Я прикасаюсь. Книга стихотворений разных лет

Еще бледно, листву. Внес в палитру свирель.

Наследила улыбка. Кто ж был этот классик?

Его имя известно – то просто апрель.

А потом прорезались и новые краски.

Из-под маски Пьеро показалось лицо.

И оно было маской, но вскоре все маски

Раскололись, со звоном упав на крыльцо.

И живое предстало – вот губы в малине,

Вот черника зрачков, луг душистых волос.

Только что-то не так в этой новой картине,

Если веки упруги, не пухнут от слез.

Мне все кажется – маска одна не упала

И себя выдает неподвижностью глаз.

Мне все кажется – нет ни конца, ни начала

У обманчивых масок с набором гримас.

***

Дороги нет в наш сокровенный мир,

Огромный и единственно не лживый.

И ни один прожорливый вампир

Не высосет его, пока мы живы.

А после смерти – с кровью пополам

Он причастится им – ни каплей больше.

Сей мир – наш самый ценный, нежный хлам,

Который мы храним всю жизнь и дольше.

Он в нас – частица жизни всех людей

Не наверху, но в пятом измерении.

Он в искренности проклятых идей,

Он в святости, прозрении, презрении.

Он недоступен циникам, хлыстам,

Дурному сглазу, гнилым зубкам склоки

И погребен под тяжестью креста,

Чтобы с рождения – быть одиноким.

Мое будущее

Я скоро закончу (дай бог!) институт,И каждое утро тогда яВ раздутом метро буду ездить не тут,А там, тонкой свечкой тая.Года пролетят как из поезда рощи,Всем друг на друга похожи.И все будет глуше, и все будет прощеДля дряблых души и кожи.Я буду носить роговые очки,Портфель и четыре недуга,А вечером черные есть кабачки,Убитые злющей супругой.Забуду кто Блок был, а кто Пастернак,Стихи назову чертовщиной,И буду болеть за московский «Спартак» —Лысеющий глупый мужчина.Не буду чураться я скучных бесед,В чуму научусь веселиться.Со мной будет пить по субботам сосед,А женушке шуба приснится,И будет она голосить и хрипеть,Ругая судьбу на рассвете.А за стеной будут бабки храпетьИ в папу ленивые дети.Я только утешусь тем, что не один,Что нас половина планетыИ, в общем-то, сносно живет кретин,А в юности все – поэты.Но, может быть, сказка еще не вся,И теплятся мысли простые —Что я проживу, огонь пронеся,Мечты и надежды святые!

Ртутный дождь

Небо ниже спустилось. Но я не ушел.

Небо стало густеть. Я как в детстве, стоял

И смотрел, замирая, туда, где гроза

Превращалась за крышами в огненный шквал.

Очень странно соседство воды и огня!

Вот две капли упали. Подставив ладони,

Я поймать их успел. Они бойко резвились,

Словно маленькие, но строптивые кони.

Только – что это? Капли особенный блеск —

Жутковатый, холодный в меня излучали.

И катились по жести так звонко, как дробь,

Когда кровли в свободном полете встречали.

Ртутный дождь! Я бегу под навес, не дыша.

И вдруг вижу, что девушка в платье, босая

И смеется, и плачет под ртутным дождем,

Его капли ловя и на стены бросая.

Я кричу: «уходи!» Я кричу: «это смерть!»

Но вдруг вижу – глаза ее – ртутные тоже!

И они словно капли, что в пляске слились

На дождем полированной девичьей коже.

Долго тек люциферский металл по плечам,

А затем по спине и по смуглой груди.

Ртуть впиталась. Смотрю – лишь кривится трава,

И трамвай поврежденный искрит и гудит.

Песня друга

Был праздник, и вот я опять один.

И жизнь моя – выставка серых картин.

Мой праздник был долгим, без малого год.

Но больше он в двери мои не войдет.

Опять я с друзьями сижу за столом,

Беззвучно молясь, чтоб прошла за стеклом

Она, и смахнула все серое с глаз…

А мне кричат на ухо пошлый рассказ.

Она мне казалась как воздух, как свет

Привычной и вечной, но вот ее нет.

Она освещает другого, ей дышит другой.

Чужого касается милая маленькой белой рукой.

Но как все случилось, и было ли что-то? А вдруг

Была она вся – в темной комнате – призрачный звук?

Была ведь, была, а иначе – с чего бы тогда

Я зябну в июле, как будто уже – холода?

Генезис

Я постигал, что значит «никогда»В страшном кругу потерь невосполнимых.«Когда-нибудь» сияет как звезда,А «никогда» смысл ускользает мимо.«Когда-нибудь» – и радость, и укор.И встретить смерть когда-нибудь – не страшно.Отложен неизбежный приговор,Не рушится десятилетий башня.«Когда-нибудь» – не завтра, не сейчас.Оно понятно и вполне желанно,А никогда как бесконечность в насВрывается пугающе и странно.Ее восьмерка в зеркале висит,Двойной улыбкой скалится, трепещет.Звездами срез стеклянный моросит,Засасывая чувства, мысли, вещи.И все уходит за небесный свод,Врастает в снег и дождь воображенья.Сегодня – зеркало. И в нем грядущий год,А прошлый год – виновник отраженья.Я постигал генезис «никогда»,Когда реальностью меня наотмашь били,Когда из этой жизни поездаМои мечты на небо увозили.

Овцы

Где-то в горах высоко-высокоОвцы ходили за вожаком.Покуда закат за горою не тух,Пас их седой загорелый пастух.Мельче одна и крупнее другая —Все на свободу не посягаяЗа пастухом седобровым след в следМирно ходили по тысяче лет.Красавец вожак был умен и силен,Но тоже свободой он был обделен.Что ум, что кудряшки, как добрый парик?Пас и его седобровый старик.Где-то в горах, как больные сироткиОвцы ходили – безмолвны и кротки.И каждая часто мечтала о том,Чтоб стать всем на зависть и зло – пастухом.

Снег в октябре

Бульварное кольцо чистейшей пробыДостал октябрь из золотой сумы,А ветер-ювелир намел сугробы,Посыпал воздух платиной зимы.А мы идем и крепко поминаемЭту погоду – черт, как намело!Метель уже у сердца. Мы не знаем,Что делать нам. И мы бежим в тепло.Бежим в тепло, в карманах грея рукиБез варежек (кто ж знал, что будет снег?),Чтобы забыв оглохших улиц звукиСмотреть в окно, молиться за нас всех,И понимать друг друга с полусловаТам, куда нас метель свела на час.Дала метель каплю вина и крова —Спасибо ей за теплоту у нас.Холодный город, призрак желто-белыйЛюдей в сугробы собирал не зря.Зима на счастье рано к нам поспела,Встречай и пей за фокус октября!А за окном, как мать о взрослом сынеКлен, весь рубиновый, грустит по летней спеси.На ветках снег – то глупые гусыниЗамерзли на деревьях, лапы свесив.Какие они красные! Возможно,Что мы в метель не по годам добреем,И мы их снимем с кленов осторожно,В дом принесем и лапы им согреем.

Зима

Тысячи белых мышейТесно прижались друг к другуИ множеством чутких ушейСлушают,СлушаютВьюгу.***Ленинградский проспект в снегу.Скрип… Скрип… Скрип…Это снежный песФонари заставляет петьИ мешает огням смотреть.Это трется о стены мороз.Ленинградский проспект в снегу,А я снова куда-то бегу.С неба падает в белом звезда.Скрип… Скрип… Скрип…Это песнь тишиныЗаставляет слушать сердца.Это иней-старик у крыльцаНа сосульки меняет сны.Над Москвою парят холода,А я снова бегу, как всегда.Только зимних надежд здесь тьма.Скрип… Скрип… Скрип…Это времени бегДень и Ночь вместе быть заставляетИ на вечер их благословляет,Когда только и жив человек.Только зимних разлук здесь тьма,И бегу я в чужие дома.

Зимнее дно

Посмотри ранним утром в окно.Что там нас окружает с тобою?Там еще как на дне темно,Небо лишь по краям голубое.Там деревья-кораллы стоятНеподвижно в безмолвии синем,Странным пламенем белым горят…Ты ж не скажешь, что это лишь иней?Сад на дне очутился морском,Взятый в плен холодной звездой.Он до марта уснул за окномИ мы вместе с ним – под водой.Каждый день от удачи к бедеПроплывают жилищ наших глыбы.И все тянутся к теплой звездеНаши души – кричащие рыбы.***Натянута струна зимыПод пальцами горячими.Давно ль мы были зрячими?Вдруг стали все слепыми мы.И вот, слепые музыканты,Не видим тех, кому играем,А сами – в холоде – сгораем,Сами с собою дуэлянты.Стелется вновь по снегу дым —Все, что осталось от любви.Пальцы истерлись до крови,А мы помочь не в силах им.Ведь мы должны струну держатьНатянутой, живой и липкой,Боли не чувствуя, с улыбкой.И ждать. Кого? Да просто ждать.

– 30 С

Синеет во тьме силуэт окна.

За ним – ничего не творится,

Лишь в небе ледышкой блестит луна.

На улице – минус тридцать.

Там звуки замерзли и даже метели,

Там хрупок и жалок любой.

Там умерло все. А мы в теплой постели,

И мне хорошо с тобой.

Зима неотесанным белым гранитом

На город большой улеглась.

И будь ты хоть сильным, хоть знаменитым,

Ее неотступна власть.

Здесь только мы двое, прижавшись друг к другу,

Не зная ни клятв, ни измен,

Сливаясь дыханьями в жаркую вьюгу,

Сейчас неподвластны зиме.

И мне показалось, когда отдышалось,

Что ветер тепло принес,

Что наша прекрасная зимняя шалость

Чуть-чуть победила мороз.

***

Дайте, пожалуйста, свет!

На улице слишком темно.

Вот мой вам, сударь, совет:

Не смотрите зимою в окно.

Может, накатит грусть

Если посмотрите в даль,

И черемухи черный куст

Вам напомнит, что нынче февраль.

Поэтому шторы закройте,

Забудьте про студень колодца

И песню о лете напойте,

Если, сударь, еще вам живется.

***

Кто сказал: «белый, как снег?»

Вот он – как пепел остывший.

Данью он, баловень бывший,

Жемчуг отдал весне.

Словно подбитого зверя,

На лыжах недавно распятого,

Собаки, в удачу не веря,

Облаивают, проклятого.

Кто сказал: «чистый, как снег?»

Вот он – неряшливый, грязный

В рубище спит и весне

Не нравится, безобразный.

Весь он теперь в былом.

Не было будто в помине

Ясно все и бело,

А было лишь серым, как ныне.

***

Утром сонный костер на руках тишины

Держит мраморный лес, в ветер кутая сны.

Где туман, а где дым, где звезда, где рассвет?

Мы не знаем. А может быть, этого нет?

Скоро день из берлог заскрипит по ветвям.

Скоро мы будем спать. И прекрасным словам

Пробуждаясь, мы волю не будем давать.

Почему наяву нам предписано – спать?

Лишь под утро, в прозрачных пещерах берез

Мы проснемся опять от нахлынувших грез.

Мы проснемся, почувствуем вечности миг

И забудем – и сон, и завет, и язык.

***

Я шел в тумане рыжим лесом

И видел вдалеке огни.

Туман своим безмерным весом

Душил их. Плакали они.

Мне было стыдно, но веленью

Зла я противиться не мог:

Я радовался их мученью,

Тому, что здесь не одинок.

***

Мне жизни привычный ход

Не дано изменить.

Кончается старый год,

Но тянется старая нить.

Боюсь я людских страстей,

Судьбу не ловлю налету.

Размеренных скоростей