Три звезды

Пытливый взгляд подруги Катя ни с чем никогда не спутает, было понятно, что она уже готова ринуться в бой и всё разузнать.

– Люб, я уже всё разузнала. Я встретила его в одном из социальных учреждений, куда ездила на днях. Там есть мужчина – Серов Лев Борисович. Совсем как мой отец…

– Ну погоди, фамилия ещё ничего не значит. Мало ли таких Серовых. Вон Сидоровых только полстраны.

– Да, ты права… Поэтому я вчера сделала запрос в архив о дополнительных све́дениях.

– И? Всё совпало, как ты и думала? Ты от этого упала в обморок?

– Да, я, как только увидела его дату рождения, у меня сразу в глазах всё поплыло. Да и потом… Эти глаза… – Катя вспомнила, как они встретились с ним взглядом и у неё по телу снова пошли мурашки.

– Ну я не знаю… Не знаю, что сказать. А что в этом случае делают?

– Тоже пока не знаю. Я даже не знаю, узнал ли он меня. Это так необычно.

– Ещё бы! Не каждый день отца находишь. Вот бы и мне моего охламона найти, бросил нас с матерью, когда я совсем ещё кнопкой была и в ус не дул, а мы мыкались всю жизнь по чужим углам, с копейки на копейку перебивались. Вот я бы ему сейчас сказала пару ласковых, – Люба нервно откусила яблоко. Она, когда нервничала, всегда жевала, что под руку попадалось.

Катя опустила глаза, она не стала больше ничего говорить, да и зачем? Ей бы само́й решить, что делать дальше.

***

Женщина поцеловала дочурку в пухленькую розовую щёчку, та пахла молоком и сладостью, длинные чёрные реснички тут же вздрогнули, но сон у малышки был крепок. Катя сидела у кроватки и любовалась своей девочкой, крошечные ручки сжимали уголок одеяла и слегка вздрагивали. У Кати от умиления даже в носу защекотало. Она вдруг так остро почувствовала грусть, всё-таки за эти дни она сильно соскучилась по ней, работа плохо сказывалась на их жизни, они почти не виделись. Кажется, будто этих дней хватило сполна, чтобы она так сильно выросла. Конечно, Кате это только казалось. Скорее, в ней говорило чувство вины, которое с каждым днём в ней только нарастало. Ведь когда-то именно за это она обижалась на свою маму.

Катя подтянула одеяльце наверх, потом также заботливо поправила простынь.

«Да, нужно признаться, Люба отлично справляется», – подумала она и где-то в глубине души ей стало немного обидно, что рядом с дочкой не она… Такой чудесный возраст, каждый день что-то новое, так хочется всё это видеть. Внутри вдруг снова зародилась паника: «А что если мамой она впервые назовёт Любу? Только не это!». И старшая дочь… Её она тоже так редко видит, хотя Катя и была очень благодарна матери за помощь. Сердце сжалось от всех этих мыслей. «Что за глупости лезут мне в голову?!», – пробормотала она, уже всерьёз рассердившись на себя.

– Не вини себя, – на пороге вдруг появилась Люба и словно прочитала её мысли. – Ты делаешь всё, что можешь, девочки вырастут и поймут.

Катя опустила глаза.

– Иногда мне кажется, что я круго́м виновата. Виновата, что мужа не уберегла, я же чувствовала, что что-то случится… Виновата, что дети остались без отца. Виновата, что не могу видеть, как они растут… – Катя яростно впилась пальцами в свои волосы и застонала.

– Не плачь, ты ни в чём не виновата. Никто не мог этого предугадать, – Люба присела рядом, чтобы утешить подругу.

– Не знаю…

– А я тебе говорю – так!

– Люба, я знаю, что ты хочешь меня успокоить, но не надо, мне сейчас тяжело и хочется плакать, прости, если напрягаю…

– Не говори глупостей, ничего ты меня не напрягаешь. Просто, что попусту сырость в доме разводить? Будешь ныть, я тоже разревусь и что тогда?

– А ты-то, что плакать будешь? – в голосе Кати послышалась нотка упрёка.

Люба изменилась в лице.

– А ты, что же думаешь, у меня нет повода поплакать? Что у меня никогда не было своей семьи? Или, может, ты думаешь, что с дочкой твоей я справляться по книжкам научилась? – строго и даже немного повелительным тоном ответила Люба.

Катя тяжело сглотнула слюну, а они ведь и впрямь никогда не обсуждали Любину жизнь, всё как-то о ней, да о ней. Катя вдруг почувствовала себя жуткой эгоисткой.

– Прости, я не подумала, – положила она свою руку на колено подруги.

– Ничего, – Люба сразу поднялась и отошла к окну.

– А…

– А что произошло, мы обсуждать сейчас не будем, я давно перевернула эту страницу, возможно, когда-нибудь и расскажу, – перебила её тут же Люба.

У Кати даже слёзы как будто разом все закончились. Она смотрела на подругу с открытым ртом, ведь та открылась для неё теперь совсем с другой стороны. Катя всегда считала её несерьёзной, даже немного ветреной, а тут такое… Ей вдруг стало стыдно.

– У меня предложение – давай закончим на сегодня самобичевание и пойдём пить чай, – Люба всегда умела разрядить обстановку.

Катя одобрительно кивнула и, всё ещё переваривая услышанное, поплелась на кухню ставить чайник.

Подруги сидели молча, чайник давно закипел и из узкого горлышка пошёл пар. Каждая из них думала о чём-то своём, пока громко не щёлкнула кнопка выключателя.

– Я налью чай, – Катя встала с дивана.

– Да, пожалуй, – протянула Люба, словно возвращаясь откуда-то из далёких воспоминаний. – Слушай, Кать, я что хотела тебя спросить-то… А что это за кукла у нас здесь в прихожей лежит? Ты малой, что ли, купила, не рано? Или Любанька возвращается?

– Кукла? А-а-а… Нет. Это для одной девочки из детского дома, надо будет завтра заехать.

– Для девочки? Для какой такой девочки? Катя, ты меня всё больше удивляешь. Ты ничего такого не рассказывала.

– А что рассказывать? Когда была в одном из детских домов, там девочку одну встретила, она случайно врезалась в меня. Так вот, у её куклы головы нет, мальчишки сломали, решила ей куклу подарить. Как ни крути, малышке будет приятно, – пожала она плечами.

– Ну да… – Люба смачно потянула молочную пенку из кружки, она всегда это делала громко и с особым удовольствием.

Катя засмеялась.

– Ну слава богу! Хоть улыбнулась.

– Не говори, – вздохнула Катя, поняв, что атмосфера в их доме снова стала мягче. – А знаешь… Она не разговаривает.

– Кто? – удивилась Люба.

– Ну девочка эта…

– А… Ну не знаю, может, болеет чем или ещё что.

– Вот и я не знаю… Нет, выглядит здоровой… Красивая такая, глаза красивые…

– Ты чего, мать?

– А? Да нет, ничего, просто задумалась. Интересно так жизнь устроена. Вот ты ещё ребёнок вроде, а на твои плечи такая судьба сваливается… И родителей нет и у куклы голова оторвана.

Люба чуть не поперхнулась от философии подруги.

– У-у-у. Так, всё! Кому-то здесь явно пора спать.

Катя засмеялась. С этим было не поспорить.

Глава 2. Третий – не лишний

Катя ещё долго не могла уснуть и лежала с открытыми глазами, словно на проекторе разглядывая бегающие по потолку тени. Когда ей всё же удалось заснуть, будильник издал свой бодрый звон.

Катя даже сначала ничего не поняла, вроде только закрыла глаза, а уже утро. Но лежать лишний час ей не хотелось. Эдуард Васильевич ей дал выходной, а значит, сегодня нужно успеть сделать всё, что было ею запланировано. Она подскочила, наскоро выпила стакан кефира и нацепив на себя тонну одежды, тихонько выскользнула из сонного царства.

Катя потянула за деревянную ручку, дверь лениво заскрипела, она и не заметила в прошлый раз, насколько в этом детском доме тугая дверь.

«Непонятно, как дети её открывают?» – подумала она про себя.

Катя шла по коридору и вглядывалась в пробегающих мимо детей. Она только сейчас поняла, что она даже имени той девчушки не знает, как же она объяснит, для кого куклу принесла.

– А, это вы, снова базу обновить пришли, что ли? – встретила её в проходе та же нянечка.

Катя несказанно обрадовалась этому.

– Нет, я вот подарок принесла для девочки… Ну той, у которой мальчишки куклу сломали.

Женщина нахмурила брови. В детском доме это не очень приветствовалось. Ведь дети, они такие, – каждого, кто проявляет к ним хоть каплю любви и заботы, начинают считать своими родителями.

– Так вы о Верке Беляшовой, что ли?

На Катю словно ковш холодной воды опрокинули.

– О ком? Вера? Беляшова?

– Ну да! Хорошо, давайте я передам, ну или можете сами передать… Давайте я позову…

– Нет! То есть – да. Зовите, – Катя растерянно качнула головой, а сама оперлась о стену, чтобы детей лишний раз не напугать, у неё почему-то снова закружилась голова.

– Вот она, – воскликнула нянечка. – Вера, ну-ка пойди сюда, помнишь эту тётю? Она тебе что-то принесла, подойди, возьми, – нянечка подтолкнула её чуть вперёд.

Катя смотрела на девчушку и только хлопала глазами, будто на той было что-то написано, и она пыталась это самое что-то сейчас прочесть.

– С вами всё в порядке? Женщина, ау? – потеребила её за плечо нянечка.

– А? Да… – кажется, пришла в себя Катя. – Просто задумалась.

Нянечка недоверчиво покачала головой.

– Бывает. Вот, это Верочка. Вы что-то хотели ей подарить?

– Да, конечно, – засмущалась Катя, ей вдруг стало неловко перед девочкой. – Вот, держи куклу, это тебе, – Катя протянула малышке красочную коробку.

Девчушка робко сделала шаг ближе и, взяв коробку в руки тут же прижала её к себе, словно это – единственное ценное, что теперь было в её жизни.

– А давай вместе развернём? – тут же предложила Катя, чтобы хоть как-то разрядить повисшее в воздухе непонимание со стороны нянечки.

Катя присела перед девочкой на корточки и, посмотрев ей в глаза, приветливо улыбнулась. Она хотела взять в руки коробку, чтобы открыть её, но девочка прижала её к себе ещё крепче и немного отдалилась.

– Сама? – спросила Катя. Та утвердительно кивнула. – Ну что ж, это даже лучше. А мне куклу хоть покажешь? – подмигнула Катя.

Девочка вскарабкалась на диван, что стоял у них в холле, и с жадностью стала теребить никак не поддающийся ей картон. Катя и нянечка стояли рядом и просто наблюдали. Кате казалось, что в её голове творится хаос, она ни за одну мысль не могла ухватиться, всё словно в одно мгновение перемешалось. Она зажмурилась и немного потрясла голову, а когда вновь открыла глаза, столкнулась взглядом с ещё более недоумевающей нянечкой.

– Скажите, а зачем вы пришли сюда на самом деле? – вдруг спросила нянечка.

Этот вопрос ввёл Катю в тупи́к, она даже и не думала, что ей придётся оправдываться за душевный порыв.

– Я даже не знаю, просто захотелось сделать ребёнку приятное… У меня своих две дочери. Вот, – пожала она плечами.

– Ясно, – нянечка, кажется, немного расслабилась и её морщины на лбу распрямились.

– Скажите, а я могу у вас спросить? – немного помешкав, всё же поинтересовалась Катя.

– Да, конечно, я вас слушаю, – на лице у женщины нарисовался неподдельный интерес «ну наконец-то скажет, зачем пришла».

– А… Кто у этой девочки родители?

Нянечка вопросительно подняла бровь.

– Я имею в виду, кто были её родители? – уточнила она ещё раз.

– Я вас поняла ещё с первого раза. Только не поняла, зачем вам это знать? – в её голосе послышалась нотка строгости, Кате сразу стало понятно, что персонал этого детского дома со всей серьёзностью и ответственностью подходит к своей работе.

– Просто… Вы назвали её фамилию… Беляшова.

– Да, так и есть.

– Дело в том, что у моей знакомой такая же фамилия. Я подумала… Фамилия редкая… Вдруг…

– Ах, вон оно что, – выдохнула нянечка. – Так это легко проверить. Хотите, узнаем?

– Да, – воодушевилась Катя. – Я была бы вам очень благодарна.

Девочка давно развернула куклу и всё это время заботливо гладила её то по волосам, то по пышной юбке, словно желая той показать, как она ею дорожит.

– Так, сейчас посмотрим… – женщина, прищурив один глаз, копошилась в каком-то журнале. – Нашла: Мать – Беляшова Анна Викторовна, отец – Ерёмин Антон Игоревич. Это родители девочки. Больше, к сожалению, ничего сказать вам не могу, не положено, – на этом нянечка спешно захлопнула журнал, прекрасно понимая, что уже взболтнула лишнего.

По тому, как Катя изменилась в лице после её слов, стало понятно, что никакой другой информации ей уже не требовалось.

***

Катя аккуратно открыла дверной замок и неспешно вошла в квартиру. В коридоре горел свет, видать, Люба её ждала. Тихонько закрыв за собой дверь, не разуваясь и прямо в верхней одежде она устало приземлилась на пуфик, и облокотившись на тумбу, уткнулась лицом в рукав своего пальто и тихо заплакала. Катя не знала, как ей жить дальше, она также не понимала, где правда и, почему в её жизни всё сложилось именно таким образом. Почему нельзя просто жить, как все нормальные люди? Почему всё это произошло именно в её жизни? Перебирая в голове события последних лет, она откровенно жалела себя, ей так хотелось вернуть всё назад и никогда в жизни не переезжать в эту Москву. Катя с отчаянья кинула в сторону свою сумку. В дверях тут же появилась сонная Люба.

– Ну наконец-то! – воскликнула та. – Ты обнаглела, что ли, совсем? Ушла с утра, телефон отключён, не позвонила ни разу, я уже знать не знаю, что думать, нафантазировала себе чёрт-те что.

– Извини… – выдавила из себя Катя.

– Извини? Извини?! Катя, ты издеваешься? Ночь на дворе, я чуть не поседела уже от неведения. У-у-у. Ты что пьяна? – Люба демонстративно помахала рукой перед своим лицом, когда подошла к ней ближе.

– Ничего подобного, – подняла на неё усталые и красные от слёз глаза Катя.

– Ты чего? Рассказывай, что стряслось… С отцом что-то?

Катя тут же закрыла рот рукой, чтобы только в голос не разреветься, так и дочь напугать недолго, а сама, зажмурив глаза, заплакала. Люба прижала подругу к себе. Катины плечи тряслись, как у маленькой девочки, которую пять минут назад обидели мальчишки, и теперь она пришла домой, чтобы пожаловаться матери.

– Так! Понятно, что ничего не понятно, – вновь Люба взяла всё в свои руки. – Давай-ка раздевайся, пойдём в комнату, – Люба стянула с неё сапоги, берет и пальто, – Пошли, пошли, сказала!

Катя упала на кровать и уткнулась в подушку.

– Поговорим? – Люба села рядом.

Катя отрицательно покачала головой.

– Хорошо, спрошу иначе – кто-то умер?

Катя снова отрицательно покачала головой.

Люба демонстративно выдохнула.

– Фух, слава богу, уже легче. Остальное поправимо. Ладно, спи тогда, завтра поговорим, – Люба накинула на неё плед, а сама направилась на кухню.

– У него есть дочь, – вдруг промолвила Катя.

Люба обернулась.

– У кого? У отца твоего? Логично, за столько-то лет, – постаралась перевести в шутку Люба, что точно оказалось неудачной попыткой.

– У Антона, – серьёзно ответила Катя.

– У Антона? – удивилась Люба. – Слушай, Кать, может, я тебя сейчас удивлю, но, вообще-то, у него их две, и у тебя, кстати, тоже, – не оставляла свою иронию Люба.

– Люба! – Катя повернулась к ней уже с зарёванным лицом. Вся тушь, что утром была на её ресницах, теперь была небрежно размазана по щекам. – У Антона есть дочь от другой женщины! – выкрикнула в эмоциях Катя и снова уткнулась в подушку.

В воздухе повисла тишина.

– Это как? – не знала, как реагировать на услышанное Люба.

– А вот так! – снова повернулась Катя. – Та девочка, которой я сегодня отвозила куклу… Она дочь Антона и этой… Беляшовой.

– Тю! – с сомнением скривила лицо Люба. – Что за бред? Как это возможно?

– Я уже ничего не знаю, ничего! – Катя накрылась ещё одной подушкой и громко разрыдалась.

Люба, качая головой, закрыла лицо рукой. Кажется, здесь и её следовательский нюх дал сбой.

Катя, не спала всю ночь, беспорядочно мечущиеся мысли не покидали её голову ни на минуту. Эта ночь была как никогда беспокойной и для Любы, малышка всю ночь вертелась будто веретено, словно чувствовала то напряжение, что царило у них дома, беспокоилась и часто вскрикивала. Катя слышала это, но встать к дочке у неё не было ни сил, ни морального права. Она чувствовала себя такой подавленной, что даже плакать уже не могла, не говоря уже о том, чтобы утешить ребёнка.

Когда солнце едва осветило синее небо, она тут же подскочила. Казалось, за ночь мысли в её голове всё же выстроились в ряд и теперь ей стало всё понятно. По крайней мере, её боевой настрой говорил именно об этом.

Катя тихонько собралась и даже завтракать не стала, день предстоял нелёгкий. Ещё вчера ночью она написала своей знакомой, та когда-то дружила с Анной Беляшовой и могла знать, где её теперь можно найти. Катя не ошиблась, утром ей пришло ответное сообщение с заветным адресом и припиской: «Катя, на фига тебе это надо? Ну, было и было, забыть давно пора». Катя прочла смс и ничего отвечать не стала, она была благодарна своей знакомой, что та так оперативно помогла ей с адресом, но исповедоваться перед ней она не собиралась. Забывать что-то или продолжать помнить, уж она сама как-нибудь с этим разберётся.

Уже через час такси остановилось у красивого высотного здания, оно было полностью отделано зеркальными блоками и верхним этажом уходило в голубое небо. Табличка у входа гордо сообщала ей, что здесь находится инвестиционный фонд. Катя, ещё не войдя внутрь здания, уже почувствовала деловой дух этого предприятия.

«Люди, которые руководят такой империей, должно быть, обладают большим умом», – очертила она взглядом зеркальное полотно одной из сторон здания снизу-вверх и потянула за металлическую ручку.

Стеклянная дверь послушно и практически бесшумно отворилась, перед ней предстал красивый холл с небольшими диванами и ресепшен. Катя подошла к девушке у стойки, та о чём-то кокетничала по телефону.

– Мне бы Беляшову Анну Викторовну… – неуверенно уведомила её Катя.

Девушка прервала свой разговор и оценивающим взглядом посмотрела на посетительницу. Катя смутилась, она и без того чувствовала себя неловко в безразмерном пальто, которое ей подарила подруга, а здесь ещё эта разукрашенная не по годам девица одарила её таким взглядом.

– Анна Викторовна в такое время не приходит, она будет позже, можете подождать её, – девушка кивнула в сторону холла с диванами.

Катя согласно кивнула в ответ и прошла в холл. Устроившись поудобнее на одном из диванов, она не собиралась никуда уходить. Аню она уже предупредила, что задержится, тем более что самое срочное по работе она выполнила наперёд, всё остальное терпело. Она была твёрдо намерена дождаться Беляшову. Впрочем, долго ждать эту персону не пришлось. Всего через полчаса возле стеклянного входа остановилось красное авто и оттуда вышла она. Катя её сразу узнала, роскошная копна белых волос послушно свисала на меховое манто владелицы. Она даже на секунду захотела провалиться сквозь землю. Сейчас, когда столько лет спустя, Катя снова увидела её, да ещё такой красивой и цветущей, она как никогда ранее особенно остро почувствовала себя каким-то жалким и безликим человеком… Но это она, конечно, преувеличивала, Катя вообще всегда была к себе сильно строга и умела подмечать только плохое. А потому едва заметив в окне шикарную Беляшову, она несколько раз неосознанно поправила свой шарфик и берет, лишь бы не чувствовать себя совсем никчёмной на фоне этой несравненной нимфы.

Катя смотрела сквозь стеклянную дверь на белокурую красавицу и почти не моргала, её лицо было напряжено. Женщина же не спешила заходить внутрь, она о чём-то громко разговаривала по телефону и методично очерчивала шагами периметр крыльца.

Немного подождав, пока та освободится, Катя всё же не выдержала, и сама вышла к ней на улицу. Беляшова ещё некоторое время эмоционально рукоплескала и кому-то что-то доказывала. В своих пламенных речах она совсем не замечала Катю, и каждый раз, проходя мимо неё, то с одной стороны, то с другой, ловко огибала её, будто та – пустое место. Катя же стояла как вкопанная, она не знала, с чего начать, а если и знала, то теперь напрочь забыла.

Наконец, Беляшова удостоилась заметить рядом с собой ещё кого-то.

– Женщина, ну что вы встали здесь как тополь на Плющихе… – голос Беляшовой вдруг оборвался, она посмотрела Кате прямо в глаза и как будто онемела. Было понятно, что она её узнала, даже настойчивый голос на той стороне трубки не мог дождаться от неё ответа. – Я перезвоню, – быстро прервала своё молчание Беляшова и даже не попрощавшись с собеседником, просто захлопнула трубку мобильного телефона. – Ты? – обратилась она к Кате. – Зачем пришла?

– Поговорить, – спокойно, но уверенно ответила Катя.

– О чём? Всё же кончилось. Антона больше нет. Сколько можно одно и то же перемалывать?! – Беляшова небрежно махнула рукой, словно Катя назойливая муха и сделала шаг в сторону входной двери, показывая тем самым, что разговаривать она не намерена.

Катя тяжело вздохнула, ей было сложно принять тот факт, что когда-то у Антона была связь с этой женщиной… С женщиной, которая теперь говорит о нём, как об очередной изношенной шубке, которую пришлось сдать в комиссионку. Экий волк в овечьей шкуре. Катя сделала несколько вдохов.

– Я о дочери твоей пришла поговорить, – кинула она ей уже вслед.

Беляшова замерла, словно обдумывая только что услышанное. Помедлив ещё несколько секунд, она снова повернулась к Кате и сделала несколько шагов в её сторонку, не желая, чтобы ещё хоть кто-нибудь участвовал в их разговоре.

– Узнала всё-таки, – пренебрежительно и с какой-то ноткой разочарования констатировала Беляшова.

– Да, я в курсе, что у вас с Антоном есть общая дочь – Верочка.

– Верочка? – ухмыльнулась Беляшова. – Что это ты дочь мою так ласково называешь?

– Аня, почему ты её оставила в детском доме? – Катя будто не заметила иронии Беляшовой.

– Почему? Почему?! А, что ты мне с ней делать прикажешь? Антона больше нет, а у меня бизнес, у меня работа… В конце концов, у меня вся жизнь впереди. Какому мужику нужен чужой ребёнок?! – Беляшова стряхнула перчаткой снежинку с мехового ворота.

– Как ты так можешь? – Катя по-прежнему не верила своим ушам.

– Да как – так? И вообще, что тебе собственно не нравится? Это моё личное дело, ещё с тобой я это не обсуждала, – Беляшова расправила плечи, показывая тем самым, что разговор окончен, и направилась к двери.

– Ну как же так? Это ведь живой человек… Это твоя дочь! – Катины глаза от отчаянья уже наполнились солёной влагой.

Беляшова открыла дверь и ещё раз повернулась к той.

– Знаешь… Если тебе так надо, возьми и удочери её, ты же у нас та ещё мать Тереза, – последнее, что сказала Беляшова и скрылась внутри здания.

Катя как стояла посреди крыльца, так и осталась стоять как вкопанная, никак не желая поверить в происходящее.

Уже часом позже она влетела в квартиру, как вихрь, и прямо в дверях бросив пальто и сапоги, тут же кинулась к нижнему шкафчику трюмо.

– Катя, у тебя всё в порядке?! – на доносившийся из комнаты шум в зал сразу же прибежала Люба. – Я уж подумала, что воры влезли. Ты чего здесь расшумелась?

– Мать Тереза, ты посмотри-ка на неё, мать Терезу нашла… Видите ли, мужикам она не нужна с ребёнком… – Катя только и делала, что цедила слова сквозь зубы.

Люба стояла в полном недоумении.

– Кать, что ни день, то ты сюрпризы выкидываешь. С тобой, мать, ей-богу, ну совсем скучать некогда. Ты откуда такая всклокоченная явилась?

– Кукла! – тут же подлетела к ней Катя, её ноздри от эмоций раздулись как паруса. – Вся разукрашенная из себя, раз-ма-лё-ван-ная как матрёшка, в шубке до пят, за версту дорогими духами веет, – Катя театрально размахивала руками, пытаясь изобразить из себя Беляшову.

– Да кто?! Может, ты мне, в конце концов, уже объяснишь? – уставилась на неё Люба.

– Кто-кто – конь в пальто! Беляшова эта, – Катя принялась снова копошиться в ящике.

– Кать, ты сдурела? Ты что, к Беляшовой ходила? Ты что, себя совсем не жалеешь?

– Люб, я должна была с ней встретиться, понимаешь? Должна была. Посмотреть в глаза этой… – Катя стиснула зубы.

– Посмотрела? Что увидела? – Люба демонстративно как учитель сложила руки на груди.

– Посмотрела… – Катя села на пол. – Люб, в них столько безразличия. Такое ощущение, что она любить не умеет.

– Любить не умеет? – засмеялась Люба. – Катя! Раскрой глаза! Да она любит… Очень даже любит – деньги!

– Люба! Не передёргивай! Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю. Знаешь… – Катя снова опустила глаза. – Она про Антона так сказала, будто он какой-то прохожий для неё… Ну, был и был… «Всё прошло», – говорит.

– И правильно! Умная девка. Это ты у нас любитель кашу по тарелке годами размазывать, а жизнь-то, между прочим, продолжается… Слушай! – Люба снова встала в учительскую позу. – А, может, ты удовольствие от этого получаешь? Ну от этого… От самобичевания, а? Мазохистка, может?

– Да ну тебя! – улыбнулась Катя. – Вечно ты что-нибудь сморозишь.

– Ну до твоих-то фокусов мне точно далеко. Я что-то не пойму, ты, что здесь ищешь?

– Документы… Буду подавать на удочерение.

– Что? – Люба тут же подлетела к ней ближе. – Ты, что, с ума сошла? Очуметь! – Люба театрально подняла руки вверх, будто взывая в этот момент ко всем Богам. – Вы только посмотрите на эту благодетельницу! Её предали, ребёнка чужой бабе сделали, а она удочерить теперь хочет. Нет! Увольте, я в этом театре абсурдов участвовать не собираюсь, – Люба снова развела руками и пошла в комнату к малышке.