Телепорт

Лицо Кирилла Анатольевича исказилось ужасом. Он отодвинул Машеньку. Просто взял студентку за плечи и переставил на другое место. Никаких усилий ему для этого не потребовалось. Безмерный был в два раза больше Маши Кротовой. Двумя огромными стремительными шагами пересек то расстояние, которое отделяло его от любимой женщиной.

– Галя! Галя!!! – он продолжал выкрикивать ее имя, тряс за плечи, голос срывался на крик. Ответом ему было безвольное мотание головой. Рука сползла со стола, повисла. Нижняя губа немного отвисла, на подбородок медленно стекала слюна.

– Прекрати! – прикрикнула девушка, спохватившись, добавила: – те…

Кирилл повиновался. Он отпустил жену и отпрянул на шаг. Машенька подошла к Галине Дмитриевне, пощупала пульс: как ни странно, но он оказался практически в норме, едва ли учащенный. Машенька подошла ближе, поднесла ухо к губам – дышала Галина шумно, с похрипыванием, долгими перерывами. Окинув быстрым взглядом стол, схватила острозаточенный карандаш и молниеносным движением ткнула в безвольную руку – та вяло дернулась.

– Фонарик дайте и выключите свет.

В темноте Машенька приоткрыла Галле один глаз, другой – зрачки на свет не реагировали.

– «Скорую» вызывай… те, Кирилл Анатольевич…

Девушка положила фонарик на стол и повернулась к замдиректора.

– «Скорую»? – переспросил мужчина. Он стоял, бледный как полотно, переводил взгляд с жены на Машеньку – за всю свою недолгую жизнь девочка никогда раньше не видела в чьих-либо глазах столько ужаса. Впрочем, она вообще не видела ужаса. Она была тихим, домашним ребенком, который посвящал все свободное время учебе, а в старших классах работе.

– Да, Кирилл Анатольевич, бригаду скорой медицинской помощи, – она пожалела, что не ушла домой.

– Но я не могу! – возмутился он. – Меня посадят!

– Посадят, – только и кивнула Мария, уверенная, что именно так и будет. И, возможно, посадят не только его одного.

Они помолчали.

– Кирилл Анатольевич, я все понимаю, но это кома… Точнее сказать, я думаю, что Галина Дмитриевна впала в кому. Вероятно, это кома второй степени. Во всяком случае, очень на то похоже. Люди без медицинского вмешательства из комы не выходят… – последовала продолжительная пауза, Машенька надеялась услышать от босса хоть что-то вразумительное. Однако Кирилл Анатольевич молчал. – Они со временем умирают, – закончила мысль Машенька.

– Нет! Она не может умереть! – упрямо покачал головой мужчина.

Он еще раз подошел к жене и встряхнул ее за плечи, но ничего не случилось. Он тряс ее долго, Машенька стояла поодаль и наблюдала за немой сценой насилия. Никак иначе назвать действия Кирилла Анатольевича она не могла. Девушка не знала, что делать, как реагировать на случившееся. Конечно, она много думала о душе человека, о невозможности ее телепортации, об отсутствии в душе атомов, на которые ее можно было бы разложить. Но при этом Машенька Кротова никогда не размышляла о том, что случится, если вдруг попробовать перенести человека из точки «а» в точку «бэ». Все ее изыскания были исключительно теоретические. Она даже представить не могла, что это однажды произойдет. И теперь, когда все случилось, что следует предпринять для спасения бессмертной души академика Викторовой, выпускница федерального вуза не знала.

Что дальше? Если вызывать «скорую», то Кирилла Анатольевича посадят, тут к гадалке не ходи. Да и ей мало не покажется: знала, но не предупредила. «Понятно, Безмерному лабораторию и за колючей проволокой сделают и охранника приставят, чтоб не самовольничал, – размышляла девушка, – а вот я останусь без научной практики… Не исключено, что навсегда…»

Пока Машенька думала, Кирилл потихоньку приходил в себя. Он перестал трясти супругу, аккуратно подняв ее на руки, перенес на небольшой кожаный диванчик, который многие годы служил местом отдыха в лаборатории. Здесь же периодически собирались «подземные жители» и курили кальян, хотя по технике безопасности это было строжайше запрещено. Теперь же здесь без сознания лежала Галина Дмитриевна Викторова, а рядом на полу сидел Кирилл Анатольевич Безмерный. Сидел молча. Сидел, осознавая собственное бессилие.

Машенька стояла в стороне и наблюдала за замдиректора и начальницей. Ее переполняла нежность. Все пять лет, которые она знала Кирилла Анатольевича – это был сильный красивый мужчина, с его лица никогда не сходила насмешка. Он даже жене признавался в любви с долей иронии. Теперь перед ней предстал живой человек с настоящими эмоциями, а не нарисованной застывшей маской. Хотелось подойти, обнять его и сказать: мы справимся. Мы вытащим ее с того света.

Маша сделала уже шаг, чтобы так и поступить, но остановилась. А не лучше ли все оставить, как есть? Галину Дмитриевну вытащить фактически невозможно. И не потому что они не смогут, а потому что не понятно, откуда. Георгий Михайлович несколько раз пробовал просчитать варианты, куда может угодить душа в случае, если тело разложить на атомы, но все было безрезультатно. И теперь этот вопрос казался таким неподъемным, что даже думать о нем не хотелось.

С другой стороны, кто сказал, что запуск машины был идеей Кирилла Анатольевича?.. А если так, то никого не посадят, главное – вовремя доложить… Ну а дальше… «А дальше видно будет», – одернула себя размечтавшаяся Машенька. Она еще раз взглянула на Кирилла Анатольевича. Жалость сковала сердце.

Кто-то в этой непростой ситуации должен быть сильным и адекватным и, видимо, такой придется быть ей. Машенька набрала полную грудь воздуха, выдохнула и усилием воли взяла себя в руки.

– Кирилл Анатольевич, ну, будет, – потрепала девушка шефа по плечу. – Слезами горю не поможешь. Хватит заниматься самобичеванием. Нужно вызывать «скорую».

Замдиректора ничего не ответил, даже не шелохнулся. Машенька сильнее потрепала его по плечу.

– Кирилл Анатольевич! Вставайте! Нельзя так сидеть и ничего не делать! – подумав, добавила. – Это не эффективно!.. Вы так не поможете Галине Дмитриевне.

Ответом ей была тишина.

– Я понимаю: вам тяжело… – Машенька села с ним рядом на пол, обняла за плечи, точнее приобняла, насколько хватило кукольных ручек. – Будет вам, Кирилл Анатольевич. Конечно, тяжело, но вы-то в этом не виноваты…

Он механически повернул голову, посмотрел на нее налитыми кровью глазами. В них плясали самые настоящие черти. Машенька испугалась и отпрянула.

– Не виноват? Не виноват, говоришь! Да! Я не виноват! – лицо его исказила гримаса боли и ужаса. – Да, я не виноват! Виновата ты!

Лицо девушки вытянулось от изумления.

– Это ты знала, все рассчитала и не сказала! Это ты виновата! Это ты пойдешь в тюрьму, не я! Потому что я даже в страшном сне не мог представить, что у человека есть душа… Что у… у Галки есть душа! Потому что она самая черствая и бездушная баба, которую я знаю. А ты мне поверь, я знаю многих женщин. И ты мне поверь, если ты, зная, что все так сложится, не вытащишь мою жену с того света, я тебя закопаю! Я уничтожу тебя до того момента, когда ты станешь известным на весь мир физиком… А у тебя, серого крысеныша, данные лучше, чем у меня…. И мозги у тебя лучше работают, чем у меня в твоем возрасте, и старания больше, потому что ты делаешь для науки, а я все делал для себя. – Кирилл встал, выпрямился, поднял девушку за плечи. – И да, Марья, запомни сейчас раз и навсегда. Если ты думаешь, что я дурак и не вижу, что ты по мне с ума сходишь, то ты ошибаешься. Я тебя не люблю… Не любил, не люблю и никогда не полюблю. Ты слишком правильная и серая, чтобы тебя любили. Единственная женщина, которую я за всю свою жизнь любил, люблю и буду любить – Галка…Она! Слышишь меня, маленькая серая пигалица?

У Машеньки пропал дар речи. Она болталась в его руках, как пятилетняя девочка в руках отца, и боялась пошевелиться. Он встряхнул девушку: «Ты поняла? Отвечай!» Машенька кивнула, и в этот момент появилось ощущение некого сценария, по которому Кирилл Анатольевич проговаривал все эти фразы. Замдиректора опустил ее на пол и снова повернулся к жене. Галла за все время не пошевелилась.

– Что? Теперь? Делать? – спросил мужчина.

В голове пульсировала только одна мысль: «Кто-то должен быть сильным и адекватным. Пусть это буду я», и уже вслух Машенька добавила:

– Коньяк будете? – Это все, что ей пришло в голову, кроме единственно правильного, но неугодного ответа – «скорую» вызывать.

– Буду, если это все, что ты можешь предложить.

Девушка ничего не ответила. Она просто пошла за коньяком. Бутылка стояла в шкафу уже больше трех лет. Однажды, придя на работу, Машенька на столе обнаружила бутылку коньяка. Рядом лежали чек на сумму 240 тысяч рублей, шоколадка и записка: «Спасибо, Машенька». От кого был презент, Маша так и не узнала. Бутылку все эти годы никто не открыл – Машенька не пила принципиально, а повод кому-нибудь налить никак не выдавался. Пока она искала стопки, которые в итоге заменили обычные кружки, пока она возвращалась обратно в лабораторию, в голове нестерпимо билась одна фраза: «Я тебя не любил, не люблю и никогда не полюблю. Ты слишком правильная и серая, чтобы тебя любили». Серая… Слова эти были до слез обидны, но, к сожалению, Машенька понимала, что в них нет ни капли лжи. Даже Георгий Михайлович постоянно говорил, что нельзя быть такой правильной и серой. Однажды он даже подарил Машеньке целую корзину косметики, которая так и осталась стоять на подоконнике нераспечатанная. Позднее Некурящий презентовал правильной Машеньке машину. В ней-то серая мышка и нашла отдушину.

«Слишком серая и правильная… серая и правильная…» Машеньке был двадцать один год, и за все эти годы она даже ни разу не сказала бранного слова, не целовалась и не ходила с парнем за ручку. Георгий Михайлович был не в счет. У них просто сложились такие странные отношения, основанные на физике, термодинамике и телепортации. Более того, она всегда говорила правду и только правду. Она гордилась тем, что была правильная и всячески пестовала в себе эту черту. Она горько усмехнулась: «Кому я нужна, такая правильная… и серая».

Вернувшись в лабораторию, она нашла Кирилла Анатольевича в той же позе, что и оставила. Он вглядывался в лицо жены, надеясь распознать проблески сознания, но Галина Дмитриевна не шевелилась, грудь вздымалась нерегулярно и неравномерно.

Машенька знала, что шеф не слышал, как она вернулась, поэтому позволила себе остановиться и понаблюдать за начальницей. По ее прикидке с того момента, как Галина Дмитриевна впала в кому, прошло минут тридцать, может быть сорок. За это время, по идее, состояние должно было ухудшиться, но ничего не изменилось, значит – в ближайшие два-три часа вряд ли изменится.

– Наливай, что стоишь смотришь?

Девушка повиновалась. Она плеснула в кружку коньяк и протянула шефу.

– Себе.

– Я не пью.

– Наливай.

Машеньке снова пришлось повиноваться. Она плеснула себе в кружку коньяк и поморщилась. Кирилл выпил, девушка последовала его примеру.

– Какая гадость! – фыркнула в пустую кружку.

– Откуда ты знаешь, что это кома именно второй стадии?

– Степени…

– Да какая разница! Откуда знаешь?

– В девятом-десятом классе я собиралась поступать в медицинский. Хотела стать нейрохирургом, а в одиннадцатом резко передумала и поступила на физмат. Я много читала про нейрохирургию.

– Наливай, – он шумно поставил кружку на стол. Девушка послушно налила коньяк. – Себе. – Машенька налила и себе. Выпили залпом. – Ну так что, какие есть идеи, маленький гений?

– Никаких, Кирилл Анатольевич… Разве что «скорую» вызвать…

7. Берег | 13–14 мая 2031 год | остров Русский

«Интересно, как долго все это может продолжаться? Ведь я уже много-много лет нахожусь в этом подвешенном, ужасном состоянии. Как я вообще смогла это допустить? Никак не могу понять. Конечно, тогда это было просто… можно даже сказать, это было желанием выделиться, быть не как все. А что в итоге? В итоге-то что?» – нестерпимая боль пронзила все тело. Она была настолько сильной, осязаемой, а главное – непроходимой, что хотелось выть.

Галла как-то читала, что так плачет человеческая душа, на которую много-много лет не обращали внимания. Да, это впервые в голос рыдала ее душа. Так сильно, так страстно, неостановимо, что казалось, ничего невозможно исправить, эта боль никогда не пройдет. Вдруг ей вспомнился тот момент из глубокого детства, когда она случайно споткнулась о собаку и пролила на себя кастрюлю кипятка. Вспомнилось, как, не понимая происходящего, она маленькой девочкой вместе со сваренной кожей отрывала спортивные штаны и футболку, как выла, когда мама поливала ее из ковшика холодной водой на морозе, как рыдала, когда приехала «скорая» и умоляла врачей убить, убить ее, чтобы не было так нестерпимо больно.

Тогда никто ее не убил, сделали два укола в ягодицу. Боль утихла, но немного, чтобы дать памяти возможность запечатлеть и другие воспоминания. Мама с папой провожали ее взглядом, а она кричала, чтобы они ее не бросали, что они больше никогда не увидятся. И она действительно так думала… Она ждала смерти. Дальше были несколько операций одна за другой, больничная палата, бесконечные перевязки и фраза: «Ожог 30 процентов кожного покрова, как же вы так за ребенком не уследили».

Так вот теперь, спустя двадцать лет, это была та самая страшная нестерпимая боль. Галлу раздирало на части и хотелось только одного – умереть, чтобы никогда больше не чувствовать этого. Время шло. Спасительного укола не было. Боль не прекращалась. Она нарастала, нарастала, нарастала… Она становилась все нестерпимее, все ужаснее, и Галла кричала! Кричала долго, в голос. Никогда в жизни она не кричала так неистово, так сильно, так безнадежно. Если бы только Галла точно знала, что ее никто не слышит. Она одна во всем мире. Она упала на холодную, сырую землю, и только в момент, когда колени коснулись поверхности, поняла: «Я же абсолютно голая». Теперь в ней бились две мысли: «Зачем я убила свою душу… Я абсолютно голая».

Как долго она пролежала на холодной земле, обдуваемая сильным северным ветром, Галла не знала. Наверное, это была вечность. Ведь не может же быть такое, что человек целую вечность умирал, не умер и остался жить там, где нет ему места. «Интересно, а если бы на моем месте оказался Кирилл, он бы так же лежал? – эта мысль заставила ее встать и осмотреться. – Где я?» Она находилась на берегу Японского моря, на небольшом скалистом выступе, где уже многие годы стоит здание ДВО РАН. Однако никакого здания поблизости и в помине не было. Перед Галлой распростерлось бушующее море, слева и справа отвесные скалы, позади – густой лес. Это был остров, который она знала, как свои пять пальцев, но это был другой остров, тот, на который не ступала нога человека.

Галла медленно побрела к берегу. Холодные капли дождя били наотмашь по лицу и телу. С ног сбивал сильный холодный ветер. Ноги ступали в холодную, размякшую от проливных дождей грязь. Черные волосы путались. Сперва ей было очень холодно. Сильная дрожь пробивала все тело. Постепенно ощущение холода ушло, дождь перестал приносить дискомфорт. Подходя к берегу, она чувствовала себя нормально. Шаг за шагом вошла в беспокойную воду и легла на волны. Они бережно качали ее тело в нескольких метрах от берега, не рискуя унести в открытое море. Волны уверенно погружали ее в морскую пучину, руки и ноги путались в водорослях, но она не задыхалась, грудь не сдавливало от недостатка воздуха.

Минута шла за минутой, час за часом, а Галла все лежала на волнах. Постепенно шторм успокаивался, волны становились все ниже. Вскоре ее прибило к берегу. Несколько волн еще коснулись обнаженного тела, а потом стихли. Тучи рассеялись. Галла лежала на спине и смотрела на звездное небо. Спокойная, умиротворенная, она медленно погрузилась в глубокий сон.

Яркие лучи послеполуденного солнца заставили ее пошевелиться, открыть глаза. Чистое голубое небо. Чайки, громко переговаривающиеся между собой, гуляли по берегу, выбирая себе самые вкусные деликатесы, оставленные морем после шторма.

Галла села. Несколько чаек, испугавшись, взметнулись в воздух. Покружив над головой, сели на берег чуть поодаль, вернулись к своему пиршеству.

Она еще раз оглянулась по сторонам и ничего, кроме девственно чистой природы, не обнаружила. Она больше не чувствовала себя уставшей, вымотавшейся. Теперь ей было хорошо и свободно. Мысли текли сами собой, ни разу не вернувшись к Кириллу, телепорту и старикам-родителям, которых Галла так и не успела навестить. Казалось, все это было в прошлой жизни, и именно она, эта старая, никому не нужная жизнь, не вспоминалась. Галла медленно брела по берегу, любуясь камнями, ракушками, морским прибоем, наслаждаясь свежим воздухом. Прежде она никогда и помыслить не могла, что можно наслаждаться запахами дикой природы.

На своем пути она никого не встречала, кроме чаек, белок и лис. Звери, завидев Галлу, не пугались, не юркали в кусты, где, притаившись, следили бы за самой страшной опасностью – человеком. Для них Галла была просто еще одним живым существом. Быть может, она напоминала им медведя, или косулю, или грациозного дальневосточного леопарда. В любом случае женщина гармонично вписывалась в окружающую действительность. Она брела долго, пока вплотную не подошла к отвесным скалам. Песчаный и каменистый берег остались позади, вперед идти было невозможно, только плыть или карабкаться вверх. Решить она так и не смогла – вверх или плыть. Поэтому осталась сидеть на валуне, глядя в морскую даль.

Сколько она так просидела неподвижно, Галла не знала. В какой-то момент она стала прислушиваться к своим чувствам. Голода не было. Холода или жары она не чувствовала. Впервые за сутки Галла задалась простым вопросом: где она. Конечно, когда она только ощутила себя здесь, этот вопрос не выходил из головы, но потом исчез, как будто, так и должно быть. Как будто каждый раз, когда запускается телепорт, человек, который должен был переместиться, исчезает в некое подпространство, где не ступала нога человека, где на Земле рай, где все животные друг другу братья…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.