эксперименте со спуском – они отговаривали его, как могли. Убеждали, что это гиблая затея, что никто не справился, что слишком много в деле непредсказуемости.
К дьяволу, он сумеет совладать с костюмом и пройдёт весь путь. Пройдёт и вернётся вниз. А там… там видно будет.
Да, на Земле его все считают монстром, возможно даже его бывшие соратники, друзья. Но он им объяснит, докажет. Он был прав, несмотря ни на что. Оно того стоило. Стоило!
***
В экспериментальном секторе А работа шла полным ходом.
Готовились к спуску. Опыт должен был стать семьдесят третьим, если только участник не откажется в последний момент. В этот год примерно половина заявившихся выходила из эксперимента до запуска. Страх, и вполне оправданный.
Пролететь вниз от станции к воздушному порту, без капсул и тому подобного, просто в скафандре – такое и её саму пугало. Конечно, был трос, но это так, скорее для камер – чтоб участник опыта не улетел из видимости. Да и не слишком надёжна эта тонкая ниточка: даже толстенные переплетения космолифтовых систем иногда рвутся, а тут всего лишь тройная лента двадцатого порядка.
Восемь-десять часов в общей сложности, если носимые двигатели сработают нормально. Восемь-десять часов неизвестности и напряжения для участника. И всё ради испытания нового костюма. Или всё же для шоу?
Заключённому успешный спуск вернёт свободу, так что мотивы понять можно. Но вот зачем возвращение кого-то столь опасного землянам? Вот взять хоть этого, нынешнего…
Облачённая в плотный светлый комбинезон женщина средних лет внимательно изучала досье на голоэкране.
«Кристоф Иес. 32 года. Белый.
Рождён в Испании. Родители неизвестны.
Интернат…
Школа…
Технический университет… Входит в число наиболее перспективных выпускников.
Корпорация «Циклон», отдел разработок…
Увольнение. Участие в протестах против нового интрачипа.
Видеозапись: «Установка шестого поколения субдуральных чипов „Циклон“ – это обращение вас в рабство! Ваш привычный помощник станет вашим контролёром, надсмотрщиком, вашим судьёй и палачом! Не переходите на обновлённые программы! Откажитесь от модификации для ваших детей! Наши разработки украдены и исправлены. Возможность полного внешнего контроля реальна, при этом вы можете пострадать даже физически: реакции на стимуляцию изучены недостаточно. В опытных группах есть жертвы, которых от вас скрывают. Откажитесь от чипов…»
Первые задержания. Судебные разбирательства с корпорацией «Циклон» и Международным агентством модификации.
Причастность к взрыву на заводе «Циклон» в Монтеррее. Уничтожение трёх миллионов интрачипов. Жертвы: тридцать убитых (пятеро террористов), пятнадцать раненых. Ущерб…»
Да уж, и вот этот тип может оказаться на свободе, вернуться вниз! Как можно давать такому шанс? Столько людей пострадало, погибло, а он назвал их «случайными, но оправданными жертвами»! Оправдывает ли попытка спасти миллионы – якобы спасти – гибель хоть одного человека? «Работники завода были причастны… они знали, на кого работают… издержки… Трудно провести такую операцию, не запачкавшись». Слова Иеса снова и снова всплывали в её мозгу, заставляя морщиться от боли.
Разве можно возвращать таких психов?
Но не ей решать. Корпорация ожидает суперуспешный выпуск шоу: преступник успел стать узнаваемым в самых дальних уголках Земли. Ставки почти побили рекорд позапрошлого опыта по биомоделированию (бр-р, жуткая тварь вышла тогда).
Женщина выключила проекцию, обернулась. Через наполовину стеклянную дверь шлюза А-11 ей хорошо были видны манипуляторы, которыми управляли её помощники. Металлические руки, шланги, визоры завершали итоговую сборку костюма для спуска, проверяли швы, стыки, топливные элементы, кислородные цилиндры.
Через десять минут приведут заключённого. Через двадцать он выйдет в открытый космос и медленно полетит к желанной свободе.
