Я прикасаюсь. Книга стихотворений разных лет

Я прикасаюсь

Книга стихотворений разных лет

Дмитрий Владимирович Власов

© Дмитрий Владимирович Власов, 2022

ISBN 978-5-0055-9486-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

80-е годы (ранние стихотворения)

Подражание грустным поэтам

Лишь стемнеет сентябрьский вечер,Я к тебе на свиданье иду.Помнишь наши недолгие встречиВ молчаливом осеннем саду?Помнишь, милая, нежные руки,Поцелуи под сенью берез?Помнишь горечь последней разлукиИ обиду непонятых слез?Мы тогда так нелепо расстались.Ты ушла, прошептав: «не зови»…Лишь увядшие листья осталисьШелестеть об умершей любви.***Мы ходили по улицам темнымИ по теплым подъездам грелись,А любовь была псом огромным,В пасти зверя клыки горели.Пес лохматый всегда был рядом,Он был нашей прекрасной частьюИ лизал языком и взглядомНаше чудо – февральское счастье.Самый преданный друг и служитель,Он хранил нас, не зная лени.Помнит город, наша обительТихой троицы мягкие тени.Скоро шли года, в темпе бега,А для пса все зима не кончалась.Он хотел веселого снега,Он не верил, что время мчалось!Мы взрослели, а пес не рос,Да и мог подрасти едва ли.И ушел как-то милый песТех искать, кто в глаза б целовали.Не держали на поводке!Кому греет он руки теперь?Ходим мы поврозь в холодке…Ну, полай же нам, ласковый зверь!

Корабль снов

Спокоен голубойНебесный океан.Там, где гремит прибой —Дыханье чудных стран.Корабль колет ледНа зависть всем врагам.И вот он пристаетК желанным берегам.Он робким стал сейчас,У пристани стоитОдин в полночный час.А древний город спит.На корабле шабаш,И капитан орет:«Пусть город встретит нашГеройский, славный бот!»«Пускай он, милый, спит» —Матросы говорят.«Чтобы покой спасти,Поднимем якоря!»И вот из той страныКорабль плывет назад,А город смотрит сныПодряд, подряд, подряд.***Море, кто ты? В час набатаТы царицы лени тише.Вечерами что-то пишешьТонким перышком заката.Ты – живое, рыба-море.В твоем теле волнорезыКак случайные порезы —Незначительное горе.А в душе соленей раны,И болят они без срока…Может ты – земное око,Обращенное в туманы?Зорким глазом примечаешьТо, что с нами происходит,Тех, кто входит и уходитПровожаешь и встречаешь?Ты всегда о берег рубишьВолны, бьешься, как чумное.Может, сердце ты земное,Если бьешься? Значит, любишь?На твоей груди галераДержит путь, удачу зная.Может, вера ты земная?Значит, есть на свете вера?***Комната, окно и мелкий дождь,Круглый стол, торшер, тепло порога.Я сейчас без дела – ну и что ж?Отдохну от суеты немного.В дверь звонят, и входит осень в домЗолотом растрепанных волос.Это освященную дождемДевушку чужую бог принес.Я встаю, ни слова не сказав,И молю: друг, не пойми превратно —Не любовь, не зависть, не глазаМеня в осень, в дождь зовут – обратно.Я не понимаю волшебства,Потому что мне открыли двериЛишь слова, обычные слова —Мои ангелы, мои ручные звери.Вечер спутал карты – ну и что ж?Шеи люстры головы склоняют.Я сегодня лишний, как и дождь.Отчего же нас не прогоняют?***Я увидел ее в витраже. Во дворце.В Нижнем Городе. Синий драконС выражением скуки на гладком лицеОживил неподвижный перрон.Тут все вздрогнули, лица подняли с газет.Лишь она спокойна былаИ прищуриваясь, презирала весь свет,Пока свиту свою ждала.Я стоял и смотрел. Вдруг, улыбкой сверкнув,Стала молнией! Миг – только дым!Но я видел ее! И впервые, вздохнув,Посочувствовал я слепым.***Есть одна странность у любви:Она без губ прожить не может,Без сумасшествия в кровиНа наспех обретенном ложе.Любовь монашества не знает,Без ласк она себя изводит.Она болеет, умираетИ в полночь призраком приходит.А призрак сей – непобедим.Мучает он, такой манящий,Что мы не можем, не хотимЛюбовь признать ненастоящей!***Пленяй затем, чтобы пленять.Учись их души покорять,Располагать к себе. ПускайЛишь для игры – не упускайВозможности еще пленить,Чтоб обмануть, не полюбить.Легко бросая, всех зови —То ради будущей любви!Когда судьбу ты встретишь вдруг,Ты вспомнишь чудо из наукИ равнодушия тростникСломив, ты очаруешь в миг.Тогда отпустят соловьиГрехи «учебные» твои!

Песня на музыку песни Джо Дассена

с пластинки «Бип-бип» 1966 года

Зажигает вечер дом,Мы с тоской моей вдвоемРазливаем водку и стихи.Ведь тебя прекрасней нет,Но один лишь мне ответ:«Не люблю тоскливой чепухи».Не живу, а существую без тебя, без тебя,И нет ни строчки без тебя.Мой камин поет во сне,Пляшут тени на стене.И одна из них как будто ты.Но под утро все уснет,Тень обманет и уйдет,И Господь оставит лишь мечты.Не живу, а существую без тебя, без тебя,И нет ни мысли без тебя.Вновь звезда глядит в окно,А в нем пусто и темно,Все вокруг чужое для меня.Мой камин сгорел дотла,Только в доме нет теплаБез родного твоего огня.Не живу, а существую без тебя, без тебя,Но как, скажи, зажечь тебя?

Старая гитара

Жила на свете старая гитараС мозолями на струнах золотых.Всю жизнь она безропотно игралаВ руках пьяных мучителей своих.Принцесса царства музыки старела,И проклиная лет пустых тюрьму,Давала грубым пальцам только тело,А душу не давала никому.Хмельные гости все на ней бренчали,Перед хозяйкой думая блеснуть.А струны век о мастере мечтали,О том, кто смог бы молодость вернуть.Он перед нею встанет на колени —С крестом ведь у гитары сходный лик.Будет ее любить, не зная лени,Наполнит смыслом каждый новый миг.Она ждала. Ждала, живя лишь этим,С душою чистой, словно горный снег.И он пришел, и счастлив был как дети,Когда их замечают среди всех.В последнем крике, в пламени любовномОна всю душу вылила до дна!Но сердце старое забилось вдруг неровно,И золотая лопнула струна.***Когда не видно вокруг ничего —Слушай свой путь.Слушай как Бога – из губ егоВырвется суть.Будешь ходить как лишившийся глазМежду слепящих свечейИ думать, что это в последний раз —Дверь, замки без ключей.Среди улыбок из кости слоновой,Где всюду – муть,Должен быть голос, должно быть слово,Слушай свой путь!***Свежей лесной листвой,Ветром волнуемой,Образ ворвался твойБедой неминуемой.Зачем, ну зачем ты здесь,Новая мука?Я был уже мертвый – весь,Вдруг ты – без стука.Я ожил. Но узник в цепяхПросыпаясь от боли,Желает, зубами скрипя,Лишь смерти – не боле.***Ты приди в мою жизнь, и защитное поле —Свои крылья раскинь над моей головой.Не дай Бог – от чужой, но от собственной болиМое сердце безумное ими закрой.В страшном диком лесу, где все рвутся на частиИли жаждут на части других разорвать,Я из детства уйдя, злое зрелое счастьеНе сумел ни отвергнуть, ни в помощь призвать.Так и тянет душа, как собака – на волю,Но не приживается взрослая злость.Ты приди в мою жизнь, и защитное полеРазверни над несбыточным – чтобы сбылось.***Давай уедем к озеру,Где все дожди живут,Где в мягком сером облакеСосны во сне плывут.Они как будто кистиНебесного холста.Ежи зеленоиглыеДобрей, поди, Христа.А озеро, как лепестокСвинцового цветкаЛежит средь сосен. И водаКак весь твой мир, кротка.Ты поутру войдешь в нееКак будто невзначай.И озеро возьмет тебя,Теплое как чай.Давай уедем к озеруОт каменных руин,Из города, где вместе мыИ всяк всегда один.Мы, не жалея, сбросим с глазДней серых пелену,И будем жить учиться вновьУ озера в плену.***Зачем другому истину ваять?Она всегда у каждого своя.Другой и сам ее порой не видит —В каком же мы ее представим виде?В ее лучах мы ходим, как впотьмахПо шаткому и скользкому настилу.Так птица исчезает в облаках,А мы, бескрылые, поймать ее не в силах.Зачем другому истину ваять?Ее всегда желе подобна стать.Один сказал: «я с истиной встречался».А не над ним ли дьявол потешался?***Осень шипит рыжим котом.Что загадали – будет потом.Сейчас будет то, чего мы не хотим.Почему мы отсюда прочь не летим?

Город перед грозой

Отражается в небе асфальт.Даже площади стали тише.Только звон стоит, будто альтВниз ползет по наклонной крыше.Все похоже на представление,Потеряло объем и реальность.Декорации – все строения,Обезумела, спятила дальность!Будто светятся изнутриШпили башен и желтые стены.Островок на дороге – смотри —Словно остров Святой Елены.Если чудо произойдетВ час грядущий разрядного блуда,Удивится один лишь тот,Кто и в детстве не верил в чудо,Кто не знает, что просто оноНа чердачном полу вздремнулоИ молящий взгляд за окномПо беспечности обмануло.

Балаганчик

Балаганчик! Балаган!Небо – серый купол.Назло всем своим врагамЛюди любят кукол.Свет искусственный. И снегНеживой, незрелыйВ пальцы тянется ко мне —Белый и дебелый.А внизу в лучах плывутКрашенные лица,И смеются, и ревут,Чтоб нам веселиться.Больше шуток, меньше дум —Зря ли шут старался?Только я один в рядуЧто-то растерялся.Слева, справа – все оскал,Всюду – клоунада.Как же я сюда попал?Мне ж сюда не надо!Только я не ухожу,Двадцать лет я в ложе.Двадцать лет я здесь живу,Улыбаюсь – тоже.Балаганчик! Балаган!Фонари, паяцы…Все проходят по ногамИ в кружок садятся.Кто здесь зритель, кто циркач?Перепутать если?Где здесь смех, а где здесь плач?Есть ли жизнь? Смерть – есть ли?

Раскрепощение

Уметь за домами увидеть город,

Услышать музыку в камне и вне камня,

Увидеть то, чего нет, и трогать то, что есть —

О провидение, дай мне, дай мне!

Если я смогу быть там, оставаясь здесь,

Если я смогу написать о том, чего нам не найти,

И про то, что лелеет в душе самый яростный циник,

Значит, путь свой смогу не напрасно пройти.

***

В любое время года, в любое время суток

Посмотри в окно.

Но не в даль, а как будто

Глухая стена пред тобой,

И ты хочешь увидеть,

Что спрятано ныне за ней.

И если вино на крови и из тела хлеб

Не чужды тебе,

Увидишь ты надписи на стекле,

Как будто алмаз пробежал

По гладкому кварцу в мгновение ока

И стал звездой.

И про веру свою, и про все, чем живешь ты

И будешь жить,

Ты прочтешь на стекле,

И то будет честнейшая правда.

И ты можешь разбить стекло,

Только запомни,

Что эти слова

Не дадут тебе спать.

И от свежих ветров с океана

Не будет щита.

***

За стеной в поздний час

По-дурацки смешно.

Целоваться сейчас

Там при всех не грешно.

Чуть вина – веселятся

Там, песни поют.

Не дает им кривляться

Их домашний уют,

Ну а здесь, вдалеке —

Не зевай, домосед,

Ты с судьбой налегке,

Ты без клятв, как без бед.

Не успел – опоздал

Влиться в избранный круг,

Не явился на бал

Развеселых подруг.

Вот веселье погасло,

И расходятся пары

Подливать ему масло

В шрамы сердца для жару.

Закрываются двери,

Окна черным блестят,

А его, словно зверя

Черта с два приютят.

Не пускают в каморку,

Сунулся – на запор.

Ходит, как перед поркой,

Словно загнанный вор.

А за дверью соседней

Разомлела в грехе

Та, кого он намедни

Равнял с богом в стихе.

Но стаканчик найдется,

А с ним мудрость придет.

И герой улыбнется,

Прежде чем упадет.

Выпив, о поцелуе

Он не будет тужить…

Но помолимся всуе,

Чтоб ему согрешить!

***

Я видел, как живут богато,

Когда спускался к Нептунам.

Там всюду – жемчуга и злато

И звезды, что не снились нам.

Я видел, как живут беспечно

В морской холодной глубине.

Я видел рыб, живущих вечно

Там, где темно, на самом дне.

Потом все реже стал я видеть

И рыб, и жемчуг, и моря —

И не в таком, как прежде, виде,

И их уж не боготворя.

***

Ты из крыла живого соловья

Мне на ладонь горячей крови брызни.

На эти капли променяю я

Все двадцать лет моей бескровной жизни.

Ты мне в мороз, в заснеженную грусть

Каштанов дай горячих на ладони.

И пусть на Невском оживают кони,

А по Тверскому пройдет Пушкин пусть.

Пусть будешь ты, которой нет в помине

В саду, почившем в саване зимы.

Пусть будет так, как мы хотим отныне,

Если, конечно, просто будем мы.

***

Я въеду в Белый Город на Ослице,

Еще в пустыне отпустив коня.

И морды я легко приму за лица,

Не разобрав, что те бранят меня.

Тому, кто в след мне плюнет с кислой миной,

Я подарю букет пахучих трав,

И буду горд я дружбою ослиной,

Не требуя ни почестей, ни прав.

Что добровольно нищие – блаженны,

Здесь позабыли, медный сор гребя.

Здесь лечат от зараз, дырявя вены,

Только затем, чтобы спасти себя.

Если здесь есть о женщинах забота,

То лишь затем, чтоб краше класть в гробы.

Здесь есть одна цена веселью – рвота,

А люди – слуги собственной судьбы.

Здесь нежный всяк презрения достоин

И смехотворно слово здесь – мечта!

Но радость есть одна, и я спокоен

В том, что другим оставлю здесь места.

***

Я не воздвигну памятник себе

Ни грудой черепов, ни местом птичьих сходок,

И голову мою на вычурном суде

Не назовут за год ценнейшей из находок.

Ее не украдут ученый и вампир,

И то, что было в ней, не бросит тень на моду.

А если украдут, выручат десять лир —

Что стоит ковш воды в дождливую погоду.

В обычный день, святой и гадкий в меру,

Мой гроб забьют легко, как в ящиках посылки.

Как хорошо, что смертью я милиционеру

Забот не принесу – гонять поклонниц пылких.

Но что-то ведь останется в судьбе

Одной из всех? Из сноса и остатка

Я все же строю памятник себе —

Он среди мрамора – свободная площадка!

Шуточные студенческие стихотворения 80-х

Сказка про студента Присли и девушку Вику

Пролог

Черный, как самые темные мысли,Рост – метр восемьдесят один,Учился студент по фамилии Присли —Из Нигерии господин.Впрочем, быть может, из Мозамбика.Но точно – оттуда. И данный нахалВлюбился в советскую девушку Вику,И есть перестал, и ночами не спал.Его посещали угрюмые мысли:Фортуна, думал, не снизошла.Но Вика не долго мучила Присли,На дискотеку – сама пошла.

Суть драмы, завязка

Девушка внешностью очень милаИ неглупа. Но с кем не бывает!Когда наступает любовная мгла,Солнце рассудка она закрывает.Был ли взаправду втюрившись негр,Или от скуки нашел увлечение,Но комплексом англо-французских манерВызвал у девушки восхищение.Вика Морозова на дискотекеС партнером кружась двадцать пятый разСкромно смыкала ресницы и веки,Чтобы не выдать горящих глаз.Ну, сходили на Волгу, гуляли.По-русски он ей лишь «привет» и «пока».Но и без слов они все понималиПод мягкими лапами сосняка.«Зачем же пока? Ночь любви помогает» —Вика сказала, вздыхая чуть-чуть.И смотрела луна нагаяНа волнующуюся грудь.Да, досадно, что так получилось.Согрешила, зашла далеко.Но что случилось, то уж случилось,И снова на сердце светло и легко.Продолжение драмы, развязкаМолодость! Что только с ней не бывало,Просто кругом идет голова!Время прошло, и Вика узнала —Будет ребенок. А может быть, два.Тут началось: «Что же делать, мама?Как же это случилось со мной?»Но к развязке близится драма:Черный студент улетает домой.Что ж, поплакала мать – старушка,А Вика спешит в телефон-автомат.Вот, дрожа, опускает двушку:«Алло, это ты? Милый, ты мне рад?»Присли шпарит по-русски славно —И следа смущения нет:«Жду в Шереметьево. В холле, в главном,У меня на вечер билет».Вика в смятении – что за чушь!А к восьми – в дорогие объятья.Мысли проносятся «будет муж,А мать прокормят старшие братья.»Чудятся Вике «Датсуны», «Лянчи»,Шик гостиниц – ведь он богат.Будет милых детишек нянчить,Шумных маленьких чертенят.Отец у него нефтяной магнат,Там, в Нигерии, он фигура.Ну, а вдруг он не будет рад?Вика в ужасе – дура, дура!Перед мамой, конечно, стыдно —Честью надо бы дорожить.Но жить в Союзе всю жизнь – обидно,Не грешно – по-людски пожить.«Я уеду с тобой, дорогой! —Вика всхлипнула, – «и до гробаБуду жить твоею судьбой,И мы счастливы будем оба!»Присли коснулся рук распростертых,И сказал стратегический друг:«Welcome, милая, будешь четвертой…»Все в глазах потемнело вдруг.Это у нас нельзя многоженства,А у них любят женский пол.Это у нас жить с двумя – пижонство,А у них – на здоровье, мол.Были в те времена у студентаВ Нигерии три верных жены.Все как одна – из родни президентаВоинственной людоедской страны.Он не отпихивал, звал с мольбой:«Будешь в алмазах, в шелка одета!По средам буду только с тобой!»Вика плюнула в гостя Советов.

Эпилог

Толстый «Боинг» набрал высотуИ направился в солнечный Лагос.Вот и близится сказка к концу.Что же дальше с девушкой сталось?Нет, не бросилась с крыши она,Не пугайтесь – не утопилась.Просто однажды пришла весна,И новая двойня в Москве появилась.Мальчик, девочка – все в отца.Черны, как самые темные мысли.Сзади, спереди и с лицаДаже очень похожи на Присли.

Стихотворение, написанное в июне

во время подготовки к экзамену по теории ДВС

Упитанный рыжий усатый бездельникЛежит на крыльце шерстяным лоскутом.О, боже кошачий! В такой понедельникПоймешь, что такое – родиться котом!Нет сил принести свою шерсть к телеграфуИ в Лигу Защиты Животных черкнуть:«В уставе введите, пожалуйста, графы,Чтоб наше достоинство летом вернуть.Ведь мы изнываем! Еще одно лето,И можно к столу будет нас подавать.Пока в ресторанах кошатины нету,Поджаренной солнцем, нас надо спасать.Да что же такое? Лежим, словно тряпки,Совсем потеряли животный наш стыд.Пускай из ЮНЕСКО нам выпишут тапки —Уж больно асфальт, раскаляясь, палит!Несчастные кошки не могут раздеться,Нам шуба навечно природы укор.Должны мы до старости с самого детстваВлачить нашу жалкую жизнь-приговор.Конкретную форму прямого спасенияЯ сам предлагаю от страшной жары:Нуждаемся мы в водяном охлажденииИли в воздушном хотя б – до поры.Мы будем носить на спине радиатор,На хвост термодатчики мы вознесем,А в правое ухо – реле-регуляторПоставим – короче, согласны на все.Да, чуть не забыл: что там вам мелочиться —Приделайте нам вентилятор на морду!Наверно, полезная очень вещица —Я видел его у соседского «Форда».Вы только уважьте кошачьи капризы —Вчера у нас было собрание снова,Мяукнули все: не хотим антифризы,Уж очень лохматое, страшное слово!А в остальном вам, как ветеринарамМы доверяем – ведь выхода нет.С приветом от кошек, измученных жаром!Проклятие тещам, детишкам привет!Так, думая вслух, наш усатый бездельникЛежал, отгоняя мушиные стаи.Но кончился следующий понедельник,А кот не худеет, а кот все мечтает.Он знает, бедняга, как люди ответят.Ответ он продумал уже и вздохнул.Проблему рассмотрят в ином они свете,И кот мне догадку мяукнуть рискнул…

Ответ ученых

Товарищи кошки, коты и так далее!

Мы вас понимаем, поймите и нас:

В стране не хватает… чего б ни назвали,

Мы остро нуждаемся в кадрах сейчас.

И тратить наш ум, извините, на кошек —

Не очень разумно – ведь время не ждет.

Вы уж подождите, родные, немножко —

К вам с севера дождь непременно придет.

Ну, правда: поставим котам радиаторы —

Какой государству с них будет доход?

А если котов охлаждать у экватора?

По два радиатора ставить НА КОТ?

А вы КПД сосчитать не пытались?

А как же ТО? Вас попробуй поймай!

К тому же, допустим, собаки остались

Без этой системы – какой будет лай!?

Мы, правда, напишем в Америку, братцы.

Они тратят деньги на пушки безбожно,

А что если занятость им постараться

Поднять за счет вас? Ну, ей богу же, можно!

И вот что: мы можем с хозяев налоги

Тянуть, если кошки имеют CO.

Мол, мы оказали зверюшкам подмогу,

И ты, тунеядец, отдай свои сто!

А в общем, во вторник напишем программу,

В конце декабря уже будет ответ.

Но вы не надейтесь… Такая вот драма…

Проклятье собакам, котятам привет!

И снится коту по ночам, что он рано

Поднимет свой хвост и отправится в путь

В холодные, чудные белые страны,

Где рыбины прямо с собаку – аж жуть!

Мораль здесь проста – помечтать всегда можно

И людям, и даже ленивым котам.

И даже о том, что совсем невозможно

Не худо тайком помечтать иногда.

Посвящается студенческому приюту

в квартире бабушки друга

Это и застольная, это и периннаяМожет быть, и песенка, а может и стишок.Бабушкина комната – уютная, старинная.Здесь мы пили водочку – был такой грешок.Здесь бывало весело и легко под крепкую.Хоть она и горькая – до чего ж тепла!И закуски было то – спичка с сигареткою,А с друзьями по нутру хорошо текла.Знала эта комната девок – эх, не дюжину.Может, два десятка их было – не считал.Их любовь была мне здесь завтраком и ужином,А обед – консервами, если я устал.Что еще сказать мне вам? Бабушкина комната —Молодость прошедшая, милая гульба.Если вы бывали тут, вы, конечно, вспомните,А коль вовсе не были – значит, не судьба.Ах, вернется бабушка утром в понедельничек.Уберу я комнату – в ней же черт чего!Вымою стаканчики, выстираю тельничек.Я здесь делал курсовые – больше ничего.

Крошка и Антошка

В нашем городе АнтошкуКрошка полюбила.Полюбил и Тошка Крошку.Как все это было?Я не знаю, и АнтошкаНикогда не скажет.Только факт – влюбилась Крошка,Ведь с любым – не ляжет.Не стыдясь, перед АнтошкойКрошка раздевалась.А она и правда – крошкойРядом с ним казалась.Длинный паренек АнтошкаЕй шептал «I love you».И любила Тошку – крошка,Но большой любовью!***Я из той Стороны, где Балтийское мореВместе с Черным клещами сжимают ее,Где стрелялись в глухом затянувшемся споре,Где жирело от «славных побед» воронье.Я из той Стороны, где и счастье, и вера —Странны, словно под детской кроваткою нож.Я из той Стороны, где достаток и мера —Двое самых гонимых и жалких святош.Я из той Стороны, где царевич на волкеСыплет искры на тонкие пальцы сосны.Я из той Стороны, где клок шерсти на холкеВыдран с костью. Но с Богом – из той Стороны.

Eagle

Он – гордая птица. Владыка всегда

Боится за трон, пусть ему и вода,

И горы, и чащи, и небо подвластны.

Но сны властелина бывают ужасны.

Соперники, недруги в снах. Да и днем

Томление власти проклятьем на нем.

Ему же претит сей владыческий круг —

Он просто весь мир созерцает вокруг.

Под клювом надменным плывут облака,

Холодные очи глядят свысока

На жизнь, что течет где-то в самом низу,

Где мертвую рубит крестьянин лозу,

Где гаснут поэты, влюбляются воры,

Где войско идет на чужие просторы,

Где нежность и грязь, красота и обман,

Где веру скрывает безверья туман.

Гордыни венец, постигающий мир,

Он бабочек, бьющихся в стекла квартир

Беззвучно смеясь, презирает легко.

Он выше их всех, он от них далеко.

Он знает, что мир переделать – задача

Совсем не его. Его доля – удача,

Над ним вожделенная светит звезда.

Он вечно спокоен, циничен. О да,

Всмотрись в его позу, гляди, как парить

Он может над всеми – о чем говорить?

Но мы ведь не знаем о том ничего,

А сердце так часто болит у него.

***

Где же светлые, жаркие летние ленты?

Время их не щадит – выцветают они.

Оказалось, что строят себе монументы

Только длинные, черные, горькие дни.

Краски выцвели все – лишь одна задержалась.

Желтый лес – полинявшей картине под стать.

А вот черная с белым – та лента осталась,

Ведь действительно – нечему в ней выцветать.

Отчего это так? Знаю, все по спирали

Возвращается снова – сумей лишь узнать.

Но не все же, что мы, торопясь, потеряли

К нам придет и наполнится светом опять?

Это было бы странно и несправедливо,

А поэтому мы возвратимся к тому,

Что терять не спешили. И мы не на диво

Возвратимся сполна к естеству своему.

И так было, так будет. А кубок янтарный

Из осколков собрать и святым не дано.

Это все не от нечисти и не от кармы,

Это нами так с богохулой введено.

***

Лес стоял, удивленный щедротами лета.

Ведь недавно он был, словно в старом кино —

Черно-белый, немой, неживой и отпетый

Дребезжащим роялем под белым сукном.

Только дятел-тапер, да голодные волки

Звук вдыхали в него, еле слышный куплет.

И с журнальных страниц не ползли кривотолки,

Потому что на зимний лес критиков нет.

И никто не искал в нем ни смысла, ни слова,

Ни того, для чего нам тоска бытия.

Просто холодно было и плохо без крова.

Не искал в нем идеи и смысла и я.

А потом кто-то взял карандаш и раскрасил