Телепорт

Спорить не имело смысла, но и исполнять требования начальства Безмерный не собирался. Конечно, первый официальный пуск пусть проводят, на ком хотят. «И на чем хотят», – добавил про себя Кирилл. Уже на следующей неделе он будет распаковывать аппарат в собственном кабинете Силиконовой долины.

3. Душа | 13 мая 2031 год | остров Русский

Утро выдалось серым. Дождь по-прежнему хлестал по окнам. Сильный ветер клонил деревья к земле. Автомобили подвывали, когда срабатывала сигнализация. Синее море стало темнее черного. Высокие волны поднимались и разбивались о каменистый берег. Хлеба в местных магазинчиках не было второй день. Жизнь медленно, но верно замирала. Шторм не прекращался.

Дома пахло сыростью, постельное белье и одежда пропитались влагой, ноги мерзли даже в теплых носках – отопление отключили две недели назад. Одеваться, ложиться в постель, кутаться в флисовый халат было мерзко, курить отсыревшие сигареты – противно. И самым ужасным оказалось то, что мост на материк не открывали четвертый день: выехать в город не представлялось возможным.

Одним словом, жизнь на острове превратилась в некое подобие каторги для светлых умов человечества и студентов федерального университета. Все ждали.

Зябко заворачиваясь в отсыревший халат, Галла пила горячий кофе. Она не любила разбавленный молоком бодрящий напиток, однако каждое утро находила на столе именно кофе с молоком. Кирилл наливал две кружки. Галла кривилась, выливала кофе в раковину и варила себе новую порцию. Это утро не стало исключением.

Супруг бродил по квартире: он искал носки. Когда Галла покончила с завтраком, мужчина вошел в кухню, присел на соседний стул, печальным взором окинул кружку с остывшим кофе. Джинсы, рубашка, тонкий пуловер и носки… в районе большого пальца розовела дыра. Галла брезгливо посмотрела на ноги.

– Блин, Кирилл, ты со своей зарплатой не можешь позволить себе покупку новых носков?

– Могу, но всегда считал, что моим гардеробом должна заниматься любящая супруга!

– Ясно! Чего же ты развелся? Анжела только и занималась твоими трусами и носками! – фыркнула Галла, поднимаясь из-за стола.

– Дорогая, а тебе не кажется…

– Нет, мне не кажется! Завтракай и поехали! – Она захлопнула дверь, тем самым закрыв возможность для дальнейшего диалога.

Так начиналось почти каждое утро. Если не дыра в носке, то жирное пятно на манжете или петелька на свитере не давали Галле покоя. Но как только женщина увлекалась очередной разработкой, поведение ее менялось – она становилась внимательной, уравновешенной, порой даже любящей. Они могли часами сидеть над схемами, копаться в книгах и различных диссертациях, а главное – беседовать долгими зимними вечерами за кружкой горячего чая или бокалом чего-нибудь покрепче. И эту Галлу он любил. Любил всем сердцем и всем разумением.

До академии они ехали молча. Путь недолгий, но все равно приятного мало. Пару раз Кирилл пытался завести разговор на отвлеченные темы, но Галла в ответ только фыркала и огрызалась. В итоге мужчина предпочел громче включить музыку и полностью погрузиться в себя.

День длился томительно долго. Женщина никак не могла сосредоточиться, погрузиться в работу. Ее отвлекал малейший шорох, скрип двери и даже вой ветра, доносившийся с улицы. То и дело Галла поглядывала на часы: Кирилл планировал пуск на семь часов. Обычно к этому времени в пятницу в ДВО РАН никого не оставалось. После тяжелой трудовой недели все спешили по домам.

Ровно в шесть в кабинет постучали. Это пришла Машенька, которая днем ранее до глубокой ночи помогала делать проверки в лаборатории. Разумеется, даже втроем они не обнаружили ошибок. На всякий случай повторно сделали пуски. Предметы удавалось перемещать не просто в коридор, но и во двор академии и даже домой. Так, Маша попросила отправить в общежитие несколько увесистых книг, которые хотела почитать перед сном. Прибежав к себе, девушка сразу позвонила: оба издания лежат на столе. Машина переместила их точно по заданным координатам.

Не дождавшись разрешения войти, Машенька влетела в кабинет. Она запыхалась, подмышкой были зажаты все ее пожитки: сумочка, пакет с бумагами, плащ и зонт. В руках она держала толстую тетрадь. Листы в клетку были исписаны мелким почерком, а на одной из страниц красовался какой-то выполненный ручкой чертеж.

– Пожар, – вскинула брови Галла.

– Нет, нет! – поспешно выговорила девушка. – Сегодня пуск делать нельзя! В проекте изначально заложена грубейшая ошибка. – Машенька запнулась, покраснела. – То есть, я хочу сказать, что Кирилл Анатольевич…

Но тут в дверях появился сам Безмерный: «Какая еще ошибка? Вчера провели финальные проверки! Любые предметы переносятся точно по заданным координатам, во время перемещения атомы не теряются, на месте предметы собирались без нарушений. Какая, к черту, может быть ошибка?»

Еще в прошлом месяце удалось добиться того, что вес предмета перестал иметь значение, точнее, его больше не нужно было задавать. Раньше как было: задали вес и габариты, машина его на атомы расщепила, задала направление, силу толчка – и дело в шляпе. Теперь же нужны только габариты. В минувший четверг Галла немного выпила, за руль, как законопослушный автолюбитель, садиться не стала, вызвали такси. Пока машина с материка доехала до острова, супруги решили переместить свое авто на ведомственную парковку. Автомобиль исчез в считанные секунды.

Через час вернувшиеся домой Безмерный и Викторова пошли проверить красный Mini Cooper. Хэтчбек стоял на своем месте, ждал хозяйку. Охранник – случайный свидетель материализации – сидел на вахте уже изрядно подпитый. Он, разумеется, слышал, что ученые на острове проводят различные эксперименты для Минобороны и не только, но чтобы из ниоткуда появлялись машины – такого раньше не случалось. Он пытался рассказать о случившемся другим автовладельцам, но те в ответ лишь крутили пальцем у виска: совсем того, спился, белочка-горячечка.

Да, и откуда девчонка знает про пуск?

– И что, по-твоему, Кирилл Анатольевич не учел? – скептически поинтересовался замдиректора.

– Что… Что человек, да и любое другое живое существо, – Машенька едва мямлила. Она впервые высказывалась против гениальных идей Кирилла. – Это не только физическое тело, которое можно разложить на атомы, но и душа…

– Душа?.. – переспросил ученый, недоверие в его голосе только добавилось.

Машенька неуверенно кивнула.

– Что ты этим хочешь сказать? – он вцепился в нее взглядом.

– Что машина рассчитана только на перемещение предметов. Мы… Вы… – она терялась, заламывая руки, – не сможем переместить живое существо!

– Машенька, ты совсем? – покачал головой Кирилл Анатольевич. – Какая, к чертовой матери, душа?

– Вечная…

Кирилл уставился на выпускницу федерального университета. В его глазах читалось явное недоумение. Разумеется, он много раз слышал теорию о вечной бессмертной душе, но ни в коем случае не позволял своим подчиненным ударятся в подобные разглагольствования. Уже многие годы для Кирилла Анатольевича существовала только материальная сторона жизни. Только от одной мысли, что Машенька думает о невозможности запуска телепорта из-за бессмертной души, у замдиректора потемнело перед глазами.

– Вечная? Ты где работаешь? Ты не сегодня-завтра получаешь диплом, в котором будет написано «Физик-теоретик. Магистр», и сейчас мне про вечную душу рассказываешь? – гаркнул Кирилл. – Завтра же утром положишь мне на стол заявление об увольнении по собственному желанию! Мне такие сотрудники не нужны, которые про душу вещают и в рабочее время эзотерические науки изучают! Пошла вон!..

Машенька побелела. Губы задрожали. Чтобы скрыть навернувшиеся слезы, она выбежала из кабинета. Куда девушка направилась – домой или в кабинет, – Галла так и не поняла.

Сама женщина, широко раскрыв глаза от изумления, смотрела на мужа. Еще студенткой младших курсов она полностью отвергла теорию, что в человеке, кроме плоти, есть душа, поэтому прежде никогда не заговаривала с Кириллом о подобных материях. Столь бурной реакции у всегда сдержанного и тактичного Кирилла она никак не ожидала и за двенадцать лет совместной жизни не видела. Даже когда его идеи критиковали, он внимательно слушал и приводил контраргументы. Бывали случаи, когда подчиненные оказывались правы, за что получали премию и благодарственные письма. Кирилл Анатольевич старался ценить каждого по способностям и выделять за заслуги. Выскочек, конечно, не жаловал, всегда нагружал их дополнительными задачами, с которыми они заведомо не могли справиться.

Нередко к выскочкам причислялась и Машенька, но она всегда выполняла все точно и в срок. Бывали дни, когда Безмерный целенаправленно поручал девушке выполнить нереальные задачи, однако это не мешало будущему светилу человечества сделать все блестяще. Замдиректора это одновременно раздражало и забавляло. Он надеялся, что рано или поздно Кротова взмолится, будет просить дать отдых, повысить зарплату или просто снизить нагрузку, но ничего этого не происходило. Мария упорно тянула лямку, периодически замирая, как кобра, глядя в глаза начальнику, потом медленно опускала взгляд, разжимала свои маленькие побелевшие кулачки и уходила, гордо вскинув голову. Безмерный смеялся, Галла Викторова качала головой. Ей иногда хотелось сказать мужу, что пора с этим завязывать, но она молчала. Она всегда молчала.

Кирилл быстрым шагом прошел к окну. Закурил.

– Совсем чокнулась… – повторил он. – А ты что думаешь?

– Я думаю, что ты несправедлив. Каждый человек имеет право на свои увлечения. И если Машеньке интересна метафизика и эзотерика, почему бы нет? Она великолепно справляется со своей работой, в отличие от многих… – И, подумав, добавила: – И если по каким-то причинам, ты глубоко убежден в том, что души не существует, то это не дает тебе права срываться на девчонке из-за ее предположения… и тем более оскорблять ее.

– А ты-то как сама считаешь? – он курил вторую сигарету.

– Думается мне, что, если даже предположить, что душа существует, – Галла выпрямилась и уверенно посмотрела мужу в глаза, ожидая второй вспышки гнева. Она не отвергала подобных учений, но, не найдя в свое время каких-нибудь подтверждений, ими не интересовалась, – проблем у нас возникнуть не должно. Душа, как я понимаю, не материальна, поэтому ее невозможно разложить на молекулы и тем более на атомы. Как тебе известно, мы задаем координаты перемещения не для каждого элемента, а для всей конструкции. При этом сначала мы задаем координаты, и только после того, как машина считывает всю необходимую информацию, она раскладывает объект перемещения на атомы. Ну, а после перемещения атомы по ранее заложенной программе полностью восстанавливают былую форму. Одним словом, душа переместится вместе с атомами и встроится на отведенное ей матушкой-природой место. Как-то так… Кирилл, тебе кофе налить?

Мужчина кивнул. Неожиданно Галла поймала себя на мысли, что страх перед пуском исчез. Неужели она, доктор физико-математических наук, подсознательно боялась, что ее «душа» не переместится вместе с ее бренным телом? Галла фыркнула: такого она от себя точно не ожидала.

Кирилл полностью погрузился в свои мысли. Последние тридцать лет он не верил ни в бога, ни в черта. Мужчина уповал только на себя, на ежедневный труд с утра до глубокой ночи, способный дать желаемый результат. А молитвами…

Он знал наверняка, что молитвами ничего не добьешься. Он вспомнил свое нищее детство, мать-христианку, церковь, разговоры о боге и душе, о прощении… Неожиданно припомнилось, как умолял бога не забирать мать, когда женщина умирала в страшных мучениях от рака на глазах юноши… Последние два месяца ему приходилось каждый день вливать в нее по литру водки, чтобы она постоянно спала в пьяном угаре. Тогда, в начале восьмидесятых, это все, что могли порекомендовать добрые люди.

Кирилл передернул плечами, достал третью сигарету.

– Чушь! Души нет! Ты, любимая, состоишь исключительно из атомов, как и я, и любое другое существо. – С минуту помолчал, выпил залпом полчашки кофе и добавил: – Маша казалась умнее, чем есть на самом деле. Она подавала большие надежды! Ну так что, мне на кошках тренироваться? Мы же вчера не съездили к родителям: мост закрыт, связи с большой землей нет.

– Нет. Конечно, нет. Мне самой ужасно хочется попробовать! – Галла заглянула ему в глаза. В эту секунду она вновь уверовала в него.

– Ну точно! Вчера и утром это было особенно заметно!

– Перестань! – Галла уселась мужу на колени. – Ты же сам все понимаешь! Первый раз… Немного страшновато! Но я много думала сегодня и пришла к выводу, что никаких опасений быть не может. Все пройдет гладко.

– Ты правда так считаешь? – он взял супругу за подбородок, поднял ее голову и посмотрел прямо в глаза.

– Конечно! – глаза убедили лучше всяких слов.

Еще минут пять они посидели, затем встали и словно по команде направились в лабораторию, где их ждал настоящий успех, который изменит жизнь Безмерного и его супруги навсегда.

4. Машенька | 13 мая 2031 год | остров Русский

Машенька Кротова прибежала в кабинет, где стоял ее рабочий стол. Коллеги уже разошлись, она бухнулась в кресло, разрыдалась. Как она могла не заметить Кирилла Анатольевича и брякнуть при нем такое! Нужно было все это говорить одной Галине Дмитриевне, чтобы она отказалась от этого дурацкого эксперимента, и Безмерный проводил его на кошках. Вспомнив «Операцию Ы», Машенька фыркнула. Местная кошка накануне окотилась, и мысль подвергнуть эксперименту полосатых усатых казалась ничего себе такой. Что им сделается, этим кошкам?! Да и всяко лучше, чем топить.

Ее захлестнул новый приступ рыдания! Да при чем тут кошки! Нужно же было брякнуть такое? Она же прекрасно знала, чем закончатся все ее эзотерические изыскания, но все равно продолжала копать в этом направлении. Ужасно! Все было кончено. Кончено раз и навсегда.

Еще один приступ рыдания. В ее затуманенном мозгу бились две мысли. «Я раньше никогда так не плакала!» и вторая… Она делилась на две, как будто была одной неразделимой, но при этом каждая казалась самобытной, сложной и до ужаса нестерпимой, разрывающей сердце в клочья: «Кирилл, ну что я тебе сделала!!! Галла, спаси его!!!».

В свои двадцать с хвостиком Машенька Кротова точно знала, что Кирилл Анатольевич – единственный в ее жизни мужчина. Если даже она когда-нибудь выйдет замуж, то это будет уважение, привязанность, возможно даже дружба, но любви там не будет. При этом Галина Дмитриевна уже не первый год являлась для Машеньки неким эталоном. Именно такой она видела себя через десять, двадцать лет. Умная, ответственная, красивая, упрямая, самостоятельная, самодостаточная. Одним словом, человек с большой буквы.

Следующая мысль заставила ее прийти в ужас: на месте Галины Дмитриевны нужно быть мне! Абсурдность заявления заставила Машеньку прийти в себя. Слезы, конечно, еще текли, дышать по-прежнему было тяжело, но в голове начало проясняться. Усилием воли оторвала голову от стола, вытерла слезы рукавами водолазки, размазав тушь по всему лицу, откинулась на спинку стула.

– Да ты, видать, совсем рехнулась…

Она резко встала, голова закружилась, перед глазами потемнело, Машенька схватилась за край стола. Секунд тридцать-сорок девушка стояла, боясь шелохнуться. Немного придя в себя, взяла из принтера чистый лист бумаги и вывела своим размашистым почерком:

«Президенту ДВО РАН Тапонику Николаю Матвеевичу от младшего научного сотрудника Кротовой М.А. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию с 14 мая 2031 года, потому что работать под началом мудака Безмерного Кирилла Анатольевича я не собираюсь!» Она поставила дату: 13 мая 2031 года и расписалась.

– Мудак, вероятно, перебор…

Машенька взяла еще один лист и повторила заявление. На этот раз Безмерный оказался козлом, на третьем заявлении – парнокопытным животным, на четвертом… Всегда сдержанная девушка не стеснялась в выражениях. Минут через пятнадцать весь стол Марии был завален заявлениями об увольнении и на каждом замдиректора имел смачное определение. Перечитав, все до одного заявления полетели в корзину для мусора:

– Николай Матвеевич тут ни при чем… Он разве виноват, что Безмерный… мудак? – фыркнула Машенька, которая отродясь грубого слова не сказала.

Она откинулась на спинку кресла. Вспомнилась одна из самых первых бесед с Георгием Михайловичем Некурящим – все пять лет университета он был ее любимым преподавателем, другом, соратником, а потом любовником. Один – два раза в неделю она заходила на кафедру с ним попить чай, поболтать.

«Рассуждать о душе может лишь человек в нее верующий, для которого совершенно неважна логика опровержения, потому как он верует. По сути, бессмертная душа не более чем миф, придуманный людьми для людей, – не переставал удивляться он вечному вопросу лучшей студентки: что есть душа. – Маруся, ты, как будущий ученый, должна понимать, что невозможно сопоставлять физику и метафизику. Это все равно, что ты начнешь длину мерить килограммами».

– Все верно, все правильно, а ребеночек не наш… Мы что-то все недопонимаем. Все…

Машенька опустила голову на скрещенные на столе руки и застонала. Она потратила бесконечно много времени, чтобы убедить Некурящего в существовании души. Лучшая студентка привела не одно подтверждение ее наличия в каждом человеке. Первое время Георгий Михайлович только улыбался и объяснял, почему с точки зрения физики так рассуждать невозможно. Однако Машенька Кротова упорствовала, она продолжала читать «физику и метафизику» в надежде, что появится что-то действительно стоящее. В итоге за четыре года изучения этой темы она исписала не одну тетрадь и каждый абзац, по ее мнению, являлся истиной в последней инстанции. Чудо-трактат, сшитый в одну толстенную папку, лежал на дне дальнего выдвижного ящика. Его-то и решила она отнести в лабораторию. Года два назад ей удалось сделать дубликат ключей, поэтому отчитываться за посещение лаборатории в неурочное время не было никакой нужды.

Машенька достала ключи из сумочки, взяла тетрадку и направилась в лабораторию через черный ход. Проходя мимо кабинета Галины Дмитриевны, она слышала, как супруги беседовали о душе человека. Машенька невольно прислушалась: Галла рассуждала о душе, как будто ее существование никогда не вызывало у нее сомнений, при этом она ее спокойно разложила на мельчайшие частицы. Девушка невольно фыркнула: «Душу – на атомы… Аж два раза… как же!» Машенька громче зацокала каблуками по бетонному полу.

– Я вам еще всем докажу, что это нематериальная система, которую нельзя разложить на атомы и тем более переместить из точки «а» в точку «бэ»…

Если бы Машеньку здесь и сейчас спросили, почему она так упирается в идею души и невозможности ее телепортации в современных условиях, она бы ответить не смогла, но, несмотря на это, продолжала упорствовать. «Доказывать только придется уже не в ДВО РАН…» – подзуживал внутренний голос. Девушка снова фыркнула:

– Ну и ладно! Меня любой университет заберет! – безусловно, так и было. До получения красного оставалось еще два месяца, а Машеньке уже сделали пять предложений по работе, в том числе в зарубежных научных институтах. Правда, об этом она так никому не сказала, даже Георгию Михайловичу. Он бы точно настаивал на ее отъезде в США, а на это девушка была не готова.

Часы в холле на проходной показывали начало восьмого. Охранник Александр Михайлович Новослов сидел в своей каморке, читал книжку. Мужиком он был справным, в свое время спортом занимался. Потом работал в каком-то музее научным сотрудником, а на пенсии попал под сокращение. «Вот так вот, работаешь всю жизнь, работаешь, все силы отдаешь, можно сказать душу, и на тебе – увольняйся по собственному желанию!!! А у меня, может быть, и не было этого самого собственного желания!» Машенька снова фыркнула, Александр Михайлович вздрогнул, поднял голову.

– Машенька, здравствуйте! – он всегда называл ее на «вы». – Вы так рано сегодня уходите… На вас лица нет! Что-то случилось?

– Да, – Мария махнула рукой, положила ключи на полочку перед охранником, потянулась за ручкой. Пока расписывалась, что ключи сдала, и за противопожарную безопасность, добавила: – С Кириллом Анатольевичем общего языка не нашла… Он меня уволил… Сказал, чтобы завтра заявление по собственному желанию на столе у него лежало…

– Машенька, да это он сгоряча! Вспылил наверняка! Все образуется, не беспокойтесь. Утро вечера мудренее, – приободрил охранник девчонку.

– Нет уж! Дудки! – Машенька фыркнула. – Спасибо, Александр Михалыч, за поддержку. Пойду домой, постараюсь поспать…

Машенька вышла из главного здания ДВО РАН и побрела в сторону общежитий. В одном из новеньких домов она получила маленькую комнату на пятом этаже. Когда несколько месяцев назад академия выдала комнату, судьба или, возможно, сам Кирилл Анатольевич распорядились так, что ее окно выходило как раз на пожарный вход в лабораторию. Поэтому то, что Машенька пошла в сторону дома, Александра Михайловича нисколько не удивило. Впрочем, он и не следил за уходящей девчонкой, просто по-отечески провожал ее взглядом.

За ней пристально наблюдали, и Машенька Кротова это знала. Наблюдали камеры наружного наблюдения. Однако та самая камера, которая должна была показать на мониторе охранника, как хрупкая девушка открывает ключом дверь черного входа, много лет назад сломалась, финансирование на ее восстановление не выделялось, поэтому висела она исключительно для высшего руководства. Москвичам ее регулярно показывали, что, мол, вот она, ни одна мышь не подкрадется к секретным разработкам, но на мониторе вопрос пожарного хода в лабораторию тщательно избегали.

Сильный ветер сбивал девушку с ног, длинные полы пальто вместе с подолом клетчатой юбки путались в ногах, она спотыкалась. Не успела дойти до развилки, где заканчивался обзор видеокамер, как сильный порыв ветра окончательно повалил ее на тротуар. Машенька упала прямо в лужу. Поднявшись, вытерев грязные руки о светлое пальто, выругавшись и снова заплакав от обиды – сегодня явно был не ее день, – девушка продолжила свой путь.

Лаборатория, расположенная в цокольном этаже академии, представляла собой огромное помещение, разделенное перегородками и дверьми на бесконечное количество секций. В основном это были сборочные и экспериментальные цеха, цеха программирования и мастерские, где проводилась разработка деталей и механизмов. Рабочий день здесь длился с восьми утра и до восьми вечера с двумя перерывами на отдых, в пятницу – с восьми до шести. Для сотрудников были открыты огромная библиотека с большим читальным залом, спортивный и тренажерный залы, теннисный корт и бильярд, оборудованы хорошая столовая и даже игровой зал.

Кроме того, у каждого «подземного жителя» (так в шутку называли коллеги специалистов лаборатории) было рабочее место в верхних этажах здания. Одним словом, у сотрудников ДВО РАН было все, о чем могли мечтать ученые любой страны мира. А все потому, что Николай Матвеевич заботился о своих кадрах. Главной своей задачей он считал привлечение лучших умов на остров самой отдаленной части страны. В общем, сил, времени и средств на обустройство комфорта подчиненных он не жалел и всегда называл коллектив академии командой.

Машенька в темноте пробралась к столу Кирилла Анатольевича, который располагался рядом с аппаратом, нащупала пальцами настольную лампу, включила. Недалеко висело зеркало, невольно девушка посмотрела на свое отражение: насквозь сырое пальто, длинные растрепанные волосы, растекшаяся тушь, размазанная помада.

– Вся в слезах и губной помаде… Перепачканное лицо, – промурлыкала она себе под нос песенку лохматых годов.

Неожиданно послышался скрежет открывающейся двери, а следом шаги Галины Дмитриевны и Кирилла Анатольевича. Оставалось только одно – очень быстро ретироваться, чтобы не застукали. Если сейчас замдиректора заметит свою нерадивую подчиненную, скандала точно не избежать.

Машенька оглянулась: выйти из лаборатории она не успеет, да и шуму наделает, когда будет уходить – каблуки все-таки. Недолго думая, она притаилась за шкафом. Он стоял в метрах семи. Понимая, что ждать придется долго, Мария медленно опустилась на пол, обняв тощие ноги, уселась поудобнее.

«Нет, – думала девушка, прислушиваясь к шагам руководства, – я, конечно, очень хотела присутствовать при первом пуске, но все-таки не при таких обстоятельствах».

5. Пуск | 13 мая 2031 год | остров Русский

По длинным коридорам в кромешной тьме супруги пробирались в лабораторию. Галла шла первая, Кирилл следовал за ней, практически дыша жене в затылок. Они постоянно оглядывались, пугаясь любого звука. Страшила сама мысль, что охранники или коллеги заметят, застигнут их на месте преступления. При этом ни Галле, ни Кириллу не пришла в голову простая мысль: ежедневно в начале седьмого они идут по этим самым освещенным коридорам и продолжают работу, не обращая внимания ни на запрет начальства пребывать в лаборатории более четырех часов кряду, ни на отсутствие пропуска и специального разрешения, подписанного Николаем Матвеевичем или его замом. Кирилл обычно смеялся на эту тему: сколько нужно этих разрешений выписать, чтобы ты не смотрела на меня с такой укоризной.